Это он! Это точно он! Мразота! Я узнаю его машину. Бэха семерка, стоит у фонаря на отшибе, позади одинокой девятиэтажки. И номер я запомнил, и эти три буквы ДНО.
В салоне горит свет. Вон он сидит – лысеющий ублюдок с обвисшими щеками. Сейчас ты за все ответишь…
Я поднимаю с грязного снега осколок кирпича, подхожу ближе. Что есть силы кидаю в лобовуху. Стекло покрывается сетью трещин. Урод в шоке. Я надеваю кастет, разбиваю боковое стекло. Он хватает биту с переднего сиденья. Рывком открываю дверь, за шкирку вытаскиваю гада.
— Убью, паскуда! – Я бью его по голове, по лицу, брызжет кровь. Ублюдок орет, ничего не понимает. Он махнул битой, я успеваю наклониться. Она пролетает над головой. Ударяю кастетом в челюсть, он оседает, роняет биту. Я отшвыриваю ее ногой в сторону.
Он пытается закрываться. Кидаю его на окровавленный снег, беспорядочно наношу удары, пинаю ногами. Он кричит и зовет на помощь.
— Где она?! – ору я в бешенстве, бью ногой в морду. – Говори, где Вика, скотина!
Сволочь выплевывает зубы, ползает по снегу и мычит. Снова обрушиваю на него град ударов, бью кулаками, топчу ботинками.
— Ты ведь Клоп? Да? – мой голос срывается. – Вспомнил, как меня из машины на ходу выкидывали?
Он узнал меня. В его глазах выражение удивления и злорадства.
— А, это ты, лох залетный… – Голос у него гнусавый и дребезжащий. Он лежал на спине, хрипел и сплевывал кровь на обледеневшую землю.
Лицо подонка превратилось в кровавую маску. Клоп осклабился. Улыбка выглядела дико и сюрреалистично.
– Сам объявился? Да только поздно уже, парнишка. Всего одна ночь осталась. Тебе не успеть до рассвета…
— Говори, ублюдок, где она? – я схватил его за воротник куртки и еще раз врезал кастетом. Его голова мотнулась.
Внезапно урод залился мерзким крысиным смехом. От этих звуков мне стало не по себе.
— Аха-ха-ха! Как ты был лохом, так и остался! Ну убил ты его и чего? Он вроде и дохлый… а по новой на дело идет! Ведь оживет мужик! – он хихикал и радовался. – Придет ночью мертвячок и укусит за бочок! Аха-ха!
Я лупил его изо всех сил. Я молотил по его морде, чтобы он заткнулся. Я хотел раскроить его череп. Все это ненормально, противоестественно. Этот бред пугал и давил на психику. Ты под наркотой что ли, скотина… …
— Давай, паренек, еще, сильнее! – Клоп захлебывался сумасшедшим безумным хохотом. По моей спине пробежала дрожь. – Покажи, на что ты способен! Тебе ведь нравится это!
Чем больше я бил его, чем сильнее я разбивал это поганое рыло — тем больше он веселился, улюлюкал и хохотал. Казалось его смех проникает в подкорку, буравит мозг и сводит с ума. Я потерял счет ударам, а рука моя онемела.
Я сидел рядом и переводил дыхание. Навалилась страшная усталость – словно вся моя энергия перешла к нему. Я чувствовал себя как выжатый лимон. Как будто он подпитывался моим негативом.
Кисть болела. Мерзкий окровавленный череп с лохмотьями кожи и мяса смотрел на меня белками веселых глаз и улыбался отвратительным оскалом. Он вытащил длинный язык и крутил им, словно издеваясь надо мной.
Что происходит? Так не должно быть! Обычный человек давно бы уже потерял сознание…
Мразь лежала на спине, извивалась, корчила рожи и дразнила меня. Я рывком схватил его тушу, посадил возле машины, прислонил к колесу. Подобрал биту. Он сидел, склонив голову и хихикал себе под нос, с лица падали капли крови. Когда же ты заткнешься?
Я прицелился и с размаху врезал битой по башке. Он завалился на бок и затих.
Мерзкий хохот еще стоит в ушах. Дышать тяжело, я расстегиваю свою кожаную куртку. На джинсах кровавые брызги. Злоба переполняет. Беру биту, разбиваю заднее стекло. Ботинки скользят по ледяной корке, я падаю на снег.
— Вы что ж это делаете, нехристи! – заголосила с балкона какая-то бабка. – Житья от вас нет! Я сейчас полицию вызову!
Я надеваю капюшон толстовки, натягиваю шапку на глаза. Быстрым шагом иду прочь. Дыхание еще перехватывает, в висках стучит. Зубы дрожат от напряжения.
* * *
По улицам ходят мрачные прохожие. Город-миллионник провожает очередной будний день. В свете фонарей играют снежинки. Ветер гулко завывает в крышах домов. Ладони замерзли, я пытаюсь согреть их дыханием.
Забредаю в какой-то сквер, там безлюдно. Сажусь на лавочку. На соседней скамейке отвернувшись лежит бомж.
Я закурил и попытался собраться с мыслями. Зазвонил мобильник. Высвечивается фото Светы.
— Алло, Олег, ты где? Где ты? – Светка нервно кричит в трубку.
— Все в порядке, Света. Я ищу ее.
— Она ходит где-то там. Я чувствую. Найди ее. Тебе нужно успеть до рассвета.
Светка тяжело дышит. Я понимаю, что она находится в крайне взвинченном состоянии. Лишь бы не натворила глупостей…
— Олег, убей ее! Просто убей! – взволнованно шепчет Светка. – Другого выхода нет! Уж лучше так, чем остаток жизни… Это хорошее дело, правильное. Бог тебя простит. Она даже по документам нигде не числится. Ее никто искать не будет… Или привези ее ко мне, я знаю подход к ней… Крестик на тебе?
— Да.
— Не снимай его! Снимешь – худо будет! Ой худо будет!
— Света, послушай…
— Крестик тебе поможет… Помни, что я говорила… Главное не слушай ее. Она врет! Все время врет!
— Света, успокойся! – твердо говорю я. – Возьми себя в руки.
— Олег, я уже все решила. – она всхлипнула. – Я не хочу так жить. Чернота обступает. Ты сильный, ты справишься. Прости…
— Света! – ору я, но она отключается. Ругаюсь, набираю ее, но в трубке лишь длинные гудки.
Плохо, все очень плохо. Сплошной мрак и безысходность. В ушах стоит крик Светки. За убийство дают лет восемь… Выйду только в тридцатник… Безрадостная перспектива.
Я снова посмотрел на фото Светы. Короткие черные волосы, большие прозрачные голубые глаза, худощавая угловатая фигура. Красивое лицо с оттенком детской наивности.
Она младше меня на год. Я помню этот зимний день и ее звонок, и как она пришла ко мне домой, в дурацком летнем платье, легкой курточке и босоножках. Принесла с собой серебряный крестик, всякий хлам… В таком виде она шла через весь город. Просто удивительно, как ее не забрали в психушку. Отчаяние в глазах, горячечный бред… Я закутал ее в плед, напоил чаем, оставил у себя… Позвонил ее маме, чтобы она не беспокоилась…
Сознание Светы уже распадалось на части и я не прекратил наше общение лишь потому, что сам находился в подобном состоянии черной бездны… Ведь наши беды начались в один день.
Откуда она знает такие вещи? В том числе и про меня? Она что, экстрасенс? Или психическое расстройство пробуждает паранормальные способности?
Во мне пробуждались лишь мрак, злоба и ужас.
Ветер усиливается. Хлопья снега кружат в призрачном свете. Холод проникает под кожу.
— Эй, мужик! – я подошел к спящему бомжу. – Вставай, замерзнешь. Где тут бар «Летучая мышь»?
Бомж не отвечал. Я потряс его за плечо. Он откинулся на спину и я оторопел. На шее зияла рваная дыра. Да уж, такие раны несовместимы с жизнью. Кожа свешивалась лоскутами, виднелась заледеневшая кровь. Это покойник. Стеклянные глаза безжизненно смотрят в черное зимнее небо.
* * *
Я помню, как стоял в прихожей у Светы. Она живет с мамой в этой двухкомнатной квартире. Угрюмо смотрю на себя в зеркало — хмурое лицо, в голубых глазах тяжесть, на душе груз… Этот холодный сгусток черноты – он растворяет меня изнутри… Проникает в сердце, крадет жизненное тепло… Откуда он взялся? Сколько мне еще мучаться? Где искать причину?
Каждую ночь мне снится кошмар, что я сгораю заживо… Огромный огнедышащий монстр отрывает мне голову, рвет клыками тело на части, пожирает меня... Лютый огонь сменяется смертельным холодом. Я просыпаюсь, хватая воздух ртом и крича во всю глотку.
А ведь все было так хорошо…
Надеваю куртку. Кастет в кармане, нож в футляре на поясе. На кухне плачет Светка. Потом она подходит и мы обнимаемся.
— Будь осторожен, дурачок белобрысый…
— Все будет хорошо! – говорю я.
— Я сегодня не выйду из квартиры. – говорит она и кивает на подкову, обмотанную красной нитью. – Он бродит рядом. Я знаю это. Он стучал в окно.
Я молча вздыхаю. Она ведь живет на седьмом этаже…
— Света, успокойся, скоро придет твоя мама. Все будет нормально.
— Олег! Человека убить дело-то плевое, а за этой сволочью еще надо угнаться. Они вертлявые как крысы…
— Света, хватит!
Долгий поцелуй.
— Иди! – говорит она со слезами светлой печали на глазах.
Выхожу из подъезда. Морозный воздух, зимняя темень. Шум улицы. Идет снег.
Сажусь за руль своей Тойоты. Еду по темным дорогам, руки судорожно вцепились в руль.
Нужно добраться до другого края города. Я очень редко появлялся там. Эта поганая окраина всегда славилась криминалом, уголовщиной и отбросами всех сортов. Вместе с темнотой там выползает вся нечисть и творит свои беснования. Сатанинское дно, куда вменяемому человеку лучше не показываться ночью. Черный притон отморозков и нелюдей.
Куда ехать? На картах этого места нет. Может у местных поспрашивать?
Надо доехать до центра района. Свет фар выхватывает кривые очертания старых домов. Кривые фонари, мусорные ящики, загаженные подъезды. Серые и депрессивные прохожие. Атмосфера тлена и упадка сквозит здесь во всем.
Так, здесь можно срезать. Заезжаю в тесный проулок.
Стоп, что это? На дороге кто-то лежит, спиной ко мне. Какой-то пьяница не дошел до дома?
Сигналю, кричу в открытое окно: «Эй, вставай!». Ноль реакции.
Дурак я, идиот! Надо было ехать несмотря ни на что… И плевать, что колесо проедет по этой туше.
Вылезаю. Надо оттащить его, что ли…
— Эй, вставай, друг! Иди домой! – я подхватываю его под руки. Он что-то мычит.
Внезапно он резко вскакивает. Ослепительный удар в лицо!
Очухиваюсь сидя на асфальте.
— Да ты за меня не переживай! — урод стоит, совершенно трезвый. Он улыбается и потирает кулак. – Ты за себя волнуйся!
Откуда-то из-за углов выскакивают люди. Мерзкие рожи шакалов, поганые ухмылки. Местная шпана. Они окружают меня. Я встаю, держась за разбитую скулу. Голова кружится. Всего их пять человек.
— Эй, Кирпич! Машину отгони на базу! – командует тип, который меня ударил. Наверное, их главный. – И побыстрей давай!
Какой-то парень прыгнул в мою Тойоту и тронулся с места.
— Все, нет у тебя больше тачки! – осклабился главный. – Было ваше, стало наше. Пешком ходить полезно.
Я мрачно молчу. Ладно, тварь! Когда тебя за решетку упекут – все веселье пропадет…
— Ну-ка стой, не рыпайся! – один подонок схватил меня сзади за шею. Я захрипел. Тот крепко меня держал.
Главарь вдруг резко ударил меня в живот. Еще раз. Я застонал.
— Значит делаем так! Сейчас заливаем в него водки. – шипел ублюдок. – И потом башкой вниз кидаем в люк. Вот и все. Дескать пьяный полез в канализацию, да и шею сломал. Утюг, дай пузырь!
Подручный достал из куртки бутылку, протянул ему.
— Слышь, открывай рот! – Главарь поднес ее к моим губам. Я стиснул зубы. – Или сейчас зубы выбью и все равно засуну!
Я подчинился. Он запихал мне горлышко чуть ли не в глотку. Стекло противно царапнуло по зубам. Я поперхнулся и водка полилась наружу.
— Ну-ка пей давай! – озверело заорал он и снова ударил меня в живот.
Черная мутная волна поднималась во мне. Словно из холодного сгустка вырывается чужеродный хищник, жаждущий крови и смерти… Я никогда раньше не испытывал такого странного чувства.
Запускаю руку под куртку, нащупываю футляр. Водка льется в горло, захлебываюсь.
Достаю нож.
Бью лезвием в ногу ублюдка позади меня!
Тот орет, отпускает меня. Главарь отпрянул, бутылка упала и разбилась. Я развернулся, махнул рукой наугад. Урод держится за ногу… Нож пробивает ему шею насквозь.
Выдергиваю лезвие, тот валится на землю. Из горла красный фонтан. Он трясется в конвульсиях.
Кидаюсь на главаря. Бью ножом в живот, в грудь, в сердце… Тот жалобно визжит: «Нет! Нет!». Затихает.
Вскакиваю, в руке окровавленный нож. Двое скотов испуганно переглядываются.
— Валим! – орет один. – Звони Вике! – они задали стрекача.
Я остолбенел. Я не ослышался? Вике? Вот это поворот…
Я судорожно оглядываюсь. Гад с пробитой шеей еще корчится, главарь затих. Смотрю на нож в своей руке. Это сделал я? Неужели я способен на такое?
Из-за угла вышли две тетки с авоськами. Они перекосились и засеменили прочь с криками «Полиция! Полиция!».
Надо бежать! Несусь во весь опор, не разбирая направления. Вперед, вперед… Стоп, в руке же окровавленный нож! Надо выбросить! Куда, в мусорку? Найдут же! Плевать, кидаю нож за какой-то деревянный забор. Бегу дворами, закоулками, ныряю в подворотни. Швыряю футляр в кусты. Прохожие испуганно смотрят на меня. Мысли разбегаются, все тело горит, кровь бурлит…
Наконец падаю на какую-то скамейку. Дыхания не хватает, сердце молотит. Страшно. Какой ужас. Хватаю голову руками. Меня что, посадят? Но это же самооборона! Мне ничего не оставалось! Я защищал свою жизнь! Иначе бы меня убили! Убежал с места преступления… Слезы катятся из глаз. Что теперь будет?
Я вспомнил, как один из них кричал: «Звони Вике!». Это в корне меняет дело… Это не простое ограбление.
Так, спокойно только... Надо взять себя в руки. С Тойотой потом разберусь. Прихожу в себя. Оглядываюсь. Глухомань. Какие-то серые облезлые дома, промзона, трубы завода.
И вдруг – не верю своим глазам!
Это он! Это точно он! Мразота! Я узнаю его машину. Бэха семерка, стоит на отшибе возле фонаря, позади одинокой девятиэтажки. И номер я запомнил и эти три буквы ДНО.
В салоне горит свет. Вон он сидит – лысеющий ублюдок с обвисшими щеками. Сейчас ты за все ответишь…
* * *
Автобусная остановка, тусклый свет фонаря. Стоят три девушки, по виду студентки. Они о чем-то оживленно болтают и смеются. Я подошел поближе.
«Мы сидим, значит, бухаем…— рассказывала одна из них. – А я Комару говорю, слушай, Комар, почему у тебя такое прозвище? А он отвечает – ты борщ ешь быстрее, пока не свернулся …» Они дружно захохотали.
— Привет, девчонки! – я вышел на свет. Они уставились на меня и замолчали. – Знаете, где тут бар «Летучая мышь»? Его на картах почему-то нет.
Они переглянулись, пряча улыбки.
— Нет, не в курсе. – сказала одна из них, худощавая брюнетка с длинными спутанными волосами. У нее злые глаза, золотой пирсинг в носу и татуировка на щеке в виде маленькой звезды. Она зачем-то подмигнула подругам.
– Наверное, новый открылся – насмешливо сказала другая, в желтой шапке с помпоном.
— А знаете такую Вику с этого района? Высокая блондинка, лет двадцати, ходит в косой кожаной куртке с заклепками. Темные очки еще любит носить.
— С красной сумочкой такая? – спросила пигалица с короткими рыжими волосами.
— Да, точно.
— И еще ботинки на высокой платформе?
— Ага.
— И длинные прямые волосы?
— Верно.
— Нет, не знаем. – прыснула она. Она посмотрела на подруг, те захрюкали от смеха. – Ладно, пока!
Они странным образом одновременно разошлись и отправились в разные стороны. Я оторопел и пошел вслед за рыжей по темному переулку.
Она достала телефон и приложила к уху. Я услышал ее слова: «Он здесь. Он тебя ищет». Я напрягся.
— Эй, подожди! – крикнул я ей. – Да постой ты!
Она убыстряла шаг и вдруг перешла на бег. Я тоже побежал.
Мы оказались на заснеженном тротуаре с фонарями. Поодаль на лавочке сидели два парня с бутылками пива в руке. Вдруг она завизжала:
— Помогите! Спасите!
«Что ж ты творишь, дуреха…» — подумал я. С тротуара было не свернуть из-за сугробов.
— Эй, слышь, ты че? – Плечистый бугай загородил мне дорогу. Рыжая побежала дальше.
– Отвали от девчонки. – он пихнул меня в грудь.
— Да мне спросить у нее только. – пропыхтел я. Я попытался пройти, но он схватил меня за грудки и не пускал. – Да отвяжись ты!
Вдруг он ударил меня головой в переносицу. На снег брызнула кровь. Я схватился за лицо и отшатнулся.
— Ну как, еще хочешь? — Он приближался.
Я нащупал в кармане кастет, надел его и с размаху врезал по наглой морде. Тот грохнулся на тротуар, потеряв сознание.
Второй тип вытащил из кармана газовый баллончик.
— Не подходи, козел! – он выставил его перед собой.
Я выругался и стал пробираться через сугробы. В ботинки набился снег. Потом я нырнул в ночную темноту домов спального района.
* * *
Я пробежал несколько дворов. Стало понятно, что искать рыжую бессмысленно. Я прошел еще немного. Зачерпнул снега, приложил к носу. Крепко он меня саданул. Надо подождать, пока остановится кровь.
Вдруг я услышал сдавленные женские крики: «Помогите! Кто-нибудь!». Два каких-то скота прижали девчонку к стене заброшенного дома. Она рыдала и звала на помощь. Я присмотрелся – да это же та, в желтой шапке! Надо помочь. Заодно выясню у нее, где мне искать.
Продираюсь в тени через кусты. Вижу двух парней, старше меня.
— Слышь, давай по-хорошему! – рычит тот, что повыше. – А то по-плохому будет.
— Ты ж сама хотела, кобыла! – другой здоровяк расстегивает ей куртку. – А теперь жалуешься!
Неслышно подхожу сзади. Резко бью кастетом высокого по шее. Тот дергается и падает как тюфяк. Другой резко оборачивается.
— Ты че? – на его роже удивление. Он что-то достает. Щелчок! – выскакивает лезвие из ножа-выкидухи.
Пинаю ногой по руке, нож отлетает. Он прыгает на меня, валит в снег. Садится сверху. Лупит меня по лицу, я пытаюсь закрываться. С меня слетает шапка. Он срывает кастет, отбрасывает. Получаю по лицу огромным кулаком, еще, еще…
Такого кабана не сбросить. Что есть силы хватаю его зубами за щеку, разрываю. Брызнула кровь. Он дико заорал и схватился за морду. Скидываю его с себя, он вопит как сумасшедший.
Краем глаза вижу как девчонка подбирает в снегу нож. Она бежит… на меня!
Еле успеваю отпрыгнуть в сторону.
— Уйди, урод! – орет она на меня и машет лезвием. – Что ты с ними сделал, гад! Парни, вставайте! Убейте его!
Ах ты, маленькая мразь. Вот и помогай после этого. Крыса мелкая.
— Пацаны, сюда! – орет она куда-то в сторону. – Сюда! Валите его.
Вижу вдалеке группу каких-то людей. Они приближаются.
Я бегу со всех ног.
* * *
Бегу по дворам, по темным улочкам, перепрыгиваю через скамейки. Кругом какие-то помойки, старые дома, решетки. Перелезаю через заборчики, бреду по колено в снегу. Вроде никто не гонится. Я остановился.
Кастет жалко. Да и шапку потерял. Но не возвращаться же. Вижу супермаркет. На крыльце магазина сидит парень. Он держится за голову, шатается, под ним лужа крови на грязном снегу. Ладно, не мои проблемы.
— Здравствуйте! — обратился я к парню. — Не подскажете, где здесь бар «Летучая мышь»?
Он поднимает голову. Глаза заплаканы, на лице маска страдания. Он что-то мычит, во взгляде отчаяние.
— Он тебе не ответит. – из-за угла вышла девчонка. Это же та самая брюнетка с пирсингом!
Она приблизилась. Молча вложила мне в руку какой-то влажный и мягкий комок. От неожиданности я выронил это в снег.
— Ты чего? – удивился я.
— Мы с ним целовались и… – она зашлась дебильным хохотом. – …И я ему… я ему… язык откусила, аха-ха-ха!
Я обомлел и отшатнулся. Это что, она мне язык в руку вложила? Это шутка?
— Так что он тебе никак не ответит. – заливалась она.
Вдруг парень вскочил, что-то замычал и пошел на меня. Он широко открывает рот, оттуда ручьем льется кровь.
Вместо языка у него шевелящийся обрубок!
Парень хватает меня руками, я отталкиваю его. Он падает, утыкается лицом в снег и рыдает.
Я перевожу дыхание. Что это за ужас? Может это дурацкий розыгрыш? Бред какой-то!
— Эй, дружок! – кричит мне девчонка. – Вику ищешь? Пойдем покажу!
Я удивленно замер, а потом подбежал к ней.
— Точно покажешь? Далеко идти?
— Здесь рядом.
Она повела меня по каким-то темным закоулкам. Мы шли молча.
— А ты что, правда ему язык откусила? – спросил я. Она ничего не ответила.
— Меня Олег зовут, а тебя? – спрашиваю я. Она не реагирует.
Я мельком осмотрел ее. Странная какая-то. Вся дерганная. Глаза прикрыты, как будто спит на ходу. Чему-то улыбается. У нее тяжелое, спертое дыхание, словно ее кто-то душит.
Наконец она привела меня к большому промышленному зданию. Это был целый комплекс из производственных цехов и подсобных помещений. Горят фонари, заборы из железных сеток, хитросплетения труб и проводов.
Мы подошли к одному корпусу. На нем висела табличка с улицей и номером. Я прочитал: «Обрабатывающий цех». Мы спустились по ступеням перед входом в подвал. На стене горела лампочка. Замка не было, она открыла дверь. В проеме зияла чернота.
— Заходи! – сказала она.
Я прошел внутрь. Света нет…
В ту же секунду дверь за мной захлопнулась. Лязгнул засов. Я оторопел.
— Эй, ты че! – заорал я и толкнул дверь. Она не поддавалась. – Эй, слышь, открой, скотина!
Я начинаю молотить руками и ногами. Бесполезно. Мощная железная дверь закрыта наглухо.
Мать твою! Вот это попал!
Я тяжело дышу. Руки холодеют. Всего трясет. Дурак чертов! Баран безмозглый! Сам ведь виноват, пошел первым…
Бью ногой в дверь, чуть не плачу. Что делать? Звонить в экстренную? Мол, случайно забрел…А вдруг с полицией объясняться? Не хочется мне с ними общаться… Черт возьми, да тут и сигнал не ловит!
Вокруг кромешная темнота. Пахнет сыростью и цементом. Где-то жужжат мухи. Тишина давит. Завывает сквозняк и капает вода. Но здесь хотя бы тепло, мороз не чувствуется.
Включаю фонарик на телефоне. Узкий длинный кирпичный коридор, налево и направо. Тянутся трубы. Я потрогал – горячие. Иду направо. На уровне глаз труба, вентили, торчащие штыри. Сейчас бы в темноте воткнулся …
Подныриваю, иду дальше. Коридор поворачивает налево. Отмахиваюсь от мух. Вдали вижу тусклое мерцание. Подхожу. Тут дверь, из-за нее пробивается желтый электрический свет. Дальше тупик.
За дверью кто-то кашляет. Выключаю фонарик, стучу.
— Кто это? – слышу испуганный женский голос.
— Скажите, пожалуйста, как выйти на улицу? – спрашиваю я вежливо. – Я не в ту дверь случайно зашел.
Внутри раздается какой-то грохот, словно падает стул. Тишина.
— Как ты сюда попал? – из-за двери взволнованно шепчет какая-то девушка. – Это же невозможно. Здесь не ходят просто так.
— Да вы мне только дорогу объясните. Я уж сам найду.
— Нет… — девушка всхлипывает, голос дрожит. – Сюда нельзя попасть и отсюда нельзя выйти. Это место без начала и конца. И время тут течет по-другому. Здесь ходят страшные существа. Их триста шестьдесят семь, я запомнила. Они кричат и зовут на помощь, но это все обман, им нельзя верить…
«Сумасшедшая, что ли?» — подумал я.
— Я познакомилась с одной девочкой… забыла имя, такая высокая, с пирсингом в носу и тату в виде звездочки… — продолжала она сдавленно. — Она все спрашивала, есть ли у меня родные… Нет, я сирота… Мы сидели в пиццерии, она наверное что-то подсыпала мне в колу. Странный вкус… Меня стало мутить… мы вышли на улицу, тут подъехала какая-то машина…
Она замолчала. Я прислонился к дверной щели и вслушивался. Пахло чем-то мерзким.
— Меня зовут Олег, а тебя? – спросил я.
— Не помню…сейчас… Даша! – она закашлялась. – Мое имя Даша. Меня посадили сюда, на цепь. Я сижу здесь давно, очень давно. Уже не помню сколько. Тут мало места. Только голые стены, стул, матрас и ведро для туалета. Мне приносят пищу и воду через окошко внизу двери. Но сейчас перестали. Здесь капает вода из трубы, я могу пить. Но я жутко хочу есть. И Юля тоже хочет есть.
— Какая Юля? – переспросил я.
— Это моя мертвая дочка.
Меня передернуло. Что за бред?
— Понимаешь, я была беременна… — Даша стала говорить очень быстро. – И здесь у меня родился ребенок, девочка. Эти злые люди хотели ее забрать, но я их обманула! – радостно закричала она. – Я подсунула им куклу! И теперь моя Юленька со мной. Правда она родилась мертвенькой, но это ничего, главное что я люблю ее! И она меня любит! Она не шевелится, но может разговаривать. Послушай! Она говорит, когда я поворачиваю ее вниз головкой.
Из-за двери раздался кукольный механический голос «Ма-ма! Ма-ма!». Что за идиотизм? У нее кукла в руках? Меня мутило от этого безумия.
— Юленька очень любит кушать. Я кормлю ее грудью, но еще больше она любит кушать мух. Они прилетают через вентиляцию. Мы ловим их вместе и кушаем. А потом я пою ей колыбельную.
Даша запела тонким голоском:
— Баю-баюшки-баю! Не ложися на краю! Придет ночью мертвячок! И укусит за бочок!
Где-то я уже это слышал…
— Слушай, Даша! Я сейчас попробую найти выход. Я пришлю помощь. Все будет нормально.
— Олег! – всхлипнула она. – Посмотри пожалуйста на меня в замочную скважину. Мне так плохо.
Я присел, но на всякий случай смотреть не стал.
— Смотришь? – спросила она.
— Да, Даша.
Вдруг из скважины выскочил и заелозил длинный гвоздь. Я отпрянул.
— Ах ты, гад! – заорала Даша. – Я знаю, ты одно из этих существ! Издеваться пришел, да? Откройте мне дверь! Выпустите меня!
Она стала барабанить по двери.
— Откройте мне дверь! Оно здесь! Оно рядом! – она визжала безумным нечеловеческим криком.
Слушать это было невыносимо. Дальше спрашивать бесполезно. Грохот бил по ушам. Я тяжело вздохнул и отправился обратно.
* * *
Вот и дверь, через которую я вошел. Я пнул ногой. По-прежнему заперто.
Иду в левую сторону. Коридор поворачивает вбок, вправо. Фонарик освещает стены холодным светом. Наглухо закрытые железные двери. Откуда-то слышен непонятный звук – словно чем-то царапают по стеклу. Паутина, обломки кирпичей на полу, запах нечистот… Опять эти мухи, будь они неладны.
Внезапно раздается стон. Прислушиваюсь. Мне не показалось. Тут определенно кто-то есть. Звук идет откуда-то сверху. Я направляю свет, там какое-то шевеление.
— Кто здесь? – кричу я.
— Кто это? – мне отвечает сдавленный пересохший голос из-под потолка. – Помогите мне! Мне больно! Я ничего не вижу, тут высоко!
— Я Олег! Я заблудился здесь! – быстро говорю я. – Как мне отсюда выбраться?
— Братан… братишка… — слышны всхлипывания. – Ты не из этих, да? Слушай, тут выключатель должен быть. Поищи на стене.
Я ищу фонариком и тут же вижу неприметный выключатель. Поворачиваю, вспыхивает тусклая грязная лампочка. Кругом мрачные сырые стены, бетонный пол, сверху трубы с ободранным рубероидом.
— Я Паша! Меня зовут Паша! – пыхтел парень сверху. – Друг, я пошевелиться толком не могу. Меня во что-то замотали. Все тело болит. У меня что-то с руками. Олег, помоги мне, умоляю!
— Да, сейчас, друг, конечно!
Трубы находились чуть выше поднятых рук. Я подпрыгнул, ухватился, подтянулся. Закинул ногу и кое-как вскарабкался. Поднялась пыль, я чихнул.
На трубах лежал какой-то босой пухловатый парень в камуфляжных штанах и голым торсом. Он был обмотан колючей проволокой. Железо впивалось в расцарапанное тело. От него жутко разило. Он с мольбой смотрел на меня.
Его примотали к скобам в стене. Что за изверги?
— Что случилось то, Паша? – я принялся разгибать проволоку.
— Да понимаешь… козлы одни налетели… уроды вонючие! – Паша чуть не плакал. – Я сам-то с деревни родом, дембель еще не отгулял. Приехал в этот город к армейским друзьям... Елисей, Каптер… Еще Сашка Сержант. Но это не звание, просто прозвище. У него была привычка кричать по пьяни: «Я сержант! Я буду сержантом!». Так-то он рядовой.
Я кивал головой и слушал. Да уж, одни сидят на трубах, а другим нужно успеть до рассвета. Проволока впивалась в ладони.
— Мы искали, где посидеть и выпить… На свою беду залезли сюда, тут решетки плохо держатся. А тут эти, козлы вонючие, бандиты… — голос Паши задрожал. – Говорят, эта наша территория и чужим здесь не место. Убили ребят… — он пустил слезу. – Каптеру ножом брюхо вспороли, кишки наружу. Елисей это увидел, крышей двинулся… сидит, хихикает… Они ему нож вложили в ладонь, мол, это он убил. А потом вены на руках перерезали, дескать самоубийство. А Сержанта в петлю засунули, как свидетеля, мол тоже суицид.
Паша плакал и морщился.
— Меня избили, говорят, за тобой позже придем. Что-то вкололи. Я потерял сознание. Очнулся здесь, пошевелиться не могу. Лежу тут без воды и еды, думал помру. Кричу, никто не отвечает. Все штаны обгадил. — он залился слезами.
— Паша, а что тут за сумасшедшая девчонка сидит? Тоже бандиты удерживают?
— Не знаю, Олег! Наверное!
Наконец я освободил его от проволоки. Раны сочились кровью.
— Тело не чувствую. – Паша стал шевелится. – Руки не слушаются.
Парень достал руки из-за спины.
И вдруг заорал диким голосом.
Кистей у него не было.
* * *
Паша захлебывался в рыданиях. Я хмурил лоб и кусал губы.
— Скоты вонючие… уроды.. – выл он. – За что вы меня так? Гады поганые!
— Надо идти быстрее. – сказал я. – Пока они не вернулись.
Паша с кряхтением сел, свесил ноги и прыгнул.
— Ааа! – заорал он. – Сука! Я ногу сломал!
Я свесился на руках и спрыгнул. Паша вопил как резаный. На полу виднелась кровь. Из ноги торчал обломок кости. Открытый перелом.
— Паша, как тебя угораздило!
Он катался по полу и кричал.
— Паша, тише, вдруг они услышат!
Я попробовал поднять его. Тот завыл еще сильнее.
— Нет, Олег, так еще хуже! Брось меня! Иди за помощью!
— Паша, я быстро! Держись!
Я побежал по вонючему коридору. Он поворачивал налево, в паре шагов была дверь. Так, кодовый замок. Примитивный, нужно одновременно зажимать три кнопки. Ну и что делать?
— Паша, тут кодовый замок! Код знаешь? – крикнул я.
— Нет, Олег, я не в курсе. – простонал он.
Стоп, там же можно посмотреть по отпечаткам. Наиболее часто используемые кнопки выделяются. Я попробовал комбинацию – бесполезно. Еще и еще раз. Никакого результата. Так, а что там говорила Даша? Какие-то три цифры… 367? Я нажал сочетание. Щелчок! – дверь открыта. Уф, какое счастье!
На стене рубильник. Надеюсь, он включает свет на всем уровне. Поднимаю его. Вдали загораются несколько лампочек. Бегу вперед.
Чертовы мухи, здесь вас немеряно. Здесь поворот налево и направо. Иду налево. Сбоку надпись «Элеваторная ЭУ-01», бетонная комната…
Ужас. Омерзение. Шок.
Тусклый свет. Кружат мухи. Передо мной лежат окровавленные изувеченные обнаженные тела.
Два трупа лежат на бетоне в луже крови. На полу внутренности, кишки. Рядом в петле болтается голый мертвый человек с высунутым языком.
Я хватаюсь за стену и меня выворачивает.
Один человек лежит лицом вниз. Наверное это тот, кому вспороли живот. Другой лежит на спине, его тело без повреждений. Лишь на запястьях видны порезы. По телам ползают мухи.
Спазмы сотрясают меня. Я кашляю, меня мутит. Это же друзья Паши!
Стоп! Вон тот, с порезами на руках… Он… поворачивает голову? Мне кажется?
Его лицо уставилось на меня… открывает глаза… Это галлюцинация?
На его бледных губах улыбка.
Голос тихий… но звучит как грохот…
— Мух у нас тут много…
Я бегу во весь опор, ударяясь о трубы…
Он жив? Или я схожу с ума? Это видение? Бежать, быстрей бежать… Несусь от одной грязной лампочки к другой.
Бесконечные однообразные стены. Переходы, коридоры, закоулки. Треснувшие манометры, вентили, струи горячего пара, приходится нагибаться. Сырые стены с мокрицами и пауками. Куски рубероида под ногами. Какие-то ступени вниз. Куда двигаться? В каком направлении? Ощущение, что я спускаюсь под землю все глубже и глубже. Может я бегаю кругами? Сигнала на мобильнике нет. Еще не хватало заблудиться здесь и умереть под ржавой трубой.
Как глубоко я забрался вниз? Может надо мной километры земли? Где же выход из этого каменного лабиринта…
* * *
Я сидел на песке, прислонившись к шершавой стене и чуть не плакал. Я окончательно заблудился. В какой-то момент все лампочки резко потухли. Я опять оказался в кромешной тьме. Вся надежда на фонарик мобильного, но заряд нужно беречь.
Надо мной табличка «Шахта ПУ-04». Я точно помнил, что уже проходил здесь. Получается я хожу кругами.
Так, только спокойно, без паники. Буду светить вспышками, а потом идти по памяти наощупь. Сейчас иду налево. Ориентиром будет эта табличка. Иду, держась за стену.
Вспышка. Потолок теряется где-то вверху. У стены куча мусора, лестница наподобие пожарной. Куда ведет лестница — не видно, из трубы вырывается пар. Мешки с бумагой, поролон, изолента, какие-то респираторы… Это что, комбинезон? Свечу еще раз и вздрагиваю.
Передо мной лежит скелет. Грязный череп, пустые глазницы. Отвратительное зрелище. Из рукавов дырявой синей униформы торчат кости пальцев. Ботинки словно разъедены кислотой, виднеются кости пальцев ног.
Из нагрудного кармана торчит бумажка. Достаю, читаю. Приказ о консервации шахты ПУ-04, подпись, неразборчивая печать. Дата – 1989 год. Ого, какая древность.
Это что, мне суждено стать таким же скелетом на куче мусора? Ну уж нет!
Вдруг по ноге что-то пробегает. Я дергаюсь и судорожно направляю фонарик. Что это?
В углу сидит крыса. Она не убегает от света, а словно смотрит в ожидании. Бросаю в нее консервной банкой, но она не убегает. Мелькает мысль, что крысы ведут себя так нагло лишь в присутствии поддержки. И точно – вижу еще несколько грызунов.
Вот почему ботинки скелета изъедены! Это не кислота. Их прогрызли крысы в поиске желанного мяса. Человеческого мяса.
Их все больше, уже с десяток. Мерзкие комки шерсти уже нагло подбираются ко мне. Одна тварь уже подбежала и куснула меня острыми как бритва зубами. Я дергаюсь, топчу гадину, брызжет кровь.
Бежать! Куда? Тут их целая стая. Догонят. Заряд скоро кончится, в темноте не убежать! Уже весь пол кишит ими, подбираются к моим ногам. Дело принимает серьезный оборот. А из коридора бегут еще и еще!
В ужасе бегу к лестнице, залезаю повыше. Свечу вниз. Да их тут десятки, если не сотни! Озверевшие маленькие хищники снуют уродливым ковром. Они агрессивно пищат, чувствуя мой запах.
Вот и все, конец. Путь вниз отрезан. Я готов выть от отчаяния. Хотя… тут есть вентиль. Закрываю его, пар прекращается. Можно залезть повыше. Должна же лестница куда-то вести.
Карабкаюсь вверх. Уже высоко, метров тринадцать есть. Лестница скрипит, вываливаются болты. Так можно грохнуться вниз и разбиться насмерть. А если сломаются ноги и позвоночник? Лежать и орать, пока тебя живьем грызут крысы? Страшная смерть…
Лестница вывела на хлипкий железный мостик, сваренный из прутьев. Он громыхает и шатается. Я растянулся на полу, чтобы отдохнуть. Тело ноет, в душе мрак.
Встаю, свечу. Мостик у стены длиной метров семь, ведет к двери. Перед ней всего один метр железа, потом провал в два метра – пара секций мостика обвалились.
Я осмотрел крепления и конструкцию. Кто все это делал? Экспериментировали что ли? Какие-то нелепые кронштейны, болты и нарушение всех правил.
Надо прыгать, другого варианта нет. Проклинаю все на свете. Внутри все сжимается.
Ладно, тут всего-то пара метров. С разбега можно одолеть. Конечно придется одновременно светить фонариком. Не помню, сколько я прыгал в школе… Так, надо бы порепетировать движения. Второго шанса не будет.
Концентрируюсь, собираюсь, дышу. Мысленно представляю действия. Отхожу на другой край мостика. Ну, давай!
Разбег. Прыжок…
Удар. Болты вылетают. Крепления рушатся. Секция складывается, бьется в стену.
— ААА!! – ору я. – ААА!!
Болтаюсь на хлипкой железке – успел зацепиться за прутья левой рукой!
Правой судорожно сжимаю светящийся мобильник. Я впечатался лицом в бетонную стену – но это мелочи. Сердце стучит как бешеное.
Никогда не думал, что буду висеть на одной руке на высоте четырехэтажного дома. Эх, сейчас вылетит еще один болтик – и у крыс намечается праздник. Держись, железяка, пожалуйста, держись!
Можно сунуть мобильник в рот. Правда, есть риск уронить. Кладу в карман, хватаюсь обеими руками за прутья. Кое-как подтягиваюсь. Ощущаю себя горе-альпинистом, потерявшим свою страховку. Теперь надо схватить металлическую ручку и открыть дверь. Но что, если дверь закрыта?
Меня охватил ужас. Если дверь закрыта – можно сразу прыгать вниз… Сейчас решалось все.
Хватаюсь за металлическую ручку двери. Надеюсь не отвалится… Вроде держит.
Дверь не поддается.
Я в панике. Может заклинило? Может посильней дернуть? Упираюсь ботинками в болтающуюся железку. Она не выдерживает, отваливается и с грохотом падает вниз.
И вот я повис на огромной высоте, на правой руке, ухватившись за ржавую дверную ручку. Слезы текут из глаз. Это конец.
Упираюсь ногами в стену, толкаю. Бесполезно. Скоро пальцы разожмутся сами.
Вдруг осеняет мысль – тут же есть защелка! Маленький крутящийся рычажок. Нащупываю его, со скрежетом поворачиваю по часовой стрелке. Нет эффекта. Толкаюсь ногами – нет.
Поворачиваю защелку еще. О, чудо! Дверь скрипит и распахивается!
Стон радости из груди. Теперь болтаюсь на открытой двери у стены. Лишь бы петли были крепкие… Отталкиваюсь ногой от стены, двигаюсь к дверному проему. Пытаюсь забросить ногу за порог. Извиваюсь как червь, запихиваю себя внутрь.
И только почувствовав под собой устойчивость – отпускаю ручку.
— Твою мать! – хрипло рычу я, лежа на полу. Растираю побелевшие пальцы и беззвучно рыдаю. – Твою мать! Получилось!
* * *
Некоторое время я лежал и отходил от шока. Какой кошмар. Ладно, нужно идти дальше.
Я осмотрелся. Здесь светят лампочки. Рядом обшарпанная табличка «Котельная ЭУ-01». Что ж, надеюсь я оказался ближе к поверхности. Иду вперед по темному коридору. Снова отмахиваюсь от мух, но здесь их хотя бы меньше.
Слышу непонятный звук. Словно по стеклу царапают ножом. Он все ближе и ближе.
Вдруг – дверной проем в стене слева. Там кто-то сидит. Всматриваюсь.
Слабый свет. Посередине мрачной бетонной комнаты сидит внушительных размеров мужчина. Он лысый, с голым торсом, в заляпанных краской штанах. Все тело в синих наколках. Рядом с ним стоит незакрепленный унитаз. Странный тип чем-то скоблит по нему.
Он поднял голову. Его лицо чем-то облеплено. Приглядевшись я понял, что это мухи. Он даже не отмахивался от них. Меня передернуло.
Мужик поднял вилку, которой он царапал унитаз, и постучал по нему. Глаза у него были мутные и нездоровые.
— Видал? – он обратился ко мне грубым и насмешливым голосом. – На парашу меня определили. На толчок отправили, очко драить.
— Скажите, пожалуйста, как отсюда выбраться? – осторожно спросил я.
— Никак. Милости прошу к нашему шалашу. Из этой масти выбраться нельзя. Если уж опустили – тяни лямку весь срок. – мужик снова принялся чистить унитаз вилкой.
— Уроды! – вдруг заорал он. – Сколько раз смотрящим по камере был… Сколько раз общак держал… А тут в унитаз головой макнули – и нету человека! — он сморщился и закусил губу.
— Ну ничего! – он встал. Он был двух метров роста и мощной комплекции. – Теперь мы вдвоем в гареме. Нам будет не так скучно.
Вдруг он поднял с пола какую-то монтировку и со всей дури ударил по унитазу. Тот разлетелся на осколки.
— Иди сюда, я тебя утешу, мой маленький… — сказал он томным голосом и сделал шаг ко мне. – Поди подмойся. Сейчас я буду тебя любить…
Я развернулся и побежал со всех ног.
Сзади слышался его бешеный крик:
— Петушок, ты куда? Все равно найду!
Я мчался по темному коридору, не разбирая дороги. Вопли затихли вдали. Бетонный пол кончился, под ногами был песок. Наконец я сел отдохнуть. Что это за безумие?
В стене рядом со мной находилась вентиляционная решетка. Из нее дул сквозняк. Внезапно оттуда издалека послышался возглас:
— Что, петушок, меня ждешь?
— Помогите! На помощь! — Кто-то другой заорал тонким и высоким криком. Это был голос Паши. Я опустил голову.
Слышались глухие удары, захлебывающиеся крики… Я сжал руки в кулаки. Что это за поганое место? Как мне отсюда выбраться? Сколько мне еще тут плутать?
Вдруг я почувствовал что-то неладное. Рядом со мной стоял кто-то невидимый и хрипло дышал.
— Кто здесь? – дернулся я, вглядываясь в темноту. Тишина. Я судорожно достал мобильник, включил фонарик.
Какое-то свиное рыло… спутанные волосы… фигура в оранжевом… Блеснул металл, удар по темени… В голове поплыло, я упал на колени. Потом грохнулся на песок. Дальше провал в сознании…
* * *
Впереди маячила чья-то спина в черной блестящей коже. В такой же латекс был затянут и его череп. Кто-то тащил меня за ноги по песку. Мои руки связаны. Язык не слушается. Голова ужасно болит после удара. Наверное там огромная шишка. Меня тошнит и мутит. Сверху проплывает грязный потолок с тусклыми лампочками. Осознаю, что я полностью голый.
Сзади шел человек в оранжевой робе. На голове маска свиньи со спутанными черными волосами. В руке пистолет Макарова, он направлен на меня.
Песок кончается, дальше твердая поверхность. Остановка. Лязг двери, поворачивается ключ. Меня затаскивают в темную каморку. Отпускают ноги, я лежу как мешок. Надо мной нависает латексный череп. Маска с прорезями для глаз, на месте рта молния. Он смотрит на меня некоторое время и тяжело хрипит.
Уходит. Снова лязг двери. Шаги удаляются.
— Эй, ну-ка вставай! – слышу я окрик.
Я извиваюсь. Перед глазами грязный кафельный пол, полумрак. Кое-как сажусь. Я нахожусь в маленьком затхлом помещении с парой двухъярусных кроватей. Мерцает слабая лампочка. Облезлые стены с подтеками, стол, железные ведра, тряпки…
Лежат какие-то люди. Из одежды на них лишь оранжевые штаны со светоотражателями. Они смотрят на меня.
На нижней полке лежит угрюмый носатый мужик. Он коротко стрижен, у него волосатая грудь с наколками. В руке самодельный нож с деревянной ручкой, он ковыряет им в зубах.
— Какой масти? Не пидор, не сука? – хмуро спрашивает он.
— Что? – не понимаю я.
— По какой статье чалишься?
— Я здесь… Мужики, я сюда случайно попал… Зашел в какой-то подвал, хотел выбраться, а тут это…
— Эй, Хохол! – поморщился носатый и стукнул по верхней койке. Там сидел по-турецки и крутил четки рыжий парень. – Организуй встречу гостю!
Тот вскочил, вытащил из-под подушки ложку с заточенной ручкой. Он разрезал скотч на моих руках.
— Слышь, поднимись! – я кряхтя встал, разминая пальцы. Я был полностью обнаженный.
Вдруг ублюдок резко ударил меня в челюсть. Я отшатнулся к стене и осел, держась за лицо.
— Мужики в поле пашут! – сказал рыжий урод, потирая кулак. – А здесь арестанты. Понял?
— Понял… — просипел я.
— Ну вот и молодец. – он залез обратно и лег на живот.
Я встал и прикрыл причинное место руками.
С верхней койки другой кровати на меня с улыбкой смотрел косоглазый тип. На нижней полке лежал лопоухий громила и храпел.
— Слышь, новенький, ты не то место загораживаешь! – засмеялся косой. – Тут с обратной стороны затыкать надо!
— Да ладно тебе, Бес! – ухмыльнулся носатый. – Сейчас Кислый проснется, будем решать, что с ним делать.
— Как скажешь, Окунь! – махнул рукой косой и уткнулся в подушку.
— Слышь, новенький! – сказал носатый, Окунь. – Ты дежурный. Вон два ведра, темное это параша, белое для мытья. Вон кран. Бери швабру, вон куча тряпок… — он плюнул на пол. – И прибери здесь все. А потом лезь к Мане под шконку. – он показал пальцем вниз.
— А вообще что это за место? Куда я попал? – осторожно спросил я.
— Ты вопросы потом задавать будешь! – рявкнул Бес и отвернулся к стене.
Я выбрал из кучи тряпку почище и обмотался ей словно набедренной повязкой. Кафель холодил босые ноги. Я набрал в ведро теплой тухлой воды и прошелся шваброй по полу. На меня не обращали внимания.
Потом я полез под койку. Рядом был грязный стол. На нем стояла сковородка с чем-то пригорелым, жестяные кружки и кипятильник.
Внизу на старом матрасе кто-то лежал у стены. Вдруг я поежился. Это же труп! Какой-то мужик, застывшее лицо, окоченелое тело… Рядом со мной был мертвец, в таких же оранжевых штанах и с голым торсом. Стараясь не касаться его я опустился на матрас и закрыл лицо руками. Что же со мной будет…
* * *
Некоторое время царила тишина, нарушаемая лишь храпом, вздохами и кашлем. Потом застонал и заворочался лопоухий. Он сел на койку и недоуменно смотрел сонными глазами. На груди виднелись татуировки.
Он подошел к ведру и долго мочился. Я слушал, как он шумно журчит струей и громко испускает газы.
— Хватит пердеть-то, Кислый! – заворочался сверху Окунь. – Воняет как в сортире! Глаза режет.
— Поссать и не пернуть, это как выпить и не закусить. – сказал Кислый. У него был тонкий и противный голосок олигофрена.
— У нас в тюрьме извращенец был, насильник. – Кислый плюхнулся на койку. – Петух одним словом. Мы его газонюхом назначили. Если кто-то пернуть хочет, то дает команду. Газонюх прижимается ртом к его заднице, собирает вонь и выпускает в форточку. И никакого кондиционера не нужно! Горная свежесть.
— Ну вот новенького прислали, его и поставим на должность. – подал голос Хохол. Я сжал кулаки и стиснул зубы.
— Новенького прислали? – удивился Кислый. – Ладно, потом разберемся. Ну что, бродяги? Баланду не принесли еще? Ох и жрать хочется…
— Да, голодуха, Кислый. – пробурчал сверху Окунь.
— А мы сейчас будем голод любовью перебивать! – закривлялся Кислый. – Не пора ли нам марафончик устроить? Где Маня?
— Померла Маня. – сказал Хохол. – Внизу лежит, остывает.
— Ох ты, мать честна! – картинно расстроился Кислый. – Видать, не выдержала нагрузок! Ну что, давайте другую невесту сватать! – паясничал он. — А ну-ка, Гюльчатай, покажь личико!
Он наклонился и стал вытаскивать кого-то из-под своей койки. Только сейчас я разглядел, что там кто-то лежал в темноте.
— Иди сюда, моя девочка, я соскучился! – он тянул кого-то за ногу. Тот лопотал что-то неразборчивое и отбивался.
— Не надо, не надо, дяденька! – на ломаном русском кричал какой-то карлик восточной внешности в оранжевых штанах. Кислый выволок его из-под койки.
Ублюдки соскочили со своих лежбищ и обступили бедолагу.
— Ну что, Шахерезада! Впереди у тебя тысяча и одна ночь! – захохотал Бес.
— Держите его, а я пока подготовлюсь! – Кислый начал стаскивать штаны.
Нет, я не мог смотреть на это спокойно. Будь что будет.
Вылезаю из-под койки. Они стоят ко мне спиной, всецело увлеченные жертвой.
Хватаю со стола сковородку. Со всей дури бью голого Кислого по темени. Тот грузно шлепается на пол без сознания.
Тут же наотмашь бью Беса по морде. Брызжет кровь. Он отлетает и стонет на полу.
Замахиваюсь на Окуня, но здоровяк кидается на меня и роняет. Стол сломался, покатились кружки. Сковорода улетает в сторону. Урод сел на меня и лупит меня по лицу. Подбегает Хохол и тоже дубасит меня. Набитые кулаки врезаются в плоть… Я прощаюсь с жизнью…
Вдруг Хохол хрипит. Из его горла на меня хлыщет кровь. Окунь таращит глаза, лезвие пробивает его шею.
Это карлик схватил нож с деревянной ручкой и бьет своих мучителей. Слышны его безумные вопли.
Я отползаю под койку на место карлика и забиваюсь в угол. Он дико орет на своем языке, бегает от одного тела к другому, режет ножом. Слышны хрипы, стоны, пол заливает кровью. Я дрожу как осиновый лист. Кажется, это продолжается целую вечность.
Вдруг лязгает дверь. Раздается выстрел. Я вздрагиваю. Карлик падает, пахнет порохом. Дверь закрывается. Шаги удаляются. Я лежу, сжавшись в комок. Стоит тишина.
И тут я замечаю… Вентиляционная решетка! Прямо позади меня, в углу, покрыта паутиной. Она закреплена ржавыми болтами. Руками не отвинтить. Но ведь можно… заточкой!
Быстро вылезаю, ноги скользят по крови. Кругом распотрошенные трупы, валяются внутренности. Страшный каменный мешок, кровавая баня… Хватаю ложку из-под подушки. Болты поддаются! Так, отвинчиваю один, потом еще и еще. Вот и последний. Решетка снята, я вполне могу пролезть. Заползаю в узкий ход, будь что будет.
Ложку в зубы, ползу, извиваюсь как червь. Железные стены давят, пыль в лицо. Еще немного – поворот налево. Протискиваюсь, лезу туда. Вдруг – оглушительный выстрел, еще и еще. Позади в железо бьют пули! Еле успел! Еще бы чуть-чуть – и прямо в ногу!
Задыхаюсь от напряжения, ползу в полной темноте. Тряпка на бедрах за что-то зацепилась и осталась позади. Карабкаюсь голый. Голова утыкается в преграду – ощупываю. Впереди такая же решетка. Чуть не плачу – я не смогу отвинтить болты, они снаружи. Бью кулаком – вроде поддается. Еще и еще – наконец ржавая железка отлетает.
Выползаю, кромешная темнота. Открытое пространство. Руки и ноги наслаждаются свободой. Под голыми стопами бетон. Пахнет сыростью, капает на голову. Где-то плещется вода. Ощупываю пространство сверху – не удариться бы головой.
Встаю, держусь за стену одной рукой. В другой заточка. Осторожно иду в неизвестном направлении. Пробую кричать – обширное эхо. Я в каком-то огромном темном помещении.
Вдруг из темноты слышится звук. Словно чье-то хрипение. Оно приближается. Я слышу шлепки чьих-то босых ног.
— Кто здесь? — ору я, всматриваясь в темноту.
Какие-то всхлипывания, причмокивания и рычание. Уже совсем близко. Я машу рукой и вдруг ладонь проводит по чему-то твердому и холодному.
— Не подходи! — Я в панике. — Кто тут?
Резкая боль! Кто-то невидимый кусает меня за плечо. Кричу, падаю. Сверху навалилась ледяная окоченевшая туша, рвет меня зубами. Пытаюсь отпихнуть от себя — бесполезно! Нащупываю морду, вдавливаю пальцы в глаза. Мразь давится булькающим криком, отваливается в сторону. Я пытаюсь отползти.
Вдруг руки скользят. Меня тянет вниз по откосу. Твою мать! Не могу ухватиться за скользкую поверхность. Качусь вниз… Бетон пропадает! Подо мной – пустота. Нееет! Падаю вниз…
* * *
Я плюхаюсь в воду, ухожу с головой. Пускаю пузыри, захлебываюсь. Выныриваю, кашляю, плююсь, кричу.
Прислушиваюсь — рычание сверху прекратилось.
Я плаваю в теплой воде с запахом мазута. Сколько я пролетел? Где-то метров десять. Это какой-то бетонный колодец, примерно три на три метра. Скользкие стены, покрытые непонятной слизью. Темнота. Держаться не за что. Нечего и думать, чтобы вылезти отсюда.
— Помогите! Кто-нибудь! – кричу я в отчаянии. Заточка выпала при падении.
Все, это конец… Судорожно ощупываю бетон сантиметр за сантиметром – хоть бы одна зацепочка. Бесполезно. Капкан.
Так, а дно здесь есть? Ныряю, гребу вниз – до дна не достать. Вынырнул. Может там есть какой-нибудь вентиль? Сейчас напущу воды и всплыву. Надо нырять до упора. Сколько я смогу продержаться без воздуха? Экспериментирую – получилось всего минуту.
Ныряю, плыву вниз, надо держаться за стену. Десять секунд, двадцать – где же дно? Пускаю пузыри. Надо плыть наверх. Отчаяние. В висках уже стучит – быстрее, быстрее. Нащупываю в стене какой-то проем. Ладно, надо выплыть, дышать нечем…
Жадно хватаю воздух. Плаваю на спине, отдыхаю. До дна достать не получилось. Так, а что это за проем такой? Он в паре метров от поверхности. Надо исследовать. Надеюсь, хоть трупы здесь не плавают? А то в последнее время кругом одни мертвецы и покойники…
Снова ныряю. Какой-то широкий проход, уходит вдаль. Туда можно проплыть. Может быть тут есть еще проемы? Ныряю и тщательно обшариваю стены. Нет, этот проем единственный.
Решено – секунд тридцать плыву, потом срочно обратно. Хоть какая-то крохотная надежда.
Вдыхаю и выдыхаю драгоценный кислород. Наконец погружаюсь. Заплываю в трубу.
Гребу руками и ногами. Отсчитываю про себя. Десять секунд, двадцать… Ничего… Тридцать – надо возвращаться обратно!
Нога в чем-то запутывается!
Дергаю в панике. То ли веревка, то ли леска. Держит крепко, как на привязи. Бултыхаюсь, ору, изо рта пузыри.
Тут целые мотки лески. Дергаю руками – не отпускает. Пытаюсь перегрызть зубами – не получается. В ужасе извиваюсь всем телом… Начинаю задыхаться… Обратно уже не доплыть… Конец…
Вдруг голова выныривает в каком-то воздушном пузыре. О, чудо! Крохотное пространство чуть больше пары ладоней. Можно высунуть лишь часть лица, нос и рот. Там вентиляционное отверстие, идет воздух. Жадно хватаю кислород, хриплю… Хоть какая-то надежда.
Ощупываю пространство. Чувствую какую-то плоскую железку, она отогнута. Пробую отломать ее, на это уходит минут пять. Еще пять минут пробую ее заточить об каменную стену. Лишь бы не уронить…
Ныряю, пробую отпилить леску. Получается! Поганые путы освобождают ногу. Я свободен. Радость переполняет.
Плыть дальше? Там неизвестность, может быть огромное расстояние. Не проплыть. Обратно двигаться не имеет смысла. Остается рисковать. Больше вариантов нет.
Пытаюсь хорошенько надышаться перед рывком. Смогу ли я потом нащупать этот воздушный пузырь, если задумаю вернуться? Сомневаюсь. На душе горько и плохо. Ныряю, беру железку в зубы. Гребу.
Десять секунд… Тридцать… Пятьдесят… Глаза открыты, их щиплет, чернота… Шестьдесят секунд… В висках стучит, в ушах шумит… Дышать… Дышать… Все, не могу…
Выныриваю! Хватаю воздух как рыба. Есть! Получилось! Слезы выступают на глазах.
Плаваю. Темно. Это похожий колодец. Скользкие каменные стены…
И вдруг – есть! Металлическая вертикальная лестница у стены. Какая удача! Бросаю железку. Карабкаюсь наверх. Утыкаюсь в люк. Закрыто!
Бью рукой, бесполезно. Я в отчаянии! Столько стараний и все впустую!
Так, стоп. Вон есть щель с края люка. А что если просунуть туда железку? Я же выбросил ее! Дурак! Кретин!
Спускаюсь, чуть не плача ныряю. Если тут дно такое же глубокое, то все… Нет, до дна метра три, чувствую бетон. Долго ныряю, общариваю поверхность. Железки нет.
Вдруг какая-то дырка в полу. Это труба. Железка упала туда… Все, финиш.
Надо засунуть туда руку. А вдруг засосет? Решил рискнуть. Труба делает изгиб… О, чудо! Нащупываю железку. Да! Ура! Пробую вылезти – рука застряла. Дергаю, паникую, пускаю пузыри. Есть, освободился!
Выныриваю, поднимаюсь по лестнице снова. Просовываю железку в щель, провожу. Какая-то преграда. Пробую надавить – поддается! Это поднимается заслонка снаружи. Люк открывается!
* * *
Наконец-то свет, хоть и слабый. Вылезаю в темном помещении. На полу и стенах кафель. Некоторое время лежу и отдыхаю. Впереди тускло освещенный дверной проем. Видна стена, поворот вправо. Осторожно подхожу.
Слышен чей-то тихий смех. Я прислушиваюсь. Что-то скрипит, словно пальцем водят по стеклу. Какой-то женский голос говорит:
— Да... Да... Он уже рядом...
Она снова смеется. Тишина. Доносятся какие-то чавкающие и хлюпающие звуки. Стоны наслаждения, мычание. Кто-то рычит и что-то проглатывает.
Что там происходит? Я собравшись с духом заглядываю за угол.
Неподалеку на кафельном полу стоит на четвереньках девушка. Она в грязной ночнушке. Длинные черные волосы висят клочьями. Рядом лежит бездыханное женское тело.
Девушка вгрызается зубами в горло трупа, рвет мясо. Течет кровь.
Я поперхнулся. Она тут же подняла голову. Подбородок перемазан бурой жижей, глаза безумны. Лицо искажено.
Она резко вскакивает. Подбегает и прыгает на меня. В тело вцепились острые зубы. Она дико визжит.
— Уйди, твою мать! Уйди! – ору я от пронзительной боли. Она кусает меня, метит в горло. Отрываю от себя холодные руки, отпихиваю ее. Тварь вцепилась как клещ.
С размаху ударяю ее спиной в стену. Хватка ослабевает, она соскальзывает на пол. Луплю ее кулаком в морду. Она заваливается на бок. Хватаю ее за волосы и бью головой об пол. Она затихает.
Места укусов сильно болят. Ах ты сволочь! Я оглядываюсь. Это какие-то сумрачные душевые.
Свет идет из коридора. Капает вода, шумят батареи. Тут плесень и бегают насекомые. Рядом валяются старые полотенца. Беру одно, связываю девке руки за спиной. Еще одним завязываю ей рот.
— Я понимаю, что бить девушек нехорошо! – говорю я. – Но в следующий раз будь поласковей.
Она шевелится, но глаза не открывает. Значит жить будет…
Я повязываю полотенце вокруг бедер. Обхожу окровавленный труп с разодранным горлом. Какая-то мертвая женщина в черном разорванном платье…
На стене зеркало. На нем кровью нарисована звезда. Смотрю на девку. Ты что, с зеркалом разговаривала?
Внезапно в зеркале промелькнул чей-то силуэт. Я судорожно оглядываюсь. Нет, никого. Мне померещилось?
Надо идти дальше. Дверные проемы, вдали горит тусклая лампа дневного света.
Вдруг слышу сзади шум. Какой-то хрип…
Труп… он… шевелится?!
Мертвая женщина дергает конечностями, встает на четвереньки. Поднимается. Горло разодрано, видны хрящи. Голова свешивается набок. Я стою замерев от ужаса. Она водит вокруг закатившимися глазами, видит меня. Хромая приближается.
Я бегу прочь. Захлопываю за собой какую-то дверь. На полу валяется веревка. Завязываю ручку на узел. Еще, надо завязать покрепче… Удар в дверь. Она мычит в щель. Просовывает пальцы. Я бью по двери ногой, пальцы раздавлены. Слышу рычание, булькание крови… Она падает и хрипит, бьется в дверь головой…
Бегу по коридору. Прислонился к стене, дышу. Какой кошмар, как такое возможно? Она жива? С такой раной? Бред! Поганое место…
Поворот вправо. На потолке лампы дневного света, кругом грязный кафель. Безлюдно. Крадусь вдоль стенки. На стене большой красный огнетушитель.
Виднеется вход в комнату. Оттуда слышны хрипы и странные ритмичные звуки.
Осторожно ступаю. Медленно заглядываю. Еле сдерживаю рвоту. Какой кошмар…
Белая комната с ярким светом. На крюках висят обезображенные вспоротые трупы.
Перед ними спиной ко мне стоит человек, затянутый в черную кожу. На его черепе все та же БДСМ-маска. Он смотрит на голые тела мертвецов. Его кулак совершает возвратно-поступательные движения на уровне паха. Паскуда сладострастно стонет и охает.
Аккуратно снимаю со стены огнетушитель… Мразь ничего не видит вокруг. Он яростно дергает рукой и кряхтит.
Беззвучно подхожу сзади… Он приближается к разрядке. По его телу проходят спазмы.
Размахиваюсь… Урод извергается мощными струями, корчится. Он кричит во всю глотку дурным голосом.
Бью баллоном по голове!
Сволочь падает и утыкается мордой в свою лужу. Бью по черепу еще раз. Брызжет кровь. Багровые струи смешиваются с белесыми подтеками.
— Я думаю, это была приятная смерть! – сказал я, переводя дыхание. – Ты обращайся если что!
Он бьется в конвульсиях. Я бросил огнетушитель на пол.
Коридор продолжается дальше метров на семь. Дальше виднеется поворот налево и направо. Я оттащил тело в угол, чтобы его не было видно издали.
Узнаю трупы своих сокамерников. Вон и карлик висит.
В комнате стоят банки с краской, растворители, ацетон и другая химия. В углу валяется одежда. Опа! Да это же мои шмотки! Все на месте, даже трусы и носки.
Нашлась и аптечка. Обрабатываю укусы на теле, останавливаю кровь. Быстро надеваю свои джинсы, футболку, спортивную толстовку с капюшоном, куртку, ботинки. Хлопаю по карманам. Надо же, все здесь. И даже мобильник тут.
Лежат какие-то рабочие оранжевые куртки со светоотражателями. Вижу полицейскую униформу, рядом пустая кобура. Я поискал глазами – пистолета поблизости не было. Сейчас бы хоть нож или просто что-нибудь острое… Вон валяется какая-то блестящая кастрюля на длинной ручке. Наверное, ей меня и ударили по голове.
Я вздрогнул. Вдалеке послышались чьи-то шаги. Я схватил огнетушитель и спрятался за углом.
Кто-то приближался. Он уже совсем близко. Выходит из-за угла…
Я вижу фигуру в оранжевом. Маска свиньи недоуменно вертит рылом.
Взмах! Удар! Огнетушитель впечатывается в поганую морду. Сволочь отлетает в сторону, рушит столик. На тушу падают банки растворителя, льется химия. Скотина лежит на полу и стонет.
Подхожу, разбиваю баллоном колено, потом второе. Кости трещат, крик во все горло. Потом разбиваю кисти рук. Брызжет кровь, плоть превращается в месиво.
Я отбрасываю огнетушитель. Закатываю рукава куртки, надеваю желтые прорезиненные перчатки, защитные очки. Так, что тут у нас в бутылках? Кислота – соляная, серная, еще что-то интересное… Ага, подойдет вот это и вот это.
Лью на свиное рыло агрессивную химию. Дикий вопль. Ладно, достаточно. Стаскиваю маску. Она с хрустом сдирает кожу лица.
Кровавая морда, вращающиеся белки глаз. Безумный крик, высунутый язык. Обоженное разъеденное мясо. Виднеются кости черепа.
Изнутри к маске прилипли оторванный нос и губы. Ого! Я беру нос двумя пальцами… Что это за золотое колечко? А это что, лоскут щеки со звездой? Да это же та самая…
— Привет, рад тебя видеть! Хорошо выглядишь! – с улыбкой говорю я брюнетке. – Ты же мне дорогу показать хотела? Я тебя ждал, ждал, а ты ушла. Нехорошо это, невежливо.
Она корчится на багровом кафеле и вопит. Вращает глазами и языком, булькает кровью. Елозит по кафелю размозженными конечностями…
Я стаскиваю перчатки, очки, прикуриваю. Потом поливаю ее очередной порцией химии.
— Передавай Вике привет! – говорю я. – Гори в аду, тварь! – я кидаю в нее окурок.
Она вспыхивает как факел, ревет белугой, извивается. Яркий костер озаряет комнату. Ладно, нужно идти, тут много горючих смесей.
Бегу по коридору дальше. Поворот налево – метрах в десяти дверь. Поворот направо – тоже дверь вдалеке. Вижу окна со стеклами, на них крепкие решетки. За ними улица. Наконец то!
Слева открывается дверь. Вижу каких-то людей.
— Эй, стоять!! — слышу крик.
Твою мать, бегу направо. Забегаю за дверь, тут задвижка! Закрываю за собой. Посыпались мощные удары – дверь долго не выдержит.
Опять знакомые трубы, подвал и лампочки. Бегу вперед. Не верю глазам – это что решетка и снег снаружи? Подпрыгиваю, хватаюсь за вентиль, залезаю на трубу. Бью по хлипкой решетке ботинком – железо отходит. Бью еще – решетка отлетает. Протискиваюсь наружу.
Да! Небо над головой! Свежий воздух! Вырвался! Стремглав несусь по снегу.
Сзади раздается оглушительный взрыв. Прыгаю в сугроб. Летят стекла, пляшут языки пламени. Пожар. Я успел!
Бегу по территорию комбината. Валяются бетонные сваи, бочки, мотки проволоки. Перелезаю через канавы и траншеи. Добегаю до забора, протискиваюсь в какую-то дыру. Бегу прочь от этого злополучного места.
* * *
Я долго бежал, потом плюхнулся на скамейку возле какого-то дома. Я весь дрожал, сжавшись в комок. Неужели выбрался из этой западни… Ладно, спокойно, все страшное позади… Надеюсь.
Я растянулся на скамейке и посмотрел в черное небо. Спокойно, спокойно… Все хорошо. Некоторое время я просто лежал на спине и глубоко дышал.
Я зашел в ночной супермаркет, купил бутылку воды. Я смотрел на покупателей и кассиршу и радовался адекватным человеческим лицам. Все произошедшее вспоминалось как дикий безумный кошмар.
Я уселся на качели возле детской площадки. Поползли мрачные мысли.
Вспомнилась Светка. «Убей ее, убей. – ее слова эхом разносились по памяти. – Нужно завершить эту поганую цепную реакцию. И тогда все закончится. Тебе нужно успеть до рассвета».
Набираю ее номер. Слышу равнодушное: «Абонент не отвечает или временно…».
С сознанием определенно что-то происходило. Первые звоночки я чувствовал уже давно. Процесс набирал обороты. Сначала были кошмары, потом словно сны наяву. Тут уже недалеко до галлюцинаций. Словно в мою психику внедрялся кто-то чужеродный и потусторонний, овладевал моей волей и подчинял душу.
Да нет, чушь. Может просто отравление. Вика, будь она не ладна… Скотина. Может какой-то психотропный препарат или что-то вроде того… Хотя врачи за все это время ничем не помогли. Идти к экстрасенсам и колдунам? Был, никакого толка.
Ну и как быть? Отчаяние и страх сменяются злобой и ненавистью. Вместо депрессии и апатии приходит желание мстить. Внутренний голос кричит: «Да делай же что-нибудь!».
На балконе первого этажа курят две девчонки. Я слышу их пьяный разговор.
— Мы короче сидим с пацанами в подвале. Пиво пьем, уже рассвет, ну а там темно. – шепелявила одна. – А Дрын мрачный как туча. И тут вдруг раз! – он вспыхивает как факел! Я тебе отвечаю! – она выругалась. — Прям весь в пламени ни с того ни с сего! Он встал на ноги, ходит весь в огне и стонет. А Чирик орет – бежим, девчонки, бежим! Мы побежали, а потом спрашиваем – что это? Надо вызвать кого-нибудь, скорую там... А Чирик бледный и перепуганный, мол, не надо, девчонки, не лезьте в это дело, забудьте и никому не говорите…
— Ну дела… Жалко Дрына. – капризно сказала другая. – Видать, горячий парень был! – она засмеялась противным смехом.
Вдалеке лаяли собаки. Дул холодный ветер. В лицо летел снег. Я разминал замерзшие пальцы.
— Слышь, придурок! – услышал я капризный крик с балкона. – Че тут расселся? Для тебя что ли качели поставили?
— Да я сейчас уйду. – я решил не огрызаться.
В железную трубу рядом со мной прилетела пивная бутылка. Она разбилась, осколок попал мне в щеку. Ничего себе! Еще бы немного и в глаз.
— Ты что делаешь, гадина! – ору я. В ответ слышен пьяный гогот.
Вскакиваю, хватаю камень. Прицеливаюсь, кидаю в окно. Стекло разбивается, слышен дикий визг. Я бегу прочь.
* * *
Поскальзываюсь, падаю. Добегаю до конца двора. Поворачиваю за угол дома. Меня ослепляют фары неспешно едущего автомобиля.
Вдруг слышу знакомый гнусавый голос: «Это он! Он!». Это же Клоп!
Машина резко разгоняется. Я прыгаю на капот, больно ударяюсь. Отлетаю в снег. Твою мать! Да это же… Та самая Бэха с разбитыми стеклами! Внутри сидят какие-то черные люди. Успеваю заметить Клопа. Вместо лица у него месиво.
Я бегу во весь опор. Сзади хлопают двери и слышатся крики «Стой, паскуда!». Оборачиваюсь и вижу, как за мной несутся человек пять.
Впереди забор с металлической сеткой. Прыгаю, рывком перелезаю, падаю в сугроб. Пробегаю через какой-то детский садик с ракетами и верандами. Сзади слышится мат, пыхтение. Раздаются возгласы «В обход, в обход давай!».
Я добегаю до ворот. Подтягиваюсь, переваливаюсь, соскакиваю. Пробегаю панельные дома, маленькие дворы. Скольжу и падаю с ледяной горки, ударяюсь спиной, морщусь от боли. Начинаются строительные вагончики, шлакоблоки, цистерны.
Попадаю на пустырь с несколькими высокими недостроями. Валяется арматура, балки, бетонные плиты. Горят фонари, я судорожно оглядываюсь.
Из-за угла выбегает несколько крепких мужиков в черных куртках. «Вон он, держи его!». Подпрыгиваю, карабкаюсь в окно первого этажа стройки. Сзади уже лезет какой-то урод с перекошенным злым лицом. Орет: «Убью, сука!».
Хватаю подвернувшуюся доску, ударяю его по голове. Тот падает. Снова бегу в темноте, выставив перед собой руки. Лишь бы не врезаться в стену.
Мчусь по темным помещениям с запахом смрада и сырости. Спотыкаюсь о банки с краской и мешки с цементом, врезаюсь в строительные леса. Падаю, разбиваю колени и ладони. Сзади слышны вопли: «Ищи его! Ищи!»
Из-за угла выскакивает коренастый мужик, в руке железный прут. С разбега бью ему ногой в живот, он сгибается. Кричит: «Сюда!». Залезаю в оконный проем, прыгаю в снег.
Пробегаю по дощатому настилу с металлическими листами над головой. Пригнулся и ползу через штабеля кирпичей. Протискиваюсь в узкий коридор из бетонных стен. Поворот, еще поворот. Утыкаюсь в тупик. Только не это!
Крики преследователей превращаются в какие-то совсем нечеловеческие и визгливые завывания. Словно за мной гонится стая бешеных зверей.
В углу вижу неприметную дверь. Закрыто! В отчаянии бью ногой, хлипкий замок не выдерживает. Ныряю в черноту. Вокруг кромешная тьма. Я успел заметить лопату на полу, засовываю черенок в ручку. Надеюсь, теперь не откроют.
Задыхаюсь, горло сжимает. Все тело трясет. Я прижался к шершавой стене.
Вдруг кто-то пытается открыть дверь с той стороны. Ручка трясется. Я сжимаю кулаки. Сильный удар в дверь, еще раз. Топот удаляющихся шагов.
* * *
Перевожу дыхание, пытаюсь успокоиться. Тут сильный сквозняк, завывает ветер. Окон нет, не видно не зги.
Достаю мобильник, включаю фонарик, осматриваюсь. Впереди в паре метров дыра в кирпичном полу, ведет в подвал. Из пола торчат железки. Сейчас бы грохнулся и ноги переломал, а то и насмерть. Страшно…
Прохожу бочком у стены. Иду вперед, вдруг вздрагиваю – на полу кто-то валяется на стекловате. Какая-то девушка в куртке и джинсах лежит на спине. Ощущаю трупный запах, какая мерзость. Меня передернуло. Рядом шприцы, жгут, ампулы, рукав закатан. Лицо закрыто грязными волосами.
Вдали видны ступени. Иду к ним, смотрю себе под ноги.
И вдруг отчетливо слышу за спиной переливчатый женский смех.
По спине пробежал холод. Разворачиваюсь, свечу. Она по-прежнему лежит неподвижно. Стоп, она же лежала на спине, а теперь на боку! Или мне кажется?
Дохожу до лестницы без перил. И тут ясно слышу сзади тихий женский голос:
— Иди ко мне!
— Кто здесь? – заорал я, и тут же зажал рот ладонью. Идиот! Не выдавай себя!
Ответа нет. Сердце заколотило. На дрожащих ногах я взлетаю по лестнице на второй этаж. Пытаюсь унять нервный тремор.
Пригибаюсь, выключаю фонарик — вдруг заметят через окна. Луна светит ярко, все и так видно. Только сейчас понимаю, что крики затихли. Стоит тишина, только ветер гуляет и завывает в углах. Почему-то такая тишина пугает меня больше чем дикие вопли…
Помещение довольно длинное, держусь в тени. Обхожу дыры в полу. Внизу кто-то ходит. Я слышу шумное утробное дыхание с хрипами и хруст штукатурки под ногами. Замираю и жду. Шаги затихают вдали.
Крадучись дохожу до конца, высовываюсь в окно. Вижу бетонный забор, какие-то ящики, вдалеке — пути электрички.
Надо прыгать. Внизу темнота, но наверное здесь невысоко. Надеюсь, там нет никаких ям и железных штырей. Свешиваюсь на руках и разжимаю пальцы.
Я упал в ящик с чем-то мягким и вонючим. Он перевернулся и я вместе с содержимым вывалился на землю. Оказывается я грохнулся в мусорный контейнер. Да уж, приятного мало. Но это лучше чем попасть в лапы отморозков.
Отряхиваюсь от картофельных очистков и банановой кожуры. Подхожу к забору. Стараюсь не шуметь, ставлю ящики друг на друга, забираюсь на них. Лишь бы не зацепиться за колючую проволоку.
И вдруг снова! Тихий женский смех за спиной!
Вздрагиваю и чуть не падаю вниз. Оборачиваюсь и вижу чей-то силуэт в проеме окна второго этажа. Я не могу разобрать, кто это, но чувствую на себе пристальный колючий взгляд.
Надо валить отсюда, быстрее. Забираюсь на забор, джинсы рвутся. Спрыгиваю, не удерживаю равновесие, кубарем качусь по откосу. Падаю в грязь.
Под ногами чавкает земля. Бегу к рельсам. Иду вдоль путей, спотыкаюсь о шпалы. Все время прислушиваюсь – нет ли сзади погони.
* * *
Вдали загудела электричка. Пришлось прыгать в сугроб и ждать, пока она проедет. С правой стороны тянутся кирпичные коробки гаражей. Редкие узкие проходы между ними затянуты колючей проволокой. Слева течет канализационная речка.
Еще раз пожалел о потерянном кастете. Ощупываю внутренний карман куртки. Ну хоть тут все на месте. Лишь бы подкладка не прорезалась.
Где-то воют и лают собаки. Какой-то странный вой, больше похожий на глухой смех… Я попытался определить по картам, где нахожусь, но GPS почему-то не работал. Так можно заблудиться и околеть от холода…
Начинается дорожка, ведет налево от рельсов. Неподалеку костер. Рядом кто-то сидит на ящиках. Я решил подойти и спросить дорогу. Вижу надпись «Гаражный кооператив Пчелка».
У огня сидел пожилой мужик, похожий на бомжа и крупная краснолицая тетка лет сорока в телогрейке. Рядом стояли бутылки и пластиковые стаканчики. Они хмуро посмотрели на меня.
— Здрасте. – поприветствовал я. – Как мне до центра района дойти?
— У тебя это… деньжат не будет? – у тетки заплетался язык. У нее было милое лицо, чумазое и добродушное. Я ссыпал мелочь из кармана. Она повеселела.
— Значит это… Тебе надо дойти до… Сейчас, забыла… — она потерла лоб.
Из темноты шатаясь вышел долговязый неряшливый парень моих лет. Он почесал щетину и плюхнулся на перевернутое пластиковое ведро.
— Это Лелик мой! – сказала мне тетка, расплывшись в улыбке.. – Он на двадцать лет меня младше, а люблю я его… Цыпа ты моя! Никому тебя не отдам! – она полезла к нему целоваться. – У меня с ним вторая молодость.
— Да отстань ты, Зойка! – отмахивался Лелик. Он взял стаканчик и опрокинул в горло.
— Лелик, как ему до центра дойти? – спросила Зойка.
— Эээ... короче там озеро… – пробуровил тот. – Забыл название… На С как-то…
— Средиземное. – буркнул пожилой мужик.
— Заткнись, Толик! – огрызнулся Лелик. – Надоел ты. Короче слышь че? – он посмотрел на меня. – Идешь по путям, там будет станция, потом свернуть…
— Это там где Люську нашли? – охнула Зойка.
— Да. – кивнул Лелик. – Ты, парень, осторожнее, тут на таких шатунов нарваться можно… Людей убивают, прямо глотку зубами рвут. То ли хулиганы какие, а может маньяк. Нелюди чертовы, упыри поганые.
— Призраки тут бродят, вроде демонов… — проворчал Толик. – Кто с ними встречается, тот с ума сходит.
— Ну и как дальше идти, Лелик? – спросил я.
Вдруг дверь гаража с намалеванными цифрами «55» заскрипела. Я повернул голову. Зрелище было странным.
Оттуда вышел какой-то голый и босой мужчина в одних трусах. Его тело в синяках и кровоподтеках. На глазах бинтовая повязка, сквозь ткань проступает кровь. Он ощупывал воздух перед собой.
— Ребят… ребят… — всхлипывал он. Голос у него был тонкий и дрожащий. – Верните мне мои глаза… Я ничего не вижу…
Я вздрогнул. Это выглядело ужасно.
— Твою ж мать! – выдохнул Лелик. – Опять вышел! Толик, сволочь, ты куда смотришь то?
Толик вскочил и выругался.
— Куда ты лезешь то? Тебе же сказали в погребе сидеть и не высовываться! – Он ударил слепого в живот. Тот упал. Толик стал избивать его. Мужчина рыдал. Тени уродливо плясали на стенах.
— Да оставь ты его! – закричала Зойка. – Ему и так несладко.
— Пустите меня домой. – причитал слепой мужчина. – Меня мама ищет. Отдайте мне мои глаза. Я без них не вижу ничего.
— Что ты в погребе видеть то собрался. Там темнота одна. – бурчал Толик. – Все, нету твоих глаз, уплыли в голубые дали.
Толик принес из гаража поводок на цепи, надел мужчине на шею.
— Я не хочу опять в погреб! Там холодно и страшно! Отпустите меня! – молил мужчина.
— Ну-ка пошли давай! – Толик дернул за цепь. Слепой упал на четвереньки и с рыданием пополз в гараж.
Я стоял ошалевший от ужаса. Что это за кошмар?
Лелик орал на Зойку.
— Вы чем занимаетесь-то, лодыри? Мне за такие вещи башку отобьют! Вам бы только напиться, а мне за это отвечать!
Зойка ныла. Лелик возмущенно матерился.
— Лелик, скажи как выбраться и я пойду! – мне надоело ждать.
— Да подожди ты! – отмахнулся он и снова стал отчитывать Зойку.
Я не заметил, как сзади из темноты кто-то подошел.
— Добрый вечер!
Я обернулся. Передо мной стоял полицейский в зимней форме.
— Старший лейтенант Щеглов. Предъявите документы! – он отдал честь.
Я оторопел, сунул руку в нагрудный карман и дал паспорт.
— Что, гражданин, не спится? – он полистал его. – Куда это вас на ночь глядя занесло?
Не дожидаясь ответа он сунул паспорт в карман и подошел к Лелику. Тот сразу похмурнел.
— Здорова, Лелик! – полицейский вдруг отвесил ему крепкого тумака.
— Не трогай его! – заорала Зойка. – Что вы нам житья не даете! Помыкаете нами!
— С твоим любовничком потолковать надо. – резко сказал полицейский. – Заварил он кашу такую, что и не расхлебаешь.
— Ну вот завтра и приходите! – выла Зойка.
— К тебе вопросы, Зоя, тоже имеются. В порядке очередности. Сейчас люди подойдут, там и разберемся.
Я стоял и не знал, что делать. Сзади послышались шаги. К костру подошли трое мужиков.
— Здорово, начальник! – развязно поздоровался один из них, одетый как зэк. На нем был тюремный ватник и шапка. – Как настроение, Щегол? Никак весь коллектив в сборе? Я смотрю, хозобслуга отмечает!
— Привет, Чифирь. – хмыкнул полицейский.
Дверь гаража открылась, оттуда вышел Толик.
— А вот и Анатолий Иванович объявился! – Чифирь оскалил щербатые зубы. – Как там наш житель подземелья себя чувствует?
— Да… нормально вроде… — Толик сразу приуныл. – Что ему будет-то?
— А ну-ка, Рыло! Иди сюда! – Чифирь обратился к мощному мужику в армейском бушлате.
Тот подошел и скинул капюшон. Почему-то он был в противогазе, в грязных стеклах отражался костер. Мужик тяжело и хрипло дышал.
— Рыло, чисто в воспитательных целях! Пропиши-ка Анатолию Ивановичу в бубен! – радостно объявил Чифирь.
Мужик в противогазе прорычал что-то невнятное и врезал Толику по морде. Тот сразу осел и запричитал.
— Эй, Мясник! Ты тоже иди! – Чифирь позвал какого-то типа в синей зимней спецовке с пятнами крови. – Он деньги-то общие потратил!
— Сейчас внесем ясность! – тот подошел и отвесил Толику оплеуху.
Они втроем окружили Толика и отвешивали зуботочины, требуя каких-то объяснений. Тот бормотал что-то невнятное. Щегол и Лелик стояли поодаль. Вдруг меня за рукав дернула Зойка.
— Давай отойдем!
Мы отошли в сторонку. Она стала горячо шептать:
— Зачем ты ему паспорт отдал?
— Ну… он же полицейский! – удивился я. – Сказал, что проверка документов.
— Да какой он к черту полицейский! Он просто форму надел. И удостоверения у него нет. Такой же душегуб как эти трое.
Я похолодел.
— Ты, парень, главное с ними в гараж не ходи! – выпучилась Зойка. – А то на цепь в погреб посадят и сделают таким же, как тот бедняга слепенький!
Мысли лихорадочно кружились в голове. Бежать? А может Зойка говорит неправду?
— Эй, молодой! – вдруг закричал мне Щегол. Они обступили Толика, тот что-то лопотал и показывал на меня пальцем. – Иди сюда!
— Иди подойди! – подтолкнула меня Зойка. – Помни, что я говорила!
Я подошел. Они вчетвером окружили меня.
— Ты откуда такой нарисовался? – Щегол смерил меня взглядом.
— Да так, гулял, домой шел. – буркнул я.
— Ага. – хмыкнул он. – Заплутал немного. – Они дружно засмеялись. Рыло в противогазе шумно хрипел и булькал.
— Деньги есть? – продолжал допрос Щегол.
— Мелочи нет. Все на карточке.
— Ну-ка давай ее сюда. Без кода?
Я хмуро кивнул и протянул карточку.
— Мобилу давай!
— Слушай, товарищ полицейский. – я исподлобья посмотрел ему в глаза. – Покажи удостоверение. И паспорт верни. Или пошли в отделение.
— В отделение, говоришь? – веселился Щегол. – А у нас филиал отделения прямо тут, в гараже. Зайдем на чай?
Они опять загоготали. Щегол достал мой паспорт.
— На, держи! – ухмыльнулся он.
Я протянул руку, но ублюдок кинул его Чифирю. Я повернулся и хотел взять, но тот смеясь швырнул Рылу. Я пошел было к нему, но Рыло булькая и хрипя передал пас снова Щеглу. Тот спрятал паспорт в карман.
— Ладно, хватит порожняка гонять! – кивнул он Чифирю.
Тот дал мне подсечку. Я грохнулся.
Тут же на меня обрушился град ударов ногами. Ублюдки орали и топтали меня ботинками, били по ребрам, почкам, голове. Я пытался закрываться и кричал. На меня кто-то прыгал, кто-то лупил меня по спине, мне разбили лицо и хлестала кровь. Мой разум сжался в точку, а тело словно разлетелось на части.
Наконец они остановились и стояли надо мной, тяжело дыша. Я лежал, уткнувшись в окровавленный снег и боялся шевелиться.
— Ну что, переходим к основной части? – сказал Щегол.
Они раскинули мне руки словно на распятии. Чифирь поставил ботинок на одну руку, Рыло – на другую. Щегол встал сбоку, взял длинную палку с заостренным концом и приставил мне ее к горлу.
— Чтоб ты не рыпался, кабанчик! – прокряхтел он. – У нас тут операция намечается. Мясник, покажь инструмент!
Мясник держал в руках какую-то железку, напоминающую большой изогнутый нож.
— Таким резаком хряков вспарываем на скотобойне! – сказал он. – Грудину режет как масло. Ну что? Порядок такой. Сначала сердце вытаскиваем, потом яйца рубим.
Он встал надо мной, занес железку и прицелился:
— Ну? На счет три! Раз… Два…
Я зажмурился.
Вдруг раздался дикий крик. Орал Чифирь. Вопль был страшный.
— Уроды вонючие! Псы поганые! Ненавижу! – голосила Зойка. Я открыл глаза.
Чифирь грохнулся на колени и завалился на бок. Из спины у него торчал топор.
— Зойка, курва! – заорал Щегол. – Убью!
Они втроем кинулись за Зойкой, догнали ее у костра, уронили и стали пинать.
-Лелик, спаси! Помоги! — она визжала во все горло.
— Отошли от Зойки, мрази! – бешено закричал Лелик. Его не слушали.
Он схватил стеклянную банку и чем-то облил Рыло сзади. Потом ткнул в него горящей головешкой. Рыло вспыхнул как факел и затрубил как раненый слон. Он стал кататься по снегу, хрипя и рыча как зверь.
Щегол и Мясник кинулись на Лелика и стали зверски избивать. Я вскочил, вытащил топор из Чифиря. Подбежал и с размаху ударил Мясника обухом по голове. Тот дернулся и упал без сознания. Щегол повернулся ко мне.
— Ты че, сука! – с перекошенной рожей он двинулся на меня. Я перехватил топор покрепче.
Вдруг на спину ему прыгнул Толик, схватил ублюдка за шею. Щегол захрипел.
— Руби его! Быстрее! – орал Толик.
Я размахнулся и рубанул Щегла по пальцам ноги. На снег брызнула кровь. Тот завыл. Я обрушил топор на вторую стопу.
Щегол и Толик упали. Щегол вырвался и пополз ко мне на руках.
— Убью! – он тянулся ко мне, выпучив глаза. Я пятился назад.
Вскочила Зойка.
— Что ты встал как истукан! – она выхватила у меня топор и ударила Щегла по шее. Покатилась голова, струей забила кровь. Я обомлел.
Зойка побежала к обугленному Рылу, он пытался уползти на четвереньках. Визжа она стала рубить его топором. Тот издавал страшные гудящие и рычащие звуки. Кровь брызгала фонтаном, отлетали руки и ноги.
— Зойка, успокойся! – Толик кинулся к ней. Избитый Лелик корчился на земле.
Я стал шарить по карманам обезглавленного Щегла. Где же паспорт? Ага, есть! Вот и карточка.
Сломя голову я побежал оттуда. Сзади слышались безумные крики Зойки: «Зарублю всех!». Наконец я повернул за угол и помчался вдоль рельсов.
* * *
Бежал я долго. Скользил по льду, спотыкался о шпалы, падал в сугробы. Адреналин бурлил, все тело ломило. Наконец я выбрался на какую-то заброшенную железнодорожную платформу. Я прислонился к перилам, чтобы передохнуть. Какой ужас! Бредовый кровавый кошмар!
Переведя дыхание я отправился дальше. По протоптанной в снегу тропе я прошел через редкий лесок. Затем пересек пустырь со старым подъемным краном. Вышел к заледеневшему озеру. Слышу вдалеке шум автострады. Ну наконец-то цивилизация. Дохожу до дороги, проезжают редкие машины.
Захожу на заправку, покупаю бутылку минералки. Жадно пью. Прошу у продавщицы телефон, нужно позвонить в экстренную – сказать, что человеку плохо. Мне не хочется звонить со своего номера. Говорю, что села батарея. Сообщаю диспетчеру, что в обрабатывающем цехе удерживается девушка. Называю улицу и номер строения. Говорю, что также там можно найти еще трупы. Потом вспоминаю и сообщаю, что в гаражном кооперативе «Пчелка» в гараже 55 удерживается человек.
Да уж, пчелка залетела не в тот улей. Благодарю продавщицу и выхожу на улицу.
По дорожным указателям я кое-как сориентировался, где я нахожусь. Прохожу еще немного, ныряю в подземный переход.
Безлюдно. Под потолком мерцают старые лампочки, гудит ток. Мои шаги эхом раздаются от стен. Какая-то давящая тишина. На грязном кафеле разные надписи и граффити. Черт возьми, какой же длинный коридор. Он кажется бесконечным. Тут вообще есть выход ?
Дальше поворот – налево и направо. На стене какой-то шутник нарисовал две красные стрелки. Возле той, что налево — надпись «АД».
Поворачиваю налево. Мимо глаз мелькают одинаковые колонны, которые делят переход на две части. Что это за красная лужа на полу?
Останавливаюсь как вкопанный. Между колоннами среди красных брызг кто-то стоит. Какая-то девушка уткнулась в стену и закрыла лицо руками. Ее плечи сотрясаются от рыданий.
— Эй, с тобой все в порядке? – спросил я пересохшим голосом. Я чувствовал что-то неладное.
Она повернулась и опустила руки. Это Вика.
Я опешил. По телу прошла неприятная дрожь.
Вся ее фигура была корявой и угловатой. Руки и ноги неестественно вывернуты и перекошены. Шея согнута под углом. На ней черная кожаная куртка и узкие джинсы. Вся одежда разодрана, из ран сочится кровь. Ее словно переехал грузовик.
На лице черные очки. Подбородок и светлые волосы измазаны чем-то красным. Из уголков рта стекает густая мерзкая слизь. Она прикладывает палец к губам, словно давая знак молчать. Губы растягиваются в широкой ухмылке. Я вздрагиваю при виде больших клыков.
Внезапно она разражается громким, визгливым, истеричным смехом. Звук раздается от стен многократным эхом. Мне жутко, я бегу в другую сторону.
Хохот прекращается, я потерял ее из виду. Стою и тяжело дышу. Надо взять себя в руки. Я же сам искал ее, и вот она здесь. Наверное, обдолбалась какой-то дрянью. Сейчас я подойду к ней, возьму за шкирку и потребую объяснений.
Сжав кулаки иду обратно. Между колоннами никого нет.
Все это мне привиделось? Игра воспаленного воображения? Я схожу с ума? Но вон же красная лужа на белом кафеле. Просто краска? А все это галлюцинация?
В сумятице бегу в другую сторону, перехожу на быстрый шаг. Голова идет кругом, мысли кружатся диким вихрем.
Я вспомнил про раскладное зеркальце, которое мне дала Света. Она говорила о каких-то фантомах, но я не придавал этому значение. Мне просто нужно посмотреть себе в глаза – меня это всегда успокаивало.
Да уж, ну и вид у меня. Лицо разбито, взгляд как у сумасшедшего. Ненароком заглядываю через плечо – нет ли там кого? Бред какой-то…
Иду дальше. Вдруг снова — бурая кровь на грязном полу!
Красный след тянется дальше и скрывается за поворотом. Медленно подхожу и прислушиваюсь. Там прячется кто-то невидимый и тяжело дышит. Или мне опять кажется?
— Эй, кто там?! – кричу я. В горле пересохло. Тишина. Лишь чьи-то хрипы и булькание.
Отхожу в сторону и собравшись с духом заглядываю.
На ступеньках лежит окровавленный человек. Бомж. Глотка разодрана, на кафеле багровые подтеки. Он бессмысленно водит пустыми глазами, хрипит и дергает руками.
* * *
На улице я жадно вдыхаю морозный воздух. Меня мутит. Поодаль три тетки в зеленой спецодежде чистят дорогу. Подхожу к ним, говорю, что в переходе лежит пострадавший. Не отвечаю на их удивленные вопросы, иду дальше.
Я прошел квартал и попал на какую-то площадь. Возле трамвайной остановки стоит ларек «Шаурма». Невысокая азиатка сноровисто нарезает мясо. Я постучал в окошко.
-Шаурма будете? – она приветливо улыбнулась.
— Да, одну.
— Кровь в соус нада?
Я подумал, что ослышался.
— Что? Какая кровь?
— Ой, русски плоха говорить. Соус острый нада?
— Нет, не надо. Еще кофе.
Продавщица мелко и быстро рубила овощи.
— Чеснок положить?
— Чеснок?
— Да, лук, чеснок нада?
— Нет.
Почему-то при упоминании чеснока меня передернуло от омерзения. Странно, ведь раньше я с удовольствием ел и лук и чеснок. Расшатанные нервы? Или опять искаженное восприятие?
Я прихлебывал кофе из пластикового стаканчика, доедал шаурму и продумывал дальнейший план действий.
— Скажите, пожалуйста – я снова постучал в окошко. – Где тут бар «Летучая мышь»?
— Не знай. – покачала головой азиатка. – Тут есть одна бара. За угола завернуть, налево.
Я пошел вдоль трамвайных путей и свернул за угол торгового центра.
Вдали я увидел светящуюся вывеску «Оазис».
«Пойду поспрашиваю. – подумал я.
* * *
Я захожу в типичную забегаловку с замызганными стенами и примитивным ассортиментом. Горланят сомнительные личности уголовного вида. Их потрепанные подруги хрипло смеются и матерятся. Пахнет прогорклой едой и перегаром. Играет похабная музыка. Возле шеста трясет целлюлитом толстая стриптизерша в кожаном бикини с заклепками. Рядом хлопают в ладоши пьяные дегенераты.
Я подошел к барной стойке.
— Здравствуйте! Вы не знаете, где в этом районе бар «Летучая мышь»?
— Ты заказывать что-нибудь будешь? – огрызнулась немолодая прыщавая тетка.
Я стал водить глазами по этикеткам, пытаясь выбрать что-нибудь поприличнее.
— Эй, новенькая! – к стойке подошел невысокий мужик с золотыми зубами и проплешиной. У него были хитрые глаза и задорное морщинистое лицо. – Начисли-ка мне пятьдесят грамм!
Я заказал водки и залпом выпил. Паленая гадость попала не в то горло. Я закашлялся.
— Ну что, браток? Совсем хреново, да? – ухмыльнулся мужик. Он насмешливо смотрел на меня.
Барменша отошла в зал и ругалась с компанией забулдыг.
— Ты бы хоть томатного сока выпил, глядишь, попустит! – весело сказал мужик. — Вон Кровавую Мэри закажи, вы же любите такое.
— Кто это мы? — Я посмотрел ему прямо в глаза.
Он шутливо махнул рукой и опрокинул рюмку в рот. Потом он открыл ключом неприметную дверь сбоку от стойки и зашел туда. Дверь осталась приоткрытой. Я немного постоял. На меня никто не обращал внимание. Я решил идти следом за ним, чтобы расспросить.
* * *
Тусклый свет. Темный коридор, облупившиеся синие стены, облезлый потолок. На стенах какие-то календари и графики дежурств. Пахнет сыростью, в углах паутина.
Справа метрах в пяти от меня – деревянная дверь с табличкой «Служебный вход». Вдали в конце коридора железная дверь. Вдруг она открылась, оттуда показался мужик с золотыми зубами.
— Ты помогать? – обратился он ко мне. – Иди сюда. Заходи давай.
Я зашел. Он захлопнул дверь. Щелкнул самозакрывающийся замок.
Мрачная комната, такие же синие стены. Стеллажи, занавешенные серой тканью. Стремянка, стол с тетрадками и бутылкой водки, пара стульев. Чуть подальше в углу белая дверь с нарисованной красной звездой.
— Меня Виталич зовут! – подмигивая сказал он. – А тебя?
— Олег.
— Новый, что ли? Первый день?
— Ну типа того.
— Барменша вон тоже первый день… Ладно, Олег, надо тут пару пассажиров перетащить, я сейчас разберусь. Ты жди пока. – он принялся листать какую-то тетрадку.
Я прошелся. И вдруг меня словно ударило током.
На полу стояла вывеска. «Бар Летучая Мышь».
Я обомлел. Так вот оно что? Они просто сменили вывеску!
Эмоции забурлили. Я так долго искал это место, и вот наконец я здесь.
— Ты чего побледнел то? – спросил Виталич.
— Да так, не знаю…
— Да это от водки, я тебе говорю. Тут такую отраву продают! – Виталич поморщился.
Он раздвинул занавески на полках. Какие-то банки с чем-то… Я присмотрелся и меня чуть не вывернуло.
Это были емкости с глазами. Карие, голубые, зеленые… В прозрачной жидкости плавали кругляши с красными прожилками на белках. Черные зрачки словно смотрят на меня.
В других банках находилось что-то похожее на мясо. Наверное органы, там было нечто, похожее на сердце. Еще в одних банках я увидел отрубленные человеческие кисти. На пальцах одной из них наколоты буквы «ПАША».
Какая мерзость!
Я отшатнулся и взялся за стену. Насвистывая Виталич залез на стремянку.
— Ты слышал, Олег? На базе-то пожар случился. Там еще газовые баллоны взорвались.
— Нет, не слышал.
— Столько органов потеряли… Идиоты, ничего организовать не могут.
Виталич взял какую-то банку с голубыми глазами и рассматривал ее.
— Так, вот этого лоха недавно обработали. А что крышкой-то не закрыли? Придурки криворукие. Олег, принеси крышку, вон там в углу, в мешке.
Я отошел в дальний угол, покопался в полиэтиленовом пакете. Достал стеклянную крышку.
— Виталич, вот это?
Он посмотрел.
— Да.
Вдруг банка выскользнула у него из рук и разбилась.
Полетели осколки. Глаза разлетелись в луже. Виталич замер.
— Сука!! – вдруг заорал он диким голосом. – Сука, твою мать!!
Он дернулся и вдруг стремянка стала разъезжаться. С воплями Виталич грохнулся на пол.
— Твою мать! – кричал он. – Как так-то?
Я подошел к нему, стараясь не наступить на стекло. Он с кряхтением поднялся и кинулся искать глаза. Но они уже были безнадежно раздавлены стремянкой.
— Это что такое? – Виталич ошарашенно держал на ладони разорванные остатки глаз. – Не восстановить никак?
Он швырнул их на пол и зарыдал, утираясь рукавом. Я стоял молча, не зная что сказать.
Он взял швабру и со слезами стал собирать осколки.
— Меня же убьют за них… Где я им новые достану?
Вдруг он бросил швабру и уставился на меня.
— Так, так… — он быстро потирал ладони. – Сейчас… Олег, прибери здесь все!
Он схватил со стола бутылку водки и убежал за белую дверь со звездой.
Я подошел к входной железной двери и потянул. Самозахлопывающийся замок был закрыт, а ключ находился у Виталича. Я выругался.
Виталич вернулся с двумя налитыми рюмками.
— Давай-ка, Олежка, накатим с тобой. За знакомство, так сказать! Иди сюда!
Он явно что-то задумал. Это чувствовалось по бегающим глазам и мерзкому выражению лица.
Он протянул мне рюмку.
— Ну давай, братан! За день граненого стакана! – он залпом выпил и выжидательно смотрел на меня.
— Нет, Виталич, извини. – я улыбнулся и покачал головой. – У меня желудок проблемный. Врачи запретили.
— Да ладно тебе, ты же пил у стойки!
— Больше одной нельзя.
— Так. – озадаченно сказал Виталич и почесал подбородок. – Я сейчас. – он снова ушел за белую дверь.
Я подошел и приложил ухо. Он чем-то звякал, пахло лекарствами. Я потянул за ручку – закрыто.
— Чего ломишься? – подозрительно крикнул Виталич.
— Да так просто. – я придал голосу равнодушный тон.
Наконец он вышел. Одну руку он почему-то держал за спиной.
— Что в руке то, Виталич? Чего прячешь?
— Да это я за копчик держусь. – он недобро осклабился. – Ушибся при падении.
Он кивнул головой.
— Давай, на выход.
К нему нельзя поворачиваться спиной. Я не сомневался, что он прячет шприц с какой-нибудь гадостью.
— Иди первый, Виталич. Я за тобой.
— Олег, ты чего дурака валяешь? Иди давай!
— Только после тебя.
— Так. – Виталич нехорошо улыбнулся. – Ладно.
Свободной рукой он достает мобильник из кармана. Я ясно понял одно.
Ни в коем случае нельзя дать ему позвонить!
Я врезал ему ногой в морду.
Мобильник отлетает в сторону. Виталич грохается на пол. Из другой руки вылетает шприц. Я так и думал.
— Ты че, урод… — он выпучил глаза. – Помогите! – истошно вопит он лежа.
Я прыгаю на него, зажимаю ладонью рот.
— Глохни! – шиплю я. Бью его затылком об пол. Он закатывает глаза. Я бью его кулаком по роже. Кровавые брызги. Он что-то мычит.
Хватаю с пола какую-то тряпку, сую ему в рот. Потом судорожно ищу глазами – куда же откатился шприц?! Достаю его из-под стеллажа. Виталич ворочается и стонет. Вгоняю ему иглу в ягодицу, ввожу раствор. Снова закрываю ладонью рот. Наконец тот обмякает и погружается в анабиоз.
Я встаю, шумно дышу. Вытаскиваю тряпку изо рта – вдруг задохнется. На его мобильник кто-то звонит. Беру, сбрасываю, выключаю его.
Так, что дальше? Какой странный шприц и игла…Позолоченные. На шприце изображена красная звезда.
И вдруг воспоминания оживают. Ведь такой же шприц я видел в руках Вики… Да, точно!
Я захожу за белую дверь. Какая гадость… На полу лежат трупы. Окоченевшие кадавры. Значит это их собирался перетаскивать Виталич. Больной ублюдок.
Осматриваюсь. Кафельное помещение, медицинская каталка, операционный светильник, хирургические инструменты.
На стене шкафчик. В нем разные медикаменты. Вижу открытую упаковку. Нескольких ампул нет. Они валяются пустыми в урне. Так, я знаю этот препарат. Значит вот что Виталич добавил в мою рюмку, а потом собирался вколоть. Нет уж, мне мои глаза нужны.
Получается, Виталич пробудет в отключке не меньше восьми часов. Для верности набираю еще ампулу, вкалываю уроду. Двенадцать часов крепкого сна ему обеспечено. Оттаскиваю за шкирку Виталича к трупам.
— Вот вам и дружок! — говорю я мертвецам. — Виталич, я думаю, ты найдешь с ними общий язык.
Надеваю на иглу шприца позолоченный колпачок, прячу в куртку. Вытаскиваю из кармана Виталича ключ. Колеблюсь, выключать свет или нет… Все-таки выключаю.
Открываю дверь, выхожу, защелкиваю. Прислоняюсь к стене, закрываю глаза, вдыхаю и выдыхаю.
— Эй, ты кто?!
Из-за двери «Служебный вход» подходит женщина средних лет. Пронзительные черные глаза, одутловатое лицо, грязные темные волосы.
— Я… эээ… Меня Виталич просил помочь. – заикаюсь я.
— А где он сам?
— Вышел куда-то…
— И ключ с собой унес?
— Ну да.
Она подошла к двери и подергала.
— Виталич! – закричала она, стуча кулаком. – Ты здесь?
Она достала мобильник и приложила к уху.
— Света нет. – сказала она, смотря в замочную скважину. – И мобильник отключен. Может батарея села?
Как хорошо, что я выключил его телефон…
— Наверное в аптеку убежал, гаденыш. А мне внутрь надо. Может парней звать, дверь ломать? – она задумалась. — Ладно, отложим до послезавтра. Пошли на выход. Здесь два дня никто не появится.
Мы вышли к барной стойке. Она закрыла дверь на ключ и скрылась на улице.
Я переводил дыхание. Ну наконец-то мои поиски увенчались успехом. Значит все это происходило здесь…
* * *
Из зала подошла барменша.
— Заказывать что-нибудь будете? – раздраженно спросила она.
Я взял еще водки. Так, надо собраться с мыслями.
Шум раздражает. Стриптизерша оседлала какого-то голого мужика в одних трусах. Он ходит на четвереньках и визжит как свинья. Толстуха хлещет его плеткой по ягодицам. Толпа смеется. Бабища достала какой-то предмет. Это что, резиновый фаллос?
— Трахни его, трахни! – доносятся крики.
Нет, такое зрелище не для меня.
Вдалеке в закутке виднеется дверь с надписью «Туалет». Иду туда. Налево мужской, направо женский.
Ну и клоака. Грязный сбитый кафель, лужи на полу. Еле светящие грязные лампочки. Пять кабинок, покосившиеся дверцы. Жужжат мухи, воняет канализацией.
В первой кабинке дверь снята с петель. До краев забитый нечистотами унитаз. Кидаю в него ключ Виталича.
На потрескавшейся раковине лежала обертка гематогена. Я посмотрел в расколотое захватанное зеркало на стене. Ну и вид. Псих сбежал из дурдома… Я повернул ржавый кран, сполоснул лицо тухлой водой.
«Так, спокойно…»— думал я, смотря себе в глаза. Потом прикурил сигарету.
Память возвращалась обрывками. Я же был здесь месяц назад… Случайно оказался в незнакомом районе. Именно сюда меня затащила эта чертова Вика. Сам бы я ни за что не попал в этот мерзкий гадюшник.
Сама ведь подкатила! На шею вешалась! А я, пьяный придурок, купился на безупречно красивое смазливое личико и шикарную фигуру. Гормоны затуманили рассудок. Если бы я только знал – послал бы ее куда подальше!
Это же здесь она подсыпала мне что-то в пойло. От этой дряни я впал в какое-то гипнотическое состояние. Сознание приходило вспышками. Вот я как зомби сижу в Бэхе… Руки и ноги не слушаются… Вика смеется и вытирает платком красное с губ… Вот она достает позолоченный шприц… Берет кровь у меня из вены… Закатив глаза от удовольствия вводит мою кровь себе в руку… Потом закачивает мою кровь Клопу… Тот стонет от блаженства…
Дальше они издеваются надо мной… Клоп отвешивает мне пощечины… Тушит об меня сигарету… Потом Вика ногами выпихивает меня из машины прямо на ходу… Я прихожу в себя в больничной палате…
Зашумел унитаз. Я посмотрел в зеркало. Последняя кабинка открылась, оттуда вышел какой-то парень в рваном спортивном костюме и кроссовках. Он прячет в карман жгут, растирает предплечье. На лице тупое сонное выражение.
— Ну че встал как статуй! – он грубо оттолкнул меня от раковины. Я решил не связываться.
Он помыл руки, взял обертку гематогена и несколько раз лизнул ее.
— Слышь, братан. – он повернулся ко мне. На губах дебильная улыбка. – Есть курить?
Я стал вытаскивать сигарету, но он вдруг выхватил пачку у меня из рук.
— А ты себе новую купишь. – ухмыльнулся он.
Чего этот тип добивается? Специально выводит меня из себя?
Улыбаясь он сует сигарету в рот. Молча смотрит на меня замаслившимися глазами.
— Чушкарь, прикурить дай! – вдруг рявкнул он. – Оглох что ли?
Я сую руку в карман, нащупываю зажигалку. Зажимаю ее в кулаке.
Резко бью урода в морду. Он отлетает, роняет сигарету. Прижимаю его к стене, еще раз бью по роже. Потом в живот, он сгибается. Бью кулаком по шее, он обмякает.
Странно, но он совершенно не сопротивляется. Словно тряпичная кукла.
Хватаю его за башку, бью затылком об стену. Его глаза закатились. Разворачиваю лицом к стене и впечатываю эту рожу в кафель. Брызжет кровь, летят зубы. Хватаю его за волосы и несколько раз бью о край раковины. Он что-то мычит.
Я теряю над собой контроль. Словно все предыдущее напряжение выливается в эту экзекуцию.
Швыряю его в противоположную стену. Он падает на пол с лужами. Подхожу и бью его ногами. У него какое-то ватное, дряблое тело. Поднимаю, бью мордой о писсуар. Еще и еще, засовываю его башку в дырку. Бью по шее. Хрустят позвонки.
Кидаю его в кабинку, откуда он вышел. Замечаю на полу шприц и ампулы. Сую его головой в унитаз, спускаю воду. Она окрашивается в красный цвет. Ублюдок вяло извивается как червь, елозит руками и ногами. Кидаю его на пол. Он падает на спину, вместо лица у него каша.
Моя грудь ходит ходуном. Нечем дышать. Меня трясет.
Поднимаю ногу и обрушиваю тяжелый ботинок ему на морду. Каблук проламывает череп, слышен хруст. Еще раз. На роже видна вмятина. Он перестает двигаться.
Рывком поднимаю его и сажаю на унитаз. Придаю равновесие. Он сидит, растопырив руки и ноги, склонив голову. С подбородка струится кровь.
Я нахожу свою зажигалку, подбираю пачку. Вставляю ему сигарету в рот. Подношу огонек. Ты же ведь просил прикурить, да?
Я закрываю изнутри дверь на шпингалет. Сам подпрыгиваю, подтягиваюсь, перелезаю через перегородку наружу. Это чтобы никто не открыл дверь и не обнаружил его в ближайшее время. Хотя шприц и ампулы наверное объяснят его смерть.
Потом я смываю кровь с кулаков, оттираю пятна с кожаной куртки. Несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю. Выхожу из туалета.
* * *
Я взял стакан пива, прошел в зал и сел на свободное место. Стриптизерши уже не было. В углу сидел тот самый голый мужик в трусах. Он плакал и держался за зад. Ему наливали водки и утешали.
Я стал оглядывать местную публику. Вот какой-то здоровяк положил ладонь на стол и бьет огромным ножом по промежуткам между пальцев. Его подбадривают, он убыстряет темп. Случайно на него облокачивается проходящий мимо алкаш. Нож вонзается в руку, здоровяк орет. В ладони зияет дыра, он смотрит через нее. Я вижу его обезумевший глаз, который почему-то уставился на меня. Наконец дружки уводят его на улицу. Пол залит кровью, но никто не спешит делать уборку.
Что за мерзкий притон… Вдруг мой взгляд выхватил девчонку со светлыми волосами. Она сидела спиной ко мне в компании пьянчуг. Ее приобнимал лысый тип со шрамом на щеке, на пальцах наколоты перстни.
Меня словно пробило током. Это же она! Это же Вика, гореть тебе в аду!
Я встал. Так, что же делать? Подойти, обратиться… Сказать, чтобы шла на улицу? А там что? Задать трепку?
Я выдохнул и собрался. Потом решительно подошел к столику. Похлопал ее по плечу:
— Привет, Вика!
— Чеее? — она резко обернулась.
Так, это не она.
Да, это действительно не она. Просто похожая девчонка. У нее было испитое лицо с прыщами и рытвинами, мутные пьяные глаза и нос картошкой.
— Эй, балбес, ты откуда взялся? – окрысился лысый.
— Извините, я обознался. Просто девушка похожая.
— Давай, катись отсюда.
Я вернулся на свое место и взял стакан с пивом. Так, что делать дальше?
Тут я заметил, что девчонка что-то нашептывает на ухо лысому и они периодически посматривают на меня. В душе появилось нехорошее предчувствие.
Вдруг лысый поднялся и вразвалочку подошел ко мне.
— Слышь, братан, разговор есть, пошли выйдем?
Я кивнул головой и встал.
— Эй, лысый, куда пошел? – закричала барменша, когда мы проходили мимо стойки. – А платить кто будет?
Лысый начал выгребать мелочь из карманов и горячо спорить. Дверь туалета открылась. Оттуда вышли два громилы, которые за руки и за ноги несли чье-то тело. Я узнал изувеченного наркомана, с которым я расправился.
— Ребят, что это с Гнусом? – крикнула барменша.
— Подох Гнус! – со странной улыбкой крикнул один мужик. – От передоза откинулся. А может убил кто-то. Череп проломлен.
— Убили? – весело сказала барменша. – Ну это не проблема!
Они дружно захохотали. «Да что здесь происходит?» — подумал я.
— Идем! – толкнул меня лысый.
* * *
Мы вышли на улицу. Я вдыхал свежий воздух полной грудью.
— Что за разговор? – спросил я.
— Давай за угол отойдем.
Мы зашли в какой-то глухой и мрачный закуток. В подворотнях гудел ветер, где-то орали кошки. Он закурил и чего-то ждал.
Через полминуты к нам подошли еще трое – его друзья из забегаловки. Они уставились на меня. Я почувствовал, что ситуация накаляется.
Лысый что-то достал из кармана. Я увидел пистолет.
— Ребят, что вам нужно? Я вас не знаю. – хмуро сказал я.
— Сейчас узнаешь. – весело сказал лысый. Он приблизился ко мне, отбросил сигарету и вдруг наотмашь ударил кулаком с пистолетом. В глазах потемнело. Я зашатался и попятился.
Ко мне подошел толстый усатый мужик в пальто:
— Ну что, допрыгался? — промычал он. – Тебе ведь ясно сказали, катись отсюда.
Он быстро и резко дал мне под дых. Я задохнулся и грохнулся на колени.
Второй урод, мелкий тщедушный заморыш, захихикал и врезал мне ногой по лицу. Я растянулся ничком на земле. Кровь закапала на снег. Я попробовал подняться, но получалось только встать на четвереньки.
Ко мне подошел здоровый мордатый тип в пуховике. Он пнул меня ногой по ребрам. Я снова упал на снег и растянулся на спине. Сверху равнодушно смотрела луна на бесконечно черном небе.
— Слышь, Зуб! – мелкий обратился к лысому главарю. – Может его отпетушить, а?
— Прекрати, Чирик! – огрызнулся лысый. – Ты опять за свое, озабоченный?
— Ну может тогда хоть это… — мелкий расстегнул ширинку. – Я ему золотой дождь устрою?
— Нет, я сказал!
Чирик застегнул молнию и отошел с грустным видом.
— Ну че, Зуб? – спросил мордатый. – Как поступим?
— Как в прошлый раз. – отозвался лысый. – Надо чтобы без крови и без следов на теле. Пакет на голову надеть и дело с концом. Связывай его, только крепко.
— Хорошо все сделаю. – мордатый достал из кармана моток веревки. – Как конвой в зоне вяжет.
Я молча корчился на снегу. Лицо заливало кровью. Бежать было некуда, они зажали меня в угол. Вот он, печальный финал моего пути. Рядом валялась пустая бутылка из-под шампанского. Скоро из меня так же вытечет жизнь и пустой сосуд тела будет лежать на земле под безразличным снегопадом…
Вдали на несколько секунд взвыла полицейская сирена.
— Менты, что ли? – вздрогнул лысый. Они взволнованно уставились друг на друга.
Всего лишь один момент. Его нельзя было упустить. Сознание мое собралось, а боль ушла куда-то на задний фон.
Я резко вдохнул и выдохнул. Тут же я схватил пустую бутылку, рывком вскочил и обрушил ее на голову мордатого. Брызнули осколки. Он рухнул на землю с разбитым черепом.
Я резко воткнул острое горлышко лысому в глотку, разорвав ему хрящи. Он выронил пистолет и шлепнулся на бок, булькая кровавым фонтаном и хватаясь за шею.
Я молниеносно подхватил ствол – это травмат! – и тут же выстрелил в толстого. Он страшно заорал и схватился за рожу. Я выстрелил второй раз и наверное попал в висок. Он грохнулся и затих, потеряв сознание.
Я тут же направил ствол на Чирика.
— Стоять, тварь! — Тот дрожал как лист. Видимо от растерянности он и не думал убегать.
— Братан, да ты че… Это все они, я не хотел… — запричитал он.
Я подошел и крепко пнул его между ног. Чирик беззвучно открыл пасть и грохнулся, держась за причиндалы. Вот это хороший удар! Прямо десять из десяти.
— Закончилась твоя бурная половая жизнь, Чирик. – сказал я. – Ну хоть ерундой заниматься не будешь. Очухаешься – вызови скорую дружкам.
Из-за дальнего угла выехал патрульный уазик. Я вздрогнул. Из машины вылез пузатый полицейский с фонарем.
— Э, ну ка стоять! – заорал он мне.
Я рванул прочь во весь опор.
* * *
Я бежал по темным заснеженным улицам, нырял в подворотни. Перебегал по какому-то мосту через канаву. От меня шарахались немногочисленные прохожие. Я перелезал через заборы, шел по колено в снегу. Наконец стало понятно, что за мной никто не гонится.
Ночь уже уходит, скоро рассвет. Куда это меня занесло? Вокруг покосившиеся деревянные дома, заброшенные сараи, помойки. Валяется разный хлам. Я продирался через кустарник. Потом присел отдохнуть на валявшуюся автомобильную шину.
Травмат пустой. Там было всего две резиновые пули. Я размахнулся и швырнул его в кусты. Потом достал мобильник, позвонил Свете.
— Да. — ответил незнакомый женский голос.
Я поперхнулся.
— Света?
— Я ее мама. Она умерла. – женщина всхлипнула. – Выбросилась из окна.
Она отключилась. Я даже не успел ничего ответить и некоторое время сидел в ступоре. Потом мои глаза увлажнились. Все-таки она решилась на это…
Слезы падали на грязную землю, а я закрывал лицо руками и содрогался от беззвучного плача.
Как же так? Почему?
Мои кулаки сжимаются. Я полон решимости.
Я достаю из кармана позолоченный шприц. Света рассказывала и про это.
У этой вещи есть определенная ценность. Это своего рода рычаг воздействия. Паскуда не позволит сломать иглу, это невыносимо для нее.
Как там было в сказке? Смерть Кащея находится в игле?
Снимаю колпачок. Пальцами осторожно сгибаю золотую иглу. Увеличиваю силу нажима…
Вдруг звонок мобильника. Незнакомый номер.
— Алло.
Тишина. Раздается мерзкий крысиный смех.
— Кто это? – кричу я.
— Заходи, поговорим! – смеется в трубку Вика. – Иди ко входу на старое кладбище! – она сбрасывает.
Решительно встаю. Здесь недалеко, минут пятнадцать ходьбы. Я продираюсь через ветки, бреду по снегу. Иду сквозь слякоть и наконец выхожу на дорогу. Определившись с направлением я отправился к месту встречи.
Что ждет меня там? Лютая смерть? Или решение всех этих проблем? Возвращение к нормальной жизни или гибель в грязной канаве?
Под ногами хлюпали лужи. Холодный ветер дул в лицо. Мерцали фонари. Я шел мимо деревянных домов и серых панельных коробок.
Какая-то тень пробежала неподалеку. Я насторожился. Вдруг из темноты вышли несколько крепких парней в черном. Сбоку подошли еще. И еще. Я обернулся – фигуры были и сзади.
Человек пятнадцать. Смерть дышала в затылок.
Я стоял в кольце из ухмыляющихся здоровяков. В руках они держали ножи, биты, цепи и удавки. Их мерзкие волчьи рожи не предвещали ничего хорошего.
— Ну что, добегался? – сплюнул один из них, очевидно главарь. Он сверлил меня взглядом. – Твой смертный час настал. Пора в могилу.
Я узнал его. Это же тот, которого я ударил ножом в сердце! Как? Неужели он жив?
Я быстро достал из кармана шприц, сильно сдавил иглу.
— Слышь, уроды! – резко сказал я. – Кто на шаг еще подойдет – сломаю!
Главарь поморщился и схватился за шею. Словно я сдавливал не иглу, а его хребет.
— Ладно! – он с сожалением махнул рукой ублюдкам. – Пусть идет. Все равно ему жить недолго.
Я пошел быстрым шагом, постоянно оглядываясь. Толпа смотрела мне вслед и я чувствовал на себе их злые взгляды. На всякий случай я держал шприц в руке.
Наконец я подошел к кладбищу. Сквозь покосившуюся железную ограду виднелись кресты и памятники. Качались высокие безжизненные деревья. Стылый воздух доносил спертое дыхание мертвецов.
Сердце молотит. Замерзшими пальцами вызываю последний номер. Идут гудки. Вдруг слева вдалеке я слышу громкую мелодию звонка. Сбрасывают. Она где-то здесь?
Иду по тропинке вдоль обваливающегося кирпичного забора. Хрустит снег, каркают вороны. Дохожу до угла кладбища.
Снова набираю. Звонок раздается из гаражей вдали неподалеку от ограды. Что за кошки-мышки такие? Здесь забор разрушен. К могилам ведет широкая брешь.
Подхожу. Неприметное место, заросшее кустами и деревьями. На земле валяется металлолом. Рядом редкий еловый лесок. Вдали виднеются многоэтажки.
Набираю в третий раз. Звук идет из-за металлической коробки гаража. Сбрасывают. Оттуда же слышен знакомый паскудный смех. Ну держись, мразь!
Подхожу, резко заглядываю. Никого!
Вновь смех. Но теперь с другой стороны!
— Ты где, сволочь? – я кручусь на месте.
Смех доносится с разных сторон. Я не могу определить направление. Что за чертовщина?
Выхватываю зеркальце, приставляю к глазам. «Даже если они невидимы – ищи отражение в зеркале» — говорила Света.
— Ну, я жду! – кричу я. – Объявись!
Вдруг рядом зашуршали кусты. Я резко обернулся.
— Разрешите прикурить.
Из-за гаража вышел высокий парень в куртке-аляске. На голове бейсболка, затемненные стильные очки, в зубах сигарета. На бледном лице вежливая улыбка.
Наверное я выглядел как полный дурак с этим зеркальцем. Убираю его. Еще и шприц в левой руке, ни дать ни взять наркоман. Достаю зажигалку, чиркаю, подношу ему ко рту.
Резкая сильная боль в животе. Ноги подкашиваются. Не понимаю, что происходит. Я падаю на колени.
В его руке окровавленный нож.
Лезвие словно мерцает синеватым оттенком. Ублюдок широко ухмыляется. Виднеются клыки.
Он поднимает упавший шприц, отряхивает от снега. Прячет в карман. Смотрит на меня некоторое время. Взгляд тяжелый и злой.
Потом толкает меня ногой, я плюхаюсь на землю. Он разворачивается и через брешь в заборе уходит на кладбище.
Кое-как поднимаюсь. Какая же боль… Стоять тяжело. Зажимаю рану рукой, пальцы в крови. Всем нутром ощущаю близкое дыхание смерти.
— Помогите! – я пытаюсь кричать, но голос слабый. Получается только хриплый шепот. Да и не услышит никто в этой глуши.
Машинально кладу зажигалку в карман. Достаю мобильник, набираю экстренный номер, подношу к уху.
Сзади чей-то топот. Поворачиваю голову.
— Абонент не отвечает! – раздается крик.
Страшный удар в лицо чем-то твердым. Вспышка в глазах, я падаю. Телефон вылетает из руки.
Передо мной стоит Вика в темных очках. В руках она держит обрезок ржавой трубы.
— Или временно не доступен! – орет Вика и бьет трубой по ребрам. Из моего горла вырывается стон. Я извиваюсь. Она размахивается и бьет еще раз, по пояснице. Взрыв боли. Пытаюсь доползти до телефона, тянусь к нему левой рукой.
— Что ж ты, Олежка, все не успокоишься! – ласково говорит Вика и бьет меня железкой по руке. Я кричу, запястье сломано. Кисть безжизненно висит.
Острым зазубренным краем трубы Вика разбивает телефон на осколки.
— Вот и все! – улыбнулась она, обнажив клыки.
Я откидываюсь на спину и смотрю на серое небо. Сверху падают снежинки и я даже испытываю некоторое облегчение. Сейчас все разрешится…
* * *
Я лежу на спине и истекаю кровью.
— Тебе просто не повезло. – сказала Вика и облизнула ярко-красные губы. – Парень ты неплохой. Стал жертвой обстоятельств. Всего лишь подвернулся мне под руку. На твоем месте мог оказаться любой.
Она откинула свои длинные белые прямые волосы. Потом размахнулась и вогнала острый край трубы мне в левое плечо. Надавила, покрутила. Кровавые брызги, я вою от боли.
— Я же тебе по телефону говорила… Прокуси одного лоха и все будет нормально. – говорила она с отвратительной кривляющейся интонацией. — Жить будешь как мы, на широкую ногу. Да у тебя и выбора не было – или с ты с нами, или сгоришь на рассвете через тридцать дней, тридцать ночей. Про самовозгорание слышал? Вот-вот. Поджаришься как шашлык, а в полиции напишут: «пролил на себя водку и уронил сигарету».
Вика говорила с явным удовольствием. Сегодня она в мешковатой матерчатой красной куртке со множеством нашивок и цепочек. Узкие черные джинсы с булавками, на ногах высокие ботинки. Сатанинское отродье…
— Но после двадцать седьмого дня я на тебя рукой махнула. Мы таких называем «огарки». Толку от тебя нет. Совестливый очень, с моральными устоями. А такие перспективы у тебя были… Вон Клоп – он в первую же ночь лоха выпил. За год переродился. Теперь его фиг убьешь, живучий. Хоть он и не упырь еще, в прямом смысле этого слова. Ему долго до воплощения, лет десять…
Вика расстегнула молнию кармана и вытащила собачий ошейник-цепь.
— Олежка, я думала ты будешь моим рабом, как Клоп и другие. Я хотела сделать тебя своим песиком. Ты ходил бы на цепи, жил в конуре и по команде слизывал бы землю с моих каблуков.
Скривившись от боли я приподнимаюсь на лопатках. Она пнула меня в лицо. Я снова упал.
— Я думала, какую кличку дать своему новому рабу. Может Сосунок? Нет, что-то не то. Свинья? Мы иногда пьем свиную кровь, когда нет человеческой.
Вика надавила мне ногой на живот. Из раны хлынула кровь. Я завыл. Она засмеялась.
— Я бы назвала тебя Тампон! — хохотала она. – По-моему, ниже уже некуда! А-ха-ха!
Меня сводило судорогой от боли. Я мечтал, чтобы все поскорее закончилось.
— Эх, от возгорания жертвы я потом всегда долго мучаюсь. Словно цветочек в горшке растила, а он с подоконника упал и разбился… Собственноручно убить куда приятней… А помнишь тех, кто у тебя тачку забрал? Ты их еще ножом проткнул? Ты думаешь, ты убил их? Нет, дружок, убить их непросто…
Вика достала из кармана флягу, отхлебнула. Потом присела и плеснула мне в лицо какой-то бурой вонючей жижей.
— Хоть перед смертью нормальной крови попробуй, обалдуй. – с презрением сказала она. Потом провела языком по клыкам. – Знаешь, почему ты клыков не видел? Мы специальные коронки носим.
Она встала и потянулась с довольным видом. Мерзкая нечисть… Боль и мрак разрывали все мое тело, кололи мозг тысячами раскаленных игл.
— Что, ножичком тебя ударили, теперь и крестик не помогает? Это тебя Комар пырнул. Чтоб ты поспокойнее был. А то вдруг бы ты стал руками махать… Макияж бы мне испортил…
Вика состроила печальную мину.
— А вообще жалко Комарика. Он сейчас тоже сгорит, на кладбище. Ну хоть гибель встретит со шприцем в руке, как викинг с мечом…– она картинно всхлипнула. — Мы с ним вдвоем из линии передачи оставались. Он мне как братик был. Я одна теперь.
Вдруг она перекосилась от ненависти. Она присела и с силой провела мне по лицу ногтями с черным маникюром. Я застонал.
— Все эта сучка набедокурила. – прошипела она. – Ну Светка эта. Комар с ней в библиотеке познакомился. Лапши на уши навешал, она и растаяла. У нее и парня то никогда не было. Если бы не ты – она так и сдохла бы, мужика не попробовав. А Комар с такими лахудрами не спит, хоть она и бегала за ним как собачка. Он ее прокусил и послал подальше… Типа давай, дальше сама… А у нее внезапно чуйка проснулась, ясновидение. Как-то она просекла, что через самоубийство можно линию прервать. И тогда передающий теряет силу и тоже сгорает. Все рассчитала, сволочь. И на тебя она сама вышла. Я б эту овцу на куски порезала. Разорвала бы в клочья.
Вика сорвала с меня крестик и затоптала его ботинком. Потом плюнула мне в лицо. Поганая ведьма…
— Это она тебе наплела про крестики, зеркала? – она насмешливо захохотала. – Что крестик меня парализует, про отражение… Какое к черту отражение, что за бредятина! Бабкины суеверия. Я еще в переходе над тобой потешалась. И в кошмары твои проникала, чтобы тебя с ума свести. Я просто играла с тобой, с самого начала. А Комар тебя все время пас, только при бабе трогать не хотел. А баба эта, Светка — в окошко выпрыгнула. И все испортила.
Вика странно замолчала.
— Она ведь просила убить меня, да? – тихо сказала она.
Она присела, наклонилась и подняла темные очки на лоб. На меня уставились два закатившихся глаза с мутными белками. Из них источался безмерный холод и потусторонняя ненависть. Словно две льдины проникали в душу. Меня охватил ужас.
— Ты думаешь, это существо так просто убить? – ее голос изменился, стал грубее и ниже, завибрировал. Я почувствовал трупный запах из ее рта. – Ты думаешь, можно убить то, что уже мертво? Придет ночью мертвячок и укусит за бочок…
Она снова надела очки и защебетала привычным голоском:
— Меня никак нельзя убивать, Олежка. Я ведь единственная из линии передачи осталась. Я умру – и все мои рабы умрут, Клоп, Гнус, другие… Жить я буду еще долго. Очень долго.
Небо становилось все светлее. Холод, боль и отчаяние пронизывали все тело. Умирать не хочу…
Вика зевнула.
— Ладно, заболтались мы. – она наморщилась. – Надоел ты мне. Вот сейчас завалю тебя и оставлю здесь. Здесь тебе и место. Умрешь как собака, позорной смертью, за пределами погоста.
Вика подняла трубу и направила мне в лицо зазубренный край.
— В сердце колоть не буду. Много для тебя чести. – сказала она. – Проломлю твою безмозглую башку. Ну? Последнее слово?
Я сплюнул кровь, губы пересохли.
— Последнее желание… — прохрипел я.
— Ну, что?
— Один поцелуй… перед смертью…
— Как это романтично! – она мерзко засмеялась.
Она отбросила трубу, встала на колени и взяла меня ладонями за лицо. Ее руки были страшно холодными. Прикосновение мертвенных губ напоминало лютую стужу. Я почувствовал, как сердце останавливается от мороза…
Удар. Хруст. Еще удар.
Треск костей, плоть разрывается.
Течет кровь.
Прямо мне на лицо течет холодная тягучая жижа из ее рта. Она темного цвета, воняет болотом.
Бью еще раз правой рукой. Осиновый кол пробивает ей бок и пронзает сердце. Тот самый кол, который я вытащил из внутреннего кармана куртки.
Рана в животе ужасно ноет, превозмогаю боль. Скидываю ее с себя, она падает на спину. Срываю темные очки. Она вращает глазами. Лицо искажено гримасой злобы и удивления. Изо рта хлещет черный поток. Ее всю трясет.
Вгоняю кол прямо ей в грудь, в сердце. Налегаю всем весом. Кол пробил ее тушу, пригвоздил к земле. Нащупываю какой-то кирпич, бью им. Заколачиваю глубже. Мразь рычит, судорожно сучит руками и ногами, царапает грязную землю. Из глотки вырываются хрипы. От нее идет дым.
Наконец она затихает.
Я помнил слова Светы, когда мы проснулись утром в объятиях друг друга: «Это неупокоенное существо, чей кровососущий укус обрекает людей на демоническое перерождение. Убить его можно, лишь воткнув в сердце деревянный кол.»
Отползаю в сторону, хватаю воздух ртом. Ее кожа меняет цвет, превращается в серую сморщенную шкуру. Глаза тускнеют. Волосы превращаются в паклю. От нее поднимается белесый туман. Пахнет разложением и могильной затхлостью.
Вот и все. Конец.
Мертвячок больше не придет…
Еще немного – и плоть ее истлеет, растворится. Прах смешается с грязным снегом и землей. И даже кости превратятся в пыль. Останется лишь серый дым, который поднимется вверх и разнесется ветром по небу. Ничто не будет напоминать об ее существовании. Я знаю это по рассказам Светы.
Словно огромная каменная глыба свалилась с моих плеч. Сгусток чужеродного, враждебного мрака наконец-то покинул душу. Сознание прояснилось. Вернулось прежнее ощущение реальности мира.
Я откидываюсь на спину и слезы катятся по щекам. Хрипя ползу и подбираю крестик. Когда-нибудь я положу его на могилу Светы. Пусть она спит спокойно.
Собираю остатки сил, встаю. Ноги еле держат, меня шатает. Одежда мокрая от крови. Держусь рукой за живот, ковыляю по снегу. Каждый шаг дается с трудом.
Прикуриваю сигарету окровавленными пальцами. Да, я знаю, что это вредно. Вряд ли сейчас это сильно мне навредит… Если выживу – обязательно брошу…
Кое-как я вышел на прямую заснеженную дорожку. По бокам растут ели. Надо идти вперед. Там люди, они помогут. Стиснув зубы я хромаю по снегу, оставляя за собой багровый след.
Ветер доносит запах гари с кладбища. Над деревьями виднеется столб дыма. Да, так и должно быть…
Солнце… Я не боюсь этого. Моя душа спокойна.
Ведь я успел до рассвета.
Автор: Terrifier