14.03.43; A: SS-Stubaf. Ernst Weck, E: RF, SS-Ogruf. August Frank, SS-Gruf. Gottlob Berger, Chef SSHA, SS-Gruf. Wilhelm von Wirsitz, SS-Ahnenerbe GeWi. Chef
Рейхсфюрер!
Обергруппенфюрер и группенфюрер!
Многоуважаемые господа, в дополнениях к этому письму Вы найдете протокол допроса свидетеля по делу VF/WG-07-42 и мой доклад этому делу.
Примечание к допросу Удо Менцеля: четкость и содержательность показаний объясняется тем фактом, что этот допрос для него был третьим по счету. Протоколы предыдущих допросов утеряны, в настоящее время ведется расследование.
HH!
SS-Sturmbannführer Ernst Weck.
Дополнения:
Протокол допроса лейтенанта XIV танкового корпуса вермахта Удо Менцеля.
Доклад по делу VF/WG-07-42.
Протокол допроса лейтенанта XIV танкового корпуса вермахта Удо Менцеля.
Дата: 22.02.1943
Присутствующие: SS-Scharführer Рудольф Лайдер от GeStaPo. Стенографист: Ингель Гантц, сотрудник SS-Ahnenerbe GeWi.
Р. Л.: Назовите ваше имя.
У. М.: Менцель, Удо Альбрехт.
Р. Л.: Ваше звание?
У. М.: Лейтенант вермахта.
Р. Л.: Вы хорошо себя чувствуете?
У. М.: Чувствую себя хорошо.
Р. Л.: Вы помните события, которые произошли с вами в городе Шталинград в период между 24 декабря 1942 года и 3 января 1942 года?
У. М.: Да, я помню произошедшее со мной в этот период.
Р. Л.: Расскажите, что случилось с подразделением, которым вы командовали.
У. М.: На тот момент мы длительное время находились в окружении. Моя 2-ая панцеркомпания была полностью разгромлена. Снабжение было прекращено, у нас стремительно заканчивалась провизия и боеприпасы. Я отдал приказ бросить две оставшихся единицы PzKpfw IV, предварительно заминировав их и забрав то, что может пригодиться: топливо, элементы электроники. Мы заняли позицию в одном из домов недалеко от вокзала. [прим. стен. У. М. показал пальцем на карте, лежащей на столе, и Р. Л. кивнул] Вот здесь. Под моим командованием было двадцать восемь человек: девять панцеробершютце, оставшихся в живых из боевой группы, и девятнадцать солдат, обычных пехотинцев. Чтобы восстановить единоначалие и иерархию, было принято решение объединиться с ними в одну боевую группу и планировать выход из окружения. Начиная с Рождества [прим. стен. — 25 декабря] с группой начали происходить необъяснимые с военной точки зрения события. Вечером мы собрались в подвале дома, где ранее мы похоронили павших товарищей. Тела были погребены под смесью осколков стен и земли, и на каждой из могил, всего их было четыре, мы поставили кресты из арматуры. Ефрейтор Штилле читал «Рождественские» песни.
Р. Л.: Из какой книги?
У. М.: Это был Evangelisches Militär-Gesang— und Gebetbuch.
Р. Л.: У вас не было Библии?
У. М.: К сожалению, нет.
Р. Л.: Хорошо, продолжайте.
У. М.: Когда ефрейтор Штилле произносил вслух слова «Христос» или аналогичные по смыслу...
Р. Л.: [прим. стен. — резко перебил] Что вы имеете в виду под «аналогичными по смыслу»?
У. М.: Я имею в виду слова, относящиеся к Иисусу Христу: «Спаситель», «Господь». Я не помню все, которые там были. Это можно посмотреть в тексте книги. Издание 1906-го года.
Р. Л.: Вы уверены, что издание такого года?
У. М.: Абсолютно уверен.
Р. Л.: Хорошо, продолжайте.
У. М.: Когда ефрейтор упоминал имя Божье, я начинал слышать какое-то бормотание.
Р. Л.: Вы уверены, что это было бормотание? Опишите звук.
У. М.: Это было похоже на речь. В Шталинграде мы часто слышали, как русские разговаривают. Иногда они были на расстоянии метра-двух, за стеной дома. Я хорошо помню это.
Р. Л.: Это бормотание было похоже на русскую речь?
У. М.: По моему мнению, да. Я спросил у Виктора, о чем это переговариваются русские — я думал, что мы слышим их через стены, что они богохульствуют, передразнивают имя Божье, насмехаются над смертями наших солдат. Но Виктор ответил, что мне не стоит обращать на это внимание.
Р. Л.: Кто такой Виктор?
У. М.: Это был русский крестьянин, идейный антибольшевик. Он добывал для моих людей еду и помогал пробираться через засады противника.
Р. Л.: Он был агентом разведки?
У. М.: Нет. Это был простой русский человек, которому было некуда идти, потому что большевики бы тут же его вздернули.
Р. Л.: Вы уверены, что он не был русским шпионом?
У. М.: Я не могу быть уверен ни в чем, но он никогда не причинил нам никакого вреда, напротив, только приносил пользу. Он превосходно охотился, и мог за пару часов принести шесть-семь жирных крыс. Он растворялся в снежном тумане, и так же резко появлялся с добычей.
[пометка на полях. Р. Лайдер: другие показания не подтверждают, что солдаты когда-либо ели крыс.]
Р. Л.: Хорошо, продолжайте.
У. М.: Затем мы вернулись обратно на наши позиции в глубине дома. Дело близилось к ночи, и вдруг я отчетливо услышал железный грохот в подвале.
Р. Л.: Это был взрыв?
У. М.: Нет, скорее, будто бы что-то упало.
Р. Л.: В подвал был другой вход?
У. М.: Нет. Мы, разумеется, подумали, что русские пытаются взять нас штурмом, что они пробили стену или что-то в этом роде. Мы схватились за оружие и просидели в засаде около двух с половиной часов, но ничего не произошло. Затем мы отправили двух солдат на разведку в сторону подвала. Противника не оказалось. Они спустились вниз и через минуту вернулись ни с чем. Никого не было. Единственное, что случилось — это кресты на могилах. Они сломались.
Р. Л.: Сами сломались?
У. М.: Нам показалось, что да. Их некому было сломать. Хотя я был уверен, что мы связали куски арматуры надежно.
Р. Л.: Что было дальше?
У. М.: Я приказал снова поставить кресты. Но что-то пошло не так, и они долго не простояли. Каждую ночь до нашего отступления кресты ломались.
Р. Л.: Объявляю перерыв.
[прим. стен. следующие 22 минуты был перерыв. Р. Л. вышел, а У. М. пил воду и часто смотрел в сторону двери.]
Р. Л.: Продолжим. Вы хорошо себя чувствуете?
У. М.: Да, хотя вспоминать о тех событиях неприятно.
Р. Л.: Понимаю, но это необходимо. Продолжайте.
У. М.: После той странной ночи на Рождество, как я сказал, каждую ночь ломались кресты на могилах в подвале. Кроме этого, с наступлением темноты я время от времени слышал бормотание, примерно такое же, какое слышал в ту ночь. Оно становилось как бы более отчетливым тогда, когда ветер начинал завывать между домов сильнее. В этом районе, где мы были улицы были очень узкими, и когда начинался ветер, шум был очень сильным.
Р. Л.: Кроме вас, кто-то еще слышал это бормотание?
У. М.: Кажется, нет. Я не спрашивал, чтобы не подрывать боевой дух солдат. Не очень-то хорошо, когда у командира уже совсем протекает чердак. Но вот дочка Виктора, маленькая девочка, она, кажется, тоже что-то слышала.
Р. Л.: Откуда вы знаете?
У. М.: Она была совсем плоха в плане душевного здоровья. Я от нее слышал всего три фразы. Она их начинала повторять себе под нос тогда, когда я слышал это бормотание.
Р. Л.: По-немецки?
У. М.: Нет, по-русски. Она повторяла их так часто, что я выучил их наизусть. В переводе на немецкий первая звучала так: «Дед Мороз несет противнику подарки на новый год, от них жарко зимой и холодно летом».
Р. Л.: Кто такой дед Мороз?
У. М.: Виктор сказал, что это очень древний злой дух зимы, с которым заключили договор большевики. Эрзац-Николай. Он тоже приносит детям подарки, только не на Рождество, а в ночь на первое января. По мнению Виктора, этот дух должен был помочь большевикам одержать победу в крепости Шталинград, в обмен на, должно быть, жертвоприношения.
[пометка на полях. Р. Лайдер: прошу уполномоченных лиц из SS-Ahnenerbe GeWi. обратить отдельное внимание на эти показания.]
Р. Л. Понятно, продолжайте.
У. М.: Вторая фраза, которую она говорила, имела примерно такой смысл: «Закрой глаза и слушай, как идет дед Мороз». Это произвело на меня отдельное впечатление. Когда я закрывал глаза и слушал это бормотание, меня начинало бросать то в жар, то в холод.
Р. Л.: Наверное, вы простудились?
У. М.: Наверное.
Р. Л.: Вы сказали, что девочка говорила три фразы. Какая была третья?
У. М.: «Если не спать, дедушка Мороз к тебе не придет». Хотя я и не понимаю русский, но интонация ребенка была немного игривой, что ли. Примерно, как поют «Лиса, ты украла гуся».
Р. Л.: Понятно. Что случилось со стрелком Цорн? [прим. стен. Р. Л. достал папиросу и закурил].
У. М.: Двадцать девятого числа поздно вечером он исчез из нашего расположения. Мы нашли его тело позже, когда уходили через канализационную шахту. Он замерз до такого состояния, что, кажется, от него можно было отломать кусок, как от сосульки. Ужасное зрелище.
Р. Л.: Почему он исчез?
У. М.: Мне это неизвестно.
Р. Л.: Вы что-то слышали в тот вечер, когда он исчез? Может быть, почувствовали?
У. М.: Я не могу сказать. У меня было ощущение, что где-то в зимней ночи, неподалеку, поет Лореляй. Как у Хайне. Странное ощущение. Простите за поэтический тон.
Р. Л.: Можете описать подробнее свое физическое состояние?
У. М.: В целом, под вечер я обычно не чувствовал пальцев рук и ног. Я из Ройссенкёге [прим. стен. — Шлезвиг-Хольштайн], у нас довольно холодно, и я с детства привык переносить низкие температуры. Но в Шталинграде было гораздо холоднее. Каждую ночь было около минус тридцати градусов, иногда — даже около минус сорока по Цельсию.
[пометка на полях. Р. Лайдер: показания о температуре не подтверждаются существующими на данный момент показаниями и документами.]
Р. Л.: Вы отошли от вопроса.
У. М.: Так вот, в тот вечер, когда пропал солдат Цорн, я почувствовал прилив энергии. В ногах разливалось тепло, я был уверен, что ноги будут меня слушаться. В мою голову закралась навязчивая мысль: а не сходить ли, пока на улице кромешная тьма, на разведку в дом через улицу. Мы точно знали, что утром там занял позицию другой наш отряд, но днем улица простреливалась русскими, и мы не смогли наладить сообщение. На меня напал странный морок, и вдруг я очнулся от того, что меня сильно схватили за плечо. Это был Виктор. Одной ногой я уже стоял на улице, но он меня остановил. Как сейчас, я вижу его строгое, суровое лицо и как он медленно качает головой из стороны в сторону.
Р. Л.: Еще раз, для протокола: вы почувствовали, что имеете силы для выполнения разведывательной задачи, приняли решение выполнять ее самостоятельно, но вас остановил Виктор?
У. М.: Все верно, только я не помню, как именно я принял это решение. Я просто задумался, а дальше туман и затем резкий рывок назад, в реальность.
Р. Л.: По вашему мнению, что случилось со стрелком Цорн?
У. М.: Думаю, то же, что и со мной, но его никто не остановил. Как сомнамбула, он ушел куда-то во тьму и в конце концов замерз. По крайней мере, это звучит логично.
Р. Л.: Расскажите о событиях с 31 декабря по 1 января.
У. М.: Весь день было относительно тихо. Но вечером, примерно в десять, начался ад. На нашу зимнюю бурю русские в конце-концов ответили стальной грозой. Обстрел был невероятно сильным и продолжался очень долго. Но главная беда была в другом. Той ночью холод стал особенно лютым. Дочь Виктора ходила от солдата к солдату и повторяла: «Не спи и дед Мороз не придет». Она пыталась помешать им уснуть, разжимала им своими крошечными пальчиками глаза, тормошила, толкала в бок. Некоторым это помогало.
Р. Л.: Вы не пытались помочь?
У. М.: К сожалению, я был занят помощью тем, у кого еще были хоть какие-то шансы выбраться. Вместе с ефрейтором Штилле мы резали на мелкие кусочки сапоги, портупеи, ружейные ремни погибших товарищей, чтобы сварить из них суп. У нас оставалось немного топлива, чтобы развести огонь. Как командир, я решил, что нужно подкрепить боевой дух солдат последним ужином перед тем, как отправляться в поход.
Р. Л.: Что было дальше?
У. М.: Мы раздавали еду солдатам. После ужина обнаружилось, что больше половины личного состава уже нет в живых. Те, кто всё-таки поддался соблазну сна, замерзли насмерть. Девочку это очень расстроило, и она без конца плакала, практически бесшумно, но всё же я различал её всхлипы. Она всё сидела возле обершютце Клуге и пыталась его разбудить, но было уже поздно. Затем я отдал приказ собираться на выход.
Р. Л.: Почему вы отдали приказ отступать именно тогда, когда, по вашим собственным показаниям, холод стал только сильнее и идти было опаснее?
У. М.: Я посчитал, что это наш единственный шанс выбраться. Русские страдали от холода не меньше нас, и их активность снижалась вместе со снижением температуры. К тому же, у них был праздник нового года, и я предполагал, что в эту ночь гораздо больше русских будут пьяны и менее склонны вступать в бой. Днем у нас не было шансов выйти, так как все улицы простреливались.
Р. Л.: Какой у вас был план?
У. М.: У меня была подтвержденная информация, что примерно в восьмидесяти шагах от нас есть вход в канализацию. Из нее мы могли выйти за пределы окружения.
Р. Л.: Вы считали, что русские не будут охранять выходы из канализации?
У. М.: Я отдавал себе отчет в том, что в девяти случаях из десяти все выходы из канализации прекрасно охраняются вооруженными до зубов отрядами противника. Но это был единственный шанс, с учетом погодных условий и предполагаемой сниженной бдительности противника. Мы все равно уже были мертвы, так что я принял именно такое решение.
Р. Л.: Хорошо. Что было дальше?
У. М.: Я приказал всем солдатам завязать себе рты как можно туже, чтобы они не могли произнести ни звука. Это было сделано с единственной целью: если бы кто-то, оступившись, замерзнув, потерявшись или испугавшись, закричал, то погибла бы вся боевая группа. У солдат не должно было быть физической возможности издавать звуки. Затем я выстроил их в боевой порядок. Нас было одиннадцать, включая меня и Виктора, который нес дочку на спине. Я шёл впереди. Сзади меня — пять двоек. В каждой двойке солдаты сцепились локтями, и свободной рукой держались за плечо идущего впереди. Так мы дошли до входа в канализацию без происшествий. Затем я организовал спуск вниз по лестнице — в обратном порядке, я был последним. В канализации была кромешная тьма, но у нас был импровизированный факел, из последних остатков топлива после ужина.
Р. Л.: Сколько вы шли в канализации?
У. М.: Примерно четыре часа. Практически сразу мы нашли солдата Цорн. Больше в канализации мы ничего не видели. Только перед самым выходом мы наткнулись на двух замерзших русских солдат. Скорее всего, они были часовыми. Один из них уже был мертв. Виктор обыскал его, нашел на шее солдата нательный крест, прочитал тихо какую-то молитву. Другой же солдат еще был жив. Виктор наклонился к нему, и тот начал тянуть к Виктору руку. Виктор взял его за руку и вдруг русский, проявив нечеловеческую силу, буквально притянул Виктора к себе на грудь. Глаза солдата бегали в бешенстве, и я с трудом смог оттащить Виктора от него. Как потом сказал Виктор, этот человек не был крещён, поэтому стал духом зимы после смерти.
[пометка на полях. Р. Лайдер: прошу уполномоченных лиц из SS-Ahnenerbe GeWi. обратить отдельное внимание на эти показания.]
Р. Л.: Когда вы вышли из канализации, как вам удалось выйти из окружения?
У. М.: Еще было темно. Я отдал приказ падать в снег плашмя и ползти вперед. Просто вперед, ни в коем случае не подымая головы. Так мы проползли какое-то время. Затем я потерял сознание и очнулся в лазарете.
Р. Л.: Понятно. У меня больше нет вопросов.
[подпись: Rudolf Leider]
[подпись: Ingel Gantz]
[подпись: Udo Mentzel]
Доклад по делу VF/WG-07-42.
28.02.43. SS-Stubaf. Ernst Weck
По итогу проведения допросов свидетелей и изучения имеющихся документов по делу VF/WG-07-42 не было установлено непротиворечивой картины событий в период с 24 декабря 1942 года по 3 января 1943 года.
Главный свидетель, лейтенант Удо Менцель, дает наиболее обширные показания, которые, однако, по большей части не подтверждаются никакими другими показаниями свидетелей. Некоторые из показаний лейтенанта Менцель прямо противоречат показаниям других свидетелей.
Не было найдено никаких доказательств существования «Виктора», кроме показаний лейтенанта Менцель.
Лейтенант Менцель, ефрейтор Штилле, обершютце Эхофф, обершютце Допплер, солдат Шмидтке и солдат Бринк были обнаружены патрулем румынских частей 4 января 1943 в семидесяти километрах от линии фронта.
На текущий момент отсутствует подтвержденная информация о том, каким образом вышеуказанным лицам удалось покинуть окруженный район города Шталинград и пройти около ста километров по занятой противником территории. Ведется расследование.
Заключение румынской медицинской экспертизы по итогам обследования вышеуказанных лиц было утеряно. В настоящий момент ведется расследование.
НН!
[подпись: Ernst Weck]
* * *
Отрывок из интервью телеканала СОЛЬ (*земли) с художником-архитектором мемориального парка «Аллеи Победы» с Храмом Небесных Сил.
– Говорят, у вас готовится новая экспозиция? Какова будет связь патриотического духа «Аллей Победы» и духа зимних праздников?
– Я знаю, что для вас, русских, Новый год и Рождество – дни особой радости. Многие из вас в последние годы справляют Рождество дважды, по старому календарю и на западный манер!
– Новых года у нас тоже два! Второй зовётся «старый новый». Надеюсь, у вас не взорвётся мозг от загадок русской души!
*общий смех*
– Нет, пожалуй, вам бояться нечего. У меня богатый опыт, в том числе ви́дения вещей, которые обывателю покажутся странными. Что касается «Аллей»: это не разовая акция. Комплекс был открыт летом, я хочу дополнять экспозиции каждый сезон. Таким образом, они создадут годовой круг, цикл. Для нас, коренных народов Востока, понятие круговорота священно. Надеюсь, я не смутил вас, православную?
– О, нет, разнообразие культур – это прекрасно! Но ведь вы не праздновали Рождество и Новый год в детстве? Долго пришлось проникаться культурой России?
– Не забывайте, я рождён там, где для снега есть десятки названий. Зима у нас не менее сакральна, чем у славян. На Байкале морозами правит Сагаан Убгэн, он грозный, но мудрый дух. Сам Гаутама Будда выразил ему почтение. Видите, традиции не живут изолированно, а могут вливаться друг в друга. На мой взгляд, тема той Войны для вас, русских, стоит отдельно от праздников Церкви и календарного года. Но все эти традиции пересекаются меж собой! Об этом будет моя выставка.
– Некоторые говорят, вы использовали в творчестве шаманские практики? Что это, ложь злопыхателей, наветы конспирологов?
– Знаете, я не буду оправдываться. Мир духов с детства рядом со мной. Это не мода на книжки по магии, не увлечение фантастикой, а моя атмосфера, оно разлито вокруг, я этим дышу. Когда я был маленьким, в шесть с половиной лет, меня мучила горячка. Вся деревня думала, я умру. Но мудрая женщина, я не хочу говорить «шаманка» или «ведьма», воззвала к духам природы, к духам холода, чтобы оставили меня. Ваша наука не сможет это доказать: я мигом выздоровел. Но считаю себя в долгу перед теми силами, которые помогли. Я – их проводник.
– Кстати, о долге. Давайте всё же обратимся к нашей истории. Все мы в долгу перед воинами Родины, как вы – перед теми... странными существами. Делать для россиян музей Победы – ответственная миссия. Ваши проекты не раз критиковали: за изображения Жукова и Ворошилова в часовне Князей-воинов, за число рядов плиток на Аллее – по году Победы... Говорили, это нумерология, недопустимая для христиан.
– Как у вас говорят – художника обидеть может каждый? Но я не в обиде. Примитивные и завистливые люди мыслят одномерными категориями. Боги им судьи. Хотя, для нынешней выставки мне пришлось многое перелопатить. К счастью, наш уважаемый министр обороны – мой друг и почти единоверец, кое-какие документы, которых вы не увидите, мне показали... В том числе вражеские. Но всё же живые души помнят больше, чем написано в учебниках, иногда это прорывается наружу.
– То есть вы дадите волю фантазии... тех людей, которые были измучены войной?
– Я смотрю в корень, за ширму сухих отчётов, допросов, постановлений. Понимаете, если человек чувствовал холод на двадцать градусов суровее, чем по метеосводкам, разве мы имеем право отметать свидетельство человека в угоду физике? Что, если те, потаённые события, реальнее сидящих нас с вами с чаем и кофе? Вы думаете, что, если закроете глаза, то высшие силы закроют глаза на вас?
– Ой, это такие дебри философии, давайте спустимся с небес. Летом вы поразили публику олицетворением женской скорби, Плачущей Матерью. А многих и перепугали. Какие ещё персонажи появились в вашей личной вселенной?
– В русском сознании есть величественный образ – Генерал Мороз. Это вроде как политическая шутка, но я вижу в ней древние корни. Разве он не реальнее многих из смертных людей? Я поймал себя на мысли: является ли гибель от холода злом, если она забрала ваших врагов? Может, холод помог, как помог в детстве мне, уйдя прочь из тела? На выставке будут личные вещи, предметы одежды, оружие, последние записи немецких захватчиков. Я хотел украсить залы реальными черепами, от диггеров, с реконструированными тканями, чтобы видеть лица павших врагов, чтобы потомки героев могли посмотреть в глаза захватчикам. Но в Минкульте на это уже цыкнули... *смеётся*
– Тем не менее, жертвы были с обеих сторон.
– Да, конечно, и мы почтим памятью невинных... У нас есть очень трогательный экземпляр... Рисунок...
* * *
[От кого] Королёв █.█ ███████@yandex.ru
[Кому] brain_medic_██@ ██████.com
Уважаемый коллега, если можно так выразиться! Прошу прощения, что отвлекаю в период законного отдыха, однако события последних дней заставляют забыть о праздничной атмосфере, а также заподозрить себя, психолога с неплохим стажем в 7,5 лет, в необходимости помощи с вашей стороны – психиатра.
Год назад ко мне обратилась семья москвичей П-иных, с проблемами у дочери восьми лет, назовём её Лена. П-ины – представители среднего класса (не того, у которого оклад 17 тысяч, а в прямом смысле). Детские кошмары и фантазии – обыденная практика, однако родители не замечали ранее отклонений в эмоциональном фоне дочери.
На протяжении двух недель (период до и после Нового года) девочка страдала от крайне реалистичных сновидений, связанных, судя по всему, с военной темой – насколько девочка восьми лет способна сформулировать понятия войны. Лена говорила родителям, что в её комнате «рвутся большие хлопушки» и «кричат дяди». На вопрос, что кричат, девочка ответила, что язык «не наш». Дочь семьи П-иных знает английский на нормальном для её ступени (3 класс) уровне, однако слова, по видимости, были не английские.
В фантазиях ребёнка присутствовал один персонаж, с которым девочка могла общаться: «дядя Витя». В кругу общения семьи П-иных не было мужчин с именем Виктор, также и среди педагогов школы девочки. «Дядя Витя» сказал Лене прятаться под кровать, когда «хлопушки рвались». Несколько раз девочку будили уснувшей именно в таком положении, при этом у неё случались приступы энуреза. Панику родителей остановил в первые дни тот факт, что шли каникулы, и инциденты не могли помешать учебе их ребенка. Также случались странные разговоры в семье: например, как-то Лена спросила, глядя на брюки папы, «кушал ли он зимой ремень», потому, что «дяди зимой кушали». Повторять здесь все детали родительских жалоб было бы слишком обременительно.
Во время бесед со мной Лена жаловалась, что «ночью ей холодно», и «у неё отвалились ножки, потом она умерла, а потом проснулась». На одном сеанса девочка стала плакать и говорить, что «не хочет больше умирать», и чтобы «ножки были на месте». Потом, тем не менее, она вспомнила радостный факт, по крайней мере, на фоне остальных. Лена сказала, что хотела спрятаться от холода «на звёздах», потому, что «огни светят, как лампочки, а лампочки горячие», но «дядя Витя» остановил её и сказал слезть с окна. Я предупредил родителей, что дело принимает критический оборот, они не хотели верить, говоря, что «Леночка не психбольная». Но на следующее же утро они прибежали в панике, а ребёнок находился в почти сомнамбулическом состоянии. Девочка монотонно бубнила несколько фраз, одну из которых трудно было забыть: «если не спать, дедушка мороз не придёт».
Обращу внимание, что в прошлый Новый год и недели до и после, температура держалась в районе -3/-7. А квартира П-иных прекрасно отапливается. Было трудно предположить, но у меня возникло подозрение, что в счастливой семье не всё гладко. Пришла мысль, что имели место жестокие наказания холодом. Однако эта версия казалась абсурдной: квартира П-иных – «полная чаша», ребёнок не только накормлен и одет, но посещает кружки, концерты, театры, музеи, отец и мать – интеллигентны и законопослушны. Другой версией были домогательства от педофила в образе деда мороза либо хулиганов во время прогулки. Это всё относится к компетенции не психолога, а правоохранительных органов и врачей.
Проверка на полиграфе и опросы свидетелей опровергали причастность родителей к физическому или сексуальному насилию в адрес дочери. Насколько мне известно, проверяли и школу, ничего толком не найдя. Тем не менее, врачи обнаружили у девочки следы обморожений. Родители отрицали возможность их появления, психиатры проверяли склонность Лены к дромомании. В процессе поисков всплыл один из случаев в ходе культурного развития школьницы: экскурсия по выставке на «Аллеях Победы». Дело приняло деликатный оборот, ведь патриотическое воспитание не может быть вредным, как говорят наши пропагандисты. Видимо, родители считали так же, не упоминая об этом случае, ведь детей, по их мнению, водили смотреть на героев ВОВ, партизанов и так далее... В конце концов, ни одного случая стресса младших школьников, от такого времяпрепровождения, не выявлено, и П-ие, были в своём праве игнорировать этот факт.
Не знаю, как сложилась судьба девочки. Вряд ли П-ины желают меня видеть, ведь по моему «доносу» они чуть не лишились родительских прав. Не знаю, что стало с Леной. Но со мной происходит что-то странное. Я посетил выставку после Рождества в уже прошлом январе, и с тех пор жизнь шла обычным чередом.
Вряд ли немецкая форма может кого-то смутить, разве что манекен способен испугать ребёнка. Плакаты довольно бодрые, как Дед Мороз изгоняет немца, палит в него из пулемёта, или что-то такое. Однако в зале было крайне неуютно, особенно от одного рисунка. Только сейчас я понимаю, почему он произвел на меня впечатление. Настали двадцатые числа декабря, и сон мой испортился. Я просыпаюсь от грохота снарядов. Во сне какие-то люди говорят на немецком, я не понимаю их. Иногда они упоминают какого-то Виктора, при этом интонации людей во сне панические и полные отчаяния. Я просыпаюсь по три-четыре раза за ночь, то в жа́ре, то в холоде. Иногда мне жутко хочется есть и пить, или кажется, что руки и ноги кровоточат (утром я обнаруживаю ссадины, видимо, нанесённые собственными ногтями, хотя и подстриженными). Я убеждён, что мои проблемы входят в компетенцию скорее психиатра, нежели моей собственной профессии, а потому прошу, не придавая этот факт огласке (во избежание проблем на работе), записать меня к вам на прием после зимних каникул.
Хотелось бы услышать ответ скорее. Позавчера мне снилось, что я ел чужую замерзшую руку. А на следующую ночь во сне у меня отвалились ноги, и я почувствовал, что умер. Сны очень реалистичны и вгоняют в паническое состояние. Мне больше не хочется спать, максимум – час-два в кресле. Справляюсь энергетиками и кофе, но есть желание перейти на спец. препараты. Я боюсь, что этот мороз никогда не уйдет.
Жду скорейшего ответа.