Глава 1
Ссылку ему принёс Орех. Не скинул, не переслал, не скопировал в лс, а именно что притащил на клочке бумажки, с коряво выведенными на ней буквами “HTTP”.
— Это что? — спросил его Синдром. На бумажке помимо долгой ссылки было нацарапано ещё “SINDROM23” крупными заглавными буквами.
— Это тебе, Колян. — Орех запустил руку под воротник своего свитера и, громко скрябая ногтями, почесал грудь. — Ты же просил меня что-то… ну… такое. Особенное. Вот я и принёс.
— А чё в телегу не скинул-то? — Синдром поморщился на панибратского ”Коляна”, но промолчал. Орех был неприятным типаном, но шаристым, да и с барыгами на ровной ноге общался. — И нафига тут хэ-тэ-тэ-пэ в начале? Ты же знаешь, что можно без этого и без всяких вэ-вэ-вэ забивать и всё равно подействует?
— Не подействует, — замотал головой Орех. — Я пробовал. Ни хера без хэ-тэ-тэ-пэ не выходит. Не грузит. Крутится эта херня загрузочная посреди экрана и всё. Надо именно самому печатать, вот так, буква в букву.
— И чё там? Интересное чё или просто порнушка? — спросил Синдром и перевернул записку, но позади тоже ничего не оказалось, лишь красная тонкая линия, выдающая в бумажке бывшую тетрадь в линеечку. — Ты же знаешь, я тебе долг твой за один паршивый сайт с порнухой не спишу.
— Да я понимаю, — махнул рукой Орех. Лицо его приобрело просящее, заискивающее выражение. — Я и не про это… не про долг. Долг я тебе приволоку уже на неделе, там Марокко обещают, десяточку.
— Марокко, ага, как же, — Синдром постарался, чтобы в его голосе не промелькнула заинтересованность. Нормального гашиша на райончике не было уже как четыре месяца, а впереди маячили новогодние, когда десятка могла уйти за два хороших вечера. — Хоть бы не говно из-под ногтей притащил, как в прошлый раз, и то было бы славно.
— Я ж говорю — точно Марокко. Лицензионное прям. Везти будут в стекле запаянном, шоб не пахло… А вот это — так, подгончик по дружбе… А если тебе не влом будет скинуть пару фоточек… Ты ж, Сина, небось за год-то этот порядочно новых девок напробовал…
Синдром засмеялся и, протянув руку, потрепал поморщившегося Ореха за его рябую щёчку.
— Ах ты дрочер малолетний, Орех! Что, затомились твои орешки-то? Порнухи в телеге уже не хватает? Кого тебе надо-то?
— Ну… а кого можно вообще? Кого нового успел?
— Тебе так и скажи, — Синдром вытащил из кармана последнюю модель айфона, ловким жестом крутанул его в ладони, чтобы он улёгся нужной стороной — и телефон тут же приветливо засветился, узнав хозяина в лицо. — Я такую информацию не выдаю. Говори фамилию, и если есть в базе — то выдам…
— Ну… Тарасова есть?
— Не, Тарасовой нет. Она ж ботан и стрёмная. Нахрена тебе вообще Тарасова?
— Да так… а Мурзина?
— Мурзина-а-а? — Синдром оторвался от галереи телесных цветов в своём телефоне и посмотрел на покрасневшего Ореха с лёгким даже уважением. — Ты чего-это, Орех? В ней же росту больше тебя сантиметров на тридцать!
— Ну… знаешь, что такое “фемдом”?
— А-а, вот ты по каким заморочам… Ну да, ну да, Тарасова ведь тоже дылда… Ну ладно, на! Синдром вывел фото на экран и протянул айфон Ореху, который уже тянул к нему свои жадные вспотевшие ладошки.
— Три раза свайпай вправо. Дальше там уже фотки с бабкиных похорон будут, мы в Ярославль к ней катали. Влево вообще не свайпай, а то лицо в кулак сожму. Понял?
— Понял, понял, — Орех почти выхватил телефон и, достав свой паршивенький SE из кармана куртки, стал настраивать его камеру на экран дорогого Синовского смартфона, где влекла и розовела мечта малолетнего фемдомщика. — А можно я свет притушу? А то тут блики на экране…
— Давай-ка на свету фоткай, — оборвал его Синдром. — А то ещё в темноте надрачивать начнёшь. Быстро сфоткал и ушёл — называется нашёл. Быренько!
Но быренько Орех не умел. Он положил телефон с открытой фоткой на тумбочку, наклонился — и сделал несколько снимков, затем двумя пальцами приблизил оригинал в нужных местах — и сделал ещё несколько.
— Просто тут у тебя без потери качества приближает, — объяснил он смущённо. — А у меня уже шакалить будет.
— Ну давай, давай, — Синдром снова развернул бумажку. — А чё здесь по итогам? Если не порно?
— Там хата одна будет. С возможностями, — Орех свайпнул вправо и снова наклонился над телефоном, настраивая фокус на бликующий экран, высунув от старания язык. — А есть, где она совсем их раздвинула?
— Нет, нету. Она говниться начала, — Синдрому стало скучно. — Что за хата, алкашная в стиле? Нахера мне алкаши? Или там селяне? Сельские хаты ещё ничё так бывают, с причудами.
— Я не знаю, там у всех разная, — Синдром снова свайпнул и приблизил. — У меня городские были.
— Короче сейчас проверю, давай телефон, — Синдром протянул руку, но Орех замотал головой.
— Нет, не получится с телефона! Нужен стационар или ноут.
— Ты чё, совсем дурной? Где я тебе найду стационар? Стационары только у говнарей стоят да в офисах, наверное кое-где ещё остались.
— Ну у тебя же вроде у мамки ноут был?
— Да это когда было, — Синдром задумался. — Хотя вроде на балконе коробка валялась. Надо проверить уж. Ты там как — всё?
— Угум, — вздохнул Орех и с явным нежеланием вернул Синдрому его телефон. На экране не в фокусе и всё мокрое от пота, светилось лицо Мурзиной, которая, чуть щурясь от вспышки, прикрывала грудь ладошкой, думая, что Синдром фоткает вверх. А в фокусе-то было то, что снизу — и ещё то, что было в том, что снизу.
— А если появится Тарасова когда в ближайшее время, то…
— На хер иди, Тарасолюб, — Синдром уже думал о хате, на которую вела ссылка. — Всё, давай на выход. И без Марокко чтобы не приходил, понял? Понятливый Орех торопливо просунул ноги в ботинки, из которых вырвался неприятный запах застоялого подросткового пота — и, быстро попрощавшись, выскочил за дверь.
— Стояк прикрой, а то палишься, — засмеялся ему вслед Синдром — и захлопнул дверь. — Та-а-ак, значит на балконе кажись…
До балкона путь по шестикомнатной квартире был неблизким, да и за окнами была зима, поэтому Синдром для начала надел домашние туфли. Мать запрещала ходить ему по дому в тапках или кедах — из-за его плоскостопия. Синдром обычно бесился от такого и быстро её “прогибал”, но тут она в кои-то веки упёрлась, постоянно повторяя что-то про здоровье и что в почки отдавать будет. Какой дурой надо быть, чтобы решить, что ноги могут чё-то там отдавать в почки? Так или иначе — тапки и кеды отправились на помойку или в детский дом, куда она там их вынесла, а в квартире поселились туфли разных фасонов и на разной высоты каблуке. Некоторые были ортопедические, но в них влезать было совсем уж зашкварно. Однако те, что белые — он иногда надевал для девочек…
На балконе было прохладно, но в принципе — терпимо, градусов десять. На стеллажах сгрудилось с десяток коробок со всяким барахлом — старый моник, виар-очки, от которых голова кружилась, нераспакованный тренажёр для пресса, мамина кулинарная херня какая-то, то ли хлебопекарня, то ли пельменеварка, несколько старых видеокарт позапрошлого поколения, которым было уже года по три-четыре, третья плойка, тристашесьдисятый иксбокс, коробка старых игрулек, водные автоматы, несколько пар кроссовок, которые не подошли по стилю, но жаль выбрасывать, авось подойдут когда под новый лук, какая-то, опять же, мамкина херь вроде ванночки для ног и, наконец, под всем этим Сина нашёл-таки что искал. Старый, допотопный макбук 2015 года. Синдрому тут же вспомнился его 2016-ый, в котором он получил на Рождество свой последний ноут. Тогда он ещё по дурости пытался встречаться с девками, отношаться с одной трепыхалкой из Новой Москвы, которая каждый день каталась к нему из своего Залупинска чтобы пососаться и пожрать суши. Тогда он ещё не понял, что вокруг — множество шкур, которые готовы сделать ему влажного просто за возможность затусить на пару вечеров в его хоромах. Быть сасным мальчиком Сина умел с детства — благо и рост, и тощая вытянутость, и чёрная грива с карими глазами и пухлыми розовыми губами сами притягивали к нему девочек без всяких усилий с его стороны. Но вот использовать свою материальную обеспеченность Синдром научился только классе в девятом. В смысле — использовать на девочках. Оказалось, что склонить к сексу втроём гораздо проще, когда перед этим снимаешь на троих целый коттедж на все весенние каникулы. Ну, а фотки голых девчонок, как оказалось, открывали уже совсем другие двери. Всегда находился какой-нибудь лошок, пускавший слюни по “няше-стесняше” с соседней парты, и пара фоточек её голенькой, с задранными к потолку ногами в белых носочках можно было выменять на год выполнения домашних тестов, на живую прислугу на все новогодние или просто — чтобы говнарь сожрал что-то мерзкое на камеру. Главное — делать всё хитро, не скидывать оригиналы, а лишь позволять им фоткать экран. Тогда если девка что-то запалит, то можно было отбрехаться, что забыл телефон на тумбочке разблокированным, а извращенец был в гостях, нашёл там нюдсы — и стянул их. Собственно, он пару раз так и делал. Макбук в коробке был, а вот зарядного провода для него не нашлось. Включить без провода не вышло — экран лишь мигнул, высветил “бэттери лоу” и отрубился. Пришлось поискать по мамкиной комнате, но все усилия оказались напрасны. Синдром потерял кучу времени, облазал всё, что можно — но так ничего и не нашёл, а лишь вымотался и в оконцовке полтора часа проторчал в телефоне, смотря видосики и ожидая, пока мать придёт с работы. Когда входная дверь щёлкнула он уже был в поганом настроении.
— Наконец-то, — сказал он, не отрывая взгляда от экрана. — Чё ты так долго?
— Да у нас отчёт был неправильный, -мама сняла в коридоре туфли и прошлёпала в комнату. — Мы с девочками сначала его вертикально сделали, а надо было…
— Да чёрт с ним! — прервал её Синдром. — Скажи лучше, куда ты провод дела?
— Провод? Какой провод? — Мама, обдав его духами и на ходу скинув на свободное кресло форменную жилетку, сноровисто закрыла обе распахнутые в шкафу дверцы, подошла к балкону, чтобы закрыть штору. — Ой, а чего на балконе всё со стеллажей на пол упало?
— Да куда ты кидаешь-то, глаза разуй, — Синдому пришлось оторваться от телефона, чтобы протянуть руку, снять с макбука жилетку с вышитым на нём копоративным слоганом “Рациональное достояние” и постучать по белой крышке тонким пальцем с ухоженным ногтем. — Вот для этого старья где провод?
— Для макбука? Ну где-то в проводах, наверное — мама отвела рукой створку зеркального шкафа и вытащила из него коробку с проводами. — Ну вот же он, наверху…
— А что он там делает, — Синдром вскочил на ноги и, подойдя к маме, взял у неё провод. — Только бы куда засунуть…
— Коля, а ты кушал сегодня? А то что-то нервный…
— Я самостоятельный, и сам пожрать могу, — Синдром второй рукой подхватил Макбук и отправился в свою половину квартиры. — И ко мне не заходи, ладно?
— Ладно! — крикнула позади мама, вынимая из ушей тяжёлые серьги. — Только ты покушай что-нибудь!
У себя в комнате Синдром прыгнул на кушетку, вторнул провод в макбук и, нетерпеливо постукивая пальцами по корпусу, стал ждать, пока эта чушка заведётся. Компьютеры его не увлекали. Он когда-то попробовал было стать Пэ-Ка геймером, но быстро понял, что это не его тема. В онлайне его побеждали какие-то читеры, задрочившиеся на клаве, а в одиночные играть было скучно. Приставки были поинтереснее, там всегда можно было докупить какую-нибудь игровую приколюгу вроде топового шмота — и отомстить читерам, показав им, кто в доме хозяин. В итоге компьютер упал на пол и поломался, а вот приставки вошли в квартиру надолго. Макбук же, купленный для учёбы, себя не оправдал — планшет всё ещё был актуальнее. Мать, в одиночку воспитывавшая сына по “японской системе” не возражала против занятий на планшете и в телефоне, поэтому Синдром просто перестал заниматься в принципе, а вместо него этим занимался то Орех, то ещё кто-то из лохов.
Наконец, прогудев почти минуту, старая махина загрузилась — и Синдром, открыв “Сафари”, быстро вбил в поисковую строку адрес с бумажки. С первого раза войти не получилось — он пропустил две буквы. Синдром выругался и во второй раз уже пристально глядя на бумажку перенёс один символ за другим. Наконец, сайт загрузился. По центру появился огромный шакализированный баннер, весь в пикселях, на котором было написано “УЖАС ПУГАЛА: ИНТЕРАКТИВНАЯ ИГРА С ПОГРУЖЕНИЕМ”, и чуть ниже “ВВЕДИ ЛИЧНЫЙ ПАРОЛЬ”.
— Какая-то параша. — разочарованно пробормотал Синдром, однако всё-таки ввёл SINDROM23 в окошко.
Сайт ещё раз выдал окно загрузки, а потом мигнул и вывел на экран приветствие.
“Здравствуй, Николай Синдровкин! Щёлкни здесь, чтобы получить доступ к игре!”
— Вот же пидор! — выругался Синдром, отшвырнув от себя ноут. — Он меня зарегистрировал в этом говне по реальному имени! Теперь небось бабки снимутся!
Он достал свой телефон, открыл приложение “Тренькова” — но там всё так же мигала привычная глазу сумма. Он проверил “Сбор”, “Вайббанкен”, “СоветПром” — но везде суммы приветливо мигали теми же рядками циферок и нулей.
— Ну смотри у меня, — пробормотал он, неизвестно к кому обращаясь, и снова взял ноутбук. Подумал немного — и нажал клавишу. — Ну давай уже, шайтан-коробка, покажи мне чё-нить приколюжное.
Макбук показал ему несколько серых, унылых картинок какой-то дешманской квартиры. Синдром повращал мышкой туда-сюда, попытался приблизить или переменить кадры — но ничего не произошло.
— Говно какое-то, — сказал он и хотел было уже закрыть ноут, но тут снизу-справа выскочил пуш с текстом:
“Для открытия ИНТЕРАКТИВНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ — переведите 10 000р на счёт…”
— Хера вы! Сразу десятку! — удивился Синдром, но всё же щёлкнул на список возможностей. — Ну-ка, ну-ка, что тут у нас…
Список “возможностей” был коротким и непонятным. С самого верху стояло “Проснуться”, чуть ниже стояло “Залипнуть”, потом — “Помыться”, “Поплакать”, “Побегать”, “Подраться” и “Попрыгать”. Цены разнились от 5к за “Проснуться” до невероятных 20к за самое интересное с точки зрения Сина “Попрыгать”.
— Порнуха что ли, — разочарованно протянул Синдром. Порнуху он любил, но всё интересное в сети уже глянул, благо его с детства никто в сексуальном самообразовании не ограничивал. — За такие бабки девки на мне всем Твичом прыгать должны…
Он открыл телефон и по-быстрому, но не особенно жёстко предъявил за сайт Ореху. Тот тут же прислал в ответ “Оплати доступ, ПОВЕРЬ там всё круто работает”. Синдром спросил “а за что такие бабки?” На что Орех ответил “Не знаю, там у каждого свои приколюги и своя цена. Я пока в сумме штук двадцать всадил”.
— Вот же заливает, — сказал Синдром, но уже не так уверенно. Потом вздохнул, открыл приложение “Тренькова” и закинул два чирика на какой-то левый счёт. Десятку на “подписку”, и ещё десятку — сверху, попробовать, что там да как. Приложение привычно тренькнуло, сообщая о том, что деньги , судя по длине номера, отправились в какую-то другую страну. Скорее всего админы сайта сычевали в каком-нибудь “Говностане”, в которых Сина никогда не разбирался. Смысл их запоминать, если самые ровные ребята и девки всё равно в итоге оказываются в Москве?
Как только он перевёл деньги — картинка зарябила, мигнула — и приобрела цвет. Теперь все окошки были “живыми”, и в их уголках бежала строка, показывающая московское время. В остальном всё было точно так же. Пустая нищебродская хата, такая вроде околосовковая. То есть — ремонт какой-то вроде сделан, но убогий, со всеми этими псевдодубовыми китайскими шкафами под самый потолок и серо-блевотным ковролином на полу, на который приволокли рыже-бежевый плюшевый гарнитур или как там его, главным достоянием которого был огромный угловой диван у старенького стационарного компьютера.
Синдром щёлкнул на “Проснуться”, но кнопка была неактивна. Он пощёлкал на другие — то же самое. Разозлившись, ткнул на картинки — и в этот раз они приблизились. Можно было развернуть любую комнату на весь экран, но дальше — ничего. Внутри картинки не происходило ни-хе-ра. Унылая хата, унылый сайт, унылый мудак Орех, который этот сайт посоветовал.
— Коля-я! — подала голос мать со стороны гостиной. — Ты том-ям со мной кушать будешь, или тебе что-то другое заказывать?
— Да как ты меня, — вздохнул Сина и, поднявшись на ноги, выглянул в коридор. — Не буду я твой суп! Я пожру в Маке!
— Так его же закрыли! — удивилась мама. — Санкции ведь?
— Да никто его, — он закатил глаза. Иногда мама была чрезвычайно тупая, даром что бухгалтерию в филиале “Сланцпрома” вела. — Франшиза ушла, а всё остальное осталось! Всё работает!
— Но это же мусорная еда…
— Это твой суп — мусорная еда, а в Маке питаться не зашквар! — прокричал Сина уже из коридора. Подумав, он кинул в карман куртки маленькую трубочку из валяющегося тут же школьного рюкзака и, скинув туфли, направился в сторону двери. — Пойду, короче, похаваю в фудкорт.
— Покушай там какой-нибудь суп! — попросила мама, но Сина ей не ответил, а лишь погромче хлопнул дверью, давая понять, что конкретно он думает о её супе.
Глава 2
В ТЦ никого из знакомых не было, и Сина решил никому и не писать. Если его увидят — начнут ныть и проситься в кальянную. Там, конечно, неплохо, да и можно уговорить чью-нибудь девку бросить своего нищеброда и принять за щеку у настоящего мужика, транслируя всё это её (уже бывшему) парню, но в последнее время Сина стал подозревать, что некоторые парочки специально для этого туда и ходят. Нет, он не сомневался, что первые несколько раз ему попадались настоящие куколды, чьи девки реально западали на молоденького самца. Просто — увидев, что они повторяют такое и с другими мужиками, а разъяренный куколд всё ещё оставался с той же сучкой, Сина догадался, что, сам того не желая, научил нищуков прикольной денежной схеме, как разводить богатых поциков. Эхх, жаль не подумал об этом в самом начале — мог бы сделать неплохие деньги на лохах, которые хотят самоутвердиться. Синдром платил тем шкурам по 20 — 30 “Ка”, но уверен, что настоящие лохи за такое приключение выложили бы и пятьдесят кусков.
В Макдаке он, конечно, жрать не стал. Он говорил так только ради того, чтобы побесить маму. Вместо этого он взял себе пару хороших крафтовых бургеров в приличном корнере, но и к ним едва притронулся. Жрать было неохота. Вообще ничего не было охота. Он дошёл до сортира, раскурил немного поники из трубочки с набалдашником в форме головы Лукашенко и вернулся за свой стол уже с хорошечненьким аппетитом. Пока его не было, бургеры унесла какая-то уборщица с тупым рылом, и он уже было думал поскандалить, но накуренным скандалить было влом и немного даже стрёмно, поэтому он взял себе манго-маракуйевый фреш за косарик и боул с какой-то восточной порубленной хернёй. На этот раз скушал всё до конца и вышел на улицу довольный и подобревший, допивая уже немного приевшийся фреш. Ранняя весна успела всего за час выстудить потемневший город, вокруг по своим тупорылым делам сновали деловитые нормисы и унылые нищеброды. Опять пришла в голову идея кого-то вызвонить, но иметь дело с целой толпой не хотелось, а вот так, чтобы вытащить потусить кого-то одного — таких друзей у него не водилось. К Сине всегда приезжали толпой, такой уж он был человек, даже если разговор был про личное, всё равно все хотели поприсутствовать. Разве что вот Орех заходил в одиночку — но этот ущербок был для домашних тусовочек, а появляться с ним на людях было опасно для репутации. Подумают ещё, что он такой же озабоченный.
Домой он вернулся ближе к девяти. Мама уже лежала у себя в комнате перед включенной плазмой, на которой крутили какое-то средневековое турецкое мыло. Какая-то сочная милфа прогибалась на экране перед бородатым чурбаном, разве что жопой перед его лицом не твёркала, а тот всячески кривил рот, показывая, что не заинтересован. Сколько бы Сина не попадал на этот сериал — там всегда мужики отказывали сочным бабам, а те из-за этого бесились и таскали друг дружку за волосы.
— Коля, ты? — сонно спросила мама.
Сина зашёл в комнату, принюхался. Пахло вроде алкоголем, но он не был уверен. Он не любил, когда мать выпивала — но она всё равно пила почти каждый вечер.
— Там я тебе супа немного оставила, — пробормотала она, не дождавшись ответа и широко зевнула. — На столе стоит. Погрей и покушай, если захочешь.
— Не захочу я, — сказал Сина, который, однако, тут же очень захотел этот чёртов суп. — Я пойду в телефоне позависаю или в приставку погоняю.
— Давай, иди. Только сделай звук потише, а то у тебя там кино какое-то так громко разговаривало…
— Какое ещё… — сказал Сина, а потом вспомнил, что оставил на столе ноут с открытым сайтом. — Ты что, в комнату заходила ко мне?
— Нет, ты же запретил, — мать опять зевнула. — И прикрой дверь, я уже спать буду. Завтра опять к девяти и перед этим в клинику ещё...
На этот раз Сина безропотно выполнил мамину просьбу, прикрыв за собой дверь — и тут же бросился в комнату. Ещё с порога он услышал тихие, приглушённые голоса, а, подбежав к столу — увидел и говорящих людей. Это была целая семья, которая сидела на кухне и ела какое-то хрючево из тарелок с веточками-узорчиками точь-в-точь, как в школьных столовках. Сина кликнул по картинке — и она развернулась почти на весь экран так, что теперь можно было различить лица, однако голоса всё ещё были как из бочки, еле слышны.
— Твою ж мать! — сказал Сина с восторгом. — Да это же Тарасова!
Это и правда была Тарасова, сидящая вполоборота к камере в компании своей, как ему казалось, семьи. Они что-то говорили, но громче было слышно их телек, откуда неслись какие-то вроде новости или типа того. Сина быстро проверил кнопки с “интерактивными возможностями” — но те всё ещё не работали.
— Ну и хер ли мне с этим делать? — спросил он сам себя. — Нафига мне просто смотреть на семейку нищуков, которы просто жрут? Самое скучное в мире шоу. Если так и будут жрать — выключу и с Ореха двадцатку свою стрясу.
Однако он не выключил. И Ореху звонить он не собирался — он это понял в тот самый момент, когда понял, кто сидит за столом. Правда была в том, что, несмотря на его слова про Тарасову, сказанные при Орехе, она ему нравилась. Да, она была нескладная и какая-то вся угловатая, и смотрела волком из-под квадратной тупорылой чёлки, и прыщи у неё на висках были… Но при всём при этом была в её неуклюжести и совсем нежная ещё, только-только просыпающаяся няшность. Угловатость же в ней была оттого, что ещё год назад она была в два раза ниже ростом и вымахала так быстро, что не успела приспособиться к новому телу, отчего теперь ходила, сгорбившись и стараясь казаться пониже, и смотреть пыталась тоже снизу вверх, будто заглядывая другим людям в лица, как в стёкла проезжающих автобусов. При этом — грудь у неё тоже выросла ого-го, а лифчиков нормальных, видать, нищебродствующая мать ей не завезла, поэтому, хоть она и надевала штук десять водолазок разом, соски у неё иногда всё-таки виднелись, причём нужного размера и в нужных местах. Да и бампер у неё был весьма неплох. Но всё её туловище даже рядом не стояло с её невероятными пухло-красными губёхами, которые в сочетании с заискивающим взглядом делали Тарасову самой многообещающей девкой в классе. Сина заприметил её сразу после лета, когда она резко вытянулась, но думать о ней постоянно начал уже по снегу — когда вдруг встретил её с мамкой у того самого ТЦ.
Мать у неё, форменная клуша, шла и тыкала своей лапой в какую-то солёную рыбу, висящую вдоль витрины городской ярмарки и кудахтала “Ох, как дорого! Это же просто кета! Я так кеты хочу… а тут такая дорогая кета!” На самой Тарасовой была нелепая шапка с ушами, скрывающими прыщи на висках и ничё такие зимние лосины, обтягивающие икры, но главное — она не горбилась, не втягивала голову в плечи, а плечи в спину и спину в живот, не таращилась в пол, не обхватывала себя руками. Она стояла во весь рост, задрав голову — и, покачиваясь на пятках, смотрела на билборд, на котором менялись постеры фильмов, которые предлагалось поглядеть в киношке торгового центра. Наверное, на холоде у неё потрескалась нижняя губа, потому что она, приоткрыв рот и свернув язык толстой трубочкой, натирала им уже покрасневшую и припухшую нижнюю губищу, иногда прерываясь на то, чтобы погрызть её белоснежными зубками. Такой он видел её впервые — расслабленной, естественной и до невозможности женственной. В какой-то момент она повела глазами в сторону, со скукой прошлась по рыбным витринам — и вдруг вздрогнула, как на стену налетела. Ещё секунду она также стояла с высунутым языком, смотря Сине прямо в глаза, а потом втянула его в рот и смущённо отвернулась, подошла к маме поближе и взяла её за локоть. Сина всё так же смотрел на неё. Она оглянулась, затем — ещё раз. Её тело, будто пружина, снова начало сжиматься под его взглядом — сначала голова в плечи, потом она обхватила плечо рукой, но тут же одёрнула себя и, не удержавшись, повернулась снова к Сине. Только тогда он подошёл к ним, поздоровавшись с Тарасовой-старшей. И спросил — не правда ли, какая дорогая кета? Мама Тарасовой подтвердила это и выдала минутную речь о том, как хорошо было раньше в совке, и как дорого всё стало сейчас. Сина же смотрел в лицо Тарасовой, которая готова была со стыда сквозь землю провалиться. Она даже зарумянилась слегка. Вскоре разговор закончился, и они ушли прочь, но Сина с тех пор не мог прекратить о ней думать. Синдрома волновала эта его власть над ней, то, как легко под его взглядом произошло превращение из красавицы в сгорбленного тролля и обратно всего за несколько секунд. Её прыщи теперь казались ему хитрым отвлекающим манёвром, защитными препятствиями по типу противотанковых ежей или, скорее, вроде заградительных столбиков на входе в кинозал, куда пока ещё рано запускать зрителей. Но Сине удалось просунуть голову в этот зал, пока никого рядом не было — и увидеть трейлер предстоящего кино, и это был, мать его, настоящий блокбастер, из тех, что запоминаются на всю жизнь.
Если она ТАК реагирует на его взгляд — то, чёрт побери, как она отреагирует, когда он её, например, где-нибудь потрогает? Да-а, сеанс обещал быть замечательным.
В это время семья Тарасовых уже закончила со своим хрючевом, а сама она пошла мыть тарелки. Сина хмыкнул. Жизнь нищуков скучна и тяжела. Посудомойка стоит сущие копейки, но они лучше будут горбатиться над раковиной, вместо того, чтобы заняться полезными вещами или там каким саморазвитием, как все цивилизованные люди. В это время батя Тарасовой побрёл в большую комнату и стал выкладывать на стол какие-то коробки. Вскоре туда же подошла и толстозадая мать, а за ней — и сама Тарасова, домывшая все тарелки. Последней с кухни, выключив перед этим телевизор, пришла бабка. Батя вытащил из одной коробки карточки, из другой — мешочек. Они все расселись вокруг стола и начали натурально играть в лото. Сина глазам своим не верил. Двадцать первый век, мать его! А тут натурально динозавры — тащат из мешочка бочонок и кричат “гуси-лебеди” и прочую пуергу. Сина уже думал, что никогда не увидит живых людей, которые этим занимаются не иронично, не на деньги или там раздевание, а просто чтобы время убить, как лохи. Да ещё и всей семьёй, как будто никто из них не может найти себе занятие поинтереснее. Видимо, у этой семейки реально не было шансов куда-нибудь свалить друг от дружки — самой вменяемой из них казалась Тарасова, а у той и в школе особо подруженций не было, она вообще была тихой и молчаливой, как колумбайнер.
Сина сбегал на кухню, принёс в комнату пластмассовую чашку том-яма и выпил его прямо так, наблюдая за Тарасовыми. Чтобы не отвлекаться от процесса, пустую тару он выкинул прямо в окно, благо снега под окнами было ещё достаточно. Тарасовы поиграли с часик в лото, посмеялись вроде, потом закончили, вместе собрали игру в коробки — и разошлись, кто куда. Батя опять пошёл пожрать на кухню, бабка сходу улеглась спать, Тарасова пошла к себе в комнату и уткнулась в телефон, а её мамаша отправилась в душ. Как только дверь в душ закрылась, на экране возникла надпись “БАННОЕ ДОПОЛНЕНИЕ — 10 000”.
— Ну его нахер, — рассмеялся Сина. — Ищите идиотов. Я же не извращенец за старухами подглядывать!
Надпись повисела ещё некоторое время, потом пропала. Сина приблизил комнату Тарасовой — та копалась в шкафу, просунув туда голову и плечи. Синдром попытался приблизить картинку, чтобы рассмотреть её задницу — но это было невозможно, да и качество становилось шакальным даже в минимальном приближении. Затем Тарасова вылезла из шкафа, повернулась к дивану — и бросила туда полотенце и какую-то одежду. Сина несколько секунд думал — зачем ей вообще полотенце, а потом чуть не подпрыгнул.
— Да ла-а-адно, — сказал он и, свернув камеру в комнате, посмотрел на ту, что в коридоре. Дверь в ванную уже была приоткрыта и толстоногая распаренная мамаша в потасканном халате расчёсывала свою волосню на голове огромной массажкой. — Да ла-а-адно, это что, это мне сейчас…
Тарасова вытащила из шкафа халат и, взяв полотенце и какие-то тряпочки, в которых Сина с замиранием сердца распознал трусы и носочки, отправилась в ванную.
— Ох ты ж сука, — Сина сглотнул и, протянув руку вниз, не глядя приспустил штаны. — Вот это подгон! Ай да Орех!
Какое-то время Тарасова болтала с матерью непонятно о чём, а потом та направилась в спальню, уступив ванную дочери. Девушка положила полотенце с вещами на стиральную машинку, распустила волосы и, протянув руку в коридор,, закрыла за собой дверь — и тут же на экране вспыхнула надпись: “БАННОЕ ДОПОЛНЕНИЕ — 20 000”.
— Суки! — Сина вскочил на ноги и его член ударился о край стола, хотя он даже этого не заметил. Ладони зашарили по столешнице в поисках телефона. — Что ж вы за мудачьё такое! Я же… она же уже сейчас…”
Он зашёл в бесконечно долгое приложение, выбрал карту, с которой уже оплачивал — и повторил платёж, закинув ещё двадцать косарей. К чёрту, одни выходные дома посидит, без клубов и кальянных. Мужик должен уметь экономить! Затем пришлось подождать зачисления, и эти две минуты были ужасающе долгими. Наконец — деньги зачислились и он от нетерпения кликнул несколько раз. Экран мигнул и сменился на кадр из ванной, с ракурсом где-то над дверью.
— Да ссу-у-ка! — выдохнул разочарованно Сина. — Ни хера не видно!
В этом он, однако, был неправ. С ракурса камеры была видна макушка Тарасовой, когда она выпрямлялась, и иногда мелькали над занавеской её руки, а ещё в отражении зеркала, мутном и почти непрозрачном, нет-нет да мелькал её силуэт. На вафельном полу, словно куколка бывшей гусеницы, лежали спортивные штанишки, внутри которых спрятались розовые с белым трусики, а на стиральной машинке лежали опять же розовые, но на этот раз с чёрным трусы и махровое жёлтое полотенце. Халат висел на полотенцесушителе.
— Это они специально, — вдруг понял Сина. — Орех с Тарасовой. Решили меня обдурить. А я и повёлся. Нифига она мне не покажет. Вот сука! Развела на тридцать кусков, или даже…
Он заправил опавший член в штаны, встал со своего места и, открыв телефон, стал набирать гневное сообщение Ореху. Писал он его долго, иногда подбирая матерные слова позаковыристей, но отправить не успел. В ноутбуке вдруг как будто выключили звук. Посмотрев на экран, Сина увидел в проёме между занавеской и кафельной стеной руку, которая перекрывала шумевший ранее кран.
— Ну конечно, подразнить надо, да? Хрен ты мне что покажешь! — уверенно и со злобой сказал Сина. — Сейчас ещё одно окошко всплывёт, мол — плати ещё тысяч так…
Зазвенела отодвигаемая занавеска — и по лицу Сины прошла тень, будто это не с ванны, а с глаз его убрали, наконец пелену, что все годы мешала ему видеть мир чётко и ясно. Рука с телефоном и не отправленным сообщением опустилась вниз, к бедру.
— Ебучий ты случай, — сказал Сина. Глаза его, не моргая, глядели на экран. — Твою же сука ты мать.
За отодвинутой занавеской стояла Тарасова — в полный рост, совершенно голая, и, наклонив голову, выжимала в ванну волосы. Вода бежала по её плечам, оттуда по груди и животу. В сознании Сины, словно ножом на коре берёзы, вырезались детали, линии и изгибы. Он вдруг понял, что снизу она не бреется — да и не к чему пока, такой пушок нельзя сбривать, такого потом никогда уже не будет, и что соски у неё большие. Больше, чем считается красивым, но этот минус, этот косяк её тела только подчёркивал всё остальное совершенство — мокрое, гладкое, со складочками в подмышках и бёдрах и с прилипшими к шее волосами…
Сина понял, что мастурбирует только тогда, когда начал кончать. Такого оргазма он давно не испытывал. Ноги стали выписывать кренделя, на дубовый паркет сначала закапало, а потом даже выплеснулось, будто из опрокинутой рюмки, ноги обмякли, и ему пришлось даже навалиться на край стола, чтобы не упасть. На экране Тарасова растиралась полтенцем, и он слышал шуршание её движений, поэтому его рука под столом не перестала двигаться — а снова набрала темп, и через несколько минут он вновь кончил, уже сжав зубы и яростно дыша, стараясь получить как можно больше удовольствия — как раз тогда, когда Тарасова, уже надев трусики, мазала подмышки дешманским своим дезодорантом. Как только он кончил второй раз — экран мигнул и опять стал показывать коридор. Сина опустился в кресло, подтянул к себе пачку одноразовых салфеток и вытащил сразу штук пять левой рукой, потом глянул на залитый пол — и вытащил ещё штук десять. — Ебатки-сратки, — вздохнул он. — За такое и двадцатки не жалко!
Щёлкнул замок — и в коридор вышла Тарасова. Теперь полотенце было завязано на её голове, а на ней самой был надет китайский халат с пояском, который она не застёгивала. Сина удивлённо понял, что опять испытывает эрекцию.
За этот вечер он кончил ещё дважды — когда Тарасова в комнате сняла халат и стала расчёсывать волосы перед зеркалом, и её грудь от каждого движения раскачивалась и подрагивала, и когда она легла, наконец, на спину, держа телефон перед лицом, сжав обнажённую грудь бледно-розовыми локтями. Четвёртый по счёту раз получился особенно ярким, и после него пришлось сбегать на кухню и попить воды, а также вытащить из холодильника несколько глазированных сырков и запить их свежим молоком. Когда он вернулся к ноутбуку — в комнате Тарасовой уже не горел свет, лишь еле-еле светил экран телефона, но вскоре погас и он. Сина допил молоко, вздохнул — и пошёл в душ. Пахло от него совершенно по-скотски, как от Ореха в лучшие годы.
Прежде, чем раздеться, Сина внимательно осмотрел все стены и потолок над дверью и зеркалом в ванной. Ничего. Да и непонятно даже — куда здесь вообще можно запихнуть камеру? Белые, ровные швы потолка переходили через лепной плинтус в такую же белую и ровную стену.
Но мыться всё равно было неуютно. Когда шампунь тёк на лицо, и приходилось закрывать глаза, Сина старался побыстрее смыть его с головы, потому что появлялось тревожное ощущение в спине, будто кто-то на него пялится. Поэтому поотмокать в ванной не вышло — десятиминутный душ, слегка подбрить лобок и подмышки, помазаться кремом — и наскоро вытереться. Ванная бликовала на лицо бледными зайчиками, отражающие поверхности на кранах и сушилке искажали его тело, делали его угловатым, уродливым. Он выключил свет и, поёжившись, пробежал в свою комнату.
Ноутбук его встретил горящим окошком “ВАМ ДОСТУПНЫ НОВЫЕ ИНТЕРАКТИВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ”. Сина щёлкнул мышкой — и открылся тот же список, однако теперь у первых нескольких опций горела кнопочка “ПРИОБРЕСТИ”. Внизу красовался простенький таймер доступности предложения, на котором было ещё шесть часов, но Сина не стал ждать и щёлкнул на “Проснуться”. В комнате Тарасовой вспыхнул компьютер, экран засветился. Сама она тоже зашевелилась на постели, затем — села, немного помотала головой, после чего механически поднялась, немного постояла — и села за стол, уставившись в монитор со светящимся экраном. Что она там видела, Сина не знал — экран был повёрнут так, что рассмотреть на нём что-то ему было невозможно. Сина облизнул губы и посмотрел на две доступные “Возможности” — “Калибровка” и “Почудить”. Подумав, нажал на “Калибровка”, кнопка которой была в два раза дешевле.
Экран мигнул, по нему побежали какие-то символы или картинки. Тарасова забормотала что-то невнятное, потом отвернулась от компьютера — и свалилась со стула на ковёр. Полежала, затем — резко поднялась и подошла к выключателю, включила свет. Теперь стало хорошо видно её — она успела надеть майку, бёдра облепляли голубые пижамные штаны. Она подошла к розетке на столе, отключила зарядку от телефона, выключила монитор от компьютера, потом снова включила. Повернулась — и вышла в коридор.
Руки Сины покрылись мурашками. Всё это уже не было похоже на розыгрыш или простую скрытую камеру. Кажется, Тарасова лунатила по ночам — но как это происходило, и почему она поднялась после оплаты на каком-то сайте — было непонятно. На экране Тарасова прошла по коридору, остановилась около выключателя, щёлкнула несколько раз туда-сюда светом, то же самое — в ванной, потом в туалете, на кухне, опять в туалете и, наконец, она остановилась у входной двери и несколько минут щёлкала туда-сюда лампочкой прихожей. Светло — темно. Светло-темно. Светло-темно. В какой-то момент свет погас и снова не вспыхнул. Сина, замерев у ноутбука, ждал — но ничего не происходило. Затем свет снова вспыхнул — но это была уже обычная Тарасова, испуганно смотрящая по сторонам. Оглядевшись, она всхлипнула, утёрла глаза — и бросилась в комнату, включила настольную лампу — и забралась под одеяло, после чего разрыдалась. На экране появилась надпись “Калибровка закончена. Новые возможности — уже следующей ночью!” Сина закрыл ноутбук и некоторое время сидел в тишине и темноте, обдумывая увиденное. Это был то ли гипноз, то ли НЛП, то ли… то ли что?
Он лёг в постель, накрылся одеялом — и ещё больше часа старался уснуть. Затем он вспомнил, как полная грудь с крупными сосками раскачивалась в белых бликах ванны, в которую Тарасова выжимала волосы, ещё раз помастурбировал, вытер руки о простынь — и тут же провалился в глубокий и спокойный сон.
Глава 3
На следующий день, в школе, сосредоточиться на уроках не получалось. Он всё пытался рассмотреть сидящую впереди Тарасову, но та сегодня почему-то особенно глубоко съёжилась и вообще будто бы была немного ”под заморозкой”. День прошёл сумбурно, слова учителей сыпались где-то в стороне от него, слава богу, его давно уже не пытались вызвать к доске или спросить о чём-то на уроке.
— Ну как? — спросил Орех сразу после того, как Сина вышел из школы. Орех учился в параллельном классе, в том, что для дебилов, “общеобразованном” или как там его. — Попробовал?
— Ага, — сказал Сина. — Слушай, интересно выходит. А у всех разные хаты?
— Точно, у всех — своя, — закивал головой орех. — У меня сначала сестра троюродная была, я её до того всего пару раз в жизни видел, а потом — парикмахерша из “Креатива”, который над “Пятёрочкой”. Грузинка или вроде того. — А сейчас кто?
— Сейчас никого, — вздохнул Орех. — Бабок нет. Дорого там. Пока откалибруешь — уже и бабки закончились. С грузинкой этой я пару раз заставил её помыться, и один раз почудить — она как собачка стала лаять, стоя на коленях. Там у неё муж поднялся, стал её по щекам шлёпать, а она в слёзы. Короче — мне сайт сказал, что нужно ещё раз калибровку делать после этого, а бабла уже не было.
— А откуда ты… тебе-то кто дал эту ссылку?
— Да барыга один, — Орех с шумом собрал сопли и схаркнул их прямо на нарисованные на асфальте “Классики”. — Должок так отдал. Я сначала подумал, что это он же сестре моей камеры и торнул. Но потом понял, что это другое. Сестра у меня горячая — жесть! Жаль я не знал, чё как и куда тыкать, поэтому просто заставлял её мыться по ночам, пока её предки не спалили. А мог бы и поинтереснее развлечься. Если деньги есть — то после пары-тройки калибровок, говорят, самые прикольные функции открываются. Барыга рассказывал, что он на родную тётку раз попал, она селянка сплошная. И, говорит, заставил её ночью взять топор, перерубить всех кур в курятнике и голышом вымазаться кровью, как ведьму какую. Но после этого тётку закрыли на два года. Теперь верующая сильная. Не действует уже, видимо…
— Что не действует-то? — не выдержал Сина. — Что это такое? Гипноз что ли?
— Ну ты даёшь! — удивился Орех. — Какой же гипноз — если по проводам?
— А что тогда?
— Как что? Пять джи, конечно, — Орех махнул на вышку на крыше школы. — Видимо, действительно кого-то чипировали. В больнице или вроде того. И теперь, наверное, тестируют. Ну знаешь — в соцсетях иногда вводят новые возможности и подключают избранных пользователей потестить? Ну вот и тут так. Может, вышками облучают, может — в воду подсыпают. Но в любом случае — действует же! Калибруешь — и развлекаешься с ними, как хочешь. Это вроде как цирк или там стриптиз, только при этом психика людская спит и поэтому не травмируется. Как если девка напьётся — а ты её пощупаешь. От неё не убудет, а тебе приятность дополнительная за деньги потраченные. Вроде того.
— Странно это, — пробормотал Сина. — Фантастика какая-то.
— А то ж! — Орех закивал головой. — Я так же и подумал. Едрить наши-то додумались, да? Я думаю — эфэсбешники так по ночам сидят и всякими там агентами спящими в пендосии управляют. И если что — херрак! И нет американского правительства — порешали их всех собственные дети там или жёны. Так-то…
— Да ну, наши на такое не способны, — неуверенно сказал Сина. — Это, скорее, корейцы бы додумались.
— Корейцам-то зачем? — удивился Орех. — Они и так в шоколаде. Либеральный капитализм, не жизнь, а мечта. — он достал из кармана сигареты, протянул пачку Сине. — Будешь?
— Не, не хочу, я не жрал ещё ничего, — Сина смотрел на школьный подъезд, откуда как раз выходила, понурившись, Тарасова. Она спешно и торопливо пошла к калитке.
— Эхх, вот бы её разок пощупать, — мечтательно сказал Орех, глядя на неё. — Только она не бухает ничего. Так всю школу и протупит, а вся мякотка потом студентам в общаге достанется. Хорошо ещё если славянам. А то устроят ей “Посвящение в студенты” в кавказском стиле, они-то любят русских девок дефлорировать, по крови-то лучше скользит…
— А тебе-то откуда знать? — со злостью перебил его Сина. — Ты ж всю жизнь только и дрочил да девок пьяных на вписках за сиськи мял. Сам-то кого хоть раз дефлорировал?
— Ну, — смутился Орех. — Сам нет, но в интернете-то такого полно. Зуб даю — и Тарасова наша в итоге окажется на Онлифансе с членами со всех сторон. Бабам легче зарабатывать сейчас, а она нищуха, и жизнь у неё нищая и ублюдская, в ТЦ ходить денег нет, на меф тоже не наскребёт, только дома небось сидит да в телек пялится.
— Ладно, — сказал Сина и застегнул, наконец, куртку. — Хер с тобой, иди пока дрочи дальше. Я пойду до дома, а то холодает.
— Весна, — глубокомысленно произнёс Орех и сново сплюнул. — Да и Россия к тому же. Ладно, бывай. — Постой! — окликнул уже повернувшегося к нему спиной Ореха. — А почему “Ужас пугала”?
— А, это… да чёрт его знает. Просто, наверное. звучит прикольно! — Орех махнул рукой и заспешил в сторону остановки.
— Что прикольного в названии “Ужас пугала”? — пробормотал Сина и тоже поспешил к дому — благо, его высотка “Мятная Ривьера” была в десяти минутах ходьбы.
Глава 4
Сегодня Тарасова в ванну не пошла. Она поела пельменей из своей убогой тарелки с цветочно-веточным узором, посидела на кухне перед теликом, потом пошла с родителями играть в какую-то тупорылую настолку, но бросила на середине — и ушла в комнату, зависать в телефоне, и наблюдать за этим было дико скучно и совсем уж тупо. Сина пожалел, что не записал вчера на телефон, как она вытиралась или лежала полуголая — сильно хотелось опять кончить на это воспоминание, но неразвитая фантазия не позволяла воссоздать всё в деталях, вспоминалось то вперемешку с любимым порно, то с какими-то влажными деталями от знакомых по совместному сексу девчонок.
Вскоре Тарасова переоделась в пижаму, и это было весьма занимательно, но потом она погасила в комнате свет и улеглась в постель, и, видимо, долго не могла заснуть, потому что несколько раз ходила в туалет и шумно ворочалась. Текст, который Сина так ждал, появился на экране только через полтора часа темноты.
Как только всплыла надпись “ВАМ ДОСТУПНЫ НОВЫЕ ИНТЕРАКТИВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ”, Сина тут же щёлкнул по ней и ахнул, увидав длинный список с бегунком, позволяющим листать его вниз. Его глаза скользили от скучного, но дешёвого “Поговорить” до интригующих, но дорогих “Полюбить” и “Попрыгать”.
Сина, подумав, щёлкнул на “Полюбить”, потратив все оставшиеся на депозите деньги. После минутной темноты в комнате Тарасовой послышались звуки — тяжёлое дыхание и шуршание, в котором привычное ухо Сины тут же распознало шурующую под одеялом руку.
— А как мне смотреть-то? — вслух спросил Сина, после чего щёлкнул по колёсику настроек. — Та-а-ак, ночной режим пять тысяч… Ну ладно…
Он закинул сразу тридцатку. Чёрт с ним, поедет к двоюродному брату без подарочка. Вообще — этот сайт сам по себе тоже может быть подарочком, но Сина решил, что делиться с им ни с кем не будет. Если что — у мамки возьмёт на подарок.
Деньги поступили на счёт, и Сина тут же включил “ночной режим”. Изображение мигнуло и снова появилось — но теперь в отчетливом зелёном контрасте. Тарасова лежала на спине, обе руки просунув между ног и шевелила ими, наращивая темп. Грудь под майкой ходила ходуном, но для полного счастья Сине было маловато.
“СМЕНИТЬ ПОЗУ — 10 000” — всплыло на экране.
Сина ткнул — и Тарасова тут же выпрямилась на кровати, продолжая всё так же двигать руками. Затем она попыталась сесть, опустив ноги на ковёр, но из-за того, что пижамные штаны были спущены до коленей, она захватило с собой одеяло, запуталась в нём и повалилась на ковёр. Сина вздрогнул, ожидая, что она очнётся — но этого не случилось. Тарасова всё так же лежала, сжимая бёдра и водила ладонью внизу живота, верхней рукой держась теперь за кровать. Одеяло обернуло её талию, и лишь приобнажившееся снизу полушарие левой груди можно было считать положительным эффектом от смены позы. Но Сина не расстроился. Он знал, что иногда одной пересдачи карт может быть мало. Плюсы быть обеспеченным — можно пересдать несколько раз.
Очередные десять тысяч улетели с депозита — и Тарасова опять механически зашевелилась, напоминая движения роботов бостонской компании, как будто импульсы шли не из мозга, а из самих конечностей, локтей и коленей. Она резко поднялась на ноги, скрестила их снизу и замерла будто бы в поклоне, продолжая шевелить рукой. Сина увидел часть ягодицы, которая мелко-мелко тряслась от движений её пальцев.
— И это всё? — со злым возбуждением спросил Сина. — И как мне на это…
Он осёкся, потому что в этот момент Тарасова, будто подгрузив инструкции, резко развернулась на скрещенных ногах, и повалилась спиной на кровать, не разгибая своего поклона, отчего её ноги и бёдра оказались выше головы. Сина выдохнул сквозь сжатые зубы. С такого ракурса было видно вообще всё. Пальцы Тарасовой шевелились быстро и агрессивно, и уже через минуту её дыхание резко участилось, и она забилась на постели. Сам Сина кончить не успел — сначала он снимал экран ноутбука на камеру смартфона, а оставшегося времени не хватило. Тогда он открыл список других “интерактивных возможностей” и, подумав, нажал на самый дешёвый — “поговорить”.
— Ах, ты хочешь поговорить, — равнодушно-механически произнесла на экране Тарасова и Сина вздрогнул. Тарасова, наконец, опустила ноги на ковёр, затем встала, прошла куда-то за компьютер, к самым шторам и, подняв голову, посмотрела в камеру. То есть — не посмотрела. потому что глаза её были закрыты, но её лицо глядело прямо в объектив. — Что ты хочешь, чтобы я сказала?
Сина молчал, разглядывая её, стоящую в темноте и услужливо мерцающее поверх её лица окошко. Затем вбил туда короткую фразу.
— Как бы я хотела, чтобы ты меня трахнул, Сина! — произнесла Тарасова и снова замерла. Окошко опять замерцало. Тарасова меж тем повторила фразу чуть изменив тональность, затем ещё раз. Слова выбирались из неё то отрывисто, то слишком быстро, почти как из электронной говорилки..
— Сейчас-сейчас, погоди, — Сина задумался, перебирая тысячу пошлых фраз из порно, а в голове его пронеслись все сальности, которые говорили ему девушки, но всё это было не то. Ему хотелось чего-то… иного…
Он вбил в окошко новую фразу и оплатил её.
— Я люблю тебя, Коля, — произнесла Тарасова. — Давно тебя люблю. Хочу быть твоей девушкой. Хочу переехать к тебе. Хочу, чтобы ты сделал меня женщиной. Научи меня всему. Я люблю тебя, Коля, давно тебя люблю…
— А теперь ещё вот так, — сказал Сина, выбрал ещё один пункт и повторно его оплатил.
Тарасова механически вытянула одну ногу из пижамных штанов и поставила её на кровать. Руки снова скользнули вниз, между бёдер.
— Я люблю тебя, Коля, — сказала она и ввела в себя пальцы так глубоко, что снаружи остались торчать лишь верхние костяшки. — Я так давно тебя люблю… Хочу быть твоей девушкой.
Пальцы задвигались, и Тарасова стала мелко раскачиваться. Сина тоже времени не терял и уже вовсю мастурбировал, нависая над макбуком и потихоньку вставая на цыпочки.
— Да, милая… да… я тоже… тоже хочу, чтобы…
Тарасова дышала всё громче и повторяла одну и ту же фразу, не отворачивая лица от камеры. Губы у неё были все влажные от слюны, которую она, кажется, забывала проглатывать.
— Хочу, чтобы ты сделал… меня… женщиной, — выдохнула она и её бёдра сжались, нога соскользнула с кровати, и девушка, наконец, отвела лицо от объектива камеры, громко застонав. Сина тоже финишировал — так ярко и обильно, что в оконцовке пришлось даже встать на одно колено, пережидая, пока белые мухи перестанут летать перед глазами.
— Божечки, вот ведь… — его сердце колотилось так, будто бы он и вправду только что кинул Тарасовой пару палок. Он хотел было потянуться за салфетками — и в этот момент в комнате вспыхнул свет, ослепив его. Сина повернулся к двери, прикрывая подрагивающий член испачканной рукой, но тут же понял, что свет загорелся не в его комнате, а в спальне Тарасовой. Ночной режим, мигнув, исчез — и стала видна бабка Тарасовой, которая кричала на девочку, сидящую на ковре и осоловело моргавшую куда-то в потолок. Тарасова подняла пальцы к лицу — и вскрикнула, увидев свежую кровь, а потом, всхлипнув, положила ладонь на живот, моргнула пару раз и вдруг, резко подняв голову — посмотрела прямо в объектив, а через него, Сина в этом был уверен — прямо сюда, в его комнату.
— Блядь! — Сина рывком закрыл крышку макбука и снова выматерился через зубы. — Что за подстава! Что, мать твою, за подстава!
Он быстро вытер руки и попытался набрать Ореху, но тот был “не алё”. Тогда ему почему-то подумалось, что Тарасова уже вызвала полицию, и те уже едут сюда, чтобы его арестовать. Сина подбежал к входной двери и несколько минут наблюдал за улицей через видеофон. Никого. Заглянул к матери в комнату — та спала, беспокойно разметав по кровати руки. Некоторое время он ходил по квартире, разгрызая нижнюю губу, потом осмелился заглянуть в макбук. Все камеры не работали, а на сайте висел баннер “ИЗВИНИТЕ, ТЕХНИЧЕСКИЕ РАБОТЫ ДО 16:00”.
Тогда Сина разделся, выключил свет и залез под одеяло. Поворочался, устраиваясь поудобнее. Попытался заснуть — никак. Чего-то не хватало. Тогда он вытянул телефон из кармана лежащих рядом с кроватью брюк, открыл видеозаписи. Первое видео было не очень чёткое, и там Тарасова ещё молчала, но её поза позволяла увидеть буквально всё. Этого хватило, чтобы разогреться. Но на десерт он оставил второе видео, на котором почти ничего не было видно, а лишь лицо Тарасовой с широко открытым ртом, повторяющим одни и те же фразы.
— Я люблю тебя, Коля, — говорила мелко подрагивающая Тарасова с экрана телефона. — Я давно тебя люблю и хочу быть твоей девушкой.
В итоге выяснилось, что Сине не обязательно смотреть на экран, чтобы кончить. Достаточно было просто звуков.
Глава 5
На следующий день Тарасова в школу не пришла. Просто взяла и не появилась. Сина нервничал и весь день из-за этого тупил. На физ-ре встал на ворота, чтобы до него никто не докапывался, и, как назло, именно сегодня все подряд решили отыграть бомбардиров. Он пропустил восемь голов и был посажен на скамейку запасных. Затем в столовой, задумавшись, взял чужой поднос. На большой перемене врезался в какую-то толстую деваху, которая тут же начала голосить, что он её облапал. В общем — нервы были на пределе, когда он, наконец, увидел Ореха, сидящего у кабинета Геометрии.
— Вот ты где! — он подскочил к нему, схватил за воротник. — Давай колись — ты знаешь, кто камеры засовывает в их квартиры? Что будет, если их найдут?
— Да откуда я знаю, — Орех попытался высвободиться, да куда там. — А что такое?
— Кто тебе, говоришь, ссылку дал?
— Барыга один…
— А как барыгу зовут?
— Дурак, что ли? — Орех понял, что сказал, и примиряюще улыбнулся. — Ну Колян, ну не говорят о таком. Не по-пацански.
Сина некоторое время разглядывал Ореха, покусывая нижнюю губу. Потом решился.
— Чёрт с ним, — сказал он. — Говори мне барыгу своего, а я тебе за это фоточки покажу с квартиры, которую мне на сайте показали.
— Да зачем мне, — Орех поглядел по сторонам, не подслушивает ли кто. — Я по маминой карте вчера оплатил, так мне Лидия Викторовна выпала.
— Учительница наша? — удивился Сина. — Начальная?
— Ага. Ей уже под пятьдесят, но всё равно хороша. Уже и в лифаке её видел.
— А у меня Тарасова, — сказал Сина и ухмыльнулся, увидев, как изменилось лицо Ореха. — Что, интересно?
— Врёшь! — сказал Орех, сглотнув слюну. — Не бывает такой везухи.
— А вот смотри, — Сина свободной рукой достал телефон, разблокировал, выбрал первое видео и показал его Ореху ненадолго, всего на пару секунд. — Видишь?
Орех скользнул глазами по экрану, сначала вниз, потом — вверх, где глаза его расширились, когда он узнал лицо, а потом — вновь поползли вниз, и Сина быстро убрал телефон.
— Едрить! И правда Тарасова! В таком разрезе…
— Да, разрез что надо, — оборвал его Сина. — Так что? Какой барыга тебе ссылку дал? Говори не бойся, не расскажу что ты выдал.
— А видео скинешь? — Орех вспотел, его глаза бегали от кармана Сины к его лицу и обратно. — Или хотя бы дай ещё раз посмотреть.
— Дам, когда барыгу назовёшь, — Сина вдруг понял, что у Ореха встал, и он отпустил его воротник, отошёл на шаг назад. — Ну?
— Это Кораблёв, — сказал Орех. — Который говнарь с шараги. Он на большой перемене будет в магаз заходить. В “Рябинушку”. Он всегда после пар туда заходит за пивком и мальборо голд. Там и познакомились. И не боись, скажи, что от меня. Я иногда к нему посылаю.
“Продешевил”, — со злостью подумал Сина, но виду не подал. Нельзя было показывать, что Орех смог быть в чём-то хитрее него. А то “поплывёт”.
Над головами задребезжал звонок. Сина посмотрел по сторонам, заметил дверь туалета, откуда один за другим высыпали школьники, кашляя от сигаретного дыма.
— Пойдём, — Сина потащил Ореха к туалету.
— Так урок же!
— Ничего, опоздаешь, — он втянул Ореха в туалет, быстро проверил все кабинки. Никого. Затем достал телефон, открыл видео и протянул телефон Ореху.
— У тебя две минуты, — сказал он и отвернулся.
Ореха дважды просить было не надо. Схватив телефон, он тут же аккуратно разместил его на бачке унитаза, где он стоял, будто иконка на приборной панели. Щёлкнул по экрану, приспустил штаны и взялся за дело с неудержимым подростковым напором.
— Только перематывай свободной рукой, понял? — бросил Сина через плечо.
Орех прибавил звук на первом видео — и Сина снова услышал постанывания Тарасовой и её тяжёлое дыхание. Сам того не желая, он почувствовал нарастающую эрекцию.
Сзади захрипел Орех, всасывая слюнявый воздух сквозь зубы. Он хрипел долго, почти минуту. Всё это время Сина рассматривал его спину, слегка скривившись от отвращения. Неужели и он так выглядел вчера? Неужели и он издавал все эти звуки?
— Давай сюда, — Сина зашёл в кабинку и, стараясь не глядеть на полуголого Ореха, схватил телефон с крышки унитаза. — Насмотрелся.
— Офигеть, Сина! Вот это мощь! — Орех выглядел шокированным, даже слегка просветлённым. — Вот что значит — деньги на счёте есть! Это ж прямо топ порево! Я теперь могу месяц в школе не появляться, всё равно сильнее ни на что не встанет!
— А ты в школу ходишь, чтобы было, на что подрочить, что ли? — удивился Сина, запихивая телефон в карман
— Ну да, — простодушно ответил Орех. — Тут же можно понюхать тёлочек, которых на порнхаб по малолетству не пускают. Даже и потрогать иногда. На физре можно встать за кем-то с жопкой хорошей, и бегать поближе, чтобы когда она тормозила — в ягодички тыкаться.
— Ну ты и конченый, Орех, — сказал Сина, берясь за ручку двери, ведущей в коридор. — Ходить в школу ради дрочки…
— А ты-то сам зачем сюда ходишь? — спросил Орех, наматывая на ладонь туалетную бумагу. — Тебе ведь школа на хер не упала.
Сина постоял, держась за дверную ручку, но ответ так и не нашёлся.
“Я люблю тебя, Коля” — вспомнилось ему вдруг.
— Вот то-то же. — захихикал Орех, протирая всё забрызганное сложенной вчетверо туалетной бумагой. — За тем же и ходишь. Если после школы не на что вздрочнуть — то нафиг в эту школу вообще ходить, да?
— Ой, а иди-ка ты в жопу, философ херов, — Сина потянул дверь и под довольное хихикание Ореха вышел в коридор.
Пока он шагал по пустынным рекреациям в сторону лестницы, сердце его грохотало всё сильнее и сильнее. В поисках причины этого грохота Сина потянулся куда-то внутрь себя, куда обычно не заглядывал, и там отчётливо различил одну простую, окончательную и тревожно-прекрасную мысль.
Мысль эта была вполне Ореховская, но звучала внутри него совсем по-другому: “Нафиг ходить в школу, если в этой школе нет Тарасовой?”
Глава 6
Узкие двери “Рябинушки” впускали и выпускали из себя стайки школьников. Сина некоторое время наблюдал за тем, как они выплёскивают из себя на цементную лестницу по три-четыре школьника за раз, потом очередная судорога — и новый поток школоты выливается на цемент. Внезапно это напомнило Сине судорожные движения Ореховых ягодиц, когда он пачкал собой школьный унитаз, и ему стало противно.
Сина отвернулся от магазина, посмотрел на сигарету в пальцах, которую самостоятельный ветер почти докурил до основания — и отбросил бычок в сторону. На душе было гадко. Между шестым и седьмым уроками перемена была длинная, двадцать минут, и он простоял здесь уже пятнадцать из них, а перед этим ещё двадцать минут от урока, который он прогулял. Ноги в кроссовках уже подмерзали, а Кораблёв всё никак не появлялся. Прозвенел звонок, опаздывающие школьники ломанулись на седьмой, уже отучившиеся вальяжно побрели во дворы. Прошло ещё минут пять — и только тогда на ступенях появился, наконец, Кораблёв — мрачный высокий парень с пирсингом в щеке и обеих бровях. Одет он был во всё чёрное, и лишь красная шапка-пидорка на голове выдавала в нём не пожухлого гота, а проспиртованного отморозка, прославившегося пьяными появлениями на физре и дракой с преподавательницей пения, во время которой у толстой учительницы выскочила из лифака левая сиська. Кораблёва в итоге отчислили, но он по этому поводу не грустил.
— Эй, Герман! — крикнул Сина негромко и помахал ладонью. — Привет! Чё как?
— О, Синий! — Кораблёв близоруко сощурился, глянул на двери “Рябинушки” и дёрнул плечом, приглашая идти за ним. — Давай со мной, угощаю.
— Да я и сам. — Сина выбросил очередной бесполезный бычок и заспешил вверх по ступеням. — У меня тут просто вопросик нарисовался один…
— Знаю я ваши вопросики все, — хохотнул Кораблёв и придержал для Сины дверь. — Давай сначала трубы освежу, а то жизнь вокруг серая, и ты меня бесишь. А потом поговорим про твои вопросики.
В “Рябинушке” было натоптано, но тихо. Одна из продавщиц выравнивала бутылки в стеклянном холодильнике, другая считала мелочь в кассе.
— Здравствуйте, милые мои! — улыбнулся Кораблёв и, подойдя к холодильнику, наклонился в самый низ. — Что меня сегодня ожидает?
— Ярпиво светлое, — сказала продавщица, с трудом вынимая свои плечи из холодильника. — Шесть бутылок.
— В две сотни уложимся? — спросил Герман и, дождавшись кивка продавщицы, улыбнулся. — Ну и славно. И мне б ещё чего-нибудь сладкого вроде гаражика…
— Сладкого не уценивали ничего, — покачала головой продавщица. — В субботу теперь только.
— В субботу эту у нас в шараге лыжи за кладбищем, — вздохнул Кораблёв. — Ну давайте тогда без скидки. Мне угостить.
— Да я и сам, — начал было Сина, но Герман только махнул рукой.
— Вот вам, барышни, три сотки и вот ещё две таких же на сигареты. И ни в чём себе не отказывайте.
— Ой, миллионер, — засмеялась, показывая золотой зуб, продавщица за кассой. — Знаешь ведь, что там семь рублей сдачи всего. Иди сюда, копейками хоть десять насыплю!
— Запишите на мой счёт, — Кораблёв уже доставал бутылки с нижней полки холодильника. — А Ярпиво — это неплохо. Ярпиво — это даже хорошо, я вам скажу.
Продавщица поставила на прилавок бутылку “Гаража”, который Кораблёв ловко подхватил свободными пальцами, затем локтём смахнул к себе в сумку золотистую пачку сигарет и направился к дверям, широко раскинув руки.
— Держи мне двери, Синий, а то я на мель сяду! — он боком протиснулся в дверь, которую придержал ему Синдром и слегка поклонился в сторону прилавка. — Благодарю вас, миледины!
— Сам ты миледина! — раздался смех из холодильника. — Смотри не спейся!
— Поздно, милые! Спасайте теперь себя! — крикнул он с лестницы.
Сина неловко сказал “Досвиданя” и тоже закрыл дверь. Рядом с Кораблёвым он всегда немного тушевался. Тот был какой-то лёгкий, будто невесомый, и ничего к нему не липло и долго не задерживалось. При этом девушкам он почему-то не нравился, а вот парни за ним ходили толпами, заглядывая в рот и повторяя всё, что он делал.
— Я раньше сразу с шараги сюда заглядывал, — сказал Кораблёв, протягивая Сине “гараж”. — На, держи, это подгон тебе кораблёвский… Короче, раньше сразу приходил, но тут толпа, очередь, пандемия соплей постоянная. Все просят бухла купить. Теперь после шараги захожу до друга одного. Он в сером корпусе живёт, ну который с одним подъездом. Там раскуриваюсь поникой хорошенько и потом уже за пивчанским. А то угрюмо вокруг, сыро.
— Я тоже понику люблю, — сказал Сина, радуясь, что нашлась общая тема. — Вчера в ТЦ вот в сортире покурил.
— В сортире курить зашквар, — сказал Кораблёв. — Говно ж вдыхаешь, да ещё и дыхание задерживаешь. На балконе курить надо или на улице. Не прятаться, но горделиво выпускать дым в серую реальность, душащую… которая душит тех… короче, с красотой надо курить и бухать надо великолепно, — он поставил всё “Ярпиво” кроме одной бутылки на асфальт рядом с металлической урной — и одним движением сорвал пробку о её грязный металлический край. — Не хочешь пивка?
— Ты ж мне “гараж” взял, — Сина приподнял бутылку и сорвал с неё крышку. — Во, видишь?
— А, ну да… Гараж… напиток, имитирующий элитарность…
— Ну всё лучше, чем твоё Ярпиво.
— Моё Ярпиво — это… погоди, сейчас… — Кораблёв припал губами к бутылке и сделал несколько глубоких, шумных глотков. — Ох, славно! Короче, Ярпиво — это нищенское пиво, сечёшь? Его нет смысла делать современным, пиноколаду добавлять, или… или бутылку там дизайнить. Это пойло. И делается это пойло на заводе, на котором лет десять… или двадцать ничего не меняется. Поэтому оно как было кислым второсортным пивом, так им и осталось. Никто не хочет его подделывать. Не идут туда бренд лопатить эффективные… эти самые… Короче — я его пью и не срусь. А вот “Стелла Артуа” в три раза ровно дороже, а я от неё… вот уже сейчас бы бежал, очко придерживая варежкой. Так что там у тебя, — переменил он внезапно тему. — Хочешь взять чего-то?
— Ну… не совсем, — Сина отхлебнул грушевого ”Гаража” и, немного помявшись, рискнул. — Слушай, а ты слышал что-то про “Ужас пугала”?
— Ужас… огось ты загнул! Ну слышал, ага! — он несколькими гигантскими глотками допил бутылку и швырнул её в урну. — Сейчас постоим ещё немного у этой мусорки. Я тут обычно вот когда третью открываю — дальше иду. До тех пор стою, сил набираюсь, — он ударил ладонью и вторая пробка покатилась по асфальту. — Ну в общем, тебе что надо про “Ужас пугала”-то?
— Ну… что это вообще такое?
— Это из зоологии. Из зоопсихологии, точнее. Опыт такой недавний был. С пугалом и воронами. Не слышал?
— Нет.
— Ну там научились пугала делать на основе… ну, этих… бостон динамикс. Короче — прямо как люди выглядят, шевелятся, шляпу поправляют и всякое… всякое такое. Ну и, короче, вороны их не боялись. Сечёшь?
— Ага. — кивнул Сина, потом глотнул “Гаража” и покачал головой, — а вообще нет. Не понимаю ничего.
— Ну это… короче, рядом стояло обыкновенное пугало — и они его боялись. Людей тоже боялись. А вот роботов, которые двигаются, как люди, они не боялись. Ух, какая пошла, — Кораблёв проводил взглядом женщину лет сорока, которая несла в руках два пакета из Пятёрочки. — Я тебе ору, с кризисом богатые в “пятёрочку” попёрли, тут иногда такие крали ходят — в штанах дымиться начинает. Так о чём я…
— Про “Ужас пугала”, — напомнил Сина.
— А, ну да. Короче — вороны смекают, что это роботы, понимаешь? Вот люди — те могут палкой их усандалить. Тут всё понятно. А роботы не могут. Вороны как-то это… прочухивают. Ну то есть — они как бы… как компьютер, сечёшь? Просчитывают возможности того, что человек может сделать такими граблями, что у нас вот заместо крыльев, — Кораблёв несколько раз сжал кулак. Его уже слегка покачивало. — И люди так шевелятся, что у вороны… как бы представляет ворона, что человек берёт палку и кидается ею. Ну — мышцы у него так шевелятся, наклон такой у тулова, что вороны это считывают. Понимают, суки, что за кренделя мы можем выдать в их сторону. А роботы вроде как двигаются словно люди — но сгибы у них такие, что воронам понятно — этот пидор ничем в нас не кинет. Вороны, короче, тест Тьюринга в башке проводят и определяют, что роботы — не люди. Кто они для них? Да им похер. Они несъедобные и безопасные. Поэтому вороны на них садятся когда роботы изображают человеков — и с их спин клюют всякую… что там было… кукурузу, допустим. Или вот стручковую фасоль.
Он отхлебнул ещё Ярпива — на этот раз медленно, с удовольствием. Махнул какой-то девчонке, вышедшей из подъезда противоположного дома.
— Ну так вот, — сказал он, утирая мокрые губы. — И, короче, с пугалом они тоже самое делают. Проводят тест в башке и понимают, что это не человек. Пахнет как человек, выглядит примерно так же, но по движению — не бьётся. Не определяется ничего. Ветер шевелит немного — а они думают, что это пугало шевелится. Пытаются высчитать птичьими мозгами, что там может такое произойти, и… ну вот сначала надо ещё сказать, что людей они боятся строго в пределах расстояния броска или удара. Пернатые пидоры будут летать над твоей башкой точно там, где ты их не достанешь.А по прямой от тебя улетать чуть быстрее, чем ты бегаешь. Зачем мол расходовать лишнюю энергию. А пугало… пугало они издалека почему-то боятся. Потому что — у них не определяется откуда опасность исходит. Пока они его воспринимают как живое человекоподобное… чудовище… они его боятся изо всех сил. Они что-то непонятное представляют. Понимаешь? Человека они боятся как человека. Робота они боятся как робота — под ноги на его пути не садятся, например, а на башку пожалуйста. А вот пугало они вообще непонятно как боятся… Погодь…
— Привет, Герыч, — поздоровалась девушка. — Ты как?
— В поряде. Тебе чего?
— Тебя вроде ищут. Пизды хотят вломить.
— Кто? — сощурился Кораблёв.
— А Пашка с Бурым. Вроде как ты им не тот свёрток продал.
— А пускай-ка отсосут, — Кораблёв больше не раскачивался и стоял, разглядывая подошедшую с презрением. — А ты сама куда сейчас?
— Да я тебя предупредить подошла. Чтобы ты на районе вот так не стоял. А то скажут им кто-то.
— А чтобы не сказали — мне надо что-то выдать?
— Полочку хотя бы отсыпь, — она улыбнулась, показывая щель на месте переднего зуба. — А я сейчас до них дойду и…
— И отсосёшь им поглубже, — закончил Кораблёв. — Иди уже, коза. И передай, что в следующий раз пускай закладки чужие не шкурят.
— Пидор, — девка попыталась плюнуть на обувь Германа, но тот шагнул вперёд и влепил ей пощёчину, отчего её собственная слюна свалилась с подбородка в ворот капюшона.
— Говна ты кусок, — она отшатнулась назад, утёрлась, немного похныкала, а потом показала средний палец. — Пойду и доложу им, где ты тусуешь! И второго этого пидора сдам.
Герман топнул ногой — и девка неуклюже побежала прочь, чуть не упала, перепрыгивая железную ограду у подъезда и скрылась в направлении ”Рябинушки”.
— Бывшая моя, — с гордостью сказал Герман. — Вот, видишь, поддерживаем связь, не теряем друг друга, так сказать…
— А на чём она?
— На мефедроне, конечно. Сейчас все на мефедроне сидят. Так о чём мы?
— О воронах и роботах.
— А-а-а. Ну, короче, гляди. Вот все птицы людей боятся одинаково. Роботов — тоже. А пугало все боятся… по-своему. Как будто пугало они боятся ВООБЩЕ, в принципе. Им кажется, что оно может что-то непонятное, ужасное сделать. И вот хрен знает, что там в голове у сраной вороны может быть самого ужасного, но она буквально на поле срать не сядет, пока там пугало стоит. Нужно время, чтобы она поняла, что это... что это палка сраная. И тогда пропадает страх полностью. А повесишь новую шляпу — и вот он, опять вернулся и в глаза её глупые заглядывает. Это всё… это всё из-за того, что пугало определяется, как что-то, представляющее смертельную опасность, но сама опасность никак не определяется, ведь там нет её по факту никакой. И вот в этой разнице весь ужас. И живое существо наделяет непонятную страхоёбину тем ужасом, который, — он похлопал себя по груди. — Который вот тут сидит. Как пятна Роршаха, в которые каждый свой смысл наваливает. И вот, короче, “ужас пугала” — это вроде переменной. Которая есть у пугала, но нет у робота. И она закреплена к чему-то в самих птицах, поэтому хер ты поймёшь, что это такое, пока… пока в голову к пернатой суке не заберёшься и не поймёшь, что она чувствует, когда на пугало глядит… Офигенно ж! — он с наслаждением допил вторую бутылку. — Короче, это как синдром поиска глубинного смысла, только у животных и с оценкой угрозы. Вот.
— Ясно, — сказал Сина, — интересно, конечно. Только… только я не про это, я…
— Да знаю я, — Кораблёв махнул рукой и пальцами подцепил очередную бутылку с асфальта. — Ты про тот сайт уёбищный, ага? Мне ж Орех отписался. Он мне всегда отписывается если кого-то направляет. А то я ж об его зубы бутылку открою, — в доказательство своих слов он снова открыл бутылку о мусорный бак. — Вот третья уже можно и на… можно и на ходу. Пойдём, — он подцепил оставшиеся три, — пора идти. Короче, парень, дело такое. Камер там нет. В квартирах. Я проверял. Но камеры там были. Снимки точнее. Кто-то сфоткал всё что можно. Я когда проверял — в одной квартире, где жила… короче, в квартире обои были другие. У них на сайте — одни, а в реальности — другие. Там подруга моя жила. Я и зашёл. Проверить. Ну и короче рассказал ей про обои — а она отодвинула диван и показала их мне. Они за диваном остались. Снизу только. Короче — это старые обои были, когда они въезжали. А они их переклеили. Двенадцать лет назад. А на том сайте на всех камерах у неё во всём доме эти обои. Смекаешь?
— Н-нет, — пробормотал Сина. — В смысле — они дорисовывают обои?
— Да не обои, — улыбнулся он. — Они вообще всё дорисовывают. Всю хату.
— Но как?
— Как-как. Нейросетями. Да и че там дорисовывать-то? Все хаты типовые. По фотографии планировку грузишь, потом по трекерам определяешь где постель, где комп, где стол пожрать…
— По каким трекерам?
— Ну — людей-то они срисовывают с натуры. Тут уж чипы, наверное, или прививки… Короче — движения они срисовывают нормально, а локацию додумывают. Понимаешь? Есть у них где-то сервер, на который приходят данные, как в этих… Когда в играх катсцены записывают, вот датчики крепят на актёров — так же и здесь. А потом на эти движения нарисовывают скины, как в ГТА. Школьников легче всего — они полдня под камерами проводят, их со всех сторон уже оцифровали. Накладывают на скелет внешку школьницы какой — и хер заметишь, что ненастоящая. Ведь качество они тебе шакальное выдают, да?
— Да… — растерянно произнёс Сина. — И правда, качество фигня.
— Ну и вот… скин есть, скелетик шевелящийся есть. Локацию типовую по фоткам старым рисуют, которые… не знаю когда их нафоткали, но давно ещё когда-то. Ну и вот получается киношка.
— Но как же… — сглотнул Сина. — как же они… ну ты понимаешь….
— Как же они порнушку творят? — Кораблёв подошёл к подъезду, поставил бутылки на скамейку, а сам приземлился на бордюр и, вытянув сигаретку, подкурил. — Да ещё, небось, и по твоей воле?
— Ну да… — Сина с облегчением выдохнул. — Или они это и не делали? А мне просто нейросеть всё… нарисовала?
— Ну ты даёшь. Это какие мощности нужны, чтобы в реальном времени тебе всё это… вырисовывать. Такие естественные движения и физику… Нет, наложить шкуру на скелет захвата движений — одно дело. А прорисовать все движения так нельзя. Было бы как в онлайн-играх — квадратные рывки, дёргания. Но я так тоже подумал, когда всё это началось. Ну я ж парень шаристый. Пошёл к своей и спросил напрямую. Ты вчера, говорю, музыкальный инструмент засовывала в разные места и говорила со мной вслух. Ты это правда делала, или это я перебухал?
— А она что?
— А она испугалась, а потом и врезала. Я ей тоже врезал. Я ведь тоже напугался. Помастурбировал с учительницей на двоих, авось это незаконно. Короче — не поняли друг друга.
— Алла Егорьевна? — удивился Сина. — Учитель музыки? Так она же жирная?
— Да-а, — улыбнулся Кораблёв. — Ещё какая. Прямо вау. Короче — я потом уже с ней встретился ещё раз. Она кой-чё помнила, но будто через сон. А главное — я ей вроде как несколько дней снился. В провокационном всяком. Ну, я тогда в шараге уже учился, поэтому мы быстренько оформили всё легитимненько. Так что — те, кем ты крутишь, тебя если и не видят, то точно как-то чувствуют.
Сина вспомнил взгляд Тарасовой, направленный прямо ему в глаза.
— Но как? — спросил он. — Это же невозможно?
— Ну… в теории… если у всех нас чипы, и некоторые склонны к тому, чтобы эти чипы ими управляли… Но что у нас там первично? Если есть поведение — есть раздражители. Что в качестве раздражителей подаётся им на чип? Не код ведь какой, у нас сознание не цифровое. Значит — что-то аналоговое и связанное с нами. А что? — он докурил и прицельным щелчком отправил бычок в урну. — Ну, короче, я так и не успел ничего проверить. Сайт для меня закрылся. Вот у Ореха работало. Я думал на нём попробовать, но он зажопился. Он там на сестру свою дрочил младшую, которая с отцом в Питере живёт. Не хотел он на ней пробовать.
— Родную что ли? Он же говорил троюродную… — Сина вспомнил, что это Орех, и выбросил извращенца из головы. — Ну да ладно. А что ты хотел проверить?
— Камеру заклеить, — улыбнулся Кораблёв.
— Какую? Её ж нету? — У неё — нету, — кивнул Кораблёв. — А у тебя-то есть. И ты ведь дрочишь на это, да? Стоишь над компом или ноутом — и дрочишь. Следишь тогда за своим лицом? Нет? Ну вот и представь, что это лицо… Ну, как-то зашифровывается и отсылается на чип той девки. И она его видит во сне. И, если она лунатик, то как бы это лицо ей приказы и отдаёт. Все эти окошки, инструменты и прочее дерьмо — это просто чтобы деньги с тебя собрать. Калибровка нужна, чтобы они побродили по локации, повзаимодействовали с выключателями, дверьми и прочим. А потом уже ты сам транслируешь. То, что ты вбиваешь — это для тебя нужно, чтобы ты в голове мыслеобраз, телепатический приказ сформировал. А она в это время во сне тебя видит и тебя как господина слушается. И повинуется.
— Но почему? — вырвалось у Сины. — Как это работает? Почему она видит моё лицо и подчиняется?
— А ты не догадался? — он ухмыльнулся и, держась рукой за скамейку, поднялся с бордюра. — Любит она тебя. Это необходимое условие. Чтобы человек к тебе испытывал доброе, хорошее, светлое. Чтобы, когда ты ему приснился — он не испугался и не проснулся, а выполнил то, что скажешь. И ресурс есть… определённый. Через какое-то время тебя любить перестанут и связь потеряется. Как у Ореха с сестрой. Она ж его теперь боится что пипец. Плакался мне недавно. А ты чего улыбаешься, а?
— Да я… я так, — Сина убрал с лица усмешку. — Слушай, а логично рассуждаешь! Ты прям голова! Чего же ты куда в нормальное место не устроился, а в шарагу эту убогую пошёл? Ты же можешь быть программистом каким.
— Знаю, — кивнул Кораблёв. — Я могу стать гениальным программистом и писать охеренные программы для управления… гигантскими роботами-овощерезами, например. Ну да. Вот только, — он улыбнулся и наклонился к Сине близко-близко. — Не заслужили вы этого. Я всё вокруг… презираю, понял? И я мозги себе выжгу синькой так, чтобы эти мудаки меня использовать в свою пользу не смогли. Хрен вам, а не общественная польза. Буду ужасающим предостережением. Сопьюсь и сдохну и им меня ещё… хоронить придётся. Вот так.
Он со второго раза набрал код на домофоне, после чего обернулся и посмотрел на Сину.
— Ну что? Пойдёшь со мной “гараж” добивать или до дому двинешь?
— Не, я до дому… спасибо…
— Ну тогда бывай.
— Погоди, Кораблёв… а это… так кто всё это сделал-то?
— Кто-то… А тут представляй что хочешь. Инопланетяне злобные или рептилии или государство… или вот может демоны из ада проникли в цифровое пространство…
— Я серьёзно, Герман… — И я серьёзно. Говорю же. Ужас пугала. Ты теперь на месте той самой вороны. Представляй самое страшное, что ты можешь представить, когда не понимаешь, что происходит. Вот оно там и стоит. Поэтому, пацан, вот мнение моё: бросай ты это дело. Не лезь туда. Лучше вот как я — допейся им всем назло до тупоумия. А перед этим — зайди к той, на которую дрочишь. Потому что… потому что велик шанс, что тот, на кого ты дрочишь, сам на тебя подрачивает, сечёшь? Ты пока школьник — это легитимно, со школьницами спать. Ну так наебись вдоволь, чтобы потом не тянуло, ага? А кто всё это затеял… Да какая разница, кто. Кто бы там ни был — они всемогущие, и они пидоры. Всемогущие злые пидоры. Вот. А значит — ну его нахер. Стрёмно. Не лезь, а то… а то ещё заметят. Сечёшь? Ну бывай… бывай, братан. “Гараж” ещё не допил? А будешь? Ну тогда давай сюда, я оприходую…
Железная дверь звонко присосалась к магниту, и Сина остался у подъезда совершенно один.
— Бред какой-то, — сказал он, подумав. — Как это — всемогущие злые пидоры? Кто это вообще? Где они обитают?
Он подумал, а где вообще могут обитать существа, которые дают возможность управлять чужими телами, поёжился и заспешил домой.
Глава 7
Остаток дня прошёл сумбурно, с одной стороны, делать ничего не хотелось, с другой — сидеть и ждать чего-то непонятного тоже не хотелось. Поэтому Сина позалипал час-другой в телефоне, затем сходил до фудкорта, пошатался там в одиночку. Кто-то постоянно писал в телегу, одна девочка из Химок набирала на телефон, звала в гости, потом сама напрашивалась. В другое время Сина бы с радостью её впустил. Девочка была крепенькая, с торчащей грудью и татуированными бёдрами, но помимо этого она была мефедронщицей и явно пыталась “пробить” пару мешочков для себя и своего хахаля, который, скорее всего, будет ждать в машине у подъезда, пока девочка всё выполнит, и Сина с ней не наиграется. Раньше его такое, может, ещё бы и сильнее возбудило — всего пара звонков по местным барыгам, потом сообщение в Химки — и можно в своё удовольствие наказать шкуру. Можно даже сделать это на подоконнике и заставить её позвонить парню в процессе, чтобы он вышел из машины и помахал.
Но сейчас почему-то думалось, что она — обычная проститутка ценой в два мешка мефа. И что если он сейчас начнёт бегать пробивать-вымучивать-намывать, то получается, что дешёвая мефедроновая шкура может по одному звонку подорвать его и заставить суетиться ради её хотелок. И что она потрахается с ним, а потом поедет домой и со своим хахалем будет нюхать меф и трахаться по-настоящему, так как это любит она сама, а не как хочет Сина.
Почему-то подумалось, что кто-кто, а Тарасова за два мешка мефа ничего никому делать не будет. И ни за пять и ни за десять. Вообще — такая, как Тарасова, в постели будет делать только то, что ей самой нравится, давать только то, что она сама желает тебе дать…
Тут же вспомнилось, как он заставил её мастурбировать на камеру, и стало даже неловко. Потом он возбудился. Потом вспомнил, что камеры в комнате у неё нет, а есть у него в ноутбуке. Запараноил — а не записывали ли его? Хотел выкинуть ноут, но подумал, что это плохая идея. Да и вон Дзюбу примерно так же развели и выложили — и чего? Нормально народ принял. Все вокруг дрочат, благодаря Дудю это все поняли. А то, что Сина делал это на одноклассницу и за деньги — ну так он скажет, что переписывался с кем-то в мессенджере, думал, что это сама Тарасова. А потом переписку снесли, а он не заскринил. Что в этом особенного? Он вообще думал, это вебкам, идите за собой следите вообще.
Так он весь день и провёл на нервах. То начинал параноить, заметать следы в браузере и даже удалил Ореха из телефона. То вдруг возбуждался — и лез в закладки, проверять, не заработал ли сайт. Смотрел на чёрный экран, доставал телефон, искал её видео. Потом шёл до магазина, брал воду или чипсы, возвращался, залипал в телефоне, начинал скучать, потом опять лез на сайт, и всё повторялось заново.
Заработал сайт уже ближе к ночи.
Некоторое время Сина просто сидел за Маком и пялился на спальню Тарасовой. Теперь она была освещена сильнее — с прошлого раза в комнате появился ночник. А ещё Тарасова теперь спала в пижаме, которая закрывала почти всё тело и, кажется, была нераздельная. На стене комнаты в рядок появились иконы, аж три штуки.
— Это всё не по-настоящему, — сказал Сина вслух. — Это нейросети рисуют. Может и нет там никаких икон.
Но почему-то Сина думал, что так оно всё и есть. Это выглядело логичным. Что сделает поехавшая бабка-верунья, увидев, как внучка мастурбирует окровавленными пальцами, будто бы в трансе? Ночник, открытая дверь, иконы на стену и спальный комбинезон, как у малышей или маразматиков.
Сина протянул руку и закрыл камеру макбука левой рукой. Ничего не поменялось. Он убрал руку.
— А может, он чушь говорил? — спросил Сина сам у себя, — он же алкаш. Да и наркоман. Может, он всё на ходу выдумал? Может, вообще они с Орехом меня разводят зачем-то, ну хоть ради денег. Может это они с Тарасовой скорешились, чтобы…
И вот на Тарасовой стройная концепция взяла да развалилась. Представить, что Тарасова могла ради каких-то денег заниматься подобным… Он этого не мог объяснить даже в теории. Если это было правдой — значит, Тарасова была совершенно другим человеком. Что она играла роль невинной девочки, а на деле была циничной опытной секс-хищницей. Но Сина видел Тарасову тогда, когда она думала, что за ней никто не наблюдал — и она была такой же, как на экране. Так не играют даже в Голливуде. Да и Сина всё-таки разбирался в девках, что доказывала галерея телесных цветов в его телефоне. Нет, Тарасова точно не в доле, а залезать в чужой дом и ставить камеры в спальне эти два наркомана бы не додумались, не решились, да и не потянули. Шпион из Ореха никакущий.
Подумав, Сина встал из-за стола и набрал на телефоне Ореха, учётку которого он, помиловав, снова восстановил в контактах.
— Сина, ты? — Орех говорил приглушённо. — Чего хотел?
— Ты чего шепчешь? — спросил Сина. — Дрочишь что ли?
— Нет. Я в туалете.
— Значит — дрочишь, — кивнул Сина. — Слушай, ну поговорил я с Кораблём. Он мне выдал базу минут на пятнадцать, я аж попустился. Сам-то что думаешь?
— Какая ещё база? — не понял Орех. — Обо что?
— Ну, про это… — Сина тоже понизил громкость. — Про ”Ужас Пугала”.
— А-а-а, — сказал Орех. Потом вздохнул и сказал уже громче. — А-а-а, я понял. Что-то там про ворон, опыты и про то, что это нейросети рисуют?
— Ну да.
— Короче — фигня всё это, как по мне. Я тебя отправил к нему потому, что ты за название интересовался. Ну — типа отсылочка. А Корабль там на этом навернул свою теорию сумасшедшую. Это уже херь какая-то, как по мне.
— Думаешь?
— Да конечно. Это эта, как её… бритва Оммажа.
— Это ещё что?
— Это когда самое простое объяснение является самым верным. А если наворочено и нахуеверчено с десяток всяких объяснений, то это бред.
— И какое у тебя объяснение? — хмыкнул Сина. — Простое которое?
— Да вебкам же, — сказал Сина. — Только и всего.
— В смысле?
— В смысле — я не знаю, как устроен этот сайт и где там камеры. Но я знаю, что если на сайте бабы раздеваются и светят всем подряд на камеру — то обычно это за ради денег. Небось где-то регистрировались, что-то подписали, где-то нажали и получают в месяц какие-то бабки на карту.
— Не, херня твоя версия, — Сина уже успел выйти на балкон чтобы хорошенько раскуриться. — если бы оно было так, то девки в экране знали бы, что их снимают. А они не знают. Это точно. Я в бабах разбираюсь.
— Да конечно, не знают, — хохотнул Орех. — Но бабы ж тупые. Они ещё не знают что у них в подписках платное приложение по пять сотен в месяц списывает. Да вокруг люди не знают, что Алиса яндексовская их круглосуточно подслушивает! Не знают, что госуслуги отсылают стату в ФСБ, например. Вот так и здесь. Небось пришло письмо “Модельная школа пассивного дохода”. Попросили вебки развесить, стримить час в неделю и фотки иногда для портфолио присылать. А в договоре мелким шрифтом “можем снимать вас в любом разрезе и присылать инструкции на все ваши устройства, включая чип в вашей башке, который вам во время ковида вставили”. Ну и всё. Они думают, что получают бабки за участие в каком-нибудь флешмобе или исследовании, а на самом деле на них дрочат. Только и всего.
— А сестра твоя тоже подписала? — спросил его Сина. Выкуренная трава позволяла глядеть на это со смешного ракурса. — У неё вообще к тому времени был телефон или она с родительского подписала?
Орех молчал в трубке. Тогда Сина решил, что немного перегнул.
— Ну ладно, — сказал он примирительно. — Каждому своё, как говорится. Кому-то мамочек подавай, кому-то лоли. Слишком много ты аниме смотришь, Орех… Тебе бы с живой бабой пообщаться — тогда бы с тебя слетела вся эта дурь про младших сестрёнок…
— Да пошёл ты на хер, — сказал Орех со злобой. — Ты-то чем лучше? Строишь из себя ловеласа, а сам к Тарасовой сыкуешь подойти. Я же видел, как ты на неё глядел. Втрескался и дрочишь теперь издалека. Влюбился в неё, слышишь? И боишься, что откажет. Как и я. Как и все. Никакой ты не эксперт, ты до этого только за бабки наркоманок трахал, а теперь впервые хочешь с нормальной девкой. И так же, как и все, в итоге с ней обосрался, и теперь дрочишь. И ещё и мне её показывал. А ведь ты в неё влюбился, да? А на фотки подрочить позволил. Значит, кто ты теперь? Куколд.
— Ты охерел? — Сина почувствовал, как кровь прилила к щекам. — Кто куколд?
— А ты не куколд? Я же на Тарасову твою при тебе передёрнул. Начнёшь с ней встречаться — я ж всё расскажу. Скажу, что ты снимал её исподтишка и мне за деньги показывал.
— Не поверит! — закричал в трубку Сина. — Ты хлыщ, кто тебе поверит? Я скажу, что…
— Ска-а-ажет он! — захохотал Орех. — И что? Тарасова не твои эти девки из кальянной на полшишки. Ей похуй на слова. Она на тебя посмотрит — и всё поймёт. По реакции твоей. Ты сам ей лицом всё выдашь. Как ты мне выдал, что в неё втюрился. Так что — кому другому можешь в уши нассать, а она уж тебе никогда больше не поверит!
— Тогда я расскажу, что ты за сестрой малолетней подглядываешь!
— И рассказывай! Она и так знает, а всем остальным похер! Я ж Орех, все меня и так извращенцем считают! Ни одна баба из школы со мной рядом не присядет, где мне ещё хуже-то будет? Я через год школу закончу и нахер всех вас забуду, и тебя вместе с ними! Вы все зашквары похуже меня, я-то просто смотрел, а ты ж баб чужих за деньги пердолишь. Все про тебя это знают, что ты по шлюхам, и что мать у тебя такая же шлюха…
— Ты за это ответишь, — прохрипел Сина в трубку. — Я тебя за мать…
— Только тронь! — закричал в трубку Орех. — Я всё расскажу, я всех сдам! Слышишь? Видюху запишу “ВКонтакте” про всё это дерьмо, и все всё узнают! Вместе будем у Малахова в студии сидеть, понял? И Тарасова твоя станет второй Шурыгиной, вот ей абзац будет, она после этого не отмоется, фамилию менять придётся!
— Ну смотри, Орех, смотри… — Сина скинул звонок и швырнул телефон на диван. — Ну не пидор ли! Ему столько добра, а он… А он…
Некоторое время Сина большими шагами мерил комнату, представляя, как бьёт или другими способами наказывает Ореха. Но по всякому выходило, что тот прав — тронуть его так, чтобы не попало и на него самого с Тарасовой, не получалось. Уж слишком тема была…липкая…
С другой стороны — это работало и в обратную сторону, и Орех тоже ничего не мог ему сделать без того, чтобы и его не затянуло в водоворот кринжа и извинений на камеру.
Поэтому Сина, сам себе удивляясь, вместо того, чтобы злиться на Ореха, наоборот, успокоился. То ли трава делала своё дело, то ли общая усталость сказывалась, но он начинал думать, что Орех так-то прав. И по поводу того, что все вокруг поголовно извраты, просто кто-то скрывает это более тщательно, и по поводу “Ужаса пугала”. Ну и правда — какие нейросети, какие вороны? Всем всегда правят бабки. Тарасова не выглядит продвинутым юзером — скорее всего и правда куда-то случайно нажала. А на шкафу у неё, наверное, стоит ноутбук с вебкой, оттуда и передаётся изображение. Она просто глуповата и не сообразила.
Сина задумался о том а откуда вообще ночной режим съёмки на камере из ноута, но быстро отогнал от себя эти мысли. Вот тут как раз могли и нейросетями поработать. Да и вообще — рушить эту версию не хотелось. Вот найти изъян в версии Кораблёва захотелось сразу, как он её услышал. А с версией Ореха захотелось сразу согласиться. Зря он сагрился на него. И правда, что ли, втюрился? Так-то пускай Орех на сестру подрачивает. Он же её не тискает действительно. Подсматривает просто. Чего тут такого? Авось это убережёт других детей от уже взрослого Ореха-педофила.
Сина снова сел за макбук и улыбнулся, увидев появившееся окно платных возможностей. Сверху горела надпись “ВНИМАНИЕ! НЕОБХОДИМА КАЛИБРОВКА!”
“После перезагрузки необходимо введение кода пароля”, — вспомнил Сина надпись, появляющуюся иногда на его айфоне, и засмеялся. — Ну что ж, давай перекалибруем…
В комнате Тарасовой вспыхнул монитор компьютера, после чего она скинула одеяло и поставила ноги на ковёр, хотя голова её всё ещё лежала на подушке.
— Вот так, давай-как разомнёмся, — сказал Сина и, не отрывая взгляда от экрана, стянул тапки и начал приспускать штаны. — Хорошо, что ты снова с нами!
Тарасова пощёлкала светом в комнате, открыла и закрыла окно, оказавшись совсем рядом с камерой, села на ковёр, повернулась и снова встала. Калибровка была закончена.
— Ну вот, а теперь мы немного с тобой пошалим, — улыбнулся Сина, пролистывая список возможностей. — Не волнуйся, в этот раз я не буду жестить…
Он ткнул в то, что ему хотелось увидеть и, пока Тарасова стаскивала с себя пижамный комбинезон, в голове вдруг проскочила мысль, что она, наверное, ещё и бонус какой-то получит за то, что у неё постоянный клиент появился.
Как выяснилось — комбинезон снимался довольно просто, а под ним она была ещё лучше, чем прежде, ведь ночник светил снизу вверх и давал такой контраст и такую чёткость, которую ночной режим никогда бы не смог выдать.
Через сорок минут, когда Сина в очередной раз отстрелялся, он отпустил Тарасову спать. Настроение было отличное. Он быстро помылся, курнул ещё разок на сон грядущий — и улёгся спать, прокручивая в голове увиденное и радуясь тому, что наконец-то всё встало на свои места.
Перед сном у Сины проскользнула подленькая мысля о том, что версия Ореха понравилась ему только потому, что, держа её в голове, он всё ещё мог дрочить на Тарасову, а с версией Корабля в башке дрочить не выходило. Но тем и хорошо думать о таких вещах уже засыпая — мысль соскользнула по утекающему вглубь разума сознанию, ни за что не зацепившись и ничего не потревожив, запомнившись, как ещё один плюс в стройной теории Ореха. И если бы Сину, разбудив, прямо бы спросили об этом, то он искренне бы оскорбился и объяснил, что это не причина, а следствие, не решающий фактор его выбора, а просто приятный бонус.
Он уже давно и крепко спал, когда в его комнате, мигнув экраном, включился макбук, немного поработал, гудя кулером в тишине комнаты — и снова отключился, оставив Сину лежать в темноте и одиночестве.
Глава 8
На следующий день Тарасова была в школе и изображала, что всё было нормально. Изображала — потому что Сина уже прекрасно знал её настоящую, такую, какой она была за столом с роднёй. Сине вообще начинало казаться, что все вокруг притворяются кем-то другим, пока находятся на людях, а настоящие они только тогда, когда они одни, дома, за ними никто не наблюдает, и они занимаются тем, что им нравится. Эта мысль тревожила его и пугала. Тревожила потому, что, получается, у каждой тянки, которую он знал, была вторая, истинная сторона, до которой он не добрался и которую он не познал, и теперь можно было пройтись по ним второй раз, на этот раз вклиниваясь поглубже — туда, где они настоящие, авось там гораздо прикольнее. А пугала она его потому, что кто-то другой снаружи мог заглянуть в его настоящесть, туда, где он занимается тем, что ему приятно, в одиночестве своей комнаты и тогда у этого “кого-то” создастся неправильное впечатление о Сине. Будто он какой-нибудь укурок-задрот, которому лишь бы подрочить да накуриться. А ведь лучшие проявления Сины происходили на людях, в социуме. Он был успешен в спорте, познал много девчонок, он был щедр на тусах и душой компании на любых вписках или шашлыках. Ну вот Орех — тот и правда задрот-наркоман. Хотя Орех и на людях такое же впечатление производит…
В общем — размышления о истинной природе человека прерывало поведение Тарасовой, которая постоянно стреляла в него глазками. И взгляды эти были двойственные. Смотрела она исподтишка, сгорбившись и тревожно наклонив голову, устремляя взгляд из-под густых бровей, что выдавало в ней страх и недоверие. Однако — смотрела пристально, чуть приоткрыв пухлые губы, и когда Сина, замечая взгляд, поднимал голову и отвечал тем же, спокойно заглядывая ей в глаза — Тарасова не сразу пряталась, а секунду-другую ещё перед этим не отводила взгляд. А, отвернувшись, каждый раз бросала парочку “дополнительных” взглядов. будто в чём-то убеждаясь.
Сина всем этим от души наслаждался. Он знал, как проявляется интерес девушек к нему. Но до сих пор он, оказывается, будто пользовался “пробной версией”. Сейчас же всё это волновало кудасильнее и глубже. Теперь он понимал, что во взаимности тоже есть свои ништяки, а также бонусы есть и в некоей неловкости от неуверенности. Было приятно не просто купить, привлечь, обмануть или подавить. Приятно может быть и оттого, что к тебе выходят добровольно. Не охота на уток в лесу, а кормление хлебом редкой и красивой дикой птицы, которая с каждым разом подходит всё ближе к вспотевшим от нетерпения ладоням….
На одной из перемен они столкнулись с Орехом в коридоре, и тот, испугавшись, хотел броситься прочь, но Сина его успокоил. — Выдыхай, бобёр, — улыбнулся Синдром и потрепал Ореха за плечо. — Я сегодня добрый. Оба вчера перебрали мальца, ага?
— Ага, — с облегчением улыбнулся Орех. — И это… я там сказал, что расскажу, так я…
— Так ты передумал, я уже понял, — Сина пошёл в сторону столовой, не оглядываясь махнул рукой. — Мир. Занимайся своими темами, братан, я не против.
Орех проводил его удивлённым взглядом, потом пожал плечами и ускакал куда-то прочь. Сина был в таком расположении духа, что даже жалел несчастного извращенца. Таким, как Орех, не дано познать истинную глубину чувственной любви — ни взаимной, ни хотя бы односторонней. Таким бы только передёрнуть.
После уроков Сина, удивляясь колотящемуся сердцу, подождал Тарасову за воротами. Она, увидев его, замерла на месте, посмотрела по сторонам, вжала голову — и пошла вперёд, смотря себе под ноги.
— Эй, Тарасова! — крикнул ей Сина. — Привет! Ты домой сейчас? Давай провожу?
— А зачем? — спросила она с подозрением.
— Хочу тебе сделать приятное, — бросил Сина. Признаваться теперь было легко — зная, что Тарасова и сама по нему сохнет. — Думаю вот, с какой бы стороны подступиться.
Видимо, для Тарасовой это было слишком быстро. Она раскраснелась и всю дорогу молчала. Сина шутил, рассказывал что-то из жизни, пару раз будто случайно трогал её руку — Тарасова каждый раз дёргалась, будто от тока. Но сама ничего не говорила и даже не смотрела на Сину, что немного бесило. Он привык к тому, что девушки более инициативны и как-то помогают ему в флирте. Облизывают губы, пока он на них смотрит, или начинают поправлять ему волосы, в общем — как-то там заботиться и привлекать внимание к своему телу, как и должны делать нормальные тян. Но эта только пару раз хихикнула и всё пялилась на снег, сжимая лямки своего рюкзака так сильно, что костяшки пальцев у неё побелели.
— Ну в общем, вот так и закончилось, — сказал Сина, завершая очередную историю. — Разве что на ту хату больше мы не ездием. Теперь это пердёжная хата, официально… А ты где вчера была? — спросил он резко. — Я тебя весь день не видел…
— Ну… это… — Тарасова засмущалась. — Я вообще у врача…
— У какого? Зубы болели?
— Не… у тера своего.
— У кого?
— У тера. Ну — у терапевта, — Тарасова, наконец, подняла голову и улыбнулась. — Я к терапевту иногда хожу. У меня были проблемы… ну, с травлей… Сейчас полегче, я научилась принимать своё тело со всеми недостатками, но…
— Да нормальное у тебя тело! — перебил Сина. — Даже отличное! Ну-ка, покрутись?
— Что? — удивилась Тарасова и вновь посмотрела по сторонам. — Как покрутиться?
— Да вот так, давай руку, — Сина взял её вспотевшие пальцы, потянул вверх и, держа всё выше — пошёл вокруг Тарасовой, вынуждая её покрутиться. — Давай, быстрее… ну а теперь сама! Ну вот! Отличное тело, всё на месте у тебя! И нечего стесняться!
Тарасова тихонько засмеялась и с благодарностью и неким заискиванием заглянула ему в глаза. От этого взгляда у Сины тут же пробудилась эрекция.
— Ну вот видишь? — сказал он. — А кто это тебе вбил в голову, что ты некрасивая?
— Ну… так… Сам понимаешь, подростки злые… В смысле — не злые, а просто… ну, период такой.
— Подростки? Это что, девки в классе? Да там, честно говоря, все хуже тебя выглядят…
— Да вот уж и все, — опять засмеялась Тарасова и наконец-то начала поправлять свои волосы. — Много кто красивее меня.
— Ну например?
— Ну например… Ира Плутошина, например, — сказала Тарасова и внимательно посмотрела на Сину. — Ну, так говорят мальчики…
Сина внутри себя усмехнулся. Сначала волосы поправляет, а теперь про его бывшую вкинула и за реакцией следит. Да уж, девчонки все одинаковы…
— Плутошка неплохая, ага, — сказал он равнодушно. — У неё ноги и задница накачанные, она ж на фитнес каждый день. Но вот сисек нет почти, и грудь впалая, и спина в прыщах. Вот если ты захочешь жопу как у неё — пойдёшь на фитнес, и через пару месяцев уже добьёшься того же, что и она. А вот если она захочет грудь, как у тебя, или шею, или кожу, например, или волосы — то куда ей идти? Разве что под нож…
Тарасова не отрывала от него своего взгляда, щёки её пылали. Сина знал, что за мысли сейчас у неё в голове, но делал вид, что не понимает этого, и смотрел перед собой, лениво доставая из кармана сигареты.
— А что, — сказала Тарасова, не дождавшись продолжения. — У меня волосы и… и остальное… как?
— Что — как?
— Ну… — окончательно смутилась Тарасова. — Неплохо, да? В смысле — ну, на уровне? Нормально, да?
— Нормально? На уровне? — Сина всё ещё делал вид, что не понимал. — В каком смысле? Рост, длина волос, вот это вот всё? Не знаю, надо в среднем же судить, а я не знаю, чё там в среднем…
— Да нет же, — затараторила Тарасова и, остановившись посреди дорожки, сама взяла его за локоть. — Вот ты про волосы мои говорил и про плечи и про… ну…
— И про грудь, — подсказал ей Сина.
— Ну да, и про… и про грудь, вот. Это как по тебе?
— Как по мне?
— Ну ты понял меня. Как на твой вкус? В смысле — не на твой, а на мальчиковый. Могу я… ну…
— Можешь ли ты пацанов в штабеля укладывать одним взглядом? — Сина улыбнулся. — Можешь ли ты надеть такой купальник, чтобы все прочие девчонки от зависти удавились? Или можешь ли ты так причесаться и одеться, чтобы тебя в любой клуб пропустили и там всю ночь бесплатно поили? Или так улыбнуться, чтобы физик двойку сразу исправил? Надеть такие чулки и обувь, чтобы парни весь асфальт у дома твоего изрисовали?
Тарасова слушала с приоткрытым ртом, затаив дыхание.
— Ну так что? — спросила она, когда Сина замолчал. — Что думаешь? Смогу? Только честно?
— Это же твой дом? — спросил Сина, кивая на подъезд. — Вот и пришли…
— Что? — она посмотрела на подъезд. — А, ну да… пришли… так что?
— Слушай, меня ребята ждут, — сказал Сина. — Давай потом созвонимся, может, вечером и…
— Нет, давай сейчас! Так же нечестно! Ты же так и не ответил!
Сина посмотрел ей в глаза, затем улыбнулся.
— Да, Катя. Всё ты можешь. Даже если ничего делать не будешь — всё равно ты вскоре всех девок в классе уделаешь. Им до тебя далеко…
Тарасова некоторое время стояла, замерев, со стеклянным взглядом, будто впитывала в себя это знание, а потом заморгала, застеснялась и, бросившись к Сине, обняла его и прижала к себе.
— Спасибо большое! — сказал она. — Знал бы ты, как ты мне помог. Вокруг все… вокруг одни токсичные, понимаешь? Только и слышишь от них, что я…. А ты не такой. От тебя… ты мне очень помог. Спасибо, — она рассмеялась. — Не могу поверить! Я к теру своему второй год хожу, и почти никаких сдвигов, а с тобой десять минут поговорила, и уже… и уже вот всё то, что тер обещала — самооценка вот здесь была, — она показала ладошкой на колено, — а теперь вот сюда, — она показала на уровень бедра. — Вот на этом уровне.
— Хороший уровень у тебя, — кивнул Сина. — Выпуклый и подтянутый. Приятно наблюдать.
Тарасова удивлённо посмотрела на свою руку, потом перевела взгляд на ягодицу, всё поняла, хихикнула и прикрыла рот рукой.
— Скажешь тоже… я…
— Эй, Синдром! — раздался женский голос позади них. — Ты чего это на звонки не отвечаешь, лапа?
Сина повернулся через плечо, уже зная, кого увидит, и ненавидя их за то, что они ему помешали. На дороге стояла старая “Шкода” с открытой пассажирской дверью, и в его сторону уже бежала Ника, та самая химкинская мефидронщица. Подбежав к нему, она уверенно оттеснила плечом Тарасову и кинулась Сине на грудь.
— Лапа, а я тебя ищу! Чего не отвечаешь?
— Я занят, Ника, — он попытался отстраниться, но Ника прижалась грудью так сильно, чтобы Сина почувствовал соски через её футболку. — Я же не один.
— Ну так пускай не один, — она, наконец, отлипла от его груди и осмотрела Тарасову с ног до головы. Та под её взглядом поёжилась и снова схватилась за лямки ремня. — Хорошая киса. Твоя нынешняя? Если хочешь, чтобы она смотрела, пока мы с тобой резвимся — я не против.
— Я пойду, наверное, — сказала Тарасова и шагнула назад, уводя глаза в сторону. — Мне пора.
— Погоди, это не… — он постарался высвободить руку. — Это по работе. Ты не подумай!
Ника, уловив настроение, тут же всё поняла и начала подыгрывать.
— Да, ты не подумай! Он мне диплом делает. За денежку. Не по смазочным делам. Мы просто пойдём на пару часиков диплом попишем, а он тебе наберёт!
— Да блядь! — разозлился Сина. — Помолчи ты! Никакой диплом мы не… А, чёрт, ушла! — сказал он, увидев спину Тарасовой, которая проскочила в подъезд. — Ну какого же хера!
— Ну ушла и ушла, малыш, ну что ты к этой лохудре привязался, — Ника снова повисла у него на локте. — Ну пойдём уже в машинку, там Ромка нас до тебя докинет…
Сина так расстроился, что позволил усадить себя в “Шкоду”. Там уже сидел Ромка — татуированный до бровей мудила с вечно текущими от мефедрона соплями, от чего он постоянно шмыгал носом.
— Сина, салют, братан! — он шмыгнул носом и неумело улыбнулся. — А мы тебя искали. Затусить не хочешь? А то мы ищем где бы…
— Да некогда мне с вашим мефом возиться, — Сина выматерился. — Вы мне такой вечер по ходу обломали. Наркоманы хуевы.
— Э-э, полегче, — угрожающе шмыгнул носом Ромка. — Думай, с кем ты…
— Он и думает, — перебила своего парня Ника. — Ну ведь мы и правда по этому делу. Лапа, ну что тебе стоит, — Ника протянулась к его уху и жарко задышала в него. — Помоги уж нам с пятёрочкой хотя бы, скажи чего как и куда, Ромка сбегает, если что. А пока бегает, мы немного с тобой пошалим.
На последних словах она лизнула языком его ухо, и Сина против своей воли почувствовал возбуждение. К тому же — всё ещё было приятно на душе от тех взглядов Тарасовой…
— Ладно, — сказал он подумав. — Сейчас пробью вам пятёру…
Он достал телефон, зашёл в приложуху и быстро оплатил пятёрку поники. Чуть позже пришли координаты и приметы. Сина развернул карту, прищурился.
— Тут недалеко совсем, — Сина перекинул координаты Ромке. — В гаражах вон тех, прямо здесь, через дорогу. Давай иди ищи.
— Ага, сейчас, только припаркуюсь у мусорок, чтобы никого не заблочить, — Ромка вывернул руль и подъехал к железным бакам вплотную, включил аварийку, схватил шапку с пассажирского кресла, и, не отрывая взгляда от экрана телефона с высвеченными координатами, выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.
— Давай, начинай, — приказал Сина девушке. — У меня дела ещё.
— Лапа, всё будет, счастье прямо здесь. — сказала Ника и, облизнувшись, с ногами залезла на заднее сидение. — Сначала ротиком, да?
— Да. Быстрее.
Ника поняла, что сегодня он не в настроении разговаривать — и дальше действовала молча. Через пару секунд, почувствовав тепло её рта у себя в паху, Сина откинулся на сидение и стал вспоминать Тарасову. Чувствовал он себя так, будто изменял ей — хотя какая ещё измена, если они даже не встречаются? Да и представляет же он всё ещё Тарасову, это почти комплимент.
— Ух, холодно как! — сказал Ромка, залезая в машину. Сина дёрнулся и попытался прикрыться, но тот махнул рукой. — Да ладно, продолжайте.
Ника выпустила Сину изо рта и неодобрительно прищурилась.
— А что, на улице подождать никак?
— Не, там дубак, а я даже без белья…
— Ну ладно, — Ника улыбнулась Сине снизу вверх. — Лапа, он тихонько посидит, хорошо? А мы продолжим. Я сейчас ещё немного тебя побалую, а потом мы здесь поудобнее устроимся и совсем тёпленько нам станет, ага?
— Ладно, давай, — сказал Сина после краткого раздумья. — А то у меня яйца лопнут.
— Ну вот и ладненько, — сказала Ника. — А если хочешь — можно меня с двух сторон, с Ромкой. Он не против.
— Я не против, — сказал Ромка, который уже пытался зубами разорвать скотч на свёртке. — Только не здесь. Здесь холодно. Можем у тебя на хате её отодрать или хотя бы в подъезд завести.
— Ничего, не замёрзнешь, — Ника, работая рукой, жадно смотрела на свёрток. — Можно прямо здесь, если он спешит.
— Не надо, — Сина потянул её голову вниз. — Просто отсоси.
— Тебе сглотнуть или на лицо? — уточнила Ника.
— Давай глотай.
— Хорошо, Лапа, всё сейчас случится!
Она снова склонилась и начала двигать головой. Через некоторое время в машине послышалась шумные хлюпающие звуки от того, что Ника набрала в рот слюны. В это же время с места водителя раздалось продолжительное, жадно шмыгание. Ромка развязал мешок и нюхал прямо с колпака сигареты, шумно прочищая горло и сглатывая химическую горечь.
Сина закрыл глаза и откинулся на спину. Рука его поползла по спине Ники, пробралась под короткую юбку, пальцы отодвинули в сторону трусики. Снизу Ника была сухая, словно его гашишная трубка.
— Извини, лапа, — сказала Ника, освобождая рот и тяжело дыша. — Сначала мне разнюхаться надо, я потом уже мокренькая становлюсь.
— А ты на руку схаркни и там хорошенько намажь, — посоветовал повеселевший уже Ромка. — Её только в начале надо, потом уж как вставишь и задвигаешься, она хошь не хошь потечёт. Девка ебаться горазда.
— Не надо, — Сина снова потянул её голову вниз. — Давай уже побыстрее и языка побольше. А то я спешу.
Она всё поняла и повела Сину к сияющему горячей слюной финишу. Когда его начало забирать — он схватил Нику за волосы и начал двигать бёдрами вверх-вниз, не обращая внимания на то, что она задыхается и не успевает проглатывать. Ника судорожно кашлянула, что-то вылилось Сине на бёдра.
— Чего это она? — спросил Ромка. — Придурочная что ли?
— Нормально, просто я давно не кончал, — сказал Сина, продолжая держать Нику за волосы и спускать ей в горло. — Сейчас продышится и слижет всё до капельки, да Ника?
Ника услужливо что-то промычала.
— Да нет, — сказал Ромка и ткнул пальцев в окно. — Девка вот эта. Сначала пялилась на нас, потом заплакала.
— Кто? — Сина посмотрел в окно и его будто током прошибло. — Блядь, это Тарасова! Слезай! Слезай с меня!
— А что, слизывать не надо? — Ника вытерла лицо, от руки потянулись тонкие паутинки слизи. — Что случилось?
Сина попытался застегнуться, но было уже поздно. Тарасова бросила мешок мусора в мусорку, рядом с которой всё ещё была припаркована их “Шкода”, и уже бежала обратно к подъезду.
— Да ёбаный в рот! — он ударил кулаком по сидению. — Что за подстава! Нельзя было подальше от падика встать?! — А что такое? — Ника всё ещё пыталась проглотить всё, что у неё налипло на нёбе. — А кто это? Девушка твоя?
— Нет… одноклассница.
— Ну так и чёрт с ней, лапа. Ты только не грусти. Давай лучше к тебе?
— Нет. Не хочу…
— Ну не уходи так… — Ника взяла его за рукав. — Не хочу, чтобы ты так расстраивался. Хочешь в попку? — спросила она вдруг. — В попку я никому не даю. Даже Ромке пару раз всего перепадало. А тебя пущу.
— Соглашайся, — шмыгнул носом Ромка. — Она там узенькая как эта твоя школьница.
— Да идите вы на хуй, — Сина открыл дверь, выбрался на улицу и посмотрел вниз. Трусы намокли, на животе были пятна. — Только испачкался весь…
— Лапа, ну я ж говорила — я всё язычком соберу, как всегда, зачем торопиться было?
— Ладно, — махнул рукой Сина и начал застёгиваться. — Ладно уж. Похер.
— Тебя подвезти?
— Нет, сам дойду.
— Ну ладно, лапа! — она улыбнулась снизу вверх испачканным ртом. — Ну тогда мы поехали?
— Давайте, — Сина, наконец, застегнувшись, отвернулся и направился к дому. — Приехали, блядь, на мою голову…
— Если будет желание, то ты звони, — улыбка на её лице застыла, словно наложеннная фильтром. — У меня есть и другие возможности.Откалибруем как ты любишь.
— Что?! — Сина осёкся, потмо посмотрел по сторонам. — Что ты имеешь в виду?
— Калибровка, — повернулся к нему Ромка. — Расскажешь — что тебе нравится. А мы подстроимся.
— Уж я подстроюсь, — Ника громко сглотнула. — Ты только не пропадай надолго. Сина сделал несколько шагов назад, не отрывая взгляда от её лица, а потом отвернулся — и как можно быстрее зашагал к дому, иногда оглядываясь через плечо.
Ника таращилась на него из окна машины до тех пор, пока он не зашёл за угол многоэтажки. Но ощущение, что на него кто-то смотрит так и не пропало.
Глава 9
Уже дома, в душе, на него опять накатила злость. Невозможное совпадение, тупейшее развитие событий и совершенно случайное стечение обстоятельств обломали ему, возможно, лучший секс в жизни. А может быть, чем чёрт не шутит, и первые серьёзные отношения! Он бы мог закончить с ней школу. Запихнуть её в зал, чтобы она зад потянула, усадить перед ютубом, чтобы она посмотрела часов пятьдесят уроков по наложению макияжа, подкупить шмотья и прийти на выпускной с самой красивой тянкой в школе, чтобы все слюной захлебнулись. Это был бы классный экспириенс, да ещё вперемешку со сладким сексом с няшей-стесняшей, которая краснеет от обычных прикосновений…
Почувствовав, что опять возбуждается, Сина разозлился ещё больше, выключил воду и вылез из душевой кабины. Нестерпимо хотелось дунуть травы, но он откладывал этот момент на потом, поближе к ночи.
— Ну а с другой стороны — а и пошла бы ты на хер, — сказал он, вытирая голову. — Тоже мне, принцесса. Ну отсосали мне, и что? Мы с ней что, встречаемся? Что она расстроилась, что не она мне отсасывала? Оскорбилась, тоже мне. У меня очередь шкур за дверью, а она нос воротит.
Накручивая себя ещё больше, Сина вышел из ванной комнаты и увидел маму, снимающую обувь в коридоре. Та вяло махнула рукой.
— Привет! Как ты здесь?
— Хреново, — буркнул Сина. — Не до разговоров.
— А у меня вчера ночью кошмар про тебя был. Ты бы поосторожнее, а то…
— Опять ты со своими предчувствиями! — закатил глаза Сина. — Мракобесие. Иди свечку поставь или гадалке занеси, чтобы порчу с тебя сняла. Только никому об этом не рассказывай, а то засмеют.
— Опять ты не в настроении, — вздохнула мама. Без косметики она выглядела постаревшей. — У нас на работе ужасный день такой…
— Работа чмо, — Сина зашагал в свою комнату. — Надо уметь устроиться так, чтобы работать не пришлось. Вот я хрен когда работать буду. На меня будут, а я не буду.
— Ну ладно, — мама всё так же сидела на скамейке у двери, отстраненно наблюдая за обувью. — Я как будто в одном и том же дне застряла. Ощущение, что персонаж в твоей компьютерной игрушке. Зомби против отчётов. И это даже не самое худшее. Начальник у нас новый… с причудами…
— Ага, ладно, — Сина закрыл дверь в комнату, оставив маму у двери, подошёл к ноутбуку, включил его и зашёл на сайт в закладках.
Как он и думал, Тарасова валялась на кровати и скулила. От этого зрелища у него в душе что-то дрогнуло, но в следующий же момент Сина почувствовал злость и сощурил глаза.
— Нет, чтобы спросить что да как — не-ет, мы убежим домой рыдать в подушку, как корова. Что, лучше тебе так? Счастлива теперь? И меня обломала, и себе поднасрала, вот что ты сделала. Сама виновата.
Он открыл список дополнительных возможностей, но тот ещё не был активен. Нажатие по клавишам выдавало ошибку “необходима повторная калибровка”. Попытка калибровки вызывала ошибку “Калибровка возможно только на фазе глубокого сна”.
— Нафиг вашу калибровку! — закричал Сина. — Я бабки заношу по тридцать кесов за то, чтобы эта корова задом вращала передо мной, а не рыдала в подушку! Где здесь техподдержка или… или что-то вроде…
Он нажал на значок шестерёнки, всплыло окошко “Помощь”, но неактивное. Кликая в него с частотой пульса, Сина в итоге добился только того, что весь сайт “подвис”. Тогда он обновил страницу и в этот раз всплыло окошко техпомощи, в котором было написано “В ОТСУТСТВИИ КАЛИБРОВКИ ДЕЙСТВИЯ МОГУТ ОТЛИЧАТЬСЯ ОТ ОЖИДАЕМЫХ. ВЕЛИЧИНА КОРЕЛЛЯЦИИ _Ss*2E_”
Что за математика пошла… Что ещё за… — Сина навёл курсор на “H” и над ним всплыла подсказка “Уровень электрической активности мозга”. Навёл курсор на “Ss” и там всплыло “Коэффициент эмоционального искажения на отклик”. — Какие ещё коэффициенты? Здесь ещё и ставки какие-то… нахер мне ваши оправдания? Мне нужен контент, блядь!
Он закрыл окно подсказок — и развернул список дополнительных возможностей. Теперь тот был активен, вот только цены выросли раз в пять. Сина присвистнул, скролля вниз новый прайс.
— Ну всё. Пробная версия закончилась, — сказал он сам себе. — Калибровка это по ходу типа неотключаемая реклама была. А теперь цены уже за фулл-версию. Что ж… Если это её заткнёт, то…
Он достал телефон, подумал — и перекинул на кошелёк “Ужаса Пугала” все деньги, что оставались на карте. Ну — почти все. Остались копейки, баксов четыреста на расходы до конца месяца. Затем снова открыл список и стал кликать на то, что ему нравится.
— И почудим с тобой, и пошалим, и попрыгаем, — говорил он, кликая мышкой. Окошки начали подзависать, после чего появлялись на экране с пометкой ИДЁТ ЗАГРУЗКА.
Тарасова на постели перестала скулить, замерла, а потом начала мелко трястись.
— Мама! — закричала она испуганно. — Бабушка! Оно опять! Кто-нибудь! Мама! Оно опять здесь!
— Вот же ж, — Сина неосознанно вжал голову в плечи. — Чего это она орёт?
Но дома, видимо, никого не было, потому что Тарасова ещё немного покричала, а потом забилась в судорогах, как в припадке, и вдруг отключилась, лишь живот её часто ходил вниз-вверх, выдавая паническое дыхание.
Затем она села на постели и стала снимать с себя рубашку.
— Ну вот, подруженька, сейчас мы тебя и подуспокоим, — сказал Сина и приспустил штаны. — Сейчас тебе будет хорошо…
Тарасова не спеша сняла рубашку, затем расстегнула лифчик, кинула его на пол и, склонившись, начала пытаться расстегнуть пуговицу на джинсах. Грудь её качалась у живота, и Сина стал активнее работать кулаком. Пуговица всё не поддавалась, и тут Сина заметил, что у неё закрыты глаза.
— Да открой ты уже глаза и расстегни их на хер! — крикнул он.
Девушка замерла и распахнула глаза. Некоторое время она смотрела перед собой, затем подошла к столу, вытянула руку и достала канцелярский нож. На экране Синовского ноутбука горела надпись “ПОЧУДИТЬ — ОПЛАЧЕНО”.
— Ты чего это? — спросил Сина. — Что ты…
Одним движением Тарасова разрезала на себе джинсы, спустила их до колен и затем стала резать их на части и откидывать в сторону. Джинсовые клочки усыпали ковёр, а затем она подцепила лезвием свои трусики, разрезала их спереди и вытянула сзади, кинув на стол. Тело её теперь покрывали мелкие порезы, слегка краснеющие в свете лампочек.
— Ты поосторожнее там, — сказал Сина, однако руку из-под стола не вытаскивал. — Значит “почудить” у нас это бэдээсэм лёгонький…
— Не надо, — пробормотала Тарасова на видео, а потом свободной ладонью ударила себя по руке с ножом, тот выпал на ковёр и она стала колотить себя обеими руками по лицу. — Проснись, проснись!
— Заткнись! — крикнул Сина, нависнув над монитором. — Заткнись теперь и делай что сказано!
Тарасова побежала в коридор, задела плечом косяк двери, упала на ковёр, бесстыдно раскинув ноги. Подышала, затем перевернулась на спину — и начала мастурбировать. Кажется, она плакала. Щёки её покрывали красные следы от пощёчин.
— Давай, смелее, — подбадривал её Сина. — Сегодня у нас с тобой целый вечер…
Загорелась надпись “Попрыгать: подготовка завершена.” Тарасова перестала плакать, затем замотала головой.
— Нет, нет, не хочу ничего… ничего внутрь… Пожалуйста, нет…
— На чём же ты будешь прыгать, милая? — спросил её Сина, у которого уже сбилось дыхание. — Покажи, что ты умеешь…
Тарасова поднялась на ноги, взяла настольную лампу, попыталась подвести к бёдрам, затем выронила и, перешагнув через отвалившийся абажур, вошла обратно в комнату. Взяла карандаш со стола, наклонилась — и ввела его в себя. — Вот так, — Сина уже вспотел от напряжения. — Но этого маловато. Сказано же тебе — попрыгать!
Тарасова взяла пенал и некоторое время пыталась на него сесть, но он не влезал в неё, а может мешал карандаш. Тогда она подошла к занавескам, распахнула их — и взяла с подоконника сувенирную вазу в форме бутылки с закрученным горлышком.
— Да, — сказал Сина, проглотил слюну и несколько раз кивнул. — Бутылка — это в самый раз. Вставь и попрыгай.
Широко открытые глаза Тарасовой бегали туда-сюда, пока её руки вылили из вазы цветы с водой прямо на ковёр, а затем начали пристраивать перекрученное горлышко между бёдер. Она напряглась — однако ничего не произошло. — Вставь уже её! — приказал Сина. Теперь он понимал, что Тарасова ничем не отличается от остальных девушек. — Вставляй! Ну же!
Она напрягла руки — и бутылка на треть проникла в неё снизу. Что-то негромко хрустнуло, видимо бутылка подвинула карандаш, и Тарасова всхлипнула.
— Прыгай теперь! — приказал Сина. Он уже был близко, совсем близко. — Вытащи язык и прыгай!
Тарасова попыталась опуститься на корточки, но ойкнула и выпрямилась. Попыталась просунуть бутылку глубже — не получилось. Тогда она стала её крутить.
— Да не крути! Прыгай! Сказано же — попрыгать. Давай, сучка! Тебе же нравится это делать! Ну! Напоследок, для папочки!
Руки Тарасовой обмякли и она долго, с хрипом выпустила воздух из лёгких. Экран моргнул, перешёл на ночной режим, замигало предупреждение внизу экрана “КАЛИБРОВКА НЕВОЗМОЖНА, КОЭФФИЦИЕНТ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ИСКАЖЕНИЯ ПРЕВЫСИЛ ДОПУСТИМЫЙ УРОВЕНЬ”. Рука Сины под столом замерла.
— Что опять? — протянул он. — Хорошо же всё было! Прыгай! Прыгай, говорю!
Тарасова вытащила мокрую бутылку из промежности, вниз закапало, струйки потекли по её ногам. В режиме ночного видения глаза у неё казались совершенно белыми.
— А-а-а, так ты кончила, — догадался Сина и снова зашевелил рукой. — Это неплохо, но я-то ещё здесь. Так что — попрыгать придётся!
Тарасова поставила бутылку обратно на подоконник, и Сина краем глаза заметил в ней что-то необычное, но значения не придал, потому что его начинало забирать. Он приподнялся на носках и начал кончать, когда Тарасова опять наклонилась и вытащила из своего влагалища карандаш. Только на конце его что-то болталось, что-то небольшое, размером…
Размером с горлышко лопнувшей внутри неё бутылки.
В этот момент, когда Сина корчился в оргазме, ночной режим сменился обыкновенным. Снизу тарасовой продолжало течь и теперь было видно, что текло красное, насквозь и напрочь красное и даже местами чёрное. Все ноги и ковёр и живот и бутылка и карандаш и подоконник — всё было в красно-чёрном.
— Нет, — сказал Сина, стараясь остановить волну наслаждения. — Я не… нет…
Тарасова кинула карандаш с разбитым горлышком на ковёр, затем подняла глаза и взглянула прямо на Сину.
— Я тебя слышу, — сказала она и показала язык. — Я всё сделаю. Я попрыгаю.
Она взялась за ручку и рванула на себя оконную раму, смахнув при этом бутылку на ковёр, и, вытянув язык, подалась вперёд, залезая на подоконник. Мелькнули испачканные кровью ягодицы, пухлые ляжки и стройные икры, и в конце ещё запомнились беззащитно растопыренные пальчики на её ступнях, которые скользнули по занавеске и пропали где-то за кадром, там, где заканчивалось окошко сайта и начинался карниз девятого этажа. Сина стоял на коленях, широко раскрыв глаза и тяжело дыша, всё ещё сжимая в правом кулаке сморщившийся член.
СПАСИБО ЗА УЧАСТИЕ! — высветилось на экране, а затем сайт мигнул, пошёл рябью и, закрыв браузер, перезагрузил его макбук, оставив его в комнате одного.
Сина попытался представить, что будет дальше — но представлялся сплошной ужас и больше ничего.
Глава 10
Через две недели к нему зашёл Орех. Выглядел он помятым, но всяко лучше Сины.
— Привет! — сказал он. — Ты как?
— Как… погано, — Сина закрыл за собой дверь в квартиру. — Пойдём на лестницу. Не хочу мать будить.
— Она у тебя спит уже? Так рано?
— Да… на работе у неё траблы и тут ещё… И со мной ещё галиматья всякая, сам понимаешь.
— А что, к вам тоже приходили?
— Конечно приходили. Тарасову ж со мной видели за пару часов.
— И что ты? — Орех уселся задом на лестницу, засунул руки в карманы куртки. — Ты ж вроде даже не заходил к ней? — Ага. Сказал — попытался ей рюкзак дотащить, а она расплакалась, сказала что не надо и что ей никто не поможет. Ну она ж типа была… депрессивная. Она ведь к психиатру ходила, слышал?
— К психотерапевту, — поправил Орех. — Ага, это тоже все говорят. Типа неразделённая любовь, проблемы в школе. Нас всех, кстати, на семинары против травли сводили.
— И как?
— Ничё так. Там две тянки-студентки симпотные презу нам показывали, что мол нельзя никого обижать. Но я бы их с удовольствием обидел, сечёшь?
Орех рассмеялся, косясь на Сину, но тот продолжал курить и рассматривать окно на своём этаже.
— Я ж не заставлял её, Орех. — сказал он. — Она сама… это они обманули. Я нажал просто ”почудить” и “попрыгать”, кто ж знал, что это значит?
— Как я понял — это просто кнопки, а приказы берутся из твоего сознания, — Орех осёкся под взглядом Сины. — Ты чего это?
— Ты же говорил, что это чушь? Теория эта Кораблёвская. Что там обычный онлифанс.
— Ну… теперь я думаю, что ошибался. Вон оно как всё повернулось… но ты не бойся, я никому не скажу. Ты главное сайт удали с компа.
— Он сам удалился.
— А-а-а, как у Германа, — кивнул Орех. — А вот у меня всё ещё стоит.
— А у меня уже нет, — Сина выдохнул дым и кинул бычок на пол. — Ладно, Орех. Чего ты зашёл?
— Да вот — подбодрить вроде… Ты вообще возвращаться-то думаешь?
— Нет, не думаю. Уезжаю я. Весной уже. Поедем на Кубань, там филиал есть. Мама переведётся. Я в технарь уже местный поступил. Заочно. Там и недорого было. Короче — нахер этот город и школу эту нахер. Забыть, как страшный сон. Не хочу думать об этом, понимаешь? Что это значит и кто там виноват…
— Понятно, — Орех поднялся на ноги. — Слушай, а ты тогда не дашь мне свои контакты в телеге? Ну, барыги и девочки, которые… ну, которым надо очень. Я теперь вроде за тебя местами иногда… помогаю ребятам найти. Выходы очень нужны твои, а то палевно на сухую стучаться.
Сина смотрел за окно, на вечерний февральский город, который с высоты казался ненастоящим, неживым, несущественным.
— Перешлю в личку, — сказал он наконец, и Орех облегчённо вздохнул. — Всё равно я завязал.
— А чего так? — спросил Орех.
— Стрёмно, — просто ответил Сина. — Ужас берёт. Кажется, что отовсюду смотрят на меня и всё знают.
— А-а-а, ну это нервы, наверное…
— И у Тарасовой нервы? — со злобой спросил Сина. — Они же существуют, Орех! Точно существуют! На компе твоём сидят!
— Кто существует-то?
— Кто-кто… Они… не знаю кто. Пугала эти. Кто бы за ними не стоял — они реальные, и они ужасны. Они пиздец, Орех.
— Ну — как по мне, это просто сайт и инструментарий. Если умело управляться, то все в выигрыше…
Сина посмотрел ему в лицо — рябое, простоватое, сальное и не обременённое особыми проблемами, после чего махнул рукой и достал телефон.
— Ладно, сейчас кину тебе контакты. И это, Орех…
— Ну?
— Не заходи ко мне больше. Никогда. И не звони. Вообще. Понял?
— Понял. Ну, удачи что ли…
Сина нажал “отправить” и, не прощаясь, ушёл обратно в квартиру. Снял уличную обувь, надел тапки. Прошёл к себе в комнату, где ярко горел свет, огляделся по сторонам. Вроде за время его отсутствия ничего не поменялось, но он всё равно проверил все углы в комнате. Макбук он уже уничтожил, на МРТ головы сходил. Никаких чипов, никаких датчиков, никакого пять-джи. Придурки в клинике хихикали в кулачок, когда он их спрашивал о том можно ли управлять человеком с помощью чипа.
Сина достал телефон, убрал его в ящик стола, затем сел на кровать и некоторое время глядел прямо перед собой. Жизнь его теперь была не очень разнообразна. Гаджеты перестали приносить удовольствие, все друзья куда-то пропали, да и не хотел он никого видеть. Курить он не мог из-за приступов паники. Дрочить просто не мог. Он не соврал Ореху — стоять у него с того вечера перестало. Было ощущение, что кто-то смотрит на него даже в туалете, причём не сверху, а через его же глаза. Член под пальцами ощущался комком чужой плоти. Так что по большей части он теперь глядел телек на кухне, много спал и ел еду из доставки. Даже на фудкорты не ходил. Курил исключительно на лестнице, на балкон выходить перестал. Он даже начал читать книги, настолько ему стало скучно. Мать подсунула книгу какого-то Макса Фрая, про чувака, который сел на трамвай и уехал в другой мир. Хорошо ему. Сине чтобы в другой мир уехать, придётся ждать, пока мама переоформится в другой филиал. Да и учёба только с сентября, это ещё полгода ждать. Кто бы мог подумать, что Сина будет по учёбе скучать!
Сина услышал, как мама открыла дверь и вышла из своей спальни, и вздохнул. Маме он ничего не рассказывал, конечно, но она как будто чувствовала всё. Стала более заботливой и теперь реже задерживалась на работе. Однако — всё чаще вскакивала по ночам от кошмаров. Особенно после того, как приходили полицейские и допрашивали Сину про Тарасову. Даже телефон хотели проверить — но мама не дала. Пускай ордер сначала покажут.
В коридоре послышался шум, то ли входная дверь щёлкнула, то ли что-то ещё. Сина встал и подошёл к двери. Возможно, мама пошла попить воды на кухню и что-то уронила…
Он открыл дверь, сделал два шага по направлению к кухне, и тут вспыхнул свет. Сина застыл с широко открытыми глазами, увидев свою мать — голую, с распущенными волосами и с широко открытыми, закатившимися глазами, которая держала с корнем выдранный выключатель на ладони, до упора натянув торчащие из стены провода.
— Мама? — спросил Сина охрипшим голосом. — Ты чего чудишь?
От слова “чудишь” он тут же, мгновенно, покрылся мурашками, а волосы по всему телу встали дыбом. Он вдруг отчётливо почувствовал, что они здесь сейчас не одни, что здесь с ними незримо присутствовал кто-то ещё.
Мама потянулась к выключателю. Щёлк, — и наступила темнота, в которой было слышно дыхание мамы — тяжёлое, прерывистое и влажное. Щёлк — и снова загорелся свет.
Ноги мамы мелко тряслись, вспотевшая грудь вся в застарелых мелких царапинах и кровоподтёках тёрлась о стену, пока она заново нащупывала выключатель, пыталась подтянуть его к себе.
— Мама, перестань, — Сина понял, что не может пошевелиться, что не может отвести глаз. — Мама, оставь это, пойдём спать, пожалуйста… Господи, кто с тобой это делает! Перестаньте! Отпустите же её! Ну!
Мама повернула к нему ничего не выражающее лицо, затем облизнула губы, протянулась к стене с торчащими проводами, вобрала их в рот и укусила.
Щёлкнуло. Вспыхнуло. Клацнуло. И наступила темнота.
Теперь уже насовсем.