Тот день не задался с самого утра: я поставил будильник на семь, но он по какой-то причине не прозвенел, и в результате я едва не опоздал на рейс.
Терпеть не могу делать что-то впопыхах, приходить куда-либо впритык, но тут вышло именно так. Вместо того чтобы, как обычно, приехать пораньше, не спеша сдать багаж, пройти контроль и сидеть в зале ожидания, лениво листая журналы, я, взмыленный и нервный, примчался в аэропорт за полчаса до посадки и поднялся на борт самым последним.
Не успели пассажиры усесться, как вместо взлета всех нас попросили покинуть лайнер, потому что внезапно обнаружилась техническая неисправность.
– Хорошо, что сейчас обнаружилась, а не когда взлетели, – негромко проговорил седовласый мужчина, похожий на университетского профессора, и я был с ним полностью согласен.
К тому моменту, как нас пересадили на другой самолет, и мы все же поднялись в воздух, прошли почти два часа.
Перелет был долгий, трехчасовой, и это оказалось пыткой, потому что в соседнем кресле сидела отвратительная тетка: она громко чавкала, поедая принесенный стюардессой сэндвич, от нее пахло потом и к тому же она постоянно норовила обратиться ко мне с очередным глупым вопросом, пытаясь завязать разговор.
Чтобы отделаться от нее, пришлось притвориться спящим, хотя я никогда не сплю в самолетах, предпочитаю читать или слушать музыку – так время проходит быстрее. В этот же раз пришлось маяться с закрытыми глазами, и время тянулось бесконечно.
Из здания аэропорта в родном городе я вышел около девяти вечера. Уже полностью стемнело – дни в конце октября коротки. Таксист содрал втридорога, но у меня не было сил ни торговаться, ни спорить, так что он погрузил мой чемодан в багажник, и мы поехали в новый спальный район, где я недавно купил квартиру.
Повезло в одном: пробок в такое время почти не бывает. Ехать нужно было в противоположный от аэропорта конец города, так что я рассчитывал быть дома не позднее одиннадцати. Но снова, в который уже раз за этот бесконечный день, просчитался.
У машины лопнуло колесо, и пока водитель, чертыхаясь, снимал его и устанавливал запаску, минуло еще полчаса. Я уже почти не огорчился очередному происшествию – начал привыкать к череде неприятностей, желая лишь, чтобы эти бесконечные сутки завершились, а новый день был более удачным.
Выбравшись из машины, я зашел в круглосуточно работающий магазин, который находился в соседнем доме: вовремя вспомнил, что холодильник мой пуст, так что я не смогу утром выпить кофе с молоком (а без этого и другой день не будет удачным!).
– О, доброй ночи! – Симпатичная, но слишком обильно накрашенная продавщица по имени Эля постоянно строила мне глазки, и я отвечал на флирт, хотя мы оба прекрасно знали, что дальше этого дело не пойдет. – Давненько вас не было видно.
– Два месяца, – улыбнулся я. – Белый хлеб и молоко есть?
– А как же. В отпуске были? – Она поглядела на чемодан у моих ног.
– В командировке. В Новосибирске.
– Ясненько. Что-то еще желаете? – Вопрос прозвучал двусмысленно, и Эля подчеркнула это, проведя рукой по темным волосам. Ногти были хищные – длинные, покрытые бордовым лаком.
Я пожелал сыр и сахар. Хотел взять колбасы, но передумал. Завтра куплю в супермаркете, где обычно затовариваюсь. Тут все равно не окажется того сорта, который я предпочитаю. Чуть было не купил сигареты, но вовремя, с ноткой грусти, вспомнил, что полгода как бросил.
Сложив покупки в пакет, я расплатился, подхватил свой чемодан и вышел из магазина.
– Ой, тут без вас столько всего было! – округлила глаза Эля.
Но я не был настроен слушать дурацкие сплетни. Все ясно: девушке скучно, нечего делать, ночная смена тянется долго, вот ей и хочется с кем-то поболтать. Но наши устремления не совпали, мне хотелось только одного: принять душ и лечь спать.
Думая о том, что завтра устрою себе выходной, отосплюсь хорошенько, на работу пойду только через день, я шагал к своему дому. Втайне я гордился тем, что уже в тридцать два года сумел заработать на большую квартиру в хорошем районе, в новом доме, причем безо всякой ипотеки.
Я вошел во двор, огороженный забором. На территорию могли попасть только те, у кого имелся ключ, так что никакой шпаны, алкашей на лавочках здесь никогда не было. Дом у нас большой – десять подъездов, двенадцать этажей. Я шел и, как всегда, смотрел на окна своей квартиры: на эту сторону выходили окна спальни и кухни. Света, разумеется, не было, да и весь подъезд, за исключением трех окон, был погружен во мрак.
Ничего удивительного: глубокая ночь, первый час. Правда, в других подъездах света было побольше – кто-то полуночничал, смотрел телевизор, лазал в интернете. Мне остро захотелось оказаться дома, в своем уютном мирке, и я прибавил шагу.
В подъезде ярко горел свет. По привычке я обернулся к стеклянному кубу, где обычно сидит наша консьержка Лилия Ивановна, но никого внутри не увидел. Наверное, она в комнатке, возле лестницы. Там хранились принадлежности для уборщиц, лопаты для уборки снега и так далее.
Лилия Ивановна жила в нашем доме, в небольшой квартирке на первом этаже. Это была сухонькая невысокая женщина, может, чересчур говорливая, но зато ответственная и аккуратная.
– Добрый вечер! – громко поздоровался я, направляясь к лифту.
Нажал на кнопку, и лифт ожил, мягко загудел. Кабина поползла вниз.
– Лилия Ивановна, вы где?
Консьержка не ответила, и это было необычно. Дверь в каморку под лестницей была приоткрыта. Внутри было темно, но доносились какие-то звуки – не то тихий треск, не то поскребывание или хруст.
Ага, значит, она все же там, промелькнуло в голове. Может, со старушкой случилось что-то – сердечный приступ, например. Бедняжка упала и никак не встанет.
Двери лифта приглашающе разъехались в стороны, но я не стал заходить в кабину. Поставил чемодан и решил проверить, все ли в порядке с консьержкой.
– Лилия Ивановна, – снова позвал я. – Вам нужна помощь? Вы…
В этот момент дверь каморки резко распахнулась во всю ширь, с грохотом ударившись о стену. От неожиданности я застыл на месте.
В комнате было темно – и клубившаяся там тьма казалась плотной и липкой, как нефтяное пятно на поверхности воды. Будто смотришь не вглубь самой обычной комнатенки два на два метра, а в бездонную черную дыру или глубокий колодец.
И оттуда, из этой глубины, вдруг раздался голос.
– Вы к кому, молодой человек? – прошамкала Лилия Ивановна.
По инерции я сделал еще пару шагов к каморке. Двери лифта за моей спиной снова закрылись, но я этого почти не заметил, занятый происходящим.
– Это Вадим. Из сто пятнадцатой. С шестого этажа.
– Шестого? Очень хорошо!
Я отвечал механически, мысли бешено крутились в голове. Нет, страха я пока не испытывал – он пришел потом. Сначала было, скорее, недоумение. Лилия Ивановна говорила не так, как всегда. Это словно была она, но вместе с тем кто-то другой.
Голосок у нее был, если так можно выразиться, девичий, высокий такой, но чуть надтреснутый. Сейчас же в нем звучала хрипота, и говорила она натужно, через силу, как будто в глотке застряло что-то, не давая дышать.
– Очень, очень хорошо, – снова повторила Лилия Ивановна, и тут мне пришла на ум картина: голодная собака урчит над костью. Жадность – вот что слышалось в этом изменившемся, каркающем голосе.
В моей голове кто-то проговорил: «Беги отсюда! Не стой, как идиот!»
Но я не успел.
В следующую секунду из приоткрытой двери высунулась нога, обутая в старомодные коричневые туфли с тупым носком, на низком квадратном каблуке. Следом показалась вторая.
Я видел худые старческие лодыжки и колени, обтянутые плотными колготками, видел пряжки на туфлях. При этом тело оставалось еще там, в темноте каморки, и я не понимал, как такое возможно? Под каким диким акробатическим углом должен выгнуться человек – а ведь это была пожилая женщина, которая и ходила-то с трудом и постоянно говорила, как страдает от артрита! – чтобы принять такую неестественную позу?
Ответ я получил уже в следующий миг, когда из мрака показалась жуткая, искривленная фигура. Тело Лилии Ивановны было отклонено назад, шея свернута на бок. Лицо – бледное, в синюшных пятнах, со слепыми глазами, затянутыми белой пеленой, было перекошено, рот широко раззявлен. Седые пряди, прежде забранные в жидкий пучок на затылке, неопрятными лохмами свисали на плечи и были похожи на паутину. Да и сама она напоминала огромную паучиху и передвигалась, по-паучьи перебирая ногами, покачиваясь все корпусом.
Выбравшись из тьмы, кошмарное существо, что прежде было Лилией Ивановной, остановилось всего в нескольких метрах от меня. На нем было темное платье, застегнутое спереди на пуговицы, которое мешком болталось на вывернутом, вытянутом, костлявом теле.
Я тяжело сглотнул – горло словно было выстлано наждачной бумагой. Хотел бежать, но вместо этого застыл на месте: меня словно приковали к полу. Смотрел перед собой – и не видел. Отказывался видеть. Ведь такого же не бывает, верно? Милые старушки не превращаются по ночам в монстров, не караулят в подъезде припозднившихся жильцов!
– Мне нужно взглянуть на ваши документы, юноша, – проскрипело существо и протянуло ко мне руки.
Тут, наконец, нервный паралич отпустил меня, и я обрел способность двигаться. Страх придал сил, и больше я не стал терять времени, уговаривая себя, что попросту сплю или мне все чудится от усталости. Рванул к лифту, в два прыжка очутившись возле него и проклиная себя за то, что не сел в кабину сразу, не уехал.
Нажав на кнопку вызова, я, не в силах сдержаться, принялся давить на нее, снова и снова. При мысли о том, что кто-то другой мог вызвать лифт, и сейчас он где-то на верхних этажах, меня прошиб холодный пот.
Все заняло не больше нескольких секунд, но мне показалось, что время растянулось, будто резиновое. Я обернулся и смотрел, как «паучиха» приближается ко мне, утробно бормоча, содрогаясь уродливым, омерзительным телом. Слепые глаза ворочались в глазницах.
За спиной раздалось мелодичное звяканье, и двери лифта медленно поползли в стороны. Я ввалился в кабину и нажал на кнопку. Прижавшись к зеркальной стене, молился о том, чтобы жуткая старуха не успела добраться до меня.
Она была уже в паре шагов, но двери сомкнулись перед нею: я был спасен! Существо разочарованно взвыло, понимая, что добыча ускользнула, длинные (кажется, слишком длинные) руки заскользили по двери, пытаясь остановить кабину, но лифт – хвала богам! – понес меня в поднебесье.
Я дышал, как загнанная скаковая лошадь, все еще вжимаясь в стену.
«Что это было?» – билось в голове, но ответа я не находил.
Лифт полз наверх. Только в этот момент я сообразил, что чемодан остался внизу. Да и черт с ним, с чемоданом, только вот…
Ключи от квартиры вместе с бумажником я положил в боковой кармашек!
В сердцах ударив кулаком по стене, я тут же сообразил, что ключи, к счастью, при мне: зайдя в магазин, я достал кошелек, чтобы расплатиться, а вместе с ним, заодно, вынул и ключи, положил в карман куртки.
Облегчение было таким сильным, что я едва не разрыдался, как ребенок. Пакет с продуктами и бумажником тоже был при мне: сам того не замечая, я судорожно сжимал его в руке все это время.
Я потихоньку начал успокаиваться, но тут же понял: что-то не так. Кабина лифта едет слишком долго. Когда каждый день поднимаешься на лифте на свой этаж и спускаешься вниз, постепенно учишься правильно определять время, которое нужно для подъема или спуска.
И вот сейчас, снова леденея от ужаса, я понял, что кабина едет слишком долго! Видимо, я проехал свой этаж и поднимаюсь все выше!
– Господи, да что происходит! – сквозь стиснутые зубы простонал я, беспомощно озираясь по сторонам.
В голову полезли старые, услышанные еще в детстве истории о том, как неисправные лифты увозили запертых на крошечном пятачке людей на верхние этажи, а потом еще дальше, под самую крышу. А после электричество внезапно отключалось, лифт ломался окончательно, и несчастные пассажиры в полной темноте летели с огромной высоты в шахту, навстречу смерти. Скорость все увеличивалась, люди кричали, падали на пол, еще чуть-чуть – и от лифта останется груда искореженного металла, а от них самих – кровавая каша и…
И тут кабина остановилась.
Я настолько ярко представил себе неминуемую гибель, что в первый момент не поверил. Только это была правда: двери открылись, передо мной была площадка, на которую выходили двери квартир.
На негнущихся ногах я вышел из лифта и поглядел по сторонам, пытаясь понять, на каком этаже оказался. На выкрашенной бежевой краской стене виднелась цифра 10.
«Спокойно, спокойно, – сказал я себе. – Ничего особенного не произошло. Нужно просто спуститься на свой шестой этаж и все».
Возвращаться в лифт было страшновато, и я решил пойти по лестнице. Пересек площадку и открыл дверь, которая туда вела.
Хотел было сделать шаг, но тут услышал далеко внизу знакомые звуки: хруст, что-то похожее на щелканье.
Лилия Ивановна – вернее, то, кем она стала – поднималась по лестнице. Прикусив до крови губу, чтобы не заорать в голос, я слушал, как она шустро карабкается по ступенькам, как пощелкивают при этом ее вывернутые суставы и стучат по полу каблуки туфель.
«Шестого? Очень хорошо!» – вспомнился мне вибрирующий от предвкушения голос.
Оно знает, где я живу! Оно идет за мной!
«Что делать? Что мне теперь, на хрен, делать?»
Сначала я хотел попробовать постучаться в двери квартир, что расположены на десятом этаже, попросить впустить меня, помочь. Но вовремя вспомнил, что никого здесь не знаю, а незнакомые люди вряд ли пустят ночью в свой дом чужого человека. Да и потом, дом наш заселен еще не полностью, треть квартир пустует – жилье тут дорогое, квартиры раскупаются не так быстро. В памяти всплыли темные окна, на которые я смотрел, когда шел по двору.
Я проклял час, когда купил квартиру в престижном новом районе. Лучше бы выбрал обычную «двушку»-ленинградку, как и собирался: и денег бы меньше ушло, и всего этого кошмара бы не было! Вот чем обернулась вечная гонка, выпендреж и понты!
Ладно, «помощь зала» отпадает.
Звонить в полицию бесполезно. Пока все объясню, пока они приедут, я уже… Что со мной будет? Что делает эта тварь со своей добычей? Да дело даже не в этом, а том, что мне никто не поверит. Услышав, что за мной гонится чудовище из преисподней, мне посоветуют проспаться.
Тихонько, придерживая дверь, я вышел на лестничную клетку и осторожно глянул вниз. Существо поднималось, преодолевая этаж за этажом. Мне пришло в голову, что можно тихонько спуститься вниз, пока оно будет караулить возле моей двери, и выбежать из дому.
Но и эту мысль пришлось отбросить. Выход на лестничную клетку на ночь иногда запирали. Если она окажется запертой и сейчас, если «Лилия Ивановна» замкнула ее специально, чтобы отрезать мне все пути к отступлению, то я могу оказаться в ловушке.
Нет, мне нужно попасть в свою квартиру: там двойная железная дверь и крепкие замки, а это существо, судя по всему, не умеет ходить сквозь стены. Забаррикадируюсь внутри и буду решать, что делать дальше.
Оставался один выход: заманить старуху наверх, сюда, а самому спуститься в лифте на свой этаж, надеясь, что на этот раз он не станет чудить и доставит меня правильно.
Приняв решение, я выждал, чтобы существо поднялось повыше и громко шарахнул дверью. Шаги сначала замерли, а потом я услышал, как «паучиха» продолжила подъем.
Мне нужно было подпустить ее поближе и убедиться, что она идет за мной, поэтому я стоял и смотрел, как она взбирается все выше. Выгнувшись на «мостик», тварь шустро, как отвратительное насекомое, перебирала выломанными из суставов руками и ногами, вертела головой, точно принюхиваясь, отыскивая по запаху свою жертву. Думаю, существо заметило меня, оно знало о моем присутствии и потому старалось двигаться быстрее.
Меня мутило от ужаса, смотреть на это кошмарное передвижение было невыносимо. Старуха добралась уже до девятого этажа, когда я выскочил обратно на площадку перед лифтом, пересек ее и нажал кнопку вызова.
Счет шел на минуты. Двери кабины открылись, я забежал внутрь. В тот момент, когда двери лифта стали смыкаться, на площадке показалась старуха. Она увидела, что снова упустила меня, и из глотки вырвался рев.
– Молодой человек! – Это прозвучало жуткой пародией на вежливое, немного чопорное обращение Лилии Ивановны.
Лифт поехал вниз. Мне оставалось лишь молиться о том, чтобы он остановился на шестом этаже, и я успел добраться до своей квартиры раньше старухи.
На этот раз мне повезло. Вскоре раздалось привычное звяканье, и я увидел перед собой знакомую площадку, в углу которой стояла кадка с каким-то вечнозеленым растением.
Держа связку наготове, я, осмотревшись по сторонам, вышел из лифта. Площадка выглядела совершенно обычно и была пуста. Где старуха? Наверное, поднимается сюда – проверять желания не было. Я бросился к двери квартиры, которая находилась справа от лифта.
В кинофильмах герои, оказываясь в подобных ситуациях, непременно роняют ключи, не могут попасть в скважину, а замок, который до этого работал исправно, начинает заедать.
Но это был не фильм, а я не был настолько туп, чтобы позволить сожрать себя в двух шагах от спасения. Моя квартира запиралась на два замка, и я открыл их один за другим, попутно прислушиваясь к тому, что происходит вокруг.
Шаги приближались – теперь я слышал их совершенно отчетливо. Проклятая ведьма была уже совсем рядом!
«А если в квартире тоже кто-то есть?» – мелькнула абсурдная мысль, но оформиться не успела. Я открыл дверь, ввалился в прихожую и захлопнул ее, отрезав себя от чудовищного создания.
Оказавшись на своей территории, я первым делом задвинул задвижку, а потом, уже постепенно успокаиваясь, запер оба замка.
В квартире было темно, воздух слегка спертый, как это обычно и бывает, когда долго не проветриваешь. Здесь два месяца никого не было: у меня нет ни цветов, которые нужно поливать, ни собак или кошек, которых нужно кормить-выгуливать. Так что я никого не просил приходить сюда и следить за порядком.
Окна были зашторены – уезжая, я всегда это делаю. Никого в моем доме не было и быть не могло, но я все же, повинуясь инстинкту самосохранения, обошел свое жилище, чтобы убедиться в этом. Кухня, гостиная, спальня, ванная – нигде никого. На застекленной лоджии – тоже.
«Ты здесь в безопасности, успокойся», – говорил я себе, но не верил этим словам. Я вообще сомневался, смогу ли хоть где-то, хоть когда-то чувствовать себя в полной безопасности.
Ведь если на свете существуют твари, подобные той, от которой я спасся сегодня, то неизвестно, нет ли чего-то и похуже!
В дверь постучали. Сердце мое подпрыгнуло к самому горлу и затрепыхалось там пойманной птахой. Дыхание, которое начало было выравниваться, снова сбилось. За шиворот словно сунули кусок льда: холод заструился вдоль позвоночника.
– Выходи-и-и-и, – прохрипело существо, – не спря-а-а-а-чешься.
Когтистые руки шарили по моей двери, дергали ручку.
На долю секунды мне показалось, что я ошибся, и оно сумеет открыть дверь и пробраться внутрь. Но, к счастью, это было не так. Я на цыпочках приблизился к двери, припал к ней ухом. Хотел посмотреть в глазок, что творится снаружи, но так и не решился.
Мерзкое создание, которое прежде было Лилией Ивановной, пробыло под дверью до рассвета. Я просидел остаток ночи в коридоре, прислушиваясь, не смыкая глаз. Оружия в доме не было, о чем я остро сожалел, так что пришлось положить рядом с собой большой нож для разделки мяса.
Впрочем, он мне не понадобился. Я не выходил наружу, а старая ведьма не могла проникнуть внутрь. Я слышал ее шаги и глухое, полное злобы бормотание, похожее на птичий клекот. Несколько раз она предпринимала бесплодные попытки открыть дверь, стучалась, скребла по ней когтями, но та не поддавалась, и тогда существо колотило по ней и хрипело от ярости.
К утру все стихло, и я даже умудрился задремать, все так же сидя на стуле, как часовой на посту. Когда уже окончательно рассвело, я принял душ и сварил себе кофе.
Налил в чашку молока, думая о том, что с момента, как я купил его, болтая о том о сем с продавщицей Элей, прошла целая вечность.
Мир больше не будет прежним. И я не буду.
А ведь Эля говорила о том, что без меня «столько всего» произошло. Вчера я не послушал ее, а зря. Что ж, пришла пора во всем разобраться.
Выплеснув недопитый кофе в раковину, я вышел из квартиры и запер дверь. Ночная тварь сгинула с приходом зари, и сейчас ничто не напоминало о ее визите. На третьем этаже жил мой приятель Артур с женой и сыном, и я решил навестить его, расспросить обо всем.
Но дверь мне никто не открыл.
В подъезде было тихо, никто не входил и не выходил. Хотя, возможно, было еще слишком рано. Подавив подступающий страх, я вышел в безлюдный холл: консьержа не было. Я подошел ближе к стеклянному кубу, где обычно восседала Лилия Ивановна, и увидел, что он заперт, а на столе пусто.
Дверь в каморку, откуда вчера выползла потусторонняя сущность, тоже оказалась закрыта на замок.
Мой чемодан, брошенный ночью возле лифта, так и стоял, сиротливо приткнувшись возле стены. Я взял его, вернулся домой и позвонил Артуру.
Трубку он взял сразу, будто только и ждал моего звонка. Впрочем, как оказалось, позвонить ему действительно должны были, только не я, а риелтор, потому что он выставил на продажу свою новенькую квартиру.
Оказалось, что едва я уехал в командировку, как в нашем доме разыгралась настоящая трагедия.
Мальчишка-подросток с пятого этажа решил подшутить над добрейшей Лилией Ивановной и, подкараулив консьержку, бросил ей под ноги петарду. На беду, у старушки оказалось слабое сердце, и «скорая» увезла ее с инфарктом.
Родителям мальчишки кто-то (не то врач, не то еще кто другой) сказал, что старушка может запросто написать заявление в полицию, и они сделали упреждающий ход.
– Эта сучка, Яновская, пару раз оставляла Лилии Ивановне ключи от квартиры. Чтобы та передала сыночку. Ну, и обвинила ее в том, что старуха украла кольцо. Знаешь, типа, я заявление заберу, если ты моего балбеса не будешь обвинять. Та, может, и не думала никого винить – бабка-то была божий одуванчик! Расстроилась, конечно, раскудахталась: сроду, мол, чужого не брала, как вам не совестно. А ночью померла. Второй инфаркт.
Я слушал, и на душе было гадко. Яновскую я помнил: противная скандальная бабища из тех, мимо кого, наверное, и черти, крестясь, ходят.
Артур тем временем рассказывал дальше.
Лилию Ивановну похоронили, но не прошло и недели, как она вернулась. Сначала Яновскую, ее мужа и сына нашли мертвыми в квартире. Никаких следов борьбы – смерть наступила от инфаркта. Дверь в квартиру была не заперта: открыли, похоже, сами хозяева. Состава преступления нет, уголовное дело заводить не стали. Трагедия, конечно, да и необычно это – вся семья в одночасье! Но чего в жизни не бывает.
Не успели от этого случая отойти, следом еще одна смерть. Потом еще. Затем умер старик, которого наняли консьержем, и люди стали говорить, что ночью по подъезду бродит Лилия Ивановна. Только теперь это не кроткая тихая старушка, а жуткий потусторонний монстр, который мстит всем жильцам за свою смерть и опороченное имя. Стоит пустить ее на порог или выйти ночью из квартиры – и человек обречен.
– Не от инфаркта все умирали, а от страха, потому что она…
– Знаю, – устало проговорил я. – Видел.
Я уже не сомневался в том, что если бы не сумел чудом улизнуть от чудовищной старухи, то и мой труп нашли бы поутру в подъезде с выпученными глазами и синим, вытянутым от ужаса лицом.
Артур сказал, что люди ночами сидели, точно в осаде. Слышали, как жуткий мертвец бродит по лестнице, стучится в двери квартир, требует впустить.
Посторонним, тем, кто не из этого подъезда, конечно, никто о таком не говорил: ясно же, пока сам не столкнешься, не поверишь.
Но перешептывались, а подъезд постепенно пустел. Люди съезжали, продавали квартиры, бежали прочь от проклятого места.
– Слава Богу, покупатель нашелся, – сказал Артур. – Ты извини, мне пора.
На том и попрощались.
Спустя полтора месяца я подписывал договор купли-продажи. Квартиру в прекрасном новом доме я продал, скинув в цене больше трехсот тысяч, но был счастлив, что избавился от нее.
– Очень жаль, что вам пришлось срочно продавать квартиру, – проговорила покупательница, смущенно глядя на меня.
Она приобретала квартиру своей дочери и ее мужу, и, кажется, ей было неловко, что удалось так выгодно сторговаться, воспользоваться чужим несчастьем, сбить цену ниже нижнего предела. Мы с риелтором заранее согласовали душещипательную легенду, согласно которой мне, якобы, нужно было срочно переехать к заболевшей матери в другой город.
Если бы покупательница собрала побольше информации о людях, живших в нашем подъезде, то узнала бы, что непредвиденные события буквально сыпались на всех в последние месяцы: кто-то вынужден был продать жилплощадь за долги, кто-то – срочно сменить город или даже страну.
Я посмотрел на женщину: кажется, хорошая, добрая. И дочь у нее, наверное, такая же. Мне стало жаль эту семью, не подозревающую, какой ужас ждет впереди, и на краткий миг захотелось рассказать женщине правду, отговорить от покупки.
Но потом я вспомнил ту страшную ночь – последнюю, которую провел в своей квартире (после собрал вещи и переехал сначала в мотель, потом в крошечную съемную «однушку», где и жил до сих пор, не желая возвращаться). И подумал, что этих людей я не знаю, так с чего мне им сопереживать?
Согласен, это порочный круг: никто не пожалел бедную старуху Лилию Ивановну, а потом уже она не знала жалости… Но если кто этот круг и разорвет, то точно не я. Я хочу одного: уехать и забыть.
Поэтому я поставил подпись, улыбнулся покупательнице и ничего ей так и не сказал.
Да и кто бы мне поверил?