Голосование
Ужас в музее Пржевальского
Авторская история
Эта история может показаться странной, фантасмагоричной или похожей на бред. Осторожно, не вывихните мозг.

За окошками стремглав проносится обескровленная осенняя равнина, отороченная лесом. Лес смотрит злобно, его голые ветви топорщатся, словно шерсть на загривке у хищника.

Бетонная станция похожа на памятник самой себе: полоска перрона и исполинский бетонный козырёк, из-под которого смотрят на поезд нарисованные чёрные глаза. Вася стоит на перроне, на голове всё тот же сухостой серых волос.

Идём по тропинке, узкой, как росчерк карандаша.

— Дело на один день, — объясняет мне Вася, — но серьёзное. Не справиться тоже почётно.

Мне не по себе. Вася всегда любил ввязываться в авантюры и попадаться навстречу в самых неожиданных местах. Однажды он пытался завладеть Палкой Оа-Оа, а позже добивался аудиенции у легендарной Шанхайской Бабушки.

— Слышал о Пржевальском?

— Это его прозвище или настоящая фамилия?

— Это тот самый путешественник. В его честь ещё лошадь назвали. Умер в десятой экспедиции, потому что пил не ту воду. Здесь его дом-музей за городом. И призраки.

— Призраки украшают любой музей.

— Только если они достаточно умные.

Город совсем небольшой, даже не верится, что про него есть, что писать в словарях и энциклопедиях. Серый свет вечера накрывает его, как крышка кастрюлю. В центре, возле перекрёстка и площади с наполовину почерневшим Лениным, дома ненамного выше. Прежде здесь была деревня Кротовые Норы.

Усадьба Пржевальского — за большим пустырём, города здесь больше нет, а есть только табличка с перечёркнутым названием. Двухэтажный дом, в узорах ограды можно разглядеть пасущихся лошадей. Крошечная будочка у ворот настолько хорошо вписана в общий вид, что мне кажется, что ещё при жизни Пржевальского здесь продавали входные билеты. И всё-таки у дома недовольное лицо, он ощутимо ревнует хозяина к путешествиям. Чуть дальше — тот же лес, он по прежнему закрылся от нас еловыми лапами.

Потом мы оказываемся на другой стороне города, в небольшом доме, где квартируются все участники экспедиции. Заварочный чайник без ручки приспособлен под пепельницу, на полке лежат две книжки и одна кассета, записанная загадочной группой «Попик» (вкладыш сообщает, что это запрещённые Церковью песни из одного саратовского прихода).

Третий участник — низкорослый мальчик с прямыми и чёрными, как у японца, волосами. Вася называет его Климентием.

* * *

Вася принимается излагать проблему, немало, должно быть, подсочиняя — этот человек никогда не отличал чужих сведений от своих домыслов. Из его рассказа получается, что практики жёлтых шаманов распространялись логарифмической спиралью, центральная точка которой находилась где-то в Западном Тянь-Шане. Путешествуя по тем диким местам, Пржевальский не мог не встретить танцующих зайцев и шаманов в шапках из жёлтой шерсти, а также наверняка видел надписи на юртах, которые, к счастью, не смог прочитать. Покупая у пастухов старые тибетские книги, он уже начинал подозревать, что никакое нашествие врагов не может быть опаснее простой человеческой подлости, но всё равно ушёл, что называется, не в ту степь, где и выпил чёрной воды.

Никто не знает, связано ли это с тем, что творится внутри, — ведь и горы стоят безымянными, пока не придёт пытливый исследователь. Если мы замолчим, то...

* * *

Уже ночь и стёкла в усадьбе кажутся чёрными. Осенняя тишина, когда слышно каждый вздох ветра.

— ИИИ-ГО-ГО-ГО!

Топот тысяч, тысяч и тысяч табунов, копыта дубасят упругую землю и пыль заволакивает горизонты. Нет, это внутри усадьбы, на каждом этаже, в каждом коридоре.

— ИИИ-ГО-ГО-ГО-ГО!

— Лошади Пржевальского, — говорит Климентий, — Скачут и скачут, не знают ни седла, ни конюшни. Говорят, где-то здесь есть ружья, которыми он защищался от них в экспедициях.

— ИИИ-ГО-ГО-ГО!

На третьем этаже лопается стекло. Мы крадёмся по обшитому пёстрым деревом коридору. Дом тих и бесшумен, как затаившийся зверь. Комнаты превращены в завалы экспонатов, который свозят сюда со всей области; память удерживает только самый огромный из них: исполинская, в рост человека картина. На фоне неопределённого полустепного пейзажа растёт раскидистое дерево с фигурными листями, где на толстых, как канаты, черенках, качаются зреющие гитары. Черенок со временем превращается в гриф, с уже натянутыми струнами. Я знаю, что это за дерево: оно описано во втором томе «Путешествия в равноденственные области Нового Света» Александра Гумбольдта. Жители определяли их спелость, перебирая струны — гитара вырастала сразу настроенной в «ми», причём были сорта для гитар шести — и семиструнных.

Ружья Пржевальского мы так и не нашли. Остаётся рассчитывать на то оружие, которое у нас при себе.

Двустворчатая дверь. На каждой створке нарисован танцующий человек с головой лошади. Вспоминаю, что в Азии его называли Хатиман. Дальше — кабинет, полутёмный и величавый, целая стена книг, возле окна стол, а слева — огромный портрет маршала Будённого. Я понимаю, что им заменили какого-то царского генерала, впавшего при новой власти в немилость. Однако на этом месте каждый смотрится генералом Империи.

Нужные нам бумаги лежат в небольшом шкафчике. Открываю и вижу полки, заполненные пёрышками и статуэтками. Бумаги почти полностью завалены этим хламом, я очищаю их и подаю Климентию.

* * *

Мы выходим на улицу; Климентий несёт бумаги в пакете, а я открываю двери. Во дворе солнечно и тихо, ворота распахнуты. Климентий отходит в сторону и возвращается с упряжью и седлом.

— Овса дома поешь, — говорит он, привязывая бумаги мне на спину.

Я перебираю копытами, пытаясь ещё раз увидеть парк, но упряжь не даёт.

В город едем рысью. Пытаюсь вспомнить, была ли возле домика конюшня. Надо же где-то жить.

Всего оценок:1
Средний балл:4.00
Это смешно:0
0
Оценка
0
0
0
1
0
Категории
Комментарии
Войдите, чтобы оставлять комментарии
B
I
S
U
H
[❝ ❞]
— q
Вправо
Центр
/Спойлер/
#Ссылка
Сноска1
* * *
|Кат|