Я никогда не вижу абсолютной темноты. Всё то чёрное, что скрывается под веками, на самом деле далеко не чёрное. Там куча цветов, вспышек, узоров и прочей ерунды, на которую никто не обращает внимания. От этого разнообразия никак не сбежать и не спрятаться. Если хочешь настоящей темноты, есть только один способ – смерть.
Мы с пацанами называли их «тля». Это были крошечные, почти невидимые белые точки, которые иногда теряли бдительность и проявлялись в глазах. Чем темнее радужка, тем чётче можно было их разглядеть. В моих серо-голубых они были скорее призрачными «помехами», иногда проскакивающими то тут, то там. Было время, когда я мог полчаса простоять у зеркала, уперевшись взглядом в своего двойника, и вылавливать малейшие движения. Родителей тогда это слегка смущало, отец был почти уверен, что я просто мелкий дурачок, и с возрастом всё пройдёт, а мама всерьёз беспокоилась за моё психическое состояние. И только мои бессмысленные слова про «жучков в глазах» успокаивали её – ведь кто из нас в детстве не был фантазёром?
Сначала тля ничего не умела, она лишь собиралась в полупрозрачные облачка и затуманивала зрение, словно сонная плёночка, то и дело перекрывающая взгляд, пока не умоешься или хотя бы не протрёшь хорошенько глаза. В эти моменты радужка и зрачок слегка мутнели, и это можно было заметить невооружённым (но и не затуманенным) глазом. Вот только тля была хитрая, и во всей красе показывалась только нам – детям. От взрослых она успешно пряталась, словно издеваясь и над нами, и над ними.
Нас в разное время водили к окулистам, но те, словно заглянув к нам в душу через свои устройства, уверяли, что со зрением всё в порядке. Тля прекрасно понимала, что происходит, и быстренько пряталась или вообще покидала наши глаза.
Но уже на выходе из кабинета врача я снова жмурился и тряс головой, пытаясь разглядеть сначала машины на дороге, а затем номер подъезжающего автобуса.
А потом тля исправилась. Точнее, правильнее будет сказать «научилась». Чёткость зрения больше не подводила, глаза не мутнели, про окулистов все забыли… только по ночам, когда приходилось спать, блестящее облачко бесконечно выплясывало в темноте, показывая себя во всей красе.
А потом наступила осень, и всё прошло окончательно. До весны.
У тли был свой сезон, как и у насекомых, которые действительно так называются. Ближе к осени, или даже в сентябре (сейчас уже не вспомнить точно) кусты дёрена по всей улице покрывались чуть ли не толстенным слоем этих мелких чёрных букашек. Летающие особи создавали буквально туман, пройдя сквозь который, можно было нацеплять на одежду или на кожу несколько десятков этих вредителей. Они оказывались буквально везде – и на улице, и дома, и в магазине, и в школе…
Точно так же и у нашей тли был свой сезон. Как и у других насекомых, начинался он ранней весной, когда снег уже растаял, но трава и листья на деревьях ещё не успели вырасти. Уже тогда можно было разглядеть первые точки в глазах друзей и подруг. Странно, но я даже не помню, кто первым из нас их обнаружил. Помню только, как Саня бегал по двору со здоровенной лупой и тыкал ей в лицо каждому встречному. Под расследование попадали и взрослые, но старались спокойно терпеть безобидную детскую шалость. К тому же, долго их Саня не мучил, ведь у взрослых никогда не было тли в глазах.
На самом деле, именно благодаря Сане и его мощной лупе, способной не только заглянуть в неизведанное, но и испепелить любой предмет, попавший под сфокусированный от солнца луч, мы узнали, что эта тля не просто так бегала у нас в глазах. Она ещё кое-что нам показывала.
Что именно? Да что угодно. Не знаю, как у других людей, но у нас они были главным источником всевозможных призраков, монстров и прочих несуществующих вещей, о которых постоянно твердят дети. Началось это на второй год появления – тля училась быстро и уверенно.
Благодаря нашим скромным исследованиям, удалось выяснить, что эти почти невидимые точки иногда собираются в «кучки», формируя всевозможные изображения. Пацаны постарше быстро смекнули – не просто так в моменты мощных галлюцинаций у каждого из нас как будто блестят глаза. Саня со своей лупой подтвердил – когда кто-то видит то, чего не видят другие, у него прямо на зрачке появляется крошечное скопление точек, которое меняет форму и цвет. Разглядеть его без мощной лупы можно, но оно будет лишь чуть более заметное, чем единичная «тля».
Да, наблюдение всякого несуществующего было для нас обыденностью. Чаще всего это были стандартные страшные монстры и звери, которых мы видели где-то по телевизору или в книжках, но иногда бывали совершенно непонятные вещи. Друзья часто описывали полнейшую билиберду, вроде «идущего вверх паласа» или «палки с застёгнутым карманом». Более того, иногда он расстёгивался, и тогда Олег начинал кричать от страха, тереть глаза, рыдать, но объяснить, что же там такое страшное в кармане, не мог.
Некоторые непонятные видения всё же удавалось распознать – у одного из друзей, Стёпы, во время игр в «дурака» вдруг начинали «по картам ползать квадраты». После подробных расспросов оказалось, что в один прекрасный момент на любой бубонной карте красные ромбы выпрямляются, превращаясь в квадрат, и начинают перемещаться по бумаге, иногда уползая «за кадр». С этого момента для него игра заканчивалась, потому что абсолютно все карты становились одинаковыми. Последующие эксперименты показали, что если ему в этот момент подсунуть что угодно, похожее на игральную карту, даже прямоугольный кусок деревяшки, на этом предмете тут же появляются красные квадраты. Проходило всё так же внезапно, как и начиналось. Само собой, Саня (а потом и не только Саня) с лупой был всегда рядом и с деловым видом подтверждал наличие в глазах тли.
Я тоже повидал немало странностей. Иногда это были такие же безобидные «согнутые вязальные спицы, по которым прыгало оранжевое кольцо» (да, вот настолько бессмысленно и непонятно), а иногда и вполне живые, на первый взгляд, люди. Один из таких доставал меня не один год, то появляясь прямо в комнате, у моей кровати, то вдруг становясь соседом по парте, когда я сидел один. Это был мужчина средних лет, в футболке и шортах, лысеющий и какой-то помятый. Он каждый раз смотрел мне в глаза и активно шевелил губами, явно повторяя одно и то же, чтобы я наконец разобрал речь. Но как бы я ни старался, ничего кроме некоторых коротеньких слов я понять не мог. Вполне возможно, что он просто говорил на другом языке, может даже на несуществующем.
С поздней осени и до весны активность тли значительно снижалась. Видения если и случались, то на пару секунд и всего раз-два за весь период. Порой их появление было настолько странным, что в очередной раз появлялась уверенность в разумности галлюцинаций. Например, однажды тот самый лысеющий мужик появился прямо передо мной на улице в солнечный, но морозный зимний день. В этот раз он был в каком-то подобии раздутой куртки, свисающей до земли. Он сразу же наклонился ко мне, несколько раз беззвучно что-то произнёс, а затем спешно глянул на руку - как будто на часы, хотя часов на его руке и рукаве не было, разочарованно мотнул головой, махнул на прощание рукой и рассыпался на бесчисленное количество «блёсток», сверкающих на солнце.
И следующей же весной началось то, что можно назвать неким ритуалом. По-моему, я тогда заканчивал третий класс. Это был начало мая, которое выдалось очень даже тёплым, сейчас бы я сказал, что жарким. Сперва по улице разнеслись слухи, якобы один мужик слышал, как другой мужик видел где-то там вдалеке, в небольшой посадке деревьев, яркое белое свечение. Оно было странным, поднималось вверх, выше крон, что исключало банальные объяснения типа людей с фонарями.
Конечно же, нам с пацанами стало интересно, и, несмотря на предостережения родителей, мы отправились в наше самое далёкое на тот момент путешествие. Посадка эта находилась довольно далеко от нашего двора – нужно было пройти сначала застройку многоэтажек, потом приличный такой частный сектор, выйти на пустырь, с которого открывался обзор на уже засеянное чем-то поле, и уже там, за этим полем, у самого края горизонта можно было разглядеть крошечные, словно игрушечные фигурки деревьев.
Вообще, до этого дня мы и не думали о таком путешествии, и вообще верили, что там самый настоящий лес. Путь до него представлялся бесконечным, полным страданий и скуки. Ну а как иначе? Просто огромное поле, на котором нет вообще ничего, кроме какого-то зелёного «газона». Пустота, грусть и уныние.
Но теперь у нас была цель. Неведомая, сомнительная, скорее всего бессмысленная, но всё же цель. И если сейчас, услышав такую историю от местных мужиков, мы просто махнули бы рукой и через минуту забыли, то тогда, в наполненном фантазиями детстве, мы искренне верили в приключение.
Подтверждение появилось примерно в середине поля. К тому моменту мы уже успели пожалеть, что не взяли с собой ни воды, ни куска батона – никто не подготовился к неожиданно жаркому началу месяца. Да ещё и родители, привыкшие к прохладным майским вечерам, заставили нас нацепить вещички потеплее.
Я в тот момент просто смотрел по сторонам, пытаясь найти что-то более интересное, чем одинаковые ряды проростков на земле. Вдруг кто-то воскликнул «смотрите, смотрите!», и через секунду воздух наполнился восторгами и удивлением.
Среди проростков летало небольшое облачко, очень похожее на легчайший, воздушный снег на асфальте, терзаемый ветром. Только наш «снег» сверкал миллиардом вспышек и перемещался явно по своей воле. Он то окутывал всходы, то окружал кольцом ноги, то поднимался до колен, но постоянно двигался вперёд, туда же, куда и мы.
Не знаю, было ли это какой-то мистикой, но вторая половина поля закончилась гораздо быстрее первой. Наверное, каждый из нас всю оставшуюся дорогу смотрел под ноги, и когда аккуратное поле сменилось шуршащей сухой травой с пробивающимися на свет молодыми травинками, в наших взглядах можно было прочитать удивлённое «Что? Уже?»
Посадка оказалась куда меньше, чем мы представляли. Вместо бескрайнего леса обнаружилась лишь тоненькая полоса из нескольких рядов деревьев, разделяющая два поля. Под ногами валялись бутылки, явно живущие здесь не первый год, и немного более лёгкого мусора. В аккуратных рядах не хватало нескольких деревьев, на их местах остались лишь наполовину развалившиеся пни.
Облачко сначала утонуло в толстом слое прошлогодней травы, а затем ослепительно вспыхнуло уже в середине посадки, чуть дальше от нас. Покружив немного у земли, оно окутало одно из деревьев, заставив светиться каждую её веточку.
Мы с пацанами тоже окружили это дерево. Облако сверкало всевозможными цветами, словно новогодняя гирлянда из миллиардов лампочек. На стволе дерева, созданное такими же блестящими частицами, сидело существо, похоже на огромного паука, но из-за слишком яркого свечения и постоянного переливания цветов разглядеть его подробнее не удавалось. Иногда казалось, что оно шевелит лапками, поворачивается…
Спустя какое-то время я нашёл в себе силы осмотреться. Друзья восхищённо пялились на дерево, почти у всех были раскрыты рты, а у Сани, вроде бы, из уголка рта стекала струйка слюны. Скорее всего, секундами ранее и секундами позднее я выглядел ничуть не лучше.
Самообладание возвращалось к каждому по очереди. Кто-то в секунды осмысления пытался докричаться до зомбированных товарищей, кто-то просто удивлённо вопрошал «это чё такое»?, и только Васька Ионов додумался взять палку и ткнуть ей в существо.
Паук сорвался со своего места и рванул к Ваське, перебирая лапками, которых было явно намного больше восьми. Ловко запрыгнув на штанину, он в считанные доли секунды добрался до лица и на несколько мгновений замер.
Васька не кричал, не сопротивлялся, лишь вскинул руки, а затем бессильно их опустил. Паук так же ловко спустился вниз и вернулся на своё прежнее место. От него невозможно было оторвать взгляд, хоть я и пытался это сделать, чтобы посмотреть, что случилось с Васькой.
Ритуал продолжался ещё несколько минут. Паук шевелился и внимательно осматривал каждого из нас. У него не было видимых глаз, но в один момент я чётко почувствовал его взгляд.
Внимательно осмотрев каждого из нас, паук успокоился и перестал шевелиться. Облако, окутывающее дерево, стало всё медленнее менять цвет, постепенно сползало с верхушки и словно просто исчезало. Паук медленно превратился в бесформенный сгусток блёсток, а потом и вовсе будто растворился в коре.
То, что произошло дальше, до сих пор заставляет меня мысленно сжаться и почувствовать какой-то безысходный ужас. Нет, на нас не напал какой-то новый монстр, рядом не захрустели сухие ветки, нас не позвал страшный голос… всё было куда реальнее, и осознание этого было страшнее любых страшилок.
Когда я пытался прийти в себя и поверить, что дерево теперь – это просто дерево, Вася истошно закричал.
— Я ослеп, пацаны! Я не вижу ничего! – вопил он, отчаянно протирая глаза руками. – Он плёнку поставил, я не вижу ничего!
Не знаю, почему, но я оцепенел. Когда остальные бросились на помощь другу, я просто стоял и дрожал, глядя, как Васька всё сильнее ковыряется в глазах, как он пытается что-то там подцепить пальцами, как искажено ужасом его лицо…
Я стоял и боялся не меньше, чем он. Осознание того, что можно вот так мгновенно лишиться зрения, погрузило моё детское сознание в такой ужас, что он преследует меня до сих пор.
— Где этот урод? Я убью его! – пискляво кричал Васька и размахивал ногами, наверное, надеясь попасть в нужное дерево.
По его лицу текли слёзы и, кажется, немного крови. С того момента я больше никогда не смотрел Ваське в глаза.
Когда мы шли домой, когда Ваську под руки вели по полю, я смотрел только вниз. Хватал проростки, жевал их и даже глотал, надеясь хоть немного промочить высохший рот. Делал вид, что вижу на земле что-то интересное, просто грустно и обречённо смотрел под ноги – всё ради того, чтобы не встретиться взглядом с Васькиными глазами. Почему-то мне казалось, что если я позволю этому случиться, то он сквозь слёзы скажет: «ну помоги мне, чего ты встал?», а я не смогу помочь. Никак и никогда. И тогда его обида проберётся и в мои глаза, лишив зрения и меня тоже.
Глупая детская фантазия, да. Но она стала началом моей мощнейшей фобии – боязнь слепых людей. Ну, и почти на том же уровне – страх потерять зрение.
Этот случай прошёл, в целом, почти незаметно для остальных. Рассказам Васьки про светящегося паука пришлось частично поверить – видимо, настолько искренними были его рассказы. Нас не стали открыто винить в случившемся, просто запретили ходить гулять в такие далёкие места. И конечно же настоятельно посоветовали не прикасаться ко всяким незнакомым жукам и паукам.
Но ходить приходилось. Летом того же года уже давно знакомый лысеющий мужик внезапно стал куда-то меня звать. Я до ужаса боялся как-то не угодить тле после того случая – потому что, хоть на тот момент и не было доказательств её связи с пауком, она напрямую связана с моим зрением. Каждый раз, когда мужик пытался мне что-то сказать, я боялся, что в этот раз он не выдержит, разозлится и… даже представлять не хотелось, что будет в таком случае.
Поэтому я покорно поплёлся за мужиком и довольно быстро понял, какой маршрут меня ждёт. В середине поля точно так же колыхалось прозрачное облачко, а в посадке меня уже ждали почти все пацаны. Только один пришёл позже.
Не знаю, что заставило остальных прийти к дереву. В целом, кроме меня никто так явно не боялся тлю и паука, все легко сошлись во мнении, что Васька сам виноват. Ну, нас же всех учили, что если не трогать паука, то и он не укусит? Однако все были здесь. Кроме, конечно же, Васьки. Само собой, зрение ему вернуть не смогли, и ему пришлось привыкать к новой, тяжёлой жизни. Он, конечно, не перестал с нами общаться, но о подобных путешествиях можно было забыть.
В целом, ритуалы проходили почти одинаково. Они происходили не так уж часто, всего лишь 3-4 раза за сезон. Постепенно паук начал слезать с дерева и медленно, изучая и оценивая, ползать прямо по нам. И каждый раз, когда его невесомые световые лапки шевелились на моём теле, я холоднел от ужаса и готов был буквально на что угодно, лишь бы это закончилось.
Однажды, после ритуала, я присмотрелся и заметил на коре дерева будто выдавленное изображение паука. Хотя это был не совсем паук, а скорее просто кружок с огромным количеством тонких ножек, растущих по всей окружности. Позже, с годами, я замечал, что этот рисунок становился всё глубже, будто это существо отпечатывалось на дереве при каждой нашей встрече.
Однажды у тли появилась ещё одна способность. В один прекрасный день у Стёпы на щеке появилась небольшая кровоточащая язва. Её видели все, кто имел отношение к тле, а все остальные, в первую очередь взрослые, ничего подобного не замечали. Язва медленно росла, и к концу сезона стала огромный, пульсирующей. Через пару дней Стёпа взвыл от зубной боли, и конечно же больной зуб находился точно в том месте, где была язва.
Зуб удалили, и язва в тот же день исчезла.
Тля точно знала, когда в нашем теле происходят не очень хорошие процессы. Шея и грудь покрылись рваными ранами – жди через пару дней простуду. Кровит и гниёт живот – через несколько часов начнётся диарея. Какие-то сигналы тли так и не были распознаны – у одного из пацанов постоянно плохо выглядело правое подреберье, а у другого снизу на шее то сдувался, то снова наполнялся гноем здоровенный мерзкий пузырь. Скорее всего, это означало начало чего-то хронического. Чего-то такого, что проявится лишь спустя годы.
Так прошло несколько лет. Ритуалы, предвестники болезней, бессмысленные видения… с возрастом влияние тли будто слабело – видения беспокоили реже, а предсказания делались далеко не на все болезни. Только 3 или 4 ритуала обязательно проводились до самого последнего лета.
Распрощалась с нами тля ещё одним кошмаром. Мы тогда уже были подростками – в среднем лет пятнадцать. Кто-то уже переехал и, по сообщениям, сразу же потерял связь с тлёй. Видения полностью пропали, на ритуалы уже никто не звал.
Летом две тысячи седьмого тля выдала прощальное предсказание. На правом колене (а точнее чуть выше, на бедре) многострадального Стёпы появились тёмные пятна. На протяжении всего сезона они росли, сливаясь в одно целое, а осенью и вовсе повисли лохмотьями, обнажая почерневшую кость.
Почему-то на тот момент мы думали, что это предвестник будущей травмы, хотя тля ни разу даже не намекала на предсказание будущего, она всегда показывала уже начавшиеся процессы. Ещё мы со смехом предполагали, что скоро у Стёпы начнётся какой-нибудь артрит, и не светит ему карьера спортсмена.
К зиме предвестник исчез, вместе со всеми остальными проявлениями тли. Видимо, для неё мы стали слишком взрослыми. А может она просто навсегда исчезла – к сожалению, я так и не решился выцепить во дворе какого-нибудь ребёнка и расспросить о видениях и ритуалах. Боялся сойти за нового местного сумасшедшего.
Колено у Стёпы действительно стало побаливать, а вскоре заболело так сильно, что он не мог спать ночами. Обследование выявило остеогенную саркому дистального отдела бедра. Мы тогда совсем не парились, даже не гуглили эти сложные слова – о здоровье беспокоиться в таком возрасте как-то не принято.
А потом оказалось, что всё серьёзно. Ампутация, долгое лечение, разговоры о возможной смерти друга… через какое-то время показалось, что всё закончилось хорошо. Стёпа повеселел, проводил с нами время, фантазировал о том, как он скоро будет бегать на новом крутом протезе, который он видел по телеку… но постепенно снова погрустнел (во всех смыслах), ушёл в долгое лечение, пропал со всех радаров и даже успел как-то улетучиться из памяти друзей.
Стёпы не стало 22 сентября 2010 года. Его смерть не стала неожиданностью, даже не вызвала приступа грусти или скорби. На тот момент я уже знал, что это за болезнь, и что означает такое долгое лечение без признаков улучшения.
Прошло уже так много времени, что появилось какое-то едва уловимое чувство, что всего этого не было. Не было тли, шевелящего губами мужика, не было светящегося паука, а Васька ослеп от неудачно брошенной в дерево бутылки с карбидом. Бутылки, после взрыва которой на дереве остался необычный и глубокий отпечаток. А все эти язвы в местах болезней – просто фантазии. Ложные воспоминания, пусть и нереально реальные. И плевать, что всё это настолько же нереально, как сама тля.
Тля, даже если она существовала, давно оставила нас в покое. А может и не только нас. Кто знает, вдруг попытки этих существ прижиться в нашем мире с треском провалились, и они просто погибли. Или ушли обратно в свой мир.
И только яркие вспышки с разноцветными узорами, появляющиеся в темноте, продолжают сеять во мне сомнение.