Для тех, кто не знаком с «фольклором» нашей компании поясню, ДК — старая двенадцатиэтажка около леса. Адрес — ул. Говорова, д.16. ДК мы его назвали потому что там раньше жила наша одноклассница Катя (Дом Кати), ну и по аналогии с советской аббревиатурой Дома Культуры — поскольку в подъездах и на крыше этого дома мы провели немало времени прогуливая пары в институте, согреваясь зимой или глазея на звёзды и раскинувшийся напротив лес. Культурно просвещались, так сказать.
И в тот вечер мы с другом сидели там, на ступеньках лестницы (лестница там расположена через тамбур от лифтов). Обсудили новинки компьютерных игр, знакомых девушек, старые отношения, смысл жизни, политику — всё, что обычно обсуждают в мужской компании. Разговор как-то сам собой сошёл на нет и мы оба молчали, думая о том, что еще можно было бы обсудить. В этот момент всё и произошло. Звук исчез. Знаете, я бы никогда не смог описать это, если бы сам не ощутил. Но там не было ни звука. Гробовая тишина. Мертвецкая... Когда находишься в звуконепроницаемой комнате, ты хотя бы слышишь своё дыхание... слышишь, что жив... А в этот раз не было слышно ни собственного дыхания, ни стука сердца, ни тем более каких-либо звуков внешнего мира. Это не было и слуховой галлюцинацией, потому что ощутили мы это одновременно и в течение долгих десятков секунд просто беспомощно смотрели друг на друга. Время тоже как-будто замедлилось, сжалось в некое подобие пружины, ощущаемой почти на физическом уровне.
То ли подстегиваемый страхом и выбросом адреналина, то ли время раскрутилось обратно, а может быть и благодаря ангелу-хранителю, но я смог подняться на ноги. Затем встал и Соловец. Мы бросились вниз по лестнице (сидели мы в районе то ли 6, то ли 9 этажа, сейчас точно уже не помню), потому что в таком состоянии ждать лифт и вообще надеяться на то, что он привезет тебя на первый этаж, а не прямиком на первый круг Ада, было немыслимо.
Сначала не было слышно даже наших шагов, хотя неслись мы как угорелые и по подъезду должно было пройти неслабое эхо. Но нет, пробежав пару пролетов, я смог расслышать только собственное дыхание. По мере приближения к выходу, количество звуков в обстановке вокруг нас росло и когда мы выбежали из подъезда, всё наконец-то пришло в норму.
В беседке около подъезда бухала местная шпана, по дороге вдоль леса мчались машины, мамаши из окон звали припозднившихся детей идти домой. А мы? Мы были готовы обниматься с гопниками, отдать им всё, что у нас с собой было. Потому что были счастливы, что выбрались. Что время больше не пружина, и что звуки существуют. А значит, и мы живы.