В нашей гимназии есть обычай — раз в пять лет несколько учеников носят в тюрьму передачи учителю истории Сергею Наумовичу Лопуховскому.
Сергей Наумович читает историю с пятого по седьмой класс. Он совсем не закоренелый преступник, но неизлечимый демократ. Каждые пять лет у нас в стране случаются президентские выборы, и Сергей Наумович идёт вечером на митинг, драться с милицией. Там его сильно бьют, а потом сажают в тюрьму на пятнадцать суток за хулиганство и сопротивление представителю власти. И директор посылает кого-нибудь из учеников отнести передачу незадачливому революционеру.
Потом Сергей Наумович выходит из тюрьмы и снова начинает учить нас истории.
Кожушкин рассказывал, что Сергея Наумовича никогда не уволят. Он не просто так учит — он доказывает, что у нас в стране есть демократия и нет политических заключённых. Даже закоренелый драчун с милицией может учить в пятой гимназии, его не расстреливают и не ссылают в деревню капусту сажать.
Получается, Сергей Наумович не только учит, но и символизирует. Надеюсь, символизировать у него получается хорошо. Потому что его учит он ещё хуже, чем наша столовая нас кормит.
* * *
В тот раз у нас опять случились выборы. А отнести передачу поручили нам с Телемой Гайдучик.
Наша сто тринадцатая гимназия — в Куролесовщине-9, где пять кварталов многоэтажек зажаты между рекой и деревенскими домиками частного сектора. А Сергей Наумович сидел на Дражне, где парк Челюсти и Телерадио. Это очень далеко. В учительской нам сказали, что это странно — обычно сажают на Окрестину.
Телема ответила, что обожает всё странное.
Мы ехали сначала на автобусе, потом на метро. А потом очень долго шли между зарослями парка и бетонным забором Телерадио.
А вот и дражненский изолятор. Он не особо отличался от заводиков, что уцелели в городской черте. С улицы ты видишь бетонный забор с железными воротами, такой же, как в Телерадио. За забором виднеется трёхэтажное здание с решётками на окнах, облицованное рыжей плиткой. На плитке осела серая пыль.
Нас провели в комнату. Там было неуютно. Низкий потолок, толстые чёрные решётки и пахнет затхло, словно в налоговой инспекции.
— Мы передачу принесли, — пытался возражать я, — Мы совсем не хотим его видеть!
— Приказано устроить свидание, — был ответ.
Сергея Наумовича вывели. Он был понур и небрит, и даже в тусклом свете жёлтых лампочек мы видели, как поблёскивает седина в подстриженной бородке. Специальной тюремной одежды у нас в стране не положено, так что Сергей Наумович был в том самом свитере, который надел перед митингом.
— А, дети? — он посмотрел на нас, — это вы... Здравствуйте, дети.
Мы молчали. Не знаю, что у Телемы, но мои родственники сидели ещё при Сталине. Опыт потерялся. Мы не знали, что говорят в таких случаях.
— Есть новости? — наконец, спросил Сергей Наумович. Голос был хриплый.
— Во дворе за школой трубу теплотрассы прорвало, — сообщила Телема, — Вода дугой хлещет и дымится. Очень весело!
— А, ерунда. Вы слышали какие-нибудь новости из Африки?
— Из Африки? — Телема подняла глаза, — А зачем вам? Вы хотите в Африку уехать? Бороться за права чернокожих...
— Не хочу, — Сергей Наумович сидел, словно окаменевший, вперившись взглядом в пятно копоти под потолком, — Слишком поздно. Африка приехала к нам сама. Мы, похоже, что-то подписали... Что-то, чтобы нас в ООН не гнобили! Теперь к нам завозят африканских беженцев. Вместо того, чтобы помогать нам вернуться в Европу, европейцы превращают нашу страну в лагерь для беженцев.
— А разве помогать беженцам — не европейская тема? — не выдержал я.
— Знаешь, что? — Сергей Наумович посмотрел мне в лицо.
— Да?
— Заткнись уже, а?
Я заткнулся. Что толку спорить со старым демократом?
А он продолжал:
— Я первую неделю лежал здесь, рядом, в больнице КГБ. На втором этаже, палата с решётками. И я их видел. Их держат в бараке на территории больницы. Дети как вы и чуть постарше. Двенадцать-пятндцать лет. Все чёрные.
— А альбиносы есть? — спросила Телема.
— Кто?
— Альбиносы. Я слышала, бывают негры-альбиносы. И их тоже кто-нибудь угнетает.
— Обычные они. Чёрные. Не важно! Вы понимаете, они не стали даже спрашивать народ. Кто-нибудь спросил, хотят ли они, чтобы чёрные жили в нашей стране?
— Я вспомнила! — крикнула Телема.
Учитель осёкся.
— Что ты вспомнила?
— Новость. Из Африки.
— Давай, говори.
— У нас в русской Википедии была неделя Африки. И, как всегда, случился скандал. Администрация сказала удалить статью про Попобаву. Вы знаете, кто такой Попобава?
— Я не хочу про это знать.
— Попобава — это злой дух, который обитает в Занзибаре, — Телема уже разогналась. — Он похож на летучую мышь, но одноглазый. Его любимое развлечение — прилетать к занзибарским мужчинам по ночам и внезапно им... ну, засовывать, понимате! Так вот, он и, значит, засовывает и поэтому держит в страхе весь Занзибар и даже Танзанию. Ничто не может остановить беспощадного Попобаву — ни мощные джи-джи местных колдунов, ни железные тазики из миссии Врачей без границ. Есть лишь одно спасение — поверить, что Попобава существует. Тех занзибарцев, кто верит в Попобаву, чудовище не тронет. А те, кто пока не поверил, сразу после захода солнца получают убедительное доказательство... И вот позавчера несколько администраторов русской Википедии решили удалить статью про Попобаву — якобы, она малозначительна, и русская Википедия — не Занзибар. А несколько других администраторов советует им не трогать статью, поверить наконец в Попобаву — и тогда чудовище прекратит полуночный террор...
— А меня не волнует Попобава! — Сергей Наумович гаркнул так громко, что охранники оглянулись. Потом зашёлся в кашле, отдышался и продолжил тихо-тихо: — Меня волнуют африканские дети, которых привезли в нашу страну.
— Вы думаете, их будут продавать нам в рабство? — Телема наклонила голову и смотрела сквозь чёлку.
— Я думаю, что нельзя держать за решёткой ни в чём ни повинных детей. И нельзя превращать нашу страну в мусорный бак! — хрипел историк. — Разве не лучше, чтобы каждый жил там, где родился?
— А где вы родились? — успела спросить Телема, но Сергей Наумович уже зашёлся в тяжелом грудном кашле.
Подошёл охранник. Сказал, что время вышло и потащил согнутого пополам Сергея Наумовича куда-то прочь.
Свидание закончилось.
Уже на улице мы заметили, что забыли передать свёрток. Подумали и решили, что съедим его дома. А что касается новостей:
— Негры — это интересно, — сказала Телема.
И мы пошли в парк.
* * *
Челюсти — парк небольшой, аккуратно постриженный. Красные стволы сосен на фоне серо-зелёной листвы. Пахнет влажной травой, чуть тронутой дыханием осени, и стоит особенная утренняя тишина.
Возле калитки рос кряжистый дуб. Табличка сообщала, что дуб посадил кто-то знаменитый из прошлого века. Фамилию знаменитости мы видели первый раз в жизни.
Телема подошла к дубу, смерила его взглядом:
— Лезем!
Мы вскарабкались почти на самый верх, до последней развилки. Позади нависал исполинский круг чёртового колеса. А перед нами, за синей полоской дороги, — дворик тот самой больницы, про которую говорил Сергей Наумович.
Дворик был совсем небольшим, намного меньше, чем казался с нашей стороны забора. На асфальте видны потрескавшиеся линии — видимо, раньше там была автостоянка. В угол двора вжался дряхлый двухэтажный склад. Его, кажется, построили ещё при Ленине...
Негры — там. Для восьми не хватило места на складе и они лежат на земле, вперившись в сырое осеннее небо, замотанные в обноски.
Солнце греет, но лицо чувствует холодный осенний ветерок. Неграм всё равно. Они лежат неподвижно, как трупы. Им лет по десять-одиннадцать, они чуть младше нас с Телемой.
Интересно, что с ними случилось? Они устали? Заболели? Или их искусала опасная муха Цеце?
— Ясно, — Телема опёрлась ногой на ствол, — лезем вниз.
Мимо нас по стволу прошелестела ярко-рыжая белочка.
— Ты увидела всё, что хотела? — спросил я.
— Я увидела, что они увидели нас.
Я бросил короткий взгляд назад и тоже заметил охранника. Мужичок в униформе вышел из боковой двери пота и шагал через дорогу в нашу сторону.
Может быть, он шёл не к нам. Но проверять не хотелось.
Мы спрыгнули на засыпанную листвой землю. И тут же бросились бежать — в разные стороны.
Мы всегда так делаем, если надо уйти от погони.
Я бежал сквозь кусты, напролом и не задумываясь. Потом кусты закончились, я оказался в основной зоне парка. На аллеях уже попадались мамы с колясками. Я перешёл на шаг.
Возле главных ворот я оглянулся. Охранника не было или я его не видел.
И только сейчас понял — я не знаю, что делать. В гимназию не хотелось. Я поразмышлял, а потом спустился в метро и поехал домой, в Куролесовщину.
Я решил зайти к Телеме. Я всегда так делаю, когда мне ничего не понятно.
* * *
Телема была уже на месте. Она сидела на лавочке под домом и читала здоровенную чёрную книгу.
— Телема!
— Т-с-с...
— Что такое?
— Там кто-то есть.
— Где? В книге?
— Нет. На балконе.
Я посмотрел в сторону дома. Я не такой внимательный, как Телема и поэтому не помнил, какой балкон её. Но человек н балконе был один на весь дом.
Это был молодой, коротко стриженный парень в серой куртке. Никаких особых примет. Такие часто ездят в пригородных электричках или торгуют на вещевом рынке возле Пушкинской.
Но в квартире Гайдучиков таких не встретишь даже на балконе.
Надо сказать, Телема — очень оккультная девочка. Она — дочка председателя минской ложи Агапэ по уставу Алистера Кроули, и лучше всех в гимназии разбирается в магии и тайных науках.
С тех пор, как мы подружились, я успел увидеть почти всех ведьмаков, колдуний и тантрических шиваитов нашего города. И знал точно — человек с балкона на них не похож.
— Как думаешь, — спросил я, — может это какой-нибудь агент? Выследил нас от Дражни и поджидает?
— Этого не может быть.
— Почему?
— Потому что он ест!
Я пригляделся — и правда ест!
Я не очень разбираюсь в спецслужбах. Но уверен — перекусывать в засаде агентам не разрешают.
— А ты пробовала его... магией?
— Пробовала. Не поддаётся. Может, православный, а может, просто не заметил.
— Понятно. Что собираешься делать?
Телема спрыгнула со скамейки. Подошвы чёрных башмачков звонко стукнули по асфальту.
— Собираюсь идти на штурм. Это будет нетрудно, — это же моя квартира.
Сначала я подумал, что Телема знает какой-то тайный ход — например, за шкафом.
Но нет — мы просто поднялись по лестнице. Телема позвонила в дверь и отошла в сторону.
— Ты придумала, что будешь говорить? — прошептал я.
— Как спросит, я сразу придумаю.
Но вопросов не было. Щёлкнул замок, открылась дверь.
— Дети, проходите.
Мы зашли в прихожую. Незнакомец запер за нами, потопал в комнату и развалился на красном диване.
Телема бросила короткий взгляд на алтарь. Я тоже. Вроде, ничего не пропало, череп на месте.
— Во-первых, кто вас сюда пустил? — спросила Телема. — А во-вторых, то вы такой?
— Твой отец дал ключи, — ответил незнакомец.
— Зачем?
— Чтобы я здесь жил, — ответил незнакомец, — Мне было надо очень срочно спрятаться.
— Это подозрительно. Отец согласен прятать только женщин. Но они почему-то не соглашаются...
— Что ещё тебе не нравится, ребёнок?
— Я так думаю, вы применили магию!
Я понял, что дело плохо. Человек дошёл до того, что даже Телема обвинила его в неправильном колдовстве. Хуже — только человеческие жертвоприношения.
— Всё проще, — ответил незнакомец, — Я пришёл к нему на работу, в морг, и сказал, что если он меня не спрячет, то я просто пойду и сдамся тем, кто меня ищет. А потом скажу, что всё это время прятался здесь. И твоему отцу очень не поздоровится — ему спрятаться негде...
— Они бы ничего ему не сделали.
— С чего ты взяла?
— Отец бы ушёл в Астрал, — ответила Телема, — он это часто делает. А вы тоже маг, правильно?
— Я когда-то был магом. Теперь я политикой занимаюсь.
— Волшебной политикой?
— Нет, настоящей.
— Тогда вам лучше в каком-нибудь посольстве прятаться.
— В посольство меня не возьмут.
— Почему?
— Я анархист. В посольствах таким не рады.
— Я, конечно, не очень сильна в политике, — сказала Телема, — Но мне кажется, вы выбрали слишком радикальную традицию. Слишком трансгрессивно, вот.
Тут пришелец заметил у нас в руках свёрток.
— Дайте сюда, — сказал он.
— Это не бомба, — предупредил я.
— Тем более дайте!
Он разодрал бумагу и принялся пожирать.
— Мне надо привыкать, — пояснил он, — Скоро таким придётся питаться.
— А вы что, свергли где-то государственную власть?
— Если бы я сверг государственную власть, мне бы готовили президентские повара. Акцию я устроил, понимаете?
— Акция — это как ритуал?
— Да, почти. Но акция — всегда неожиданная и на публике.
— А что за акцию вы устроили?
— Успешную. Достаточно успешную, чтобы объявили в розыск...
— Вот как, — Телема отступила на шаг, — А скажите, вы знаете, кто такой Попобава?..
* * *
Было примерно четыре часа утра. Понемногу рассветало. Казалось, что небо над парком сделано из фольги.
Мы с Телемой сидели на знакомом дереве и смотрели во все глаза. Сначала я хотел искать другое дерево, но Телема отговорила. Всё равно охрана уже поменялась.
Я не помню, что сказал родителям.
— Как ты думаешь, — спросил я, — где родители этих детей?
— Не знаю, — ответила Телема, — Наверное, в Африке. А к нам только детей привезли, потому что дети много не едят.
По дороге Телема рассказала, что ей удалось разнюхать за вечер. Фамилия анархиста — Карбалевич, он когда-то считался очень способным магом. И, похоже, решил, что с его талантом он сможет заниматься чем-то покруче магии.
Тишина, изредка за деревьями проезжает машина. Пахнет мокрой травой. Секции бетонного забора и ворот настолько неподвижны, что кажутся фотографией.
Телема достала мобильник и посмотрела на часы.
— Ну, началось, — произносит она.
И да — начинается.
— Слушай, — успел сказать я, — а нам не влетит, за то, что мы ему это подсказали?
— Нечего бояться. Нам по двенадцать лет. Если он и скажит, что это мы всё придумали, то ему либо не поверят, либо признают невменяемым! Взрослые думают, что с детьми советуются только сумасшедшие террористы.
— Но Карбалевич и есть террорист!
— Да. Но не сумасшедший. А просто очень глупый.
Мотоцикл вылетел из-за поворота и, задорно рыча, устремился к воротам. Даже если охрана и успела его заметить, то она не успела сообразить, что делать с мотоциклом без седока. А может быть, они решили, что им это снится.
Мотоцикл рыкнул, подпрыгнул и врезался в ворота. А потом бахнул.
Я первый раз в жизни увидел взрыв. И в жизни взрыв разочаровал. Потому что в жизни их не замедляют. Только я понял, что взорвалось — вспух алый волдырь огня, и тут же его накрыло чёрными усами дыма. И это чёрный столб пополз в небо — и только потом мы услышали хруст и заметили, как полетела во все стороны обломки бетона и арматуры.
Дым поднялся и мы увидели рваную кирпичную рану в боку основного здания. Из дыры выглянул взъерошенный Сергей Наумович во всё том же свитере и с серебряным пеплом в бороде. За его спиной можно было разглядеть сломанные нары.
Я не знаю, как там получилось. А Телема решила, что это получилось случайно.
Похоже, Сергей Наумович не знал, что делать. Раньше он всегда сидел до конца. А на этот раз не получилось...
Из мглы вынырнул человек в модной свежей балаклаве. Он схватил Сергея Наумовича за рукав и что-то начал ему объяснять. Историк собирался бежать, как и положено обычному человеку. Но бывший маг, а теперь анархист убеждал его спасать других. И они побежали во внутренней день. К складу ленинских времён, где хранили негров.
Негры были всё там же. Взрыв их не особо обеспокоен. Наверное, они уже привыкли, у себя, в Африке. Только ползли, как гусеницы, ближе к стене.
Человек в балаклаве схватил одного из негров и потащил прочь. Из окон выглядывали новые чёрные головы. Сергей Наумович постоял, подумал, а потом схватил негритёнка за ноги и понёс. Сам негр идти не хотел.
Не знаю, что бы случилось, если бы они донесли негра хотя бы до ворот. Я думаю, было бы то же самое.
На полпути негр просто лопнул.
Прямо по животу.
Развалился на две части и забрызгал асфальт тёмной кровью. И из нижней части полезли два перепончатых крыла. За крыльями показалось тело. Я не успел его разглядеть — только мохнатое тёмное туловище и большущий розовый член.
— Бежим!— завопила Телема и мы буквально полетели на землю. А потом вскочили и захрустели по мокрой траве. А у нас за спиной лопались негры и хлопали крылья новых и новых Попобав, что рвались наружу, в первый в их жизни рассвет...
* * *
Больше мы Сергея Наумовича не видели. Почти месяц уроки заменили практиканты, а потом на работу вышел новый учитель, Сергей Александрович Столбовой-Бельский, немного бородатый монархист из Ратомки.
Несколько месяцев парк Челюскинцев и окрестности были в оцеплении и даже станцию метро поезда проезжали без остановки. Телевидение тоже вещало с запасного пункта, поэтому картинка шла с зелёными помехами. Но у нас в гимназии телевизор всё равно никто не смотрит.
Что случилось с нашим прежним учителем истории и прожорливым анархистом Карбаловичем, мы не знаем до сих пор. Наверное, африканские чудовища убили и съели Сергея Наумовича. А может быть, сделали с ним что-то ещё более страшное...