Что, давно стоишь? Ну залезай, залезай, подвезу тебя за сотню-другую, всё равно мне по пути. Здесь на дороге редко, кто по будням проезжает — повезло тебе, что я ещё не закончил — а то бы так и куковал… Вон там, за гаражами посёлок дачный отстроили, н овыезд в другую сторону сделали, а здесь теперь дорога в никуда, из гаражей да в гаражи. Не местный ведь? Это сразу видно — местные здесь не ловят. Обычно доходят до трассы и вон туда точку ставят, ближе к заправке, сейчас проезжать будем. Место нехорошее здесь, у Чёрной Грязи. Не везде, а вот конкретно с этой стороны дороги и вот у этой обочины, начиная с остановки.
Почему нехорошее? Ну — могу и рассказать, если хочешь. Тебе ехать минут пятнадцать минимум — значит, можно и рассказать. А то не люблю, знаешь, истории рассказывать, когда её потом дорассказать не дают. Только начнёшь, только расскажешь, как дело было и к самому главному выведешь — а тебе в ответ «спасибо, вот тут остановите» — и на холод выскакивают. А мысль в башке как остановишь? Никак. Едешь потом, всё в голове прокручиваешь, что надо было вырезать кусок какой, или начать побыстрее, тогда бы и успел, может...
Что говоришь? Ну да, что-то я разболтался не по делу, действительно. Давай уж расскажу. Только предупреждаю — я это всё не со своих слов буду. Если не поверишь или захочешь проверить что — то сам в интернете своём пробивай, доказательства ищи и такое прочее. Я тут тебе не помощник. Я обычный шофёр — историй много наслушался, пока баранку по Союзу вертел, да и сам навидался порядочно… Всякое бывало, особенно в девяностых. А проверять истории мне некогда. Я вообще людям на слово охотно верю, даже если они совсем небылицы городят. Жизнь научила, что иногда случается такое, во что бы никогда не поверил, если б сам не видел. Ну в общем — слушай тогда, больше тянуть не буду.
Поездка первая. Девушка в халате
Эту историю мне рассказал один таксоид знакомый. Сразу говорю — знакомый, а не друг или брат. Фамилии даже не знаю. Познакомились мы в автосервисе Солнечногорском, там есть местечко одно, специализируются по карданам, я там и на прошлой своей менял, и на этой вот… Если хочешь — у меня в бардачке номер есть… Не водишь? Ну ладно тогда… О чём это я?
В общем, познакомились мы с этим таксоидом, когда ждали их мастера. Приехали по записи — а мастера нет. Мало того — очередь три человека уже. И мы вдвоём — а мы, значит, с ним одновременно приехали, но он меня на съезде с трассы вперёд пропустил. Ну а я его вперёд пропустил, когда мы уж к двери подходили. Такая, значит, солидарность. Оно как ведь — покатаешь по нашим дорогам лет тридцать, и вежливость в тебе сама собой и прорастает. Потому что без вежливости — долго не поработаешь на трассах, это я тебе говорю, а любой шофёр подтвердит. Ну вот мы зашли и увидели, что там уже очередь, там вроде мастер пошёл детей забирать из садика, кажись или поликлиники, не помню уже. Помню вот только, что у него жена запила опять и детей откуда-то не забрала, и ему с работы пришлось ради этого отлучиться, это нам девка с ресепшена по секрету растрепала.
Чего морщишься-то? Девка — чем тебе не слово? У нас в деревне так все говорят. Не обидное слово совсем. А тебя б у нас мАльцем кликали. И не смейся! В общем — мы с этим таксоидом тогда переглянулись и пошли в кафе местное — там и разговорились.
Что? А-а-а, «таксоид»? Это мы так, ну — профессиональные таксисты, частников называем. которые этим тоже промышляют. Есть, знаешь, те, кто после работы бомбят, или по выходными — те, значит, бомбёры или бомбисты. А есть такие, что как ты сам — пять-два, или вообще каждый день, и это их заработок весь, другого нету. Только работают без шашечек. Иногда и вообще — приезжают из регионов, покупают машину для извоза, в ней и спят, и едят и чем только не занимаются… вот таких мы и называем «таксоиды», это такая особенная, так сказать, форма жизни. Те, кто бомбят — те трутся у людных точек в самые жирные часы, кидаются на пассажиров с электрички, что голубя твои на хлеб. А таксоиды — те, скорее, как коршуны или стервятники — ползают по городу еле-еле, ищут тех, кто голосует у остановок, или на трассе. Для них встать куда на ожидание — опасно слишком. Менты бомбистов местных, которые с пропиской, не трогают, а приезжих с удовольствием прессуют, могут даже и тачку отжать, бывали случаи. Да и свои могут тоже наподдать, шофёра народ вежливый, но сердитый… Короче, не в этом дело. Разговорились мы с ним, зашла речь про пьяных девок, потом про проституток… Сказал я что-то грубое, кажется — мол, пьяных девок возить не люблю, лучше вообще от вызова отказаться. Так он помрачнел, а потом, когда кофе уже пили — начал мне рассказывать. Я сначала ещё вопросы задавал, перебивал — а потом втянулся и не до того стало. Уж очень увлекло.
Ну в общем, тот таксоид раньше, как и я — в компании работал. Ну да, той самой, которая у меня на обеих боках машины намалёвана. Таксоиды ведь почти все — из наших, их кого за пьянство, кого по возрасту, или… ладно, не суть.
В общем, приехал он на выезд — и подобрал девку молодую от подъезда прямо в халате и розовых шлёпках. Молодая, чернявая, глаза, говорит — тёмные, огромные, слегка раскосые по бокам. Долго описывал эти глаза, что, мол, как у оленя. Попросила она отвезти её на трассу, к посёлку с дурацким названием «Чёрная Грязь». Водитель сразу сообразил, что она из этих — ну, по внешнему виду, по говору. Есть в этих надлом какой-то, который сразу виден, отношение у них к себе и к жизни другое. Пока ехали — разговорились, он её и спросил, чего это она в халате выбежала. Она говорит — собиралась в спешке, клиент дурной попался, хорошо, мол, ты приехал быстро — а то не знаю, что бы со мной было. Верхнюю одежду там оставила, сразу после душа выскочила.
Ну таксист тут посочувствовал ей — даже чаю предложил, но та отказалась. Таксисты вообще часто с проституками-то катаются, не гнушаются и поговорить — особенно ночью. За полночь ведь ни с кем больше особо не поговоришь — либо парочки, что облизываются на заднем, я таким обычно шансон включаю, чтоб под блатняк им неприятно было слюнями обмениваться, либо пьяные — ну с теми всё понятно, ну или вот эти, что по вызову, и вот с ними поболтать иногда жуть как интересно. Ну таксоид с ней всю дорогу и проговорил. Вышла она на трассе, рядом с автобусной остановкой — недалеко от поворотки, на которой я тебя подобрал, только ты ближе к Москве уже, а она ближе к области. Остановка та впереди была, там её товарки стояли, но она не туда двинулась, а пошла прямо вниз с обочины. Там рощица такая была, а за ней гаражи стояли, и много кто в этих гаражах зимой жил, буржуйками топился, поэтому таксоид и не удивился, пожал плечами — и поехал на следующий заказ. А на завтра...
А нет, вру, тороплюсь. Забыл ещё — он когда смотрел, как она вылезает да халат запахивает, чтобы снизу не поддувало — то совсем зажалел её и свой шарф той девке выдал. А шарф приметный был — шерстяной, оранжевый с белым. Ему тётка покойница связала. В общем — ты это пока запомни, а там дальше поймёшь, к чему о шарфе речь была. Пока голову не грузи, не размышляй.
В общем — отдал он шарф да поехал. Сообщение пришло — «Спасибо за шарф. Теперь теплейче стало». Так его умилило это «теплейче». А на завтра — опять заказ к тому же зданию. Он подумал — странно, неужели клиент этот вычислил, кто девку увёз? Сначала, говорит, не думал ехать — а потом решил, а что бы и нет? Монтировку только проверил — на месте ли. Решил, значит, что если клиент попробует угрожать — начистит он ему лицо, чтоб девок не пугал.
Но когда подъехал — оказалось, что там опять девчонка та самая. Только теперь с губами разбитыми, сидит и ревёт прямо на бордюре — в том же халате, что и в прошлый раз, да в его шарфе. Бросилась к машине, забралась — вези, говорит, в «Чёрную Грязь». Таксист спрашивает — ты как опять здесь оказалась-то? Она отвечает — подневольная я. Куда скажут — туда и еду. Таксисты вроде также поступают?
Ну тут водитель немного напрягся — ишь, чего удумала-то! Сравнивать таксёра, честного работягу, с проституткой. Но — промолчал. Сейчас телефоны у всех есть — заснимет ещё, когда высказывать будет… В общем — довёз он её до трассы, но не до того же места, а чуть дальше — там, где стройка была, новый жилой комплекс ставили. Там даже и остановки-то ещё не было. Вышла она — и опять в кювет полезла, сквозь траву грязную эту, которая у обочин растёт. И чешет к строительному забору, на самый угол, будто ждёт её кто там. Он только в окно ей крикнул — куда, мол, чешешь, дорога же рядом, а она не ответила ничего, только шаг ускорила. Ну и плюнул тогда таксист, решил, что она к молдаванам полезла в их вагончики, да поехал на следующий заказ.
Завтра опять вызов с того же адреса. Только уже под вечер совсем. Таксист подъезжает — смотрит, никого. Думал уже повернуться и уехать, как из подъезда выбегает давешняя девка, вся в синяках — да к его машине бежит. Залезла — а на самой живого места нет. Синяки, ожоги сигаретные — всё подряд. Халат порван, шарф его оранжевый в руках мнёт. Сидит, трясётся от холода. Что ж ты так долго ехал — спрашивает. Я думала — убьёт совсем. Хорошо хоть на первом живёт, а окна во двор — я и сиганула, а потом в подъезде пряталась. Он на улице искал, а в подъезде и не проверил. Я, говорит, не знала даже, что ты приехал — вышла проверить, а тут ты. А если бы он меня искал, а ты не приехал? Он бы меня за побег прибил до смерти!
Ну тут таксист разозлился и решил полицию вызвать — да только вцепилась она ему в руку — не надо, говорит, он и сам мент. Водитель тогда упёрся — не повезу тебя на трассу больше в таком виде. Ты, кажется, даже и не переодеваешься нигде — от клиента к клиенту катаешься, мне это неприятно совсем. Домой тебя повезу. Она говорит — сегодня последний раз отвези, не на трассу уж. Таксист махнул рукой, завёл машину — и поехал по адресу. На этот раз привёз её в посёлок Менделеево, это тоже на Ленинградке, только в другую сторону. Завернули к домам облезлым, остановились у гаражей. Таксист предлагал помочь, та только отмахнулась — ты, говорит, помог уже тем, что вовремя приехал. Иначе он бы меня убил. И пошла тихонько в сторону домов, да только у мусорок вдруг остановилась, взялась за стеночку рукой — дышит стоит. Опять жалко таксисту её стало, вышел, за руку взял. Зачем, говоришь, ездишь к нему каждый день? Это не я к нему езжу, отвечает. Это он меня каждый день забирает. Но теперь уж всё — третий раз был, отмучилась уже — и махнула рукой, поблагодарила да расплакалась.
Тут снег пошёл — первый в этом году. Раненько — в октябре. Таксист предложил до подъезда довести, но она отмахнулась — мне совсем рядом, говорит.
На следующий день валило, как зимой. Вся Москва встала. И тут приходит таксисту опять вызов на тот же адрес. Таксист аж разозлился — но поехал. Стоит, ждёт. Десять минут прошло, потом пятнадцать. Щёлкнуло в приложении «уже иду», а никто не идёт, не выходит.
Тогда таксист достал монтировку, машину пока не глушил, а сам — к подъезду. Подождал, пока женщина с двумя собаками внутрь не вошла, проскользнул за ней, а сам сразу к дверям первого этажа. Окна во двор только у самой левой квартиры могли выходить — туда и позвонил. Звонил долго, но наконец открыли. Стоит красавчик — высокий такой, блондин, подбородок, словно у арийца с плакатов. Таксист сразу с ходу «Где, говорит, она?» Красавчик побледнел и спрашивает — кто? Проститутка, которую ты мучаешь. Где спрятал? Пускай выходит! Красавец тут совсем испугался — и дверь попытался закрыть. Да только таксист ногу под дверь подставил, вытащил из-за спины монтировку и перед лицом его потряс. Я тебе сейчас, говорит, череп проломлю. Веди меня к ней, мерзавец этакий! Но красавец стоит на своём — никого нет, никого не было. Грозится полицию вызвать — но к телефону почему-то даже и не тянется. И тут из квартиры писк раздаётся — протяжный, полный боли, будто кто-то занозу из глаза тянет. Красавчик тут же озверел, глаза стеклянные стали — бросился на таксиста, оттолкнул его — да дверь захлопнул прежде, чем тот монтировкой размахнулся. Крепкий оказался, с реакцией. А потом стекло зазвенело.
Выбежал таксист на улицу — а там девушка по асфальту на окровавленных ногах еле идёт, руки стеклом разрезаны — окно разбила да выпрыгнула. Таксист подхватил её — и к машине. Пока шёл, присмотрелся — лицо опухшее, окровавленное, да только не та, что раньше — другая. Как до машины довёл и усадил, сразу прыг за руль — и в парк сообщил о ситуации, да потом в полицию ещё.
Девчонка говорит — отвезите меня в больницу. Таксист спрашивает — а сутенёру разве звонить не будешь? Та говорит — какой сутенёр, мне семнадцать, я в колледже учусь, он меня сцапал, когда я автобус ждала!
Тут и полиция подъезжает. Таксист всё как было рассказал — ничего не скрывая. Они девчонку увели и пошли дверь взламывать, а через 30 минут вышли помрачневшие — говорят, взломали, а там труп лежит. Горло себе перерезал. Зафиксировали показания у таксиста — и домой отпустили.
А через неделю — вызывают уже на допрос. И тот, как приехал — сразу понял, что дела его плохи. Раньше менты с ним вежливо, а теперь смотрят колючим взглядом, да вопросы какие-то задают, вроде и правильные, но с душком. Часто, спрашивают, ты по своим делам на рабочей машине-то катаешься? А в Чёрную Грязь ты на днях обедать ездил? Или зачем?
Таксист тут уж не выдержал. Я, говорит, гражданский поступок совершил, а вы меня тут кошмарите. У меня в базе все поездки фиксируются, все клиенты с их телефонами. А мы, говорят ему тут менты, уже всё проверили. И выдают ему такое, что таксист за пять минут на пять лет постарел.
Во-первых, у красавчика того провели обыск — и нашли верёвки да кляпы и всякие секс-штуки с шипами. Проверили их — и нашли четыре днк разных. Одна из них — девушки той, студентки, которая в окно выбралась. Ещё одна совпала с исчезнувшей летом девушкой, от парня вышла в соседний дом, где с матерью жила — и не дошла, пропала. А ещё две — неизвестно вообще, чьи. А потом проверили машину таксиста — и нашли там, помимо крови студентки, одну из этих «неизвестных» днк. Проверили поездки — а таксист без всяких вызовов три раза приезжал к месту преступления, пока мент тот студентку пытал, а потом катался оттуда чёрт пойми куда…
Таксист было возмутился — вызовы у меня были! Не было, — обрывают его менты. Ни в базе не было в те дни вызовов по этому адресу, ни у диспетчера звонков таких не зафиксировано. Самостоятельно ты туда катался. А вызов у тебя по этому адресу был только один — чуть больше года назад. Мы проверили — тот вызов был от гражданки Киргизии, которая ранее в этом году дважды привлекалась за проституцию. Только ты в тот день вызов-то принял, а сам никуда не поехал, хотя она тебе весь вечер и написывала. А та киргизка потом пропала. Прямо по первому снегу, как сейчас. Тогда мы проверили за остановкой в Чёрной грязи, куда ты недавно катался — и нашли в роще, в старом коллекторе, её вещи, которые год пролежали в пакете, землёй присыпанные.
И кладут перед ним мешок с печатью, открывают — а там халат. И как увидел этот халат таксист — так уже и слова выговорить не мог. Потом за халатом — шлёпки розовые, бельё синие, с завязочками, куртка пуховик свёрнутая. И ещё — отдельно оранжевые шерстяные нитки. Кладут перед ним и смотрят на его реакцию.
Сидит таксист, ни жив, ни мёртв — только слушает. А ему говорят, что по второму адресу, на самом углу стройки, под опорой забора была ниша, которая образовалась, когда вытягивали опоры цементного забора, который здесь раньше стоял. И что в этой нише обнаружили фрагменты двух женских тел. Гражданки Киргизии и пропавшей летом девушки из Подольска. И что по третьему адресу обнаружили следы крови на стене у мусорных баков, и кровь принадлежала, опять же, той самой гражданке Киргизии. Начали смотреть по неопознанным — весной был найден череп на свалке в Солнечногорске, а туда как раз свозят мусор из этих контейнеров. Пробили по камерам — и вот незадача, видно только, как машина подъехала, из неё таксист вышел, постоял у мусорки — и уехал.
А в финале — протягивают ему распечатку сообщений из таксёрского приложения. Говорят — вот, что та убитая проститутка вам писала в приложении, когда вы на её вызов не приехали. Таксист смотрит на листок, там сверху — номер сим-карты той самой гражданки Киргизии. А внизу — четырнадцать сообщений прошлогодних и одно — недельной давности. Прошлогодние такие — «вы едите?» «Я очен жду», «Вы далеко»? «Я на улице, жду во дворе». «Приезжайте бызтрее» — вроде того, там даже не угрозы — просьбы были ,полные боли и страха вперемешку с ошибками. Последнее из прошлогодних такое — «Выйду из подезда, мошжет вы во дворе. Я буду в халатье. Найдите миня пожалуйста очень холодно». Затем перерыв больше года — и одно новое сообщение — «Спасибо за шарф. Теперь теплейче стало».
В общем — таскали потом таксиста четыре месяца по судам да допросам. Красавец тот сдох, а им посадить кого-то ну очень хотелось. Посадить не получилось — только здоровье ему подорвали. Руки стали трястись, зрение поплыло. Врачи поставили гипертонию, дали третью инвалидность. С работы его попёрли -тогда он в таксоиды и пошёл. Рассказывал, что иногда с бомбёрами потом конфликтовал из-за того, что девок с трассы бесплатно подвозил.
Ну, в общем — на этом он свою историю закончил, да и позвонили мне с сервиса, сказали — машину уже подняли, мастер вернулся. Пожали мы руки, номерами обменялись — и я пошёл, а он ещё остался, кофе свой допивать.
А год назад заметка мне попалась в новостях Зеленоградских, на портале ихнем. У нас же любая новость, если она про таксёра какого, сразу по чатам внутренним разлетается. Короче — нашли машину того таксоида на Ленинградке, у Чёрной Грязи. Инсульт его вдарил прямо у той самой остановки. Сидит, руки на руль положил, голова вверх откинута, ремень пристёгнут. Все двери открыты нараспашку, а нога у него на педали газа закоченела, машина на холостом рычит, визжит, дым из выхлопешки так и шпарит — бензина на дне осталось, но движок всё ещё фурычит. Вроде ничего особенного, ну дал дуба таксёр за рулём — слава богу, что хоть не на ходу, но вот только две детали очень смущали. Это я уже от других таксистов узнал, а им менты рассказали, которые то самое дело вели — их тоже вызвали к трупу, как-никак мертвец по маньячному делу когда-то проходил. Во-первых, счётчик километража продолжал крутиться даже на холостом ходу, и крутился даже когда машину заглушили — крутился и крутился, будто машина всё ещё куда ехала. Менять потом пришлось. А во-вторых, на груди у этого таксоида был повязан тот самый оранжевый с белым шарф, весь в земле и жёлтых прошлогодних листьях. Заботливо так повязан, с красивым узелком на груди, будто жена подвязывала, или дочь родная.
Ну вот, в общем, и вся история… Сам уж там решай, верить, или нет. Больше я ничего не знаю, за подробностями только если к ментам. Да мы и приехали уже, вон твоя поворотка, там тебя и высажу. Деньги в руки не надо, просто в бардачок положи. Ну — бывай!
(шум мотора, потом остановка и звук опускаемого стекла)
Чего стоите, ребят? Давайте, залезайте — холодно же! Да ладно вам про деньги, сколько есть — столько и хватит, довезу уж вас до вокзала! Как здесь оказались-то? Откуда? С Петербурга? Впервые в Москву, что ли, приехали? Чего смотреть будете? Не-е, я парки не люблю. Они в Москве своеобразные, или пустые стоят — или не протолкнуться. А эти толпы с детьми — вот это всё не для меня. Да и случай произошёл с товарищем моим одним по работе, как раз ленинградец — только он ещё в конце восьмидесятых сюда переехал, так что почти местный. Рассказать? Только предупреждаю — история необычная и странная. Не говорите потом, что не предупреждал. Всё равно рассказывать? Ну — тогда слушайте.
Поездка вторая. Женщина с шариками
В общем, эту историю я знаю с рассказов товарища, а он мне выдавал её по кускам — после каждой поездки. Я уж потом, задним умом некоторые вещи понял, поэтому иногда отвлекаться буду, но вы потерпите. История необычная, я, честно говоря, и сам-то в неё не верю. То есть — верю, что что-то похожее было в реальности, но что именно так, как он рассказывал — ну не могу поверить, и всё. А впрочем — решайте сами.
Появился у моего товарища странный клиент. Такая, знаете, дамочка с прибабахом. Из тех, что при первой же встрече начинают разговаривать с вами так, будто бы вы её давным-давно знаете. «Ой, миленький, подержите дверь, а то руки заняты, ой, как у вас чистенько, а я сегодня вся забегалась, сначала в продуктовый, потом к Коле — вы же знаете Колю парикмахера, такой высокий, на гомосека бурятского смахивает?» Ну и всё в таком духе.
А странность её была в том, что в машину-то она залезла с шариками. Хотя нет, сначала надо сказать, как она заказывала такси. В общем -товарищ мой работал на минивене. В основном — возил свадьбы да похороны. А тут пишет клиентка эта, делает заказ и отмечает, чтобы обязательно просторный салон и детские кресла. Товарищ тогда перезванивает и спрашивает — сколько лет ребёнкам, а клиентка отвечает — пока нисколько. Ну он подумал — грудничков везти что ли? В кресле? Дурь. Но кресла подготовил.
И вот садится та страннючая баба, а в руках у неё — несколько молочно-белых шариков, таких, знаете, на длинных пластмассовых палочках. И на каждом шарике — мордочки намалёваны. Две детских — мальчик и девочка, и одна здоровая, мужская, с бородой. И будто бы ребёнок пьяный те мордочки рисовал, кривые линии, неправильные пропорции, неестесвенно как-то, не очень даже на людей похоже. Таксист тронулся, потом спрашивает: а где детей ваших забирать будем? Тут женщина ему с улыбкой так и отвечает: вы что, не видите — вот же мои детишки сидят? Я их уже и пристегнула. Таксист в зеркало смотрит — а там в детских сиденьях и правда шарики те пристёгнуты, а шарик с бородой у окна на сидении ремнём завязан. Тут он крепко подзадумался. С одной стороны — высадить бы её к чертям от греха подальше. А с другой — уж очень деньги хорошие. Та женщина заказала машину до Сокольников — и потом обратно забронировала, с ожиданием. А это почти тысяча рублей на руки в один конец. Подумал-подумал таксист, и решил, что за две тысячи-то уж потерпит придурошную — ну подумаешь, шарики! Эка невидаль! Кто-то вон вообще собак да котов пытается пристёгивать, и такое видели.
Едут и молчат, в общем. Женщина тогда попросила детское радио включить — мол, дети чтобы не скучали. Таксист включил. Сам смотрит больше в зеркало, чем на дорогу. Женщина та, надо сказать, была привлекательная. Лет под сорок, с огромными глазами, но бледная и будто больная, губы тонкие, волосы густые, в косе. Такая, знаете, стареющая училка-комсомолка или сотрудник из НИИ. Но ниже шеи у неё всё было в порядке — дама в возрасте, но за собой следит, да и бюст у неё ого-го. И вот сидит она на заднем сидении, да рукой шарик с мужской физиономией гладит. Ногти у неё длинные — и слышно только «хрр-хрр-хрр», как она шарик тот почёсывает, ну будто жена мужа за бороду ласково треплет.
Доехали быстро — день на дворе, пробок почти не было. Вышла та женщина, взяла свои шарики — и скрылась в толпе. Таксист тогда машину запер, а сам сходил пообедал рядом с парком, попил сочку на солнышке. Управился быстро, минут за двадцать-двадцать пять максимум. Возвращается — а женщина та уже ждёт его, и сходу предъявлять пытается, мол — чего это он в приложении не отвечает. А товарищ мой телефон рабочий, с приложением, из гнезда на приборке даже и не вынимает никогда. Хотел он нагрубить ей — да тут смотрит, а она испугана вся, на шарики смотрит и упрашивает его побыстрее домой довезти. Глядь — а шарики-то и правда не в порядке. Раньше они обычные были, круглые, а теперь раздулись раза в полтора. но будто бы кусками, неравномерно. Так футбольные мячи в бока раздаются, когда у них нитка рвётся и нутро наружу лезет. Мы в детстве это «грыжей» называли. Будто опухоли огромные на резине, смотреть мерзко — вот-вот лопнут.
В общем — усадил он её, даже помог застегнуть ремни. Женщина всё извинялась — мол, простите, не уследила — объелись они. Таксист ничего не ответил, но обратно домчал её ещё быстрее, чем к парку. Она шарики забрала, приложение вибрануло на приборке, что клиентом всё оплачено — и таксист выдохнул. Ещё день-другой вспоминал эту бабу странную, а потом другие клиенты попались, конфликтные, он про ту женщину и думать забыл.
А через месяц — она его опять вызывает. И опять — с шариками. Те же самые, только теперь они форму нормальную вернули, кругловатую такую, плавную, отчего стали заметно больше. Но уже не было ощущения, что лопнут в любую секунду. И видно, что внутри них что-то плавает, как дым какой или газ. В общем — села она, пристегнула их, и на этот раз — поехали в Царицыно. Этот парк уже поближе к её дому был, всего на шесть сотен в один конец, но тоже ведь деньги. В этот раз он, как их довёз, решил не ходить никуда, прямо в машине перекусил лежалыми бутербродами с диетической пепси, тёплой, только из бардачка. Из машины вылез только один раз — до урны сходил, выкинул бутылку да всё, что от бутербродов осталось. А она в итоге пришла почти через час. Идёт быстро, почти семенит, а в руках — те же три шарика, опять все грыжами этими в разные стороны. Где-то, видать, подкачала она их, да как-то криво — они теперь здоровые, каждый размером с пару крупных арбузов, да ещё и пузыри объём прибавляют — лица на них из-за этого растянулись, будто улыбаются, обожравшись, а глаза, наоборот, стали тонкие совсем, как у таджиков.
Таксист женщину обратно впустил, да обратно до дому отвёз. Уже когда подъезжал — кинул взгляд в зеркало, да даже вздрогнул. То ли от движения машины, то ли от сквозняка — но шарики резонанс поймали, покачиваются легонько, два в креслицах, один под потолком — все лицами в его сторону, и вот, что интересно — ни один из пузырей теперь на лицо не попадал. Даже те, что были рядом с их мордами — куда-то назад отползли. Будто они их проглотили, да теперь сидят переваривают.
Поёжился тут мужик. Неприятно стало. Решил так — бабу эту довезёт, но больше к ней на вызов не поедет. Ну его. Тысяча двести — не такие уж и деньги. Правда, там ещё ожидание почти в столько же встало, но по правилам компании на ожидание тогда ставка другая была, он всего несколько сотен с этого поимел — как бы обед с оплатой ему получился. Но всё равно — не стоит оно того.
Да только через месяц, когда опять заказ от той женщины пришёл, он посмотрел на ценник — и не удержался, принял заказ. В этот раз она на ВДНХ решила двинуть, а там больше трёх тысяч туда-обратно, не считая ожидания. Через весь город ехать надо было. Тут уж не до капризов — садись да езжай, квартплата сама себя не оплатит.
Пока стоял у подъезда — бабулек здешних спросил, знают ли они эту женщину с шариками. Те переглянулись, но потом говорят — знаем, это Жанна Леонидовна, она работает в музее военном. Выяснил таксист, что семьи у неё нет и никогда не было. Ходил один мужик за ней, в возрасте уже, слегка за пятьдесят, дело к свадьбе шло, уже и на выходные все у неё оставался. Потом Жанна от него забеременела. Но вдруг коронавирус пришёл, ещё первая волна — и мужик этот её попал на деньги. У него бизнес свой был — клиниговая фирма, три отряда замечательных узбечек с оборудованием на два с половиной миллиона (эту бабушки так сказали, не я). Ну а как офисы закрыли — так работа у них и встала. Замечательные узбечки уехали ненадолго на родину, а оказалось — навсегда. Офисы позакрывались, заказов не было, а кредит за оборудование надо было выплачивать. В общем — пришлось подужаться. Выставил он объявление о продаже оборудования, через день пишут — приезжай к нам в офис, проведи демонстрацию, что всё рабочее — и купим. Ну да это оказалась подстава — он приехал, фойе им пропылесосил, а там выходят двое в форме — чего, говорят, карантин нарушаешь, пылесосишь тут, заразу распространяешь? И штраф ему на полтора миллиона — как организации. И оборудование изымают, и офис его опечатывают. Жанна Леонидовна пыталась ему помочь, какие-то книги нацисткие оккультные из запасников музея продала на авито — так чуть под статью не попала, пришлось их возвращать, пока не посадили. В общем — мужик засуетился, начал туда-сюда по всем инстанциям бегать, да куда уж там. Крепко за него взялись. Выжали досуха, хорошо хоть квартира осталась. В этой квартире его и заперли, когда он после суда на четвёртый день с короной слёг. В этой квартире Жанна Леонидовна его и обнаружила, когда он на связь перестал выходить. От волнения у неё выкидыш случился, да такой, что больше уж рожать можно было и не пытаться. С тех пор за ней чудинку и стали находить — то сама с собой говорит, то про эзотерику да тонкие миры начнёт с детьми во дворе разговаривать. Свихнулась, в общем. А пару месяцев назад притащила откуда-то шарики, нарисовала на них лица — и ходит теперь, поддувает… Все соседи, вся улица даже с неё смеялись… До тех пор, как однажды детишки не заметили, как она на детской площадке их грудью кормит. Не детей, а шарики. Сцеживает она так молоко своё, которое с выкидыша осталось. Почему именно в шарики и как она это делает без насоса или груши какой — непонятно, но шарики становились больше и больше. А теперь вот она гулять с ними начала везде, разговаривает открыто.
В общем — бабульки много чего наговорили. Потом выходит сама Жанна — и у таксиста тут аж челюсть открылась. Шарики теперь стали совсем огромными, будто мешки от мусора кто-то надул и завязал. Но главное — теперь они внутри совсем мутные стали, и определённо двигалось там что-то, будто бы дым. Лица теперь уже не казались растянутыми — обычные такие изображения, того же размера. Вот только таксист был не дурак и понимал, что такого быть не может — чтобы шарик растянулся, а рисунок на нём прежний остался.
Стал он опять кресла доставать — да только Жанна Леонидовна отмахнулась. Говорит — взрослые уже, а если остановят — так я на себя вину возьму. Таксист подумал было, что она над ним зубоскалит, присмотрелся — да вроде бы нет. Сидит, ногтями бороду на шаре начёсывает — хрр-хррр-хрр. Таксист решил, что нафиг всё это обдумывать — сосредоточился на дороге и поехал. Потом слышит, сзади женщина говорит: «Ну подождите, подождите ещё чуть-чуть, я же вас кормила»... глянул в зеркало — а шары все вокруг неё сгрудились, лицами в грудь тычутся, будто и правда дети сиську просят. И будто почувствовали они — все трое рррраз и повернулись к нему мордами своими, только Жанна Леонидовна не сразу сообразила. Тут уж у таксиста мурашки по спине забегали, величиной с таракана. Не по себе ему стало.
Выпустил их у ВДНХ — а сам в интернет полез. Пробил даты и парки — и вот оно! Два месяца назад, в Сокольниках — вспышка аллергии непонятной, дети падали на аттракционах, задыхались, царапали горло. Аттракционы закрыли, обвинили во всём некачественную краску. А месяц назад — уже в Царицыно, групповая истерия у двенадцати детей — те не смогли выбраться из трубы на детской горке, просидели почти час, у одного был припадок астмы, другой так испугался, что перестал говорить. Дети утверждали, что пока сидели в этой трубе, в темноте, то слышали, как какая-то женщина на них ругается на немецком языке. Местные свалили всё на неонацистов и пранкеров.
И ещё одна странность — всё это происходило в дни полнолуния. И сегодня тоже полнолуние ожидалось — мужик это сразу пробил и выяснил.
И в этот момент тётка с шариками почти бегом к машине подлетает. Шарики дрожат, пузырятся — размером почти с человека. Едем! — кричит тётка, — Шевелись, а то прямо здесь лопнут!
Ну — таксист их, конечно, впустил, а сам думает — всё, финита. Больше я так не играю. Тут уж или её ментам сдавать, или самому в больницу ехать. Глянул в зеркало — а шарики те вспучились ещё сильнее, да изогнулись под крышей, будто человек голову вбок положил, чтоб макушкой не биться, и лица нарисованные — аккурат на этом кусочке, что как бы на шее. Улыбаются и смотрят. Поддал газу таксист — ну его, думает, нафиг, домчу — и вообще уйду из таксёрства, эдак и поседеть недолго.
И тут Жанна Леонидовна сзади как закричит «Ах, не успеваем! Придётся здесь!» — и что-то тянет из сумки. Таксист прищурился в зеркало — но разобрал только, что это книга, да ещё и не на русском. На обложке нарисован нож военный, со свастикой и что-то написано ещё, но в зеркале всё ведь наоборот, ни одной буквы не разберёшь. Тут тётка начинает читать — и голос у неё грубый такой, оказывается, низкий. Водит пальцам по строкам — и шипит что-то, вроде на немецком, а вроде и нет. А в машине всё сильнее пахнет молоком скисшим, да будто бы видно хуже стало — как от дыма или тумана.
А потом вдруг — громкий хлопок. Таксисту что-то на шею попало, он сразу же ладонью стёр, поднёс ко глазам — молоко вроде. Сзади ещё быстрее читать принялись — да будто уже на несколько голосов. Таксист глянул в зеркало, да только не увидел ничего — всё, что за спинками передних сидений утонуло в молочном тумане, видны только тени какие-то. Потом ещё один хлопок, а затем — третий, аж с прихлюпом. Капли белые по всему салону, да тут же на глазах и испарились, будто вода с камней в сауне. Таксист окна приоткрыл — на улицу аж хлынуло всё это, туманообразное. Глядь — а они уже и к подъезду подъехали. Таксист затормозил, глушить даже не стал — приехали, говорит. А сам смотрит в зеркало — на Жанну Леонидовну, которая двух детей лет четырёх к себе прижимает — румяных, толстощёких, в одинаковых полосатых костюмчиках, и те у неё сиську жадно сосут — каждый свою. А рядом сидит мужик какой-то, с молочно-белой бородой, ухмыляется и смотрит на всё происходящее, будто с голодом каким, вроде как очереди своей ждёт. Жанна вся в поту, руку подняла — и по бороде мужику этому ласково, ноготками, а звук тот же самый, как по резине — хрр-хррр-хрр.
От звука таксисту совсем тошно стало — почти вытолкал он тётку эту, несмотря на вой, который дети её подняли. Белобородый сам вышел, ни разу даже от груди Жанны Леонидовны глаз не оторвал. Бабушка на скамейках глаза вылупили — смотрят на эту четвёрку, которая в подъезд идёт. У водителя руки трясутся, дважды глох, пока трогался, а бородатый вдруг повернулся и посмотрел прямо на него — угрожающе так, неприятно. И повернулся-то так, как люди не могут — одной шеей, не плечами. Товарищ тут газ притопил — и с визгами вылетел с того двора. Приехал весь бледный в парк, меня позвал салон осмотреть, сам боялся. Пахло внутри — ужасно, будто бы скисшим молоком, но ещё и тухлятиной какой непонятной. На полу мы нашли рваные шарики эти, только без рисунков уже, все вымазаны в белом чём-то, с комочками, а в них — червяки мелкие, но только с лапками по краям, как у мух. Товарищ их в мешок засунул, а мешок в лесу сжёг, от греха подальше.
По телевизору потом передавали, что на ВДНХ дети коктейлями какими-то отравились, с паразитами кишечными. Коктейли были, конечно же, молочные. Трое попали в реанимацию, один погиб. Товарищ думал-думал, что это значит, меня всё вопросами донимал — да только я не то, чтобы и поверил. Как по мне — женщина эта провернула аферу какую-то, подселила себе семью из Азии, а всё это придумала, чтобы соседей в заблуждение ввести. Непонятно только, зачем она в парки каталась. В общем, друг мой потом плюнул на это дело и забыл.
Ну а следующим летом он гулял с внуками в Зарядье — и вдруг увидел Жанну Леонидовну со всем её молочным семейством. Сама она сильно постарела, будто высохла. Глаза запавшие, кожа жёлтая, идёт — горбится, но улыбка до ушей. А рядом с ней — два ребёнка, того же возраста, только потолще да повыше, в тех же полосатых рубашечках, да шагает позади белобородый мужик, степенно и гордо, и смотрит тот мужик на снующих вокруг детей с голодными глазами. А потом, проходя мимо замершего таксиста, вдруг поднял взгляд на него, улыбнулся и облизнулся, словно кот. В буквальном смысле, то есть, как кот облизнулся. Пасть у него оказалась узкая совсем, с розовым пузырящимся нёбом, а зубы блестящие и белые, и растут не как у людей, полукругом, а треугольником острым, который вглубь уходит, а язык — розовый, с бледными прожилками и маленькими шевелящимися волосками по краям, будто лапки у мухи. Облизнулся — и пошёл дальше детей разглядывать. А таксист внуков в охапку — и бежать. На следующий же месяц он обратно в Питер перебрался, и дочку с зятем уговорил с ним переехать, уж не знаю, как.Там он мне историю и дорассказал — я на вахту в Питер один год катался, он водителем на газели работал, строителей по объектам катал. Где та Жанна Леонидовна, да как у неё фамилия — он не знает, да и знать не хочет. А я с тех пор тоже детей своих в парки московские не вожу. Мало ли там будут эти… в полосатых рубашечках…
Ну — вот уже и вокзал скоро. Вот здесь можно уже пешком дойти, только через пути надо перебраться. Вы уж поосторожнее там, а то мало ли… электричка не машина, километр будет тормозить. Ну — бывайте!
(шум мотора, потом остановка и звук опускаемого стекла)
Голосуете или просто подкурить? Что сломалось-то? Ну вы додумались каршеринг такой брать — эта кампания-то закрылась два года назад, просто частники машины выкупили, даже наклейки не оторвали — думаете, они под капот вообще заглядывали? Да-а, тут уж, как говорят — капитализм, счастье, того самого… Ну садитесь, подвезу вас до их офиса, они же в Зеленограде сидят? Ну и я туда еду. Не, не заказ — на сегодня уж откатался. Давай на ты? Ну вот и замечательно. Сам-то где работаешь? Писа-а-атель! И что, покупают твои истории-то? Хе-хе, ну так я и думал. Сейчас писатели на хрен никому не сдались, все только себя и слушают, себя читают, себя смотрят и себя трахают даже, хе-хе... Живу я в Зеленограде, ага. Давно уже. Почти родной город, так сказать — я здесь и права получил, и таксёрить начинал в Крюково ещё. А с машинами и не такое может произойти, когда за рулём не хозяин сидит. Я вот только на своей таксёрю, мне сюрпризы ни к чему. Какие сюрпризы? Да разные! Могу такое рассказать — да только, боюсь, вы в каршеринг больше и не сядете. Ну ладно, всё равно расскажу, вижу — интерес в глазах появился. Но если напугаетесь — я не виноват, я просто перескажу, что среди таксёров повторяют, ни слова от себя не добавлю!
Поездка третья. Пропавшие пассажиры
У одного таксиста клиентка прямо с заднего сидения растворилась. Ехал он по ночной дороге, вёз по ленинградке женщину с аэропорта. Она сзади сидела, по телефону болтала. Потом вдруг спрашивает так, уже не в трубку: ой, а ты здесь откуда такой появился? — и тишина. Таксист в зеркало глянул — а сзади никого. Обернулся — всё ещё никого. Остановил машину, открыл задние двери, сидуху приподнял, в багажник залез. Никого. Ни женщины, ни вещей её.
Таксист понял, что чертовщина какая-то творится. Не могла она ни выпрыгнуть, ни спрятаться нигде. Вызвал он полицию, объяснил, что да как. Полиция уж за него взялась — дай боже. Этим таксиста за решётку усадить — что митингующего по яйцам дубиной вдарить, душу их ментовскую такое «правосудие» греет. Они ж считают, что все таксисты перманентно жулики, насильники да лихачи. В общем — помутузили, да ничего предъявить не смогли, отпустили. Как говорится — нет тела, нет дела. Женщина та оказалась одинокая, иностранная — в Минске у неё осталась квартира четырёхкомнатная, да дальние родственники, которым выгоднее было не раздувать, а просто переехать на освободившуюся жилплощадь, и дело с концом. Да и таксист даже лица её не разглядел — конец марта, раннее утро, она в дождевике розовом была, а потом, когда уж ехали — не смотрел, не пялился. Показывают фотографии — а он путается, не может даже ткнуть в нужную. Такой себе подозреваемый, в общем. Отпустили его, но по подписке. Потом, правда, дело и вовсе закрыли — родственники в Минске какой-то труп оперативно опознали, вышло мол — она в Беларусь вернулась с любовником, а тот её и грохнул. Минским ментам много не надо — лишь бы дело закрыть, наши тоже недалеко ушли — так и порешали.
Ну а потом подходит в парке к таксисту его коллега, узбек Пашка. Я, собственно, эту историю от узбеков и узнал, а те под Пашкой этим несколько лет ходили, он помогал им устроиться без косяков и проблем с ментами. В общем, подошёл к нему узбек Пашка, смотрит внимательно и говорит — ты, что ли, на пятьсот тридцать пятой катал вчера? Таксист наш отвечает: ну я, а что? А то, говорит узбек Пашка, что машина та проклятая, в ней люди уже не в первый раз пропадают — и каждый раз вот так, прямо из салона. И все в один и тот же день — 22-го марта. А что, спрашивает наш любопытный таксист, может быть, в этот день что-то такое необычное произошло? А в этот день, отвечает Пашка, эту машину на Ленинградке и нашли. Без номеров, с движком перебитым и без людей в салоне — только волосы неопознанные на всех сиденьях, ни людские, ни псиные, ни кошачьи. Менты её отмыли — да по тихому и пристроили в таксопарк, а наш хозяин дурак купил, номера таксёрские повесил, перекрасил — и дал нашим. Да только нас, узбеков не обманешь — мы сразу поняли, что машина нечистая. Мы иногда в машинах спать ложимся, когда по 20 часов катаем — а в этой заснуть никак не получалось. Только пытаешься уплыть в сон — как будто кто-то холодными пальцами за шею или губу коснётся, глаза откроешь — никого, только окна все запотевшие. А потом и первый пассажир пропал — мальчишка совсем, его мать в посёлке на заднее усадила — а когда до города доехали, то там уже никого. Таксиста тогда посадить хотели — да он на родину сбежал, не успели. Так и повесили пропавшего мальчишку на того таксёра, три года уж прошло — а они оба всё ещё в розыске. На следующий год пропала старушка одна, точно также — в никуда. Но в тот раз удалось замять — таксист на заправке останавливался, по камерам увидали, что она позади сидит, а когда с заправки выезжал — таксист долго стоял на выезде, пропускал автомобили, и там на камерах не видно было задние двери. Решили, что бабка в маразм впала, испугалась чурку, что её вёз — двери тихонько открыла, пока он в другую сторону смотрел, фуры пропускал, да убежала по полю в сторону леса, а водитель не заметил ничего, потому что невнимательный и по телефону трепался. Конечно же, это глупость полная — да и водитель припоминал, что она сзади ещё сидела, когда Химки проезжали, а это километров десять после заправки. Но он после того, как понял, в какую сторону ветер дует — вообще бриться перестал и рожу на допросах делал пострашнее — чтобы, значит, поддержать версию следствия про то, что бабка та чурку испугалась, даже с акцентом начал кавказским говорить, хотя сам был коренной москвич, татарин из Мытищ. В общем — повезло, отпустили. Но теперь и москвичи в эту машину садиться отказывались. Новичкам выдают, вроде тебя. В прошлом году запретили в этот день на ней работать — стояла у таксиста-русака одного, у подъезда. Тот, дурак, решил подпитый на ней скататься до Ашана, и попался к ментам. Таксёра — на экспертизу, а машину на эвакуатор — и на стоянку. Только не доехала она до стоянки. Эвакуатор нашли на Ленинградке, хотя выезжал-то он в тот вечер из Домодедово. Дверь нараспашку, салон выстужен, а такси на платформе у него стоит с тёплым мотором, в салоне табаком пахнет свежим, будто кто-то курил недавно. Машину потом вернули, а эвакуаторщика того так и не нашли. А теперь вот — четвёртая пропажа.
Наш таксист выслушал всё это, ни слова ни сказал — а мысль одну удумал. Его потом начальство хотело на другую машину пересадить — на отрез отказался, под страхом увольнения. А время было тогда кризисное, неспокойное — таксисты были в цене! В общем — дали ему ездить ещё год.
Ну а следующей весной — опять ближе к концу марта, узбек Пашка нашему таксисту звонит — и спрашивает строго, ты чего там, дурная твоя голова, удумал? Говорят, ты у начальства на этот день машину в своё пользование ставишь. На кой тебе ляд? Или жить надоело?
А наш таксист отвечает: я понял только, что люди пропадают, когда они одни или только с водителем. А вот если на всю машину людей набрать — то тогда у нечистой силы ничего не получится. Негде четровщине будет материализоваться, места свободного не будет. Надо, говорит, салон весь пассажирами набить — и по Ленинградке в этот день проехать, тогда проклятие и спадёт. И говорит так уверенно, будто его кто-то надоумил. Я, говорит, уже и пассажиров нашёл на завтра — залез на бла-бла кар, поставил от Твери до Москвы по Ленинградке за 200 рублей — так там народу набежало… Чуть ли не дрались за места, особенно пожилые кто! Набрал на всякий случай человек шесть, даже если кто к назначенному времени не придёт — забью до отказа, а тем, кто не влезет, за неудобство на карту закину за билеты на Ласточку — для такого дела не жалко. В общем — не ссы, узбек Пашка. Завтра ещё смеяться над всем этим будем! В семь вечера выдвигаемся, к десяти жди!
Не удалось его отговорить узбеку Пашке, хотя тот и пытался. На следующий день в восемь вечера узбек Пашка на всякий случай ещё раз ему набрал — таксист снял трубку, сказал, что всё путём — посадил полную машину, одного наперёд, трёх назад, всю дорогу едут и разговаривают друг с другом, никакой чертовщины не замечено. Узбек подуспокоился, даже подумал — может, и правда сработает, не сунется нечистая сила к ним пятерым? Часу не прошло, как он трубку повесил — вдруг начальство засуетилось. Им из Минска звонили, родственники пропавшей. Говорят — телефон у неё вдруг заработал, они на него набрали — и вроде бы даже она взяла, и сказала, что «едет, не может говорить». Узбек опять таксисту звонить — так и так, говорит, будь осторожен — там твоя пассажирка давешняя объявилась. Смотри не останавливайся на дороге, да не бери никого! Да зачем мне брать кого-то, если нас тут полный комплект! До самой конечной теперь не остановимся, даже в туалет! И смех в салоне слышен. И от этого смеха у узбека Пашки пот выступил, потому как слышно было, что голоса все разные — детский, мужской, женский да старческий. Ты кого, спрашивает тут узбек Пашка, в салон-то себе пустил? А таксист вдруг отвечает ему грустным голосом — кто ко мне первым залез, того и повёз, я их не выбирал, а они меня выбрали, вот и едем теперь, и опять позади смех разномастный, да помехи пошли и связь оборвалась. И всё, тишина. Теперь уж насовсем.
В этот раз машину так и не нашли. И больше она ни в каком таксопарке не обнаруживалась. Вот только — люди на Ленинградке пропадать не прекратили. Однако — теперь уже с самой Твери. И не те, что в такси обращались — а что на сайтах и в приложениях себе попутчиков искали. Все в конце марта, все связаны с жёлтой машиной с госномером с цифрами 535. Но в остальном показания расходились — кто садился на трассе в пустую машину, кто у вокзала, и тогда говорили, что в машине помимо водителя сидела бабка с пацаном, а если дождь был — то, говорят, девчонка в розовом дождевике дверь придерживала, пока кто-то садился. Но то была Тверь, а не Москва, а потому всем было плевать — и ментам, и прокурорам, и чинушам. Мало ли людей по регионам пропадает, кто их считает вообще. К тому же Тверь — бандитский регион, там и так люди пропадают уже лет сорок. Мало ли дураков по дорогам катается. Дела пропавших не объединяли — и они затерялись, а теперь уж и не скажешь — было ли это когда, или не было…
Ну вот мы и в Зеленограде, братишка. Где тебя? Под эстакадой пойдёт? Да не за что, я ж не за бесплатно катаюсь… Что, говоришь? История хорошая? Ну так — запиши её, ты ж писатель вроде. Таких историй — у каждого таксиста здесь по десятку — Ленинградка трасса древняя, здесь на каждом километре костей навалено. Чего только не происходило. Ну а я поеду уж, а то глаза слипаются — за рулём целую вечность!
Но только если на трассе будешь стоять, а к тебе такси подкатит с номером пять-три-пять — ты уж лучше не садись. А то мало ли. Ну, бывай!
(звук двери, музыка нарастает)