Лето 1998 года, светает. На пороге стоит мой приятель, назовем его Евгений, в не самом притязательном виде: китель не застегнут и висит на плечах, короткий ежик темных волос растреплен, а в дополнение из кармана торчит бутылка дешевейшего коньяка. И Евгений наконец-то открывает рот и тараторя, спрашивает:
— Можно войти? — Говорит он непривычно быстро. Обычно говорит он, растягивая слова и как бы с ленцой — будто ему неохота с вами разговаривать.
Я впустил его в квартиру, выдал ему табурет и налил чаю, в которой он подливал себе коньячку.
Если честно, пьющим его что-то крепче безалкогольного пива я видел впервые. Не был он особо любителем выпить, да и работа не особо и позволяла: хоть и младший, но сержант. До сих пор помню, как все в детстве кто космонавтом стать хотел, кто еще кем, а этот — милиционером.
— Знаешь что? Я увольняюсь.
На этих словах я выронил тяжелый эмалированный чайник, хорошо хоть не ошпарился и не на ногу. Как я уже говорил, эта работа была мечтой всей жизни Жени. И вот тебе: увольняется!
— С чего ж так резко? — вытерев кипяток с потрескавшегося от времени ламината кухни хрущевки, спросил я у него.
Дело было так.
Он в составе опергруппы мнется у входа в старый, еще, наверно, дореволюционный двухэтажный дом, а под окном одной из квартиры труп. По этому поводу, собственно, их и вызвали. Но судмедэксперт запаздывает, а ордер на обыск не получен — вот и вышло, что трое здоровых мужиков в форме мнутся перед дверью подъезда, словно нахулиганившие мальчишки. Хорошо хоть в нагрудном кармане рубашки трупа нашелся его студенческий билет. Студент первого курса, совсем еще молодой парнишка, на филолога учился.
Cудмедэксперт оказался жилистым дедком лет шестидесяти, с козлиной бородкой и закрученными вверх усами — непонятно было, как он умещает всю эту растительность за медицинской маской. Согласно заключению судмедэксперта, парень умер не от падения — хотя что там падать, всего-то первый этаж, и не от травмы головы, которая оказалась уже посмертной, а от сердечного приступа, хотя, как позже выяснилось, никакими предрасположенностями к нему юноша не страдал. На попытку выйти в окно по пьяни это тоже было не особо похоже: парнишка падал головой вниз. Пытались строить теории о насильственной смерти, но никаких доказательств, кроме того, что он выпал затылком назад, не было, да и вообще выглядела эта версия шитой белыми нитками.
Вышло так, что мой приятель Евгений остался на ночь в этой квартире — он всегда был скептиком до этого момента.
Сходив за кефиром под вечер да поужинав по-простому — кефир да черный хлеб с солью, да и не мог он позволить себе что-то большее, он разложил старый скрипучий диван и задремал. Разбудил его скрип половиц, причем достаточно громкий-будто какой-то очень толстый человек в берцах ходил. Решив, что ему это причудилось, он попытался заснуть снова, но грохот форточки не дал ему этого сделать, причем грохот был достаточно громкий и то ли почудилось ему, то ли правда-хлопала она с равным интервалом и будто кто-то специально рукой то открывал ее, то закрывал, так что на сквозняк уже он не особо надеялся. На лбу Евгения выступила капля холодного пота, но стирая её холодным полотенцем, он убедил себя в том, что никакой мистики не существует, что шаги причудились, а форточка-бомжи или нарки на кой-то ляд пытаются форточку сломать, залезть, может, ради грабежа ходят. Наспех, застегивая лишь верхнюю пуговицу рубашки и нацепив на плечи китель, он вышел в коридор и оцепенел. В входе кухни стояло НЕЧТО, что Евгений описал как «существо из какой-то темной материи, будто сплетен из тени, через многочисленные дыры в его теле просвечивала окружающая обстановка, ростом около двух-трёх метров-по крайней мере то, что по идее должно было служить ему головой, упиралось в потолок, шеи как таковой не было-голова плавно переходила в плечи, а те в руки без кистей или какого намека на них, ноги были бы неестественно короткими для такого огромного тела, если бы само... существо не было бы настолько противоестественным-словно оно из того времени, когда не то что о зарождении цивилизации речи не было, но и об зарождении галактики-настолько оно неестественно! И вот это неестественное существо открыло рот... нет, не так-темнота в районе »головы" раступилась, сквозь нее теперь проступал первый солнечный свет и опустившись на четвереньки, существо быстрыми рывками направилось к моему приятелю, но тот, не оборачиваясь, попятился к выходу из квартиры, стараясь не делать резких движений.
Выслушав речь своего друга, я заметил, что он что-то усердно рисует на вырванном из альбома, который забыл другой мой приятель, и судя по всему, рисовал он это во время рассказа, пока я, развесив уши, и попивая чай из фаянсовой чашки слушал его.
— Что там это у тебя? — спросил я, на что получил такой ответ
— Хм, не знаю, как-то машинально рисовал, даже не знаю что... — он осекся и произнес:
— Твою ж мать! На меня с листа бумаги смотрело нечто невообразимое — с головой, растущей прямо из туловища, длинными руками и... полностью соответствующее описанию существа из той самой квартиры?!
— Это... оно?
— Хм, да. Думал рассказать, может, дело решится, а потом подумал-пальцем же у виска покрутят, скажут, ебанулся уже совсем! — на этих словах бутылка выпитого коньяка уже подействовала (Евгений в жизни не пил, поэтому такой резкий прирост алкоголя в крови на него плохо подействовал) и он начал засыпать, поэтому мне пришлось вести его, придерживая за плечи к раскладному диванчику.
К чему я вспомнил эту припорошенную временем историю? Я переезжаю и разбирая вещи, что взять, а что выбросить, нашел в одной из старых книг вот этот кусок бумаги, которую кто-то (я или не я-уже и не помню) в качестве закладки и у меня что-то екнуло в сердце-за столько времени мне уже начало казаться, что и не было этого разговора.
А что касается Евгения — он переехал в город покрупнее, устроился там в местное отделение, несмотря на свои заверения, что уволиться и больше от него ни слуху, ни духу.