Я работаю системщиком в ИНБЮМ — институт биологии южных морей. Это в Крыму, Севастополь.
У нас там аквариум ну и какая-никакая наука. Будет лето — приезжайте :3 Зимой у нас немного штормит.
В отделе месяц назад был ДР одного из сотрудников, я практически не бухал, а вот «старая гвардия» была уже на бровях. К девяти вечера мы остались вдвоём с Тровичем — старым мужиком, который проработал в институте тыщу лет. Как всегда началось его нытьё, что говнюки развалили великую страну и теперь все нищие. Он по молодости побывал во всех океанах, двигал науку. А сейчас у него только радиоточка дома и плесень в углах. Можно понять — за страну обидно, да и за себя тоже.
Мы болтали около часа, вместе с ним раздавили оставшуюся водку. Начали уже собираться, он пнул ногой ворох старых бумаг и сказал, что, несмотря на всё, мы пока ещё ничерта не знаем о том, что есть в море.
Они были в Атлантике и делали заборы воды и фитопланктона с разных «горизонтов». Забор воды делается довольно просто — с корабля спускают на тросе свинцовую чушку на пару километров. Потом по этому кабель-тросу скользит «заборщик» и с нужных уровней берёт пробы воды и планктона. Но одним утром прибор вверх не ушёл.
Заборщик обратно не шёл, что-то держало его. Списали всё на поломку механизма и начали выбирать несущий кабель. Друг Тровича стоял на лебёдке и смотрел, как мокрый кабель наматывается на барабан. Он смолил сигарету и периодически трогал рукой подшипники — не перегрелись ли. Выбирать длиннющий кабель — занятие не самое увлекательное. Следующим должен был заступать Трович.
На полутора километрах кабель был оборван. За такое на суше по голове не погладят: куда вы, блядь, смотрели? Где карты глубин? Покажите курс! И т. д.. Выговоры, разбор полётов, научник сказал, что он скорее повесится, чем заполнит с первого раза все бланки правильно. Из трюма достали ещё одину бухту кабеля, и прибор начал опять уходить в Глубину. Прошло два дня. Заметили, что судовой врач, вечно ленивый и слоняющийся без дела, стал сторониться людей. К завтраку он не появлялся. Корабль — не город и скрыть любую новость тут трудно.
Оказалось, что в лазарете отдыхают 3 человека с кормовой бригады, те самые, что обслуживали и меняли кабель-трос для спуска нового прибора. И им хреново.
На следующий день была воистину роскошная хавка — камбуз готовил от пуза. Только вечером кок сказал, что он по приказу капитана освободил одну из камер морозилки. Трович был в команде добровольцев, что таскала завёрнутые в брезент и полиэтилен трупы в морозилку. На судне уже знали, что народ подхватил заразу, которую вынес с глубины оборванный кабель.
После — всю корму вокруг лебёдки, лазарет и часть кают пролили формалином и антисептиками. Холодильные камеры включили на максимум, а корабль пошёл обратно, так и не закончив замеры.
Через пару дней в морозилку отнесли медика. У всех одни симптомы — начинали гнить прямо жиьём. Ткани практически растворялись. До Севастополя дошла 1/3 экипажа.
Что это было — хрен его знает. Как встали на рейд, «Наука» и вояки начали промерять и просвечивать судно. Тровича, как и весь оставшийся в живых экипаж, затаскали по военным госпиталям и до того накачали таблетками, что кожа у него сейчас белая как мел и похожа на слущивающуюся краску.
Капитана бросили на север. Замполит через месяц нажрался и якобы сгорел у себя в кровати. Сам корабль — сдали в морзавод на переоснащение, сорвав всё до стальной обшивки. Потом разговоры с особистами, подписки и жизнь при институте. В море его больше не выпускали.
В глазах у Тровича стылая вода — последний переход из Атлантики похоже дался ему нелегко.