Картина была самой обычной. Она не отличалась каким-то стилем или впечатляющей техникой рисования. Обычная живопись маслом, причем, не самая хорошая. Сюжет тоже был банальный – белый дачный дом в обрамлении буйной зелени. Среди небрежно нарисованной листвы то тут, то там мелькали яркие красные точечки — вишни. Трава под окнами тоже пестрела разноцветными мелкими мазками – цветы. Деревья отбрасывали на белую штукатурку дома густо синие тени – старый добрый способ показать яркое летнее солнце. На жаркий летний денек указывал и ярко-синий кусочек неба над крышей дома и его рваные клочки в листве деревьев. Вдалеке, там, где деревья не мешали взгляду, можно было увидеть реку – отражающая деревья и небо ленточка, усеянная цветными бликами. Признаться, ее можно было нарисовать и лучше – прозрачные вещи рисовать сложно, и на каком-то этапе я просто сдался. Посередине дома была простая деревянная дверь и небольшое крыльцо, от которого по прямой перспективе к зрителю уходила садовая дорожка, засыпанная гравием. По бокам от двери – два окна, частично скрытых зеленью. Левое окно пустое и темное, а из правого выглядывает молодая скучающая девица в светлом летнем платье, томно подперев рукой светловолосую головку.
Как я уже говорил, ничего особенного. Вбейте в гугл «летний деревенский пейзаж» и он выдаст тонну подобного - и все картины сливаются в бело-голубо-зеленый микс. Но мне эта картина нравилась. Нравилась, потому что нарисовал ее я сам и это была моя первая работа, после написания которой я не хотел сразу же сесть и переделать ее с нуля. И еще немножко от того, что она возвращала меня в детство и напоминала о каникулах в деревне, хотя домик там был куда хуже нарисованного, и светловолосых скучающих девиц (к сожалению) там не было.
Я выставил картину на балкон – сохнуть, убрал рабочее место и пошел готовиться к принятию ванны. Да, я к этому готовлюсь. Купание для меня важный и обстоятельный процесс.
Я беру два стула и заношу их в ванную. Ставлю недалеко от бортика и проверяю уровень воды. Потом я приношу в ванную полностью заряженный ноутбук и ставлю его на один стул, экраном к бортику. Иду на кухню и достаю из морозильника пломбир, банку кока-колы и лед. Отрезаю от мороженого сразу половину, кладу на тарелку, сбоку ложечкой докладываю немного замороженных ягод. Вытряхиваю из формочки лед и доверху засыпаю им стакан, сверху заливаю ледяной же колой. Беру все это добро и прусь с ним в ванную. Ставлю на второй стул. Выключаю верхний свет, оставляю гореть только лампочку над зеркалом – чтобы создать уютный полумрак. Раздеваюсь, залезаю в ванну, включаю на ноуте скачанный заранее фильм, беру со стула мороженое и расслабляюсь.
Я лежал в ванне и сонно пялился вверх, на танцующие по потолку и стенам блики от воды. Фильм давно закончился, мороженое съедено, кола выпита. Сейчас я просто отдыхал. Вода в ванне уже тоже остыла и была едва теплой. Полотенце под головой сползло и намокло, но мне было лень его поправлять. Перед глазами проносились полугрезы-полудремы. Я мог бы лежать так часами, проматывая в голове приятные образы, но вода становилась все более холодной. Я вздохнул, и, подцепив ногой цепочку от пробки, вырвал ее из слива. И все так же лежа принялся ждать, когда вода уйдет в трубы. Спустя где-то минут двадцать я почувствовал, как последние ручейки под моей спиной стекли вниз, оторвал взгляд от бликов на потолке и нехотя поднялся. Недовольно глянул на свинарник у ноутбука и взял полотенце. Надо было убрать беспорядок и лечь спать.
* * *
Уже почти заснув, я вдруг вспомнил, что так и не почистил зубы. И это после колы и мороженого-то. Я еще какое-то время полежал, борясь с ленью, которая сладко шептала, что за одну ночь с зубами ничего не случится, но все же встал. Липкий налет на зубах был неприятен. Я прошлепал в ванную, на ощупь включил воду – свет включать не хотелось, глаза уже привыкли к темноте, кое-как намазал щетку пастой и принялся лениво водить ей по зубам. Что что-то было не так я сначала не заметил. Точнее, это «что-то» все время было на краю зрения, но я был слишком сонный, чтобы обратить внимание. Сполоснул рот и щетку и пошел спать.
Осознание пришло опять таки в кровати. Только на этот раз меня как током шибануло. Я резко сел, отшвырнул одеяло и помчался в ванную, бухая по ламинату пятками. Все верно, мне не почудилось. На потолке и стенах, слабо мерцая, переливались блики. В темноте это было очень красиво. Только вот мне было не до красоты. Воды в ванной не было. Света тоже – открытая дверь лишь чуть-чуть рассеивала мрак, ведь в квартире тоже было темно. Вопрос – откуда им взяться?
- Какого хрена? – вслух спросил я. Потом подумал немного и вернулся с телефоном. Сфотографировал. На фотке их было видно едва-едва. Значит, не глюки. Вышел, включил свет, снова зашел. Блики остались, но при ярком верхнем свете их было еле видно. Снова сфотографировал, снова выключил свет. Осторожно залез в ванну, поводил рукой по потолку. И тут обнаружилось еще кое-что – рука заслоняла блики. Они словно были нарисованы светящейся белой краской на потолке, а не являлись отсветом от (пусть и несуществующей) воды. Но они двигались, танцевали, будто внизу была вода.
- Че за нахуй? – я выразился более грубо. Сфотографировал руку и блики. Потом сделал то, что, наверное, сделал бы почти каждый современный человек – пошел искать инфу в интернете. Ничего толкового не нашел. Гугол предлагал установить верхнее освещение, купить натяжной потолок с подсветкой или флуоресцентные наклейки и краски. Последняя мысль была дельной. Может, это и правда краска? Правда, непонятно, кто и зачем мог ею там рисовать. И ведь появилась эта штуковина только сегодня. Или я только сегодня ее заметил? Вчера я принимал душ и на потолок точно не смотрел. И позавчера тоже был душ. И поза-поза… Когда же я последний раз принимал ванну? Вроде где-то неделю назад - и такой фигни точно не было. Может, кто-то надо мной подшутил? На прошлых выходных ко мне завалились друзья и мы целую ночь рубились в Дарк Соулс. Может, это они? Но если это розыгрыш, то очень странный. Пластмассовая нетонущая какашка в унитазе, маска какого-нибудь Джейсона или банальное «бу» сзади – вот это скорее уровень моих друзей. Но это? Тут нет ничего ни забавного, ни противного, ни стремного. Разве что кто-то хотел сломать мне мозг?
Мозг уже взбодрился и заснуть у меня в любом случае не получилось бы, поэтому я поставил чайник и решил написать о проблеме на двач. Из этой идеи не вышло почти ничего хорошего. Половина орала, что это фотошоп - справедливо, другая шутила про сонный паралич и астрал, промелькнуло несколько бредовых идей – например, что я сам в приступе лунатизма разрисовал потолок или у меня под штукатуркой и кафелем колония светлячков (ну это даже физически невозможно). Однако была и здравая идея, которую высказал какой-то адекватный анон. Он посоветовал оставить ноут с включенной вебкой в ванной, пока я завтра буду на работе и попросил, если будет что-то необычное, выложить на двач. Решив, что так я и сделаю, я допил чай и еще раз проверил ванную – блики по прежнему были там. Я показал им средний палец, пошел на кухню и налил вторую кружку. Ночь обещала быть длинной.
* * *
Из-за бессонной ночи с утра я был немного рассеян. Чуть не вышел на улицу в тапках и забыл мобильник на зарядке – за ним пришлось возвращаться, из-за чего я едва не опоздал на работу. А я не люблю приходить на работу в мыле и с одышкой. И то ли из-за недосыпа, то ли зрение у меня село, но сегодня лица прохожих вдалеке смазывались в сплошные пятна. Я буркнул коллегам «привет» и уткнулся носом в монитор. Работа сама себя не сделает.
Весь день мысли мои витали вокруг ванной, бликов и ноутбука. В обед я позвонил друзьям и предложил завалиться сегодня ко мне под предлогом показать «интересную штуку». Приманка сработала, друзья пообещали заехать ко мне после работы. Возвращаясь домой, я подумал, что стоит все-таки сходить к окулисту.
* * *
- Сигареты есть? А то у меня закончились, - спросил Виталик, едва я открыл ему входную дверь. Виталик был ужасным курильщиком, который, наверное, уже раз 10 пробовал бросить. Как раз недавно он прервал свою очередную попытку – сломался таки после трех недель воздержания, и теперь, наверное, пытался набрать трехнедельную дозу никотина в максимально сжатые сроки – смолил он в любую подвернувшуюся минутку.
- И тебе привет. Есть. На балконе. И курить ты будешь там же. И вообще, все цивилизованные люди уже переходят на вейпинг, - я принял у него куртку и повесил на крючок.
- Иди ты в жопу со своим вейпингом, - пробормотал Виталик, нашаривая у себя в кармане зажигалку. – Ладно, я быренько.
- Привет, - спокойно поздоровался со мной Женя и принялся расшнуровывать ботинки. И Женя и Виталик учились со мной в одной группе в университете. Универ мы закончили уже 3 года назад, но отношения с ними не прервались, как со всеми остальными одногруппниками. Причиной тому была вовсе не наша «крепкая-крепкая дружба до гроба» , а банальное проживание в одном городе.
Тут с балкона донеслось громкое «Бааа, да Даня высрал новое произведение искусства!».
- О, ну-ка покажи, - Женя тоже прошел на балкон.
Друзьям я свое творчество не любил показывать. Потому что Виталик сразу принимался анализировать их с точки зрения фрейдизма и искать в моей картине сексуальный подтекст (обычно просто фаллические символы). Женя, наоборот, очень хвалил мои работы, но я всегда подозревал, что он так говорит только по дружбе.
- Атмосферно, - выдал Женя одну из своих дежурных похвал. – Лето прям чувствуется. И девушка красивая.
- Обычная девка, - буркнул я. Не умею принимать комплименты, сразу появляется какой-то школьничий напускной цинизм.
- Итак, что я вижу – девушка сидит одна в пустом доме и с тоской смотрит на улицу. Одной рукой она подпирает голову, но где же вторая? А я скажу где. Вам ничего не напоминают красные вишенки?
- Очевидно, красные вишенки символизируют набухшие клиторы? – съязвил Женя.
- Именно! – Виталик поднял в воздух указательный палец. – Ты начинаешь понимать!
- Извини, друг, но иногда красные вишенки это просто красные вишенки, - я разочаровал Виталика. Он скептично поднял брови и улыбнулся, показывая, что остался при своем мнении. - А что, членов на картине ты не нашел?
- Неа. В этот раз ты хорошо потрудился, чтобы спрятать свои гомосексуальные наклонности. Слишком даже хорошо. Наводит на мысль, что ты специально рисовал так, чтобы ничего не напоминало член. А значит, думал во время рисования ты все равно о членах.
Я махнул на Виталика рукой.
- Кстати, чем это у тебя на балконе так вкусно пахнет? Какими-то цветами что ли, - отметил Женя.
И правда, какой-то душистый аромат витал в воздухе – он чувствовался даже сквозь запах дыма от сигарет. Мы принюхались, пытаясь найти источник. И нашли. Пахло от картины.
- Данила, шайтан, ты что, на свои картины духами пшикаешь? Новое слово в искусстве?
- Ничем я не пшикаю, - я тоже принюхался.
- Ну да, ну да. От картины пахнет как от Шанель какой-нибудь.
- Нет, - покачал головой Женя. – Не чувствуется химии в запахе. Это не духи. Тут чисто что-то цветочное. Чем ты ее опрыскал?
- Да ничем я ее не прыскал, - возмутился я. Ибо это была истинная правда.
Виталик скептически ухмыльнулся.
- Ой, да ну вас. Буду я еще вам что-то доказывать. Пошлите лучше кое-что вам покажу.
* * *
- Ну может ты и правда лунатишь и рисуешь ночами такую херню? – подначивал меня Виталя. Я только состроил кислую мину в ответ. «Штука» действительно вызвала среди них фурор. Блики были многократно облапаны, сфотканы со всех ракурсов и даже отнегативлены в фотошопе (хз зачем). Запись с вебки не показала ничего интересного – ну блики, ну на потолке и стенах, но больше ничего не происходило. Теперь мы сидели на кухне и обсуждали природу данного явления и что еще можно с этой фигней сделать.
- Слушай, - задумчиво почесал щетинистый подбородок Женя. – А ты снова воду в ванну не пробовал набрать?
- А что, это идея, - подхватил Виталя.
- А если они тоже застынут?
- Ну получишь двойной слой мерцающей херни. Какая разница-то?
Разницы, действительно, не было. Я включил воду и заткнул слив пробкой. Пока ванна наполнялась, мы играли в «вормс». Когда моих аскарид в очередной раз уделали, как проигравший я пошел делать всем кофий и заодно решил проверить уровень воды. Я зашел в ванную и остолбенел.
Вода затвердела. То есть, абсолютно, полностью. Будто в ванну кто-то налил чистейшее расплавленное стекло и оно там застыло. Но застыло неровно, волнами – будто в одно мгновение. На дне ванны виднелись светящиеся прожилки от света, который проходил через волны. Вода, льющаяся из крана, застыла тонкой хрустальной струйкой, будто очень длинная ножка от бокала.
Какое-то время мы просто молча смотрели на этот сюр. Наконец, Виталик протянул руку и постучал по поверхности субстанции. Звук был звонкий, стеклянный.
- Холодное. Но не слишком.
- Значит, это не лед, - задумчиво сказал Женя.
- Конечно, нет. Ты когда-нибудь видел такой чистый лед вообще? В нем всегда внутри как бы снежок. А эта штука прозрачная-прозрачная.
- Ледяные скульптуры делаются из очень прозрачного льда, - возразил Женя.
- Ой, да иди ты. Возьми и сам потрогай. Не лед это. Как бы он мог застыть так быстро?
- Слушай, может быть такое, что на каком-нибудь химзаводе какая-нибудь авария ебнула и что-то протекло в водохранилище? Ну а там химическая реакция какая-нибудь произошла и хуяк – получите ванну стекла.
- Ты где-нибудь видел такие химические реакции? Лично я такое вижу впервые, - возразил Виталик. – Это раз. Если бы было так, как ты говоришь, такая хуйня была бы у половины города, а не только у Даньки – это два.
- Ну хорошо, допустим, химическая дрянь попала не в водохранилище, а в местный водопровод?
- Все равно, такая хуйня была бы не только у Дани. Панику разнесли бы уже по всем СМИ. Вообще, по виду больше всего похоже на эпоксидную смолу. Но вот откуда ей взяться в обычном водопроводе - я не ебу.
Я молча слушал как мои друзья препираются, все еще пытаясь понять что же я вижу перед собой и откуда оно взялось. Глупо, но самая первая мысль, которая у меня возникла, когда я увидел эту субстанцию – как я буду мыться? Вторая мысль – ЧТО ЗА ХУЙНЯ ТУТ ПРОИСХОДИТ? Этот вопрос вертелся у меня в голове все то время, что мы фотографировали эту штуку, выкладывали фотки с супом на двач, гуглили похожие случаи (ничего не нашлось), лили на нее кипяток (бестолку), пробовали сломать стеклянную струйку из крана (не вышло, она была будто из алмазов), ковыряли штуку ножом и били топором (не оставили даже царапины), лизали (не спрашивайте), жгли спичками (ничего, даже следов не осталось). Тут наша фантазия немного иссякла и мы решили продолжить эксперименты завтра после работы. Также было принято решение, что на выходные друзья останутся у меня – наблюдать за странными штуками. Благо, завтра была уже пятница. Натягивая куртки в прихожей, друзья шутили и утешали меня:
- Короче, либо у тебя из крана текут жидкие алмазы – и тогда мы пиздецки разбогатеем, либо у нас троих галюны.
- Одна и та же галлюцинация на всех? Мы же выкладывали фотки на двач.
- У них тоже галлюцинации, - неизящно отбился Виталик. - Ну ты как, Даня, порядок?
Я уныло кивнул.
- Да ладно тебе, такое-то открытие. Знаешь, я думаю, за эту штуку очень даже могут кучу денег отвалить. Научные институты какие-нибудь. И вообще, ты же художник, ептэ. Где твоя тяга к неизведанному? - у самого Виталика эта тяга явно была сильнее, чем у меня. Я ощущал скорее тягу к безопасности и больше обрадовался бы, если бы все это странное дерьмо прекратилось.
- Художникам тоже нужно принимать душ. К тому же, я не знаю, что квартира выкинет в следующий раз. Вдруг я к кровати приросту? Стремно как-то.
-Не боись, от кровати мы тебя уж как-нибудь отлепим, - Виталик похлопал меня по плечу. – Ну ладно, все, не кисни давай. Уж пятницу как-нибудь переживешь.
- Переживу. Ладно, давайте, валите уже.
Я выпроводил друзей и снова зашел в ванную. Вода в темноте светилась. Точнее, она была такой же белой, как при свете. Через ее кристально-чистую толщу я видел белое эмалированное дно. Посмотрел на блики на потолке и стенах. Они никуда не делись. Повторяли ли они узор застывших волн? Я не мог сказать.
- Что все-таки за хуйня происходит, - прошептал я сам себе.
* * *
Ночью я проснулся от странного шума – будто камушки хрустят под ногами. И почти сразу же он стих. Я подумал бы, что мне это приснилось, но все же совсем недолго – буквально секунду, но звук продолжался после моего пробуждения. Я медленно сел. В комнате было тихо и прохладно. Ночь была яркая, лунная, и спальню было хорошо видно. Почти не нужно было напрягать зрение, чтобы рассмотреть мелочь на столе или узоры на обоях. Сегодня мне почему-то особенно хорошо спалось – не шумели за окном машины, не выли собаки, не слышались шаги и голоса случайных ночных прохожих. На редкость тихая ночь. Не считая этого звука. Что могло его издавать? У меня даже не было мест в квартире, где могли быть камушки – у меня нет ни горшков с цветами, ни кошачьего лотка, ни кошки, если на то пошло. Потом я вспомнил, что повесил в комнате картину с домом. И на картине была дорожка. Из гравия. Ага, ну и что? Кто-то ходил по нарисованному гравию? Херни не пори, Даня. Но я все же перевел взгляд туда. Все было нормально. Деревья, дом, девушка, дорожка – все на своих местах.
Наверное, мне все-таки это почудилось спросонок. А может, это у соседей. Я еще какое-то время посидел в тишине, а потом лег обратно спать. И только меня одолела сонливость, как в комнате снова возник звук. Но это был не звук шагов по гравию, нет. Это был тихий плеск. И шелест листвы – едва слышный, как при легчайшем ветре. Я приподнялся на локте. Звуки не прекратились. Я глянул в окно, хотя и без этого знал, что на дворе поздний ноябрь и шелестеть деревьям уже нечем. Реки поблизости тоже не было – откуда плеск? Впрочем, звуки шли совсем не из окна. Они шли из совершенно противоположного направления.
- Да ну, - буркнул я. Но поднялся и подошел к картине. Звуки становились отчетливее.
Я уставился на собственную мазню. Она была такой же, как прежде, но звуки определенно шли из нее. Будто сам холст издавал их. Гипнагогические галлюцинации? Но я же не лежу. Может, это осознанный сон? Я посмотрел на руку - ни лишних пальцев, ни зеленой шерсти, ни когтей. Меня осенила тупая идея. Я снял картину с гвоздя и обнажил стену. Не знаю, что я ожидал там увидеть – тайный портал в параллельный мир, сейф, чемодан, музыкальный проигрыватель, но увидел я просто гладкую стену в цветочные обои. Ладно. Тогда я поднес картину к лицу. Теперь я был уверен на 100% - звуки шли из нее. Я перевернул ее – позади ничего не было, только белая полотняная изнанка холста. У меня даже слов не было. Такое я не мог объяснить ничем. «Ну да, а застывшую как стекло воду ты объяснить можешь». Черт, а что если друзья мне не поверят и решат, что это сон? Что, если утром я решу, что это сон? А ведь могу. Мозг, он такой.
Как все-таки хорошо, что мы живем в наш электронный век, подумал я, сняв короткий ролик на телефон. Получилось темно и зернисто, а звука почти не было слышно и принять его можно было поутру за что угодно. Мда, так себе пруф, но пока и так сойдет. По крайней мере утром я не решу что это был сон. Поставил бы ноутбук с вебкой, но у него была другая миссия – следить за странными штуками в ванной. Ну вот. Теперь уже не знаешь откуда очередная херня вылезет. Ладно. Завтра – точнее, уже сегодня, - друзья принесут свои телефоны и ноутбуки, и мы сможем записать все что понадобится. Пока что своим полусонным мозгом я сделал все что мог - хотя и не догадался банально включить свет. Я забрался под одеяло и заснул.
* * *
А утром обнаружил, что не отражаюсь в зеркале.
Я что, вампир? Или может я умер? Мне было одновременно смешно и страшно. Мозг пока еще иронически и с любопытством воспринимал происходящее, но в груди медленно и неотвратимо – как цунами, уже поднималась паника. Я вернулся в спальню, посмотрел на кровать, ожидая увидеть в ней свой холодный труп. Но кровать была пуста - на ней было только скомканное одеяло. Завязывай с глупостями, Данила. Предметы я трогать могу. И даже двигать. Двери открывать тоже. Я ущипнул себя – боль я чувствую. Мочевой пузырь призывал к утреннему опорожнению, да и живот уже требовал привычного кофе с бутербродом. Значит, я не сдох. По крайней мере, я еще не слышал о НАСТОЛЬКО материальных призраках. Я прошлепал обратно в ванную. Ладно. С этой фигней разберусь позже. Зеркала зеркалами, а умыться и зубы почистить надо. Честно - не знаю, как я так просто извлек из сознания тот факт, что я не отражаюсь в зеркале и сосредоточился на насущных делах. Может, я был в ступоре. Может, плохо соображал после сна. Может, привычный утренний ритуал успокаивал. Может, после стеклянной воды это шокировало не так сильно. Да, кстати, вода все еще была в ванне и все еще была стеклянна. Я уже ставил зубную щетку обратно в кружку, как вдруг до меня кое-что дошло. В зеркале не отражался не только я. В зеркале не отражалась зубная щетка в моих руках. Точнее, в отражении она все так же стояла в кружке – будто ее никто не трогал. Я помахал щеткой в воздухе – ничего. Потом вернул ее в кружку и стал по очереди брать ванные принадлежности с полки и менять их местами. В отражении не менялось ничего. Оно застыло, просто застыло. Будто фотография. Я провел пальцем по поверхности зеркала. Гладкое, холодное стекло. Что ж, уже легче. По крайней мере, прозрачный не я.
Я открыл дверь. В отражении дверь осталась закрытой. Ладно. Тогда попробуем так - я выключил в ванной свет. В отражении ванная была все так же освещена. Фотография превратилась в подсвеченную картину. Замечательно. Просто превосходно. Застывшее зеркало, стеклянная вода. Просто комната чудес. Что мне делать? Сдаваться в дурку? Звонить в милицию? Написать в СМИ? Устроить аттракцион и брать за посещение ванной деньги? В голове у меня была каша. Я был в полном смятении, не знал ни как объяснить это себе, ни что делать дальше. Возможно, если бы все эти вещи видел только я, я бы просто решил что поехал и добровольно сдался врачам. Но мои друзья тоже их видели - и ванну и блики, значит, я не сошел с ума. По крайней мере, пока. Милиция. Я представил, как набираю 102 и запинающимся голосом говорю, что я тут в зеркале не отражаюсь, а из кранов стекло льется. В лучшем случае меня пошлют. В худшем – я заплачу штраф за ложный вызов. Если они все-таки приедут (чтоб забрать меня в дурку) и увидят всю эту херню – скорее всего тут все оцепят, понаедут серьезные дядьки в белых халатах (а может и в желтых комбинезонах) и будут все изучать, а меня выселят из квартиры, может временно, а может насовсем. И зная государство, сомневаюсь, что дождусь компенсации и что мне позволено будет об этом кому-то рассказать. А на гостиницу мне надолго денег не хватит с моей зарплатой. Можно попробовать снять комнату по разумной цене, но для этого придется ее сначала найти, разумную цену... . Мой мозг сразу перешел в режим спасения тушки и отчаянно искал варианты отступления на случай Неведомой Ебаной Хуйни. Может попроситься к друзьям? Женя 100% выдумает какую-то отмазку, типа у его кота на меня аллергия или тому подобную чепуху. Вряд ли он нарушит свой комфорт ради меня. Виталик… С Виталиком не особо-то хочется жить. Не то что я типа весь такой элитный интроверт, просто я люблю тишину и уважаю личное пространство, а Виталик - нет. Он шумный, бесцеремонный, у него постоянно тусуется куча народу, ему всегда все интересно и повсюду нужно влезть. Виталик бодрит и встряхивает, как хорошая кружка кофе, но передоз Виталиком создает обратный эффект, поэтому аутистам-домоседам типа меня таких вот Виталиков нужно принимать в тщательно отмеренных дозировках. Но похоже, придется таки проситься к нему на постой, если вдруг что. Он хотя бы точно не откажет, в отличие от Жени. В родную Мухосрань не поеду точно. Там тоска серая и работы нет. Тут я хотя бы иногда в общество выбираюсь, встряхиваюсь как-то, выгружаю кому-то свое говно, а там я совсем окуклюсь и уйду в себя. Да и с родителями у меня не лучшие отношения.
Я немного пораскинул мозгами и пришел к выводу, что останусь в квартире настолько долго, насколько смогу. Ничего опасного ведь не случилось, верно? Да, застывшие отражения и твердые жидкости это странно, но ведь они мне никак не вредят? Страх пока был доминирующим, но ростки банального человеческого любопытства тихо, но верно пробивались к свету. Со мной никогда в жизни не случалось ничего загадочного. У меня нет странных детских воспоминаний, я никогда не видел НЛО, не встречался с призраками и нечистью, не снил вещих снов, черт, да у меня даже сонного паралича ни разу в жизни не было. Я, наверное, самый скучный художник на свете. Я люблю ужасы и мистику, и перечитал много историй про встречи с паранормальным. Но, конечно, ни в одну историю я не верю, как бы автор не убеждал в ее истинности. Потому что пруфов никогда не было. Были только убеждения уровня «трустори, я не тролль» и
до этого случая я был убежденным атеистом, а теперь вот крестик ношу, ибо хуй ево знаит. Еще могли быть неумело отфошопленные фотки, брак пленки, шумы в звукозаписях – как случайные, так и наверченные каким-нибудь школьником в нью-вегасе, и тому подобное. Ну а что до мировых загадок и феноменов – я был вполне убежден, что в дальнейшем им всем найдется объяснение, нужно только дать науке время. Ведь потихоньку-помаленьку, но таких тайн становится все меньше. Но у меня-то, у меня-то есть пруфы! Железные! Фотки, видео, записи на диктофоне, свидетели! Да пусть даже и мне и моим друзьям не поверят – я с охотой впущу скептиков в свою квартиру и все покажу. Лично. Пусть увидят своими глазами, потрогают своими руками. Ради этого рискну даже выложить свой адрес в интернете. Так что нет, пока что я останусь и буду наблюдать дальше. Если моя квартира стала эпицентром чего-то грандиозного, я должен это засвидетельствовать. А если случится что-то опасное, я сразу запакую все вещички и буду таков. Таки поеду к Виталику. Я знаю, он меня примет. А с квартирой пусть дальше ученые разбираются.
Кстати, приготовить вещи на случай экстренного побега – хорошая идея. Пожалуй, так и сделаю. Я позвонил на работу и сказался больным, сослался на расстройство желудка. Мне разрешили не брать больничный, т.к. я пообещал, что за выходные оклемаюсь и в понедельник буду в строю. Я решил обойти всю квартиру и проверить, не случилось ли еще какой херни. Оказалось – случилось. Отражения застыли не только в зеркале ванной, но и в зеркале в шкафу. Застыли даже отражения в телевизоре — а само ТВ не включалось. Ну да черт с ним, с теликом, все равно он у меня скорее как предмет мебели. Что было более важно – застыла жидкость в любых емкостях. Апельсиновый сок застыл мутно-оранжевым кубиком льда на дне тетрапака, рубиновым стеклом обернулось вино, в янтарь превратился дешевый коньяк, который я иногда добавляю в кофе для вкуса. Застыло подсолнечное масло, уксус, жидкость для стирки и даже сраный фэйри. Тут у меня возникло страшное подозрение и я бегом ринулся в туалет, молясь про себя, чтобы я ошибся.
Но я не ошибся. Вода в бачке унитаза тоже теперь не уступала твердостью и прозрачностью алмазам.
— Сука! – выругался я.
А вот это уже было серьезное неудобство. Если проблему с едой и питьем можно было решить в ближайшей забегаловке (будто я и так часто себе готовлю), а помыться можно на работе (у нас там есть тренажерка), то куда справлять нужду? Особенно большую. Поссать можно было и в раковину, например – что я и сделал. Немного подумав, я пришел к выводу, что это не фатально. Решить проблему со стулом можно там же, где я буду решать проблему с едой – в забегаловках. Просто я немного стеснительный парень и вдобавок сильно завишу от бытового комфорта, поэтому захожу в кафешные толчки только по малой нужде. Что ж, самое время раздвинуть рамки своих возможностей и покорить общественные туалеты раз и навсегда.
Час я собирал вещи на случай экстренной эвакуации – в основном раздумывал что взять, собрался-то я за минут 15. Сложил в рюкзак пару смен белья, носков, джинсы на смену тем, что были на мне, несколько свежих футболок, теплый свитер. Остальное оставил в шкафу – не хочу тащить большой багаж, думаю. Виталик не пожидится парой футболок если что. Сложил документы и деньги, кое-какие лекарства – уголь, цитрамон, лоперамид, пачку пластырей на всякий, хуй знает этого Виталика. Сложил альбом, карандаши, акварель, пастель — то, чем можно рисовать по бумаге. Не думаю. что стоит писать в гостях маслом. В принципе, это все, что мне может понадобиться на первое время. Останется только надеть куртку и кроссовки, прихватить ноутбук и телефон, взять рюкзак – и я готов драпать. Ментов или скорую можно будет вызвать уже на улице. Кстати, надо будет следить, чтобы ноут и телефон всегда были заряженными на максимум и всегда была мелочь на проезд.
Так. Ну вроде, все учел и к неприятностям готов. Теперь пора бы позавтракать. Я прошел на кухню, взял в одну руку чайник, другой повернул смеситель. Момент истины. Потечет ли вода или нет? Мне повезло — потекла. Я набрал чайник и поставил закипать. Потом немного подумал и набрал еще и стакан воды. Сделал глоток. Обычная, нормальная жидкая вода. Ладно. Поставим эксперимент – сколько времени должно понадобиться жидкости, чтобы затвердеть. Я оставил стакан на подоконнике, а сам приступил к завтраку.
Все время до обеда я просматривал записи с вебки и слушал записи на телефоне, бродил по квартире, придумывая и записывая новые эксперименты — переместить зеркало в другую комнату, порисовать на зеркале, разбить зеркало, налить в ванну ацетон, щелок, какую-нибудь кислоту, дорисовать что-нибудь на картине, закрасить потолок ванной. Проводить их я буду при друзьях – мне нужны свидетели. И разумеется, все это будет снято на телефоны и вебку. Может быть, я даже запилю онлайн-трансляцию. Осталось только купить все нужное к приходу друзей.
Я шмонался по городу почти три часа. Ацетон я купил быстро, в ближайшем магазине косметики. Я понимал, что это всего лишь его сильно разведенная вариация, но хоть так. Щелок я нигде не нашел, даже в сельхозмаге. Можно было заказать его в интернете, но оказалось, что продается он в довольно больших объемах, тогда как мне нужен буквально стакан. Еще я нашел в интернете рецепт как сделать его своими руками из золы и еще какой-то херни, но это займет не один день. В общем, слишком муторно, так что щелоку я сказал гудбай. Кислота. Тут все тоже было не так просто. В бытовой химии – несмотря на все запугивающие предупреждения на этикетках, используются в основном слабоконцетрированные вещества. Доступными обычному человеку сильными кислотами оказались аккумуляторная кислота, которая используется в автомобилях, уксусная эссенция и средство для прочистки засоров. Я решил поставить на вторую. Вдобавок я купил в детском магазине набор юного химика – авось пригодится. Напоследок решил зайти в мак и перекусить чизбургером с картошкой. Да, я в плане фастфуда консерватор. Уж сколько в маке новшеств типа всяких чикенпукенов, а я с детства заказываю там только чизбургеры и фри. Напитки не в счет. Я сидел, доедал картошку и разглядывал посетителей кафе. Господи, сколько ж тут людей. И это в рабочее время дня, когда по идее все взрослые должны быть на работе, а дети — в школе или саду. Они что, специально работу пропускают чтобы в маке пожрать? Всегда это удивляло. Нет, ну правда же. У других кафешек бывают периоды затишья, в маке же, такое ощущение, полно народу в любое время суток. Я скинул остатки еды в мусорку, поставил поднос, вышел из кафе и пошел домой. По дороге я замечал все больше размытых лиц, вывесок, витрин. Неужели у меня так быстро садится зрение? Это ненормально. Все, сегодня же запишусь на прием к офтальмологу. Я в этом плане жуткий перестраховщик — еще с тех самых пор как в детстве взял почитать бабушкину медицинскую энциклопедию от нефиг делать. Пожалуй, одно из самых неудачных решений в моей жизни, потому что описание некоторых болезней напугало меня почище рассказов Стивена Кинга. Чума, оспа, холера, сибирская язва, проказа, слоновья болезнь — все они пугали по первому прочтению, но потом оказывалось что ими болели либо очень давно либо очень далеко. Мне, Даниилу Макаренко из 7 А, они не грозили. Зато напугали меня болезни случая, заболеть которыми было можно так легко, а последствия были на всю жизнь. А иногда и жизни не было. Энцефалит, менингит, ботулизм, СПИД, опасные глисты, отравления всякими поганками и ягодами. Но особенно впечатлили 12-летнего меня столбняк и бешенство. Иногда, перед сном, я разыгрывал в голове сценку — мне к голове приставляют пистолет и заставляют выбрать — от какой болезни я предпочту умереть? От столбняка или бешенства? И я потел, ворочался и размышлял какая из них все-таки менее мучительная. О том, чтобы согласиться на пулю в голову, я почему-то никогда не догадывался. Какое-то время после этого я дико ссался от любых царапин и ранок и в общей сложности извел на них чуть ли не половину отцовского одеколона (дорогого, между прочим, одеколона — зачем, почему, когда дома был йод и зеленка?), за версту обходил незнакомых котов и собак, и еще года два отказывался ездить с родителями летом-осенью по грибы (хотя раньше очень любил это дело, лес ранней осенью это такая красота) — боялся клещей. Родители обижались и списывали все на подростковый возраст. Потом эта фигня прошла и я снова стал нормальным здоровым пацаном, которому все болячки нипочем, но вот в последние пару лет эта тревожность опять начинает вылезать наружу, хотя теперь мой главный страх это рак и прочие пиздецомы. Пока все в пределах разумного — я не трачу по часу каждый день на рассматривание родинок, но кто знает, что там дальше будет. Может, пора таблеточек попить? Расшатанная психика уже к 24 — явно не очень хороший задел на будущее.
С такими удручающими мыслями я вернулся домой, вывалил покупки в коридор, и, даже не став их распаковывать, принялся набирать номер моей поликлиники. Мобильник, однако, не реагировал на прикосновение – экран оставался черным. Вот черт, когда он только успел разрядиться? Я же сегодня утром только заряжал! Я подключил телефон к зарядке, но экран не осветился привычным белым светом. Я попробовал другую розетку с тем же результатом. Неужели сломался? Вот дерьмо. Ладно, придется записаться с мобильника кого-то из друзей, через пару часов они уже должны придти. Пока попробую поискать решение проблемы в интернете, если не поможет, придется отнести на починку в сервис. Блин, так не вовремя. А вдруг что-нибудь случится? Или по работе позвонят? Проблема на проблеме. Такое чувство, что все вокруг меня разваливается.
В интернете я ничего не нашел. Потому что интернет не работал. А интернет не работал, потому что ноутбук тоже не работал. Причем он не был разряжен, как телефон — на нем статично застыла картинка с последней открытой вкладкой. Сначала я подумал что как-то нечаянно нажал принтскрин и установил это как обои на рабочем столе. Но даже я не настолько жопорук. Я провел пальцем по тачпэду — ничего. Стрелка на экране не сдвинулась с места. Блин, это вирус какой-то или что? Черт, если так то все это очень не вовремя. Ведь они моя главная надежда на помощь, если вдруг что-то случится. К тому же там доказательства — видео, записи. Я вспомнил, какие вещи творятся у меня в квартире и поежился. Конечно, у меня есть еще домашний телефон... Бля, домашний телефон! Господи, какой же я тупой. Я настолько редко им пользуюсь, что даже забыл про него и первым делом подумал о мобильниках друзей. Так, ну ладно. Я таки запишусь в эту сраную поликлинику. Благо, номер я помню — недавно болел гриппом. Я поднял трубку, собрался нажать на первую цифру и вдруг опешил — кнопки куда-то пропали. Точнее, они были тут, но были будто сверхреалистично нарисованы на гладком куске пластмассы. Долю секунды я пялился на это, а потом ринулся к ноутбуку. С его клавиатурой произошло ровно то же самое. Теперь это был ровный плоский кусок пластика с нарисованными кнопками. Сердце у меня бешено колотилось. Я вдруг почувствовал что мне тут душно, тесно. Меня охватила дрожь. Мне нужно выйти. Быстро. Если я сейчас не выйду, то сойду с ума или умру от панической атаки. Я схватил куртку — про рюкзак даже не вспомнил, и толку что собирал, кое-как влез в кроссовки, захлопнул дверь и стал быстро спускаться вниз пешком. Плевать, что с восьмого этажа, при одной мысли о маленьком душном дребезжащем лифте меня бросало в дрожь. Лифте с кнопками... Я пинком распахнул входную дверь и вырвался на улицу, жадно глотая воздух, чем жутко испугал бабушек у подъезда. Мутным взглядом обвел их испуганные лица, и, немного пошатываясь, пошел прочь. Напоследок услышал в свою спину робко брошенное
наркоманы.
Я искал общества людей. Мне не хотелось разговаривать с ними или просить помощи, хотелось просто быть рядом, слышать обычные бытовые разговоры, шум проезжающего транспорта, стук каблуков по тротуару. Я бездумно шел вперед, позволяя подсознанию самому выбирать маршрут и ни о чем не думать. Просто идти и смотреть на свои ноги, как мои серые кроссовки отбивают ритм по темному мокрому асфальту. Понемногу я расслаблялся и сбавлял шаг. Через минут 20 я вышел на проспект. Его шум меня сначала ошеломил. Настолько привык слушать музыку в дороге, что звуки оживленного движения без наушников казались многократно усиленными. Я шагал по центру города и глубоко дышал, успокаиваясь. Ненавижу ноябрь. Ненавижу осень. Голые серые деревья, грязь, мокрый от непрестанного дождя асфальт, серое небо, тусклое солнце, серебром подсвечивающее облака, и коричневые лужи, в которых этот унылый пейзаж дублируется в еще более скучных тонах. В наш час глобального потепления держится он до конца декабря, если не позже. Теперь уже и Новый Год без снега привычен. Потом уже небо сжалившись припорашивает все это безобразие снегом и город выглядит чуточку приличнее. Даже люди, не желая становиться яркой цветной мишенью в этом сером мареве, предпочитают носить темную верхнюю одежду. Я не оригинален. Я не люблю дождь и осень, и не нахожу в них ничего уютного или меланхолически-романтического. Как и большинство людей, я люблю солнце, люблю лето, скучаю по сочетанию зеленого с синим, по теплу, по легкости вставания по утрам. Летом я всегда чувствую какую-то пружинистую энергию, я чувствую себя молодым... я ведь и есть на самом деле молодой. Летом я чувствую себя ближе к детям, а зимой — к старикам. Почему зябкое время года так старит внутри?
Пощупал карманы — кошелек был внутри, хорошо, я выбежал не совсем бомжом. Решил зайти в первую попавшуюся кафешку, заглянул через окно. Светло, уютно, народу немного — женщина средних лет залипала в читалку над пустой кружкой кофе, явно торопящийся куда-то мужик, резко, как удав заглатывающий булочку, и какая-то тихо болтающая о своем парочка. Я вошел, сел за столик, сделал заказ, безразличная официантка безразлично принесла мне чай и кусок венского пирога. Я сидел и дышал паром от чая, будто в детстве над картошкой, когда заложен нос. Дышал и успокаивался. Могли ли это быть галлюцинации? Могли. А могли и нет. А могли и да. А могли и нет. А могли и да. Я пил чай и думал. Анализировал. Может быть, я отравился каким-то газом? Например, угарным. Я читал про такие случаи. Может, стеклянная ванна и блики тоже галлюцинации, как и застывшие жидкости и зеркала? Но мои друзья их тоже видели. Если только посоны не галлю.. Ладно, хватит, где-то же надо и черту провести. Хотелось бы поверить в обман мозга, но на фоне творящихся событий я понимал, что не мог. Знал в глубине души что это все настоящее. И вернуться домой мне придется все равно, я оставил там рюкзак со всем важным. Но сука, как же страшно. Но надо. Страшно, но надо, ведь могли и нет, а могли и да. Я обсасывал эти могли-гогли, когда ко мне подошла официантка. Я словно очнулся ото сна — кружка была давно пустая, а пирог даже не тронут. Посетители в кафешке были уже совсем другие, те ушли. Сколько ж я так сидел?
— Вам не нравится пирог? — осторожным голосом спросила она.
— Нет, нет, все замечательно. Пирог очень вкусный, — ответил я как полный дебил, ведь он был даже не тронут.
— Может хотите что-нибудь еще?
— Нет спасибо, принесите, пожалуйста, счет. — Официантка улыбнулась и ушла. А дверь в квартиру ведь можно просто не закрывать. Надо просто собрать яйца в кулак и забрать рюкзак. Вот так. Почти в рифму.
Мне принесли счет и только сейчас, немного отойдя от произошедшего, я заметил, что девушка симпатичная. Я положил денежку со словами
сдачи не надо, девушка вежливо и равнодушно улыбнулась и, убрав с лица выбившуюся из хвоста прядку, наклонилась за счетом. Я заметил, что она оставила рукой на щеке какую-то грязь.
— Девушка, у вас что-то на...
Она подняла лицо ко мне и мое сердце пропустило удар. Ее лицо. О боже, что с ее...
Правый глаз стек и размазался по щеке, правая сторона рта смазанным зигзагом тоже уходила куда-то за пределы подбородка. Будто кто-то провел по незасохшему портрету кистью, смазав правую половину лица одним четким движением.
— Да? — спросило меня это недоразумение, моргая всеми размазанными по лицу ресницами, крошечные черные волоски то тут, то там, единственным неразмазанным в этом месиве был зрачок с куском радужки, сползший куда-то на щеку.
— Нет! Нет, ничего. Мне показалось. — Я вскочил, опрокинув стул. Затылку и шее стало холодно, ноги стали ватными, я ими управлял, но не чувствовал. Оно нахмурилось. Я чувствовал, что все посетители смотрели на меня, и краем глаза видел что они все стали размытыми пятнами. — До свидания.
Я заставил себя выйти оттуда пешком, спокойно, хотя сердце колотилось как бешеное. Приду домой — умоюсь холодной водой, что-нибудь приму...Отойдя от кафешки на безопасное расстояние, я обернулся и посмотрел в окно кафешки. Но вместо него там теперь был огромный плакат. Плакат с нарисованным столиком, за которым сидел нарисованный парень, у которого брала заказ нарисованная официантка, вдалеке были минималистично обозначены пару столиков с парой посетителей. Только я нигде не видел надписей
Мы скоро откроемся, меню, указаний о скидках, или иных рекламных объявлений. Просто плакат. Я перевел взгляд на дверь — она тоже была нарисована. К горлу у меня подкатил комок. Я подошел подергать за ручку и убедился — дергать было не за что. Дверь была мастески выписана, рука уткнулась в абсолютно ровную плоскость. Я перевел взгляд в конец улицы и увидел статичный пейзаж. Люди, серые размытые полувыписанные фигуры, застыли в разных позах, растворяясь в сероватой дымке горизонта, застыли раздуваемые ветром волосы, полы плащей и курток, застыли машины посреди дороги, застыло все. У меня перед глазами замельтешили пляшущие точки, их их стало так много, я будто смотрел на мир через экран телевизора с помехами, в ушах зашумело, я чувствовал, что куда-то уплываю и чтобы не уплыть окончательно, схватился руками за ближайший столб, обмяк, закрыл глаза и глубоко задышал. Почти сразу почувствовал, что обморок отступает и отлепился от столба. Его серость и белизна и листов, перемешанные под моими руками, густыми тягучими нитями потянулись за ладонями, как расплавленная резина, как густая краска. Я вскрикнул, сердце бешено заколотилось, дурноту как рукой сняло, адреналин сделал свой укол — и я побежал, побежал так, как не бежал никогда в жизни. Глаза слезились от ветра, в ушах свистело, я не видел почти ничего впереди себя, ужас гнал меня домой, домой, скорей бы домой, я уже даже не помнил что дома тоже не безопасно, просто как загнанное животное бежал в норку, в безопасность... Я чувствовал, что сзади что-то происходит, что-то нехорошее, мне было страшно оборачиваться, но я обернулся, как последний дурак и потому что не мог иначе. Наше настоящее, живое пространство вокруг меня схлопывалось в двухмерное, затвердевало и стекленело, будто откуда-то лилась лавина стекла, навсегда замуровывая всех кто внутри, как муравьев в янтаре, и я смотрел в этот разрез, но только без глубины, я знал что это не стекло, я знал что это не янтарь — янтарь и стекло можно разбить и вещи внутри останутся прежними, не потеряют свою суть, нет хуже, там был один картон, за которым пустота, и те кто там внутри они уже тоже не живые, да и не были никогда, просто плоские цветные пятна, даже стенки нету позади в цветочные обои, просто ничего, сплошная чернота.
Я бежал домой по лестнице на восьмой этаж, и едва влетев в прихожую, повалился на пол от одышки, хватясь за сердце, и несмотря на глубокие судорожные вдохи, на этот раз зернистая обморочная пелена меня забрала.
* * *
Когда я очнулся было уже темно. Продолжая лежать, я перевел взгляд на настенные часы — стрелка остановилась. Мне уже было все равно. Я продолжал так лежать еще может где-то час по ощущениям. Я ни о чем не думал, просто лежал. Поднялся когда почувствовал урчание в животе, поплелся на кухню, сделал себе пару бутербродов, сделал чай и принялся обходить квартиру. Окон и выхода на лестничную клетку у меня больше не было. Дверь была нарисованной, а вместо окон у меня теперь висели шикарные городские вечерние пейзажи в белой пластиковой раме. Я был в коробочке. Телевизор не работал, телефон не работал, ноутбук не работал. Я взял нож, пошел к окну, вспорол пейзаж, отогнул край материи и заглянул внутрь. Там была вселенская чернота. Ничего, совсем ничего, будто я выглядывал из какого-то портала, заглянул сквозь текстуры. Я почувствовал такой ужас, ужас от угрозы не то что моего несуществования, но несуществования чего бы то ни было когда бы то ни было вообще, от того что мы все все неправильно понимали, все человечество. Все веры, убеждения что религиозные, что атеистические, что агностические, вообще любая философия, любые потуги что-то объяснить это даже и близко не... Это не то, это другое, совсем другое, ты просто видишь и все сразу понимаешь, потому что таких слов просто нету чтобы описать эту чужеродность, которую я вижу тут, я и не знал что бывает такая страшная пустота, которая пустее любой пустоты, что я до этого когда либо видел или воображал... Нет больше ни Жени, ни Виталика, на работы, ни официантки, ни мамы, ни папы... Я отвернулся от дыры, взял какую-то рандомную книжку из домашней библиотеки и ушел на кухню читать.
Так я проводил первые дни (?) (???). Но вскоре книжки тоже
схлопнулись— так я называл это странный феномен, когда предмет терял свою функциональность или становился плоским, как картина. Потом вообще схлопнулись книжные полки. Подспудно я понимал что должен делать и к чему меня все толкает. Но у меня не было подходящего настроения. Я потихоньку подъедал запасы в доме, хотя чувство голода становилось с каждым днем все слабее. Потом я вообще только пачкал руки красками, когда брал в руки еду — красным мазали руки яблоки, желтым — бананы, светло-коричневым — хлеб, цинковыми белилами — молоко. Я мог всем этим рисовать, у меня был годовой, нет — десятилетний запас красок. Но я не жил в вакуумной пустоте. Оно и давало что-то взамен. Оно отбирало жизнь у нас — у меня, и отдавало ее ТУДА. В комнате стояли звуки лета. Шелест листвы, плеск речки. По ночам оглушительно квакали лягушки, днем комнату наполнял стрекот цикад. Я слышал запахи, летние запахи — травы, цветов, фруктов. Они дурманили, настраивали на веселый, беззаботный лад. Самое интересное началось когда стала оживать девушка. Сначала это были мелкие, едва заметные движения. Моргание, взмах рукой, наклон головы. Тихий вздох. Потом она стала расчесывать волосы, громче вздыхать, смотреть на меня, на небо. Однажды она махнула мне рукой. Часто ее просто не было в окне, помню, когда это случилось первый раз я дико испугался что она насовсем пропала. Но, наверное, у нее были дела там, в доме. Иногда она гуляла по саду и собирала ягоды и фрукты. Иногда гуляла по бережку, идя вдоль речки, порой уходя так далеко, что превращалась в точку. Возвращалась. Купалась. Нагишом. Меня не смущалась совсем. Я ее тоже не смущался — я ее нарисовал. Потом мы стали общаться. Ну как. Играть в гляделки и смеяться. Но она не разговаривала. Смеялась, вздыхала, но не разговаривала. Я несколько раз просил ее назвать свое имя, но она только мотала головой и улыбалась. Я часами сидел напротив нее и смотрел туда, я знал, что однажды меня позовут. Чувствовал себя каким-то Пигмалионом. Я совсем забыл что снаружи ноябрь. Был. Свободу отбирали постепенно, не сразу. Просто все больше комнат схлопывалось. Представьте, что вы зашли в абсолютно пустую квартиру, но все ее стены расписаны под жилую — на ней нарисованы мебель, окна, лампы... Не трогало оно только мою спальню. А потом дверь из моей спальни просто исчезла. Схлопнулась.
Я не удивился. Знал, что рано или поздно так будет. Взял кисти, краски. Сел напротив картины, подумал, что нарисовать, но в голову шла только всякая еда — летние запахи сводили с ума своей свежестью. Они даже будто были не по-настоящему летние, а многократно усиленными, будто консервант лета, воспоминание о лете, понимаете? Я нарисовал на подоконнике мороженое в стеклянной вазочке и лег спать. Утром эта же вазочка стояла у меня на тумбочке прямо под картиной, полная... вишен. Самых настоящих, спелых, чистых, помытых вишен. В дверях стояла девушка и улыбалась. Я вопросительно поднял брови, она кивнула, и ушла в дом. Я осторожно взял одну в руку. Она не пачкала. прохладная, упругая ягода. Положил в рот. Съел. Выплюнул косточку, взял еще одну. И так съел всю вазочку.
Общение с ней отнимало у меня все время — а в общем, мне больше и не на что было его тратить. Вещи в моей комнате схлопывались, но мне было уже все равно. Я что-то рисовал на ее картине, иногда ей это нравилось, иногда не нравилось. Я старался дарить не слишком современные вещи. Интуитивно чувствовал что ноутбук или планшет не подаришь, почему-то знал что там они не оживут. Я подарил ей велосипед — она с него практически не слазила. Баловал ее различными вкусностями. Рисовал ей новую одежду, какую-то она надевала, а ту, что не нравится, топтала на моих глазах и куда-то уносила. С характером барышня. В основном, любила светлые летние платья. Нарисовал ей сказочную рыбку в аквариуме, разноцветную, как радуга, с огромными плавниками. Ей не понравилось, вылила рыбку в реку. Понравилась собака, большой черный пес, который стал ее верным спутником. Не сразу понял, что могу рисовать не только то что существует в реальном мире. Рисовал странных зверушек, козявок, несуществующие фрукты и овощи... Мы забавлялись так вечность, время летело, я уже ни о чем не думал, отпустил ситуацию, да и что я мог? Да и должен ли что-то мочь? Был ли я когда-либо более увлечен, более счастлив, беззаботен? Может разве что в детстве. Я засыпал с грандиозными планами. Нарисовать дворец, стеклянные арки, сапфировый пол. Несуществующих прекрасных животных, множество прелестных девушек... Может, верну маму с папой, Виталика, и Женьку.
* * *
А утром проснулся в пустом кубике. Все схлопнулось. Я был в комнате один реален и трехмерен. И картина. От нее шел жар, жар знойного летнего дня. Ни одна веточка не шевелилась, единственный звук наполнял всю комнату — стрекот цикад. Окна были пустые и черные, такие черные, будто там была вселенская пустота. На реке и в саду ее тоже не было.
— Эй? — позвал я ее. Отчего-то мне было тревожно, хотя она уже не раз вот так уходила. Я стал ждать, но и через долгое время она не вернулась. Куда она делась?
Я подошел к картине вплотную и протянул руку, чтобы коснуться ее. Рука прошла сквозь. Я ощутил рукой жаркий воздух. Ну наконец-то. Почему так долго? Я же все делал правильно. Я забрался на тумбочку, последний раз оглядел свою темницу-коробку, и пролез внутрь. Отсюда уже моя комната выглядела как картина — довольно невзрачная скучная картина скучной комнаты скучного сыча. Едва я вылез из нее, прямоугольник с моей комнатой отклеился и упал вниз, став просто белым прямоугольным листком бумаги. Дороги назад не было. Я пошел по дороге вперед. Под ногами хрустел гравий, звенели цикады, пахла трава. Черные окна ждали, приоткрытая черная щель двери. Я знал, что ее там нет, что ее уже вообще нет, она мне уже и не была нужна. Я знал, что меня там ждет. Я шел в дом.