Я питаю страсть к лазанию по всяким заброшенным местам, в особенности по старым советским элементам инфраструктуры. У себя в городе я облазил почти всё, что можно было посетить. Даже был в Припяти с такими же «двинутыми» (есть фотография, где я стою на фоне того самого парка аттракционов, я ею очень горжусь). Но настоящий страх настиг меня не в городе-призраке, а там, где началось моё увлечение сталкерингом — на земле моих родственников, в деревне под Харьковом. Моя тётя вышла замуж за украинца — у него была квартира в городе и дом в деревне, где жила его мать. Мои родители каждое лето сплавляли меня с сестрой в солнечную деревню к бабе Тане. Там я познакомился со своим другом Денисом (он как раз и подсадил меня на сталкеринг). Мы с Денисом исследовали все местные бомбоубежища и подвалы, а один раз даже унесли кучу противогазов из какого-то подвала.
Где-то месяц назад Денис написал мне, что у них рядом с городом энтузиасты обнаружили нетронутый цивилизацией заповедный пионерский лагерь времён Брежнева. Я, естественно, весь загорелся, купил у врача больничную справку и поехал в Харьков. Опущу подробности поездки — и в итоге вот я с Денисом уже стою у входа в комплекс. Захваченный грибком и разрухой спортивный зал, пустой бассейн, облицованный побитым кафелем с черной плесенью, школьные кабинеты с ветхими досками и портретами Ленина, выбитые стекла, разбросанные тетради по коридорам — как же я люблю всё это... В тот день я сделал кучу отличных фотографий.
Самый мой любимый момент в сталкеринге — это когда я вскрываю подвальный замок и копаюсь во всяких ящиках (один раз я обнаружил на одном заводе ящик с АКМ-74; один «калаш» я оставил себе, остальное продали). Всё началось, когда на следующий день мы с Денисом пилили замок в подвал циркулярной пилой. Я не знаю, чем думали в прошлые времена, когда оставляли в пионерских лагерях кучи армейских аптечек с очень интересным содержимым — в общем, я набрал целую сумку наркотиков, и тут мне захотелось сфотографироваться напоследок в разрушенном бассейне на фоне плаката «Коммунизм — это молодость мира, и его возводить молодым!» (да уж, я запомнил эту фразу на всю жизнь).
Когда я открыл синюю обшарпанную дверь, то увидел труп голой девушки, подвешенный над бассейном на фоне того самого плаката. Я испугался, но не впал в панику (сталкеры часто имеют дело с трупами бомжей или жертв бандитизма). Мы подошли поближе, и тут началось. На горле девушки был металлический ошейник, который крепился на цепи. Цепь же крепилась на крючке для прожектора. Всё это было сделано на высоте четвёртого этажа. Вчера там ничего не висело. Я просто не представляю, как она там оказалась — как можно было без помощи огромной лестницы забраться на 4-й этаж спортзала и подвесить себя на длинной тяжелой черной цепи, повесив её на крючке, где ещё вчера был прожектор? В тот момент это до меня ещё не дошло, поэтому я решил сфотографировать эту девушку на фоне плаката. Она была молодой (не больше 20 лет), хорошо сложенной с волосами цвета смолы. Достав из кармана фотоаппарат, я уже был готов сделать кадр, как вдруг цепь лопнула.
Труп упал на кафель, издав противный звук, в котором был слышен треск костей. Вы не представляете, как жутко мне было. Если до этого Денис стоял и робко смотрел на подвешенный труп, то теперь он просто стал плакать. А я — не знаю даже, что на меня нашло, — я решил подойти поближе к девушке. Переломанное тело лежало на дне бассейна. Лицо девушки было красивым и правильным, мне даже стало жаль, что она решила повеситься. Я смотрел на неё пару секунд, и мне показалась, что она пошевелила кончиком пальца на ноге. Увидев это, Денис сел на корточки и зарыдал ещё сильнее. Я отбежал к двери и стал дёргать ручку, но она не открывалась! Обернувшись, я увидел, как встаёт труп и подходит к Денису. Он перестал рыдать. Я стал кричать на него, но он даже не обернулся. Они стояли лицом к лицу. Я позвал Дениса ещё раз, но он опять не отреагировал. Абсурдность ситуации просто сводила с ума.
Тут я всё понял. Это всё было дурацким розыгрышем, чтобы напугать меня! Я с облегчением выдохнул и прокричал: «Ну вы даёте, я чуть не умер от страха! Как вы такое сделали?». Денис промолчал, медленно поправляя трупу растрепавшиеся волосы (я подумал, что он собрался её поцеловать) и сказал ей: «Ты уникальная». Сказал таким отрешённым голосом, что я сразу понял — нужно убегать, чёрт с ним, с другом. Я решил вылезти через разбитое окно второго этажа — метнулся к окну, выкинул в него свою сумку и стал подпрыгивать, чтобы залезть самому. Это у меня не получалось. Было так страшно, я даже думал, что сейчас обмочусь. Тут я услышал звук приближающихся босых ног и не смог сдержать себя — обернулся...
Труп шёл ко мне. И мне сразу стало ясно, что это даже не человек. Лицо девушки уже не выглядело милым, оно было перекошено в чудовищной гримасе (в особенный ужас вгоняли мёртвые глаза девушки). Оно наклонило голову чуть набок, словно изучая меня с любопытством. Последней каплей стала фраза Дениса, сказанная всё тем же замогильным голосом: «Не бойся её, она хорошая. Она хочет дружить». Тут до меня дошло, что я бы мог залезть в окно, используя шведскую стенку. Я залез на стенку, прыгнул и зацепился за оконную раму руками, сильно порезав правую ладонь о выступающее стекло. Кровь брызнула тёплой струёй. Кое-как я перелез, спрыгнул и разбил себе подбородок во время падения. Я подобрал сумку и побежал к своему велосипеду.
Баба Таня была в шоке, когда я, весь окровавленный, стал истерично рыдать, обнимая её. Чуть успокоившись, я попросил бабушку анонимно вызвать милицию в пионерлагерь, чтобы они отыскали Дениса, а сам решил срочно уехать домой. Не собирая вещи, взяв только сумку с наркотиками, я попросил одного знакомого подбросить меня за сто долларов до города. Там я сел на электричку, потом на поезд, и вот уже два дня нахожусь дома (каким образом меня пропустили на границе с таким багажом, вы и сами понимаете).
Интересно, нашла ли милиция Дениса у бассейна? И жив ли он ещё?..