В заросшем шиповником и чертополохом месте, где небо до трещин продавило пыльную землю, можно было найти Склеп, увитый мертвым терном. Гробницу Спящей Красавицы.
Мать рассказывала Ему, что тот, кто сможет разбудить Ее, овладеет всем миром. Он, совсем ребенок, удивлялся, почему тогда Ее еще никто не разбудил. Мать отвечала, что проснется Спящая Красавица только от Поцелуя Истинной Любви, а мертвого полюбить невозможно, противоестественно, недостижимо, как поглотить солнце. Кто-то из тех, кто знал Спящую Красавицу до Сна, мог бы, но те времена давным-давно прошли, тела превратились в пыль, из пыли вырос терн вокруг Склепа.
Мать укладывала Его спать, укачивала, напевая о днях, когда трава росла просто так, а на месте равнин к небу устремлялись кроны деревьев.
На следующий день Он снова просил Мать рассказать Ему эту историю. И снова. Это было их ритуалом. История о Спящей Красавице и Старом Мире.
Продуктовые талоны начинали отмечать недели, потом месяца. Когда их отсчет стал годами, Матери не стало.
Теперь Он баюкал себя перед сном рассказами о Спящей Красавице. Мантра превращалась в одержимость.
Он искал Склеп в книгах, рассыпающихся в руках, картах, состоящих из пыли и пауков, кусающих его руки. Он голодал, меняя талоны на книги. Это длилось Долго. Ему казалось, что Дольше, чем Сон Спящей Красавицы. Он смеялся, осознавая глупость этого сравнения, плакал, боясь, что никогда не приблизится к Ней, как не мог приблизиться к горизонту.
Он спрашивал у Людей. Никто не знал больше, чем Он. Это опутывало отчаянием.
Он знал, что по легендам Она лежит в Хрустальном Гробу, окруженная туманом и запахом пыльных роз, что проклятье Ее расширяется, крепнет, Его Землям суждено разрушится, что, если Спящая Красавица откроет глаза, мир выживет.
Еды становилось меньше. Ночи – длиннее. Мир угасал. Его решимость крепла.
Перед сном, каждый раз, Он представлял, как Она лежит в своем Хрустальном Саркофаге, неизмеримо одинокая, как новорожденные звезды, Сердце его дрожало.
Он почти не общался с людьми, только по острой необходимости. Существовал в своем мире, в странной, болезненной аскезе.
Однажды Женщина, ставшая Ему неожиданно, но недостаточно близкой, рассказала Ему про Любовь. И Он понял, что Влюблен.
Он берег эти искры, баюкая, утаивая ото всех. Отблески, отражающиеся на Его осунувшемся и постаревшем лице, пугали наблюдавших.
Усложнение жизни множило болезненную одержимость всех, но Его была особенной. Возвышенной, устаревшей, мешающей выжить.
Один человек, перекроенный в измученного старца двадцати лет, предложил Ему старые координаты, вероятно, украденные, ведущие к Склепу, за остаток талонов.
Сделка была успешной. Он был болен и стар. Не дотянул бы до следующей выдачи.
Путь был прост. Не осталось никого, кто мог бы помешать Ему, кроме Его собственного тела. Бескрайние равнины песка и пыли. Ветер трепал Его, а Солнце жгло. Он шел, чувствуя внутри болезненный жар Любви.
Он боялся умереть, так и не увидев Ее.
Приближение к Склепу множило Его силы. Мертвая земля неуверенно, потом быстрее оживала под Его ногами. Из трещин в земле пробивались ростки. Шиповник расцветал, чертополох вспыхивал розовым огнем, птицы, забытые, видимые Им только на картинках в книжке Матери, прилетали и пели свои песни Ему. Он чувствовал свою исключительность. Ему казалось, что Он становится моложе, что Он родился, чтобы пройти этот путь, оставить после себя дорогу зелени.
Он дошел.
Разбил простенький лагерь в тени цветущих деревьев. Глубоко вздохнул, сливаясь со страхами. Толкнул дверь, болезненно боясь.
Она не заперта.
Вдохнул спертый воздух, закашлялся и…
Впервые увидел Спящую Красавицу.
Его руки, израненные и исцарапанные, дрожали, когда Он касался Ее ледяной кожи. Он чувствовал, что Она жива. Он боялся, что ошибается.
Долго сидел, вглядывался в Ее лицо, абсолютно симметричное. Идеальное. Потом покинул Склеп, чтобы вернуться позже – Он хотел есть.
Спящая Красавица не проснулась в первый его визит. И во второй. И в третий. Он стал жить около Склепа. Решение было естественным, как дыхание или биение Сердца.
Он создал дом из камня и глины, нашел неподалеку родник, прозрачно-чистый, начал возделывать возродившуюся, плодородную землю, изучал каждый росток, каждую новую травинку. Он вспомнил рассказы Матери о том, как растут яблоки, и пытался привить их к дичкам шиповника, надеясь на чудо. Разводил кроликов. Слушал пение птиц, робкое поначалу, затем более смелое, пытаясь запомнить каждую ноту, Он собирал в себя все, чтобы потом рассказать Спящей Красавице. Каждый день приходил в Склеп, касался холодных висков, украшая Ее голову новым венком взамен увядшего, рассказывал Спящей Красавице о солнце, о ветре, о новорожденном мире за пределами холодного мрамора на котором зацвел репей. Пытался петь ей песни, которые сочинял сам. Он рассказывал о том, как сажать семена, как воспитывать кроликов, как слушать пение птиц.
Она, недвижимая, знала о Нем больше, чем весь остальной мир. Его прошлое, Мать, с ее теплыми руками, страх, когда ввели талоны, отчаяние после смерти Матери, опустошающая тоска серого, монотонного выживания, казались иллюзорными. Была только Спящая Красавица, неувядающие цветы и Он, потерявший счет времени, замерший, как жук в смоле.
Он все больше верил, что Его любовь Ее разбудит. Но не знал, как.
Он выкорчевывал репей и чертополох, жёг их кострами. Возделывал почву, приручал ярких сладкоголосых птиц.
Он был уверен, что Спящая Красавица жива. Она не разлагалась. Кожа ее осталась такой же, как в первую встречу, зрачки под закрытыми веками не двигались.
Смотря на ярко-алые губы, чуть приоткрытые, чувствуя огрубевшей кожей мягкость ее руки, Он даже мог иногда признавать, что Его любовь – безумие, что она никогда не ответит Ему взаимностью. Но не мог остановиться.
Он отдавал Ей все свои силы, все свои чувства, все свое будущее. Он жил ради нее, дышал ради нее, страдал ради нее. Она пронизывала Его мысли. В какой-то степени Она и была Им.
Он создал Рай для нее. Засыпая, Он представлял, как Они будут счастливы, когда Она проснется.
Однажды Он поцеловал ее.
Он просто не мог держать все, что чувствовал. Легким касанием Он хотел отдать ей все, что у него внутри. Выразить всю глубину. Показать, насколько она заполняет Его. Насколько значима. Как сильна его Любовь.
И.
Она открыла глаза. Но в них не было ни благодарности, ни мудрости, ни тепла, ни сострадания.
Глаз не было.
В черноте провалов горел чудовищный голод.
Он увидел отражение тьмы, дремавшей веками, ужасающей тьмы.
Он отшатнулся. Страх передавил его, как Он сам передавливал кроликов.
Как только Он передал всю свою Любовь ей, Он Понял.
Её губы, температуры могильных плит, были окрашены кровью тех, кто пытался её спасти.
Спящая Красавица поднялась с ложа. И Поцеловала Его.
Яркое и жаркое, поддерживающее Его всю жизнь, потекло горным ручьем в Нее. Он сморщивался, Она мяла его, как пакет с лакомством, высасывая капли, раскручивала, как упаковку со сладким, чтобы слизать прилипшие к фольге крошки. Прежде чем ослепнуть, Он увидел, как тускнеет мир.
Мать говорила, что мертвых полюбить нельзя. Теперь Она Его не полюбит.
Он плакал, когда Она поглощала Его. Плакал. Плакал. Плакал, даже когда стало нечем. И закончился.
Она обратила свой взор на мир, преображенный Его любовью.
С интересом хищника.
Встала. Вышла из Склепа.
Сначала Она сожрала Солнце.
Подняла руку, лучи дрогнули, пытаясь спастись, отпрыгнуть дальше, но стекли в ладонь джемом, впитались. Спящая Красавица стала еще красивее. Выдохнула. Земля, погруженная в темноту, задрожала. Леса, вокруг Склепа, пышные, цветущие, рассыпались иссушенным прахом.
Она медленно вдохнула пыль.
Переступила с ноги на ногу, еще просыпаясь. Неуверенно пошла. Как была. Со свежими цветами в волосах, в белоснежном платье, босая, с мерцающей кожей. Красивая, как взрыв сверхновой.
Проклятье Ее, шлейф Разложения, ступил следом.
Она шла.
Жизнь угасала.
Океаны закипали, становясь паром, тела живых разлагались, не успевая коснуться земли. Последние Города, еще не сломленные, цепляющиеся в существование, падали.
Люди пытались дорого продать свою жизнь. Вокруг нее распускались, всходили, радиоактивные облака.
Она слышала мольбы и угрозы. Но ничего не могло остановить её.
Она шла.
В провалах глаз отражалось черное небо, изломанные линии гор, предсмертная агония заживо разлагающихся существ. Чудовищное запустение тянуло саваном.
Она шла.
И ела.
Последние умирали от ее Красоты.
Когда осталась лишь Спящая Красавица, Она, босиком, с живыми цветами в волосах, в последний раз прошла по Пустыни, возвращаясь в Хрустальный Гроб. Некому было восхититься сияющей теплой кожей, пухлыми губами ярко-красного цвета, плавными, гипнотическими движениями полных бедер.
Она вернулась в свой Склеп.
Терн на нем стал прахом, шиповник стал прахом, кролики стали прахом, Он стал прахом.
Она съела все.
Перед тем, как Уснуть, Спящая Красавица долго взирала на опустошенный мир с равнодушным величием. В пустоте отражался Пепел и Голод.
Ни сожаления, ни триумфа.