Это дополнительный материал к веб-комиксу (https://bogleech.com/awfulhospital/intro), но он весьма хорош и как самостоятельное произведение. Все сноски добавлены при переводе, чтобы чуть лучше ввести тебя, да, лично тебя, в курс дела, ну и немножко по приколу.
Запись А. Паника вполне уместна
Привет! Если вы это читаете, возможно, сейчас вы примерно в том же положении, в каком я была около года назад – притворимся на секундочку, что время и впрямь существует. Ну, думаю, с вашей точки зрения существует. Как и я, вы, возможно, стали замечать какие-то новые элементы картины мира, которые в неё не вписываются. Вещи, которые, как вы внезапно осознали, всегда были здесь – однако разум их игнорировал, либо интерпретировал настолько иначе, что они оставались невидимы. Быть может, вы внезапно заметили, что цветов куда больше, чем раньше казалось, или что между тройкой и четвёркой каким-то образом затесалась лишняя цифра, или что гуси на самом деле никакие не птицы и никогда ими не были – если так, то, наверное, могу не уточнять, что доверять гусям ни в коем случае не следует.
А может, вы видели куда больше. Может, вы видели, как кто-нибудь протянул руку под кажущимся невозможным углом и снял чью-нибудь голову, а все вокруг продолжали спокойно идти по своим делам, словно у их ног не валялся всамделишный обезглавленный труп.
Труп, который вполне мог встать, отряхнуться и воспарить в небеса, словно безголовая Мэри Поппинс.
Ага, я всё это видела.
Но нет, вы не одиноки. Никоим образом. Просто у вас началось то, что называют «ветвизацией», то есть, если кратко, вы начали воспринимать вещи, какими они были всегда – или, по меньшей мере, какими они могли для вас быть, лично для вас, хотя они ничуть не менее реальны, чем существующие для меня, или ваших соседей, или для вашей собаки, пусть даже наши реальности явственно противоречат друг жгфонту.
Хотя, возможно, я слишком тороплюсь. Давайте попробуем зайти с другой стороны.
Представьте себе онлайн-игру. По статистике, вы скорее всего достаточно знакомы с этой концепцией. Все подключены к одной игре, но у каждого – доступ к разному контенту. У каждого – свой набор модификаций. Допустим, с вашей точки зрения ваш персонаж похож на кролика, а персонаж вашего друга – на гуся, но с точки зрения друга они оба роботы. Какая версия игры «правильнее»?
Возможно, вы хотите ответить «Немодифицированная. Исходная». Но вот в чём штука: такой никогда не существовало. Игры не было ни в какой форме, пока не возникли все эти персонализированные версии, и ни один из игроков не сознаёт, что они сами коллективно создают этот мир. Опыт каждого одновременно реален и нереален.
Итак, держа это в голове, представьте, что игра одновременно прокручивается на бесконечном множестве серверов, каждый чуть отличается от другого, и вы одновременно подключены к десяткам таких. Содержимое их всех накладывается и формирует то, что вам кажется единым связным миром, и вы можете отключаться от одних серверов и подключаться к другим, чтобы изменять список того, что вы видите и с чем способны взаимодействовать. Все ваши друзья в разное время подключены к разному набору серверов, но пока у вас есть хоть одно общее подключение, вы существуете друг для жгфонта и можете видеть часть (но далеко не все) общих NPC, локаций и предметов.
Примерно так, более или менее, в общем приближении работает реальность, или как минимум тот срез реальности, что мы населяем – правильнее называть его Диапазоном Восприятия. «Серверы» называются «слоями»1, а «игроки», как правило – «перцептоидами». Что до самой игры… обычно мы называем её «зоной», и, пройдя достаточное количество слоёв, вы окажетесь в другой зоне, в другой игре другого жанра.
Звучит как куча безумной чуши? В которой ничего не разобрать? Ага. Так уж обстоит дело. На одних уровнях ваша машина – неодушевлённая, неорганическая машина, изобретённая в 1880-ых и собранная на фабрике перед тем, как вы купили её в качестве транспортного средства. На других слоях она сформировалась в утробе автомобильной матки, нашла вас на дне коробки хлопьев и установила в качестве модуля, оптимизирующего нервную систему. И эти два сценария даже нельзя с полным правом назвать разными «версиями». Речь идёт буквально об одной и той же машине, в один момент времени. Меняется лишь то, на каком слое какой зоны вы её воспринимаете.
Единожды начав, я разветвилась сквозь множество слоёв и зон. Есть куча всячины, на которую вы почти обречены наткнуться со временем, и опыт, который почти все мы испытываем, когда высшее восприятие лишь начинает расцветать. Я оставила множество заметок на множестве разных слоёв, которые могут вам пригодиться, но помните, что ваш опыт может отличаться от моего.
Хотя от гусей всё равно держитесь подальше.
Запись Б. Моя история
Ну ладно, я позаботилась, чтобы большинство из вас смогло прочесть мои заметки в нужном порядке. Мои извинения тем, кому приходится читать горизонтально перед тем, как воспринять вибрационно – ваши слои должны уже скоро прийти в норму. Те из вас, кто всё ещё заякорен в серой зоне, воспринимают это только как текст, или, если вы смещаетесь в красную сторону, как приятную радиопередачу. Не знаю, откуда взялось музыкальное сопровождение, но мне оно пришлось весьма по нраву. Я посмотрю, что ещё можно сделать, чтобы большинство из вас уж точно смогло извлечь отсюда максимум пользы перед тем, как ваш сенсорный массив по-настоящему расцветёт.
Итак, прежде, чем мы углубимся в проблемы раздумий на изморози, обсуждение скрытых преимуществ желейных свёртков и то, в какой сезон лучше всего собирать ворбл, думаю, будет небесполезно рассказать мою собственную историю; историю моего самого первого столкновения с состояниями бытия за пределами нашей маленькой одинокой серой зоны.
Всё это началось в офисе.
Сижу я, значит, с кофейной кружкой в руке, ПК загружается, готовлюсь к очередному дню обработки каких-то малозначимых файлов, и тут вдруг обрушивается такой шквал звуков, что я чуть не выпрыгиваю сквозь крышу… а звук повторяется. Не знаю, из каких слоёв вы это читаете, но могу сказать вам: в 2025 году звонок старого телефона может быть весьма режущим ухо и сбивающим с толку. Особенно если учесть, что в моей офисной кабинке никогда не было телефона, как и ни у кого из знакомых мне коллег, и я не могла придумать никакой причины, по какой эту штуку могли установить здесь за ночь. Тем паче дисковый телефон. Достаточно старый, чтобы годиться мне в отцы, в некогда вишнёво-красном стандартном пластиковом корпусе, теперь выцветшем до крапчато-розового.
Наверное, я стояла в ошеломлении пять или шесть звонков, прежде чем наконец подняла трубку и озадаченно кашлянула в неё: «Алло?»
В ответ раздался голос, каким мог бы говорить Йосемитский Сэм2, полоща рот смолой. Он поприветствовал меня одной-единственной фразой:
– ТЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ УВОЛЕНА!
Я была совершенно уверена, что в реальном мире сотрудников так никто не выгоняет, поэтому не сомневалась, что это чистой воды пранк. Звучало явно как запись, так что я повесила трубку без единого слова. Неужели кто-то и впрямь установил в моей кабинке телефон ради тупого розыгрыша? Едва успела я снова усесться, как телефон зазвонил вновь. Как последняя лошара, я подняла трубку и снова услышала всё ту же запись.
Я решила отключить проклятую хреновину, но обнаружила, что кабеля нет. К тому же, как оказалось, телефон был прочно прибит или приклеен к столешнице, а трубку нельзя было отсоединить от базы: провод плавно перетекал из одной в другую, словно аппарат каким-то образом изготовили из единого куска.
Я подпрыгнула, когда раздался третий звонок… но на сей раз голос решил сообщить нечто новенькое.
– ЭДНААААААА!!! ГРЮ Ж, ТЫ УВОЛЕНА! КАПУТ! БАСТА! РУКИ В НОГИ И КАТИСЬ!
На том конце бросили трубку. Ну точно розыгрыш, да? Но зачем? И от кого? Я не была кем-то важным. Что там, я едва толком познакомилась с кем-либо ещё на работе. Вокруг было не так уж много людей, хотя бы помнящих, как меня зовут – что уж говорить о тех, кого я заинтересовала настолько, чтобы установить у меня фальшивый телефон и убедить, что я потеряла работу. Не так уж я о той работе и пеклась, вообще-то.
Я вслух спросила, не знает ли кто, откуда взялся телефон – мне никто не ответил. Никто даже не посмотрел в мою сторону. Я словно стала невидимкой. Я попыталась прямо спросить ближайшего соседа – в ответ тот только пожал плечами. Я собралась усилить напор, но тут телефон зазвонил в четвёртый раз.
Я решила, что работа может подождать: кто бы надо мной ни глумился, от него явно одни неприятности.
Проигнорировав звонок – готова поклясться, он становился всё громче по мере того, как я удалялась – я напрямик отправилась к лифтам. Естественно, начальство размещалось на самом верху башни, ублюдки жировали в сотне этажей над нами. Я раздумывала, впрямь ли это их рук дело, могут ли они вести себя так глупо, так ребячески по отношению к кому-то, кого они едва знали. Едва ли я могла быть взбешена сильнее, чем в том тесном, жарком лифте, слушая мерзкий мотивчик, наигрываемый на рояле. Одной этой поездки было достаточно, чтобы плюнуть на эту работу – она не окупалась. Я знала, что наброшусь с кулаками на первого же вкрадчивого исполнительного директора, которого встречу, вымещу на нём всё своё негодование, может, даже от души харкну на его туфли стоимостью в девяносто баксов.
Меня так захватила эта скромная фантазия о дебоше на рабочем месте, что только в районе тридцатого этажа я спохватилась, что вообще-то работаю не в фешенебельном небоскрёбе.
И вообще не в большом городе.
Наша компания – крошечный пригородный филиал местного банка. Горстка добавочных офисов, сбагренная в соседний городишко. У нас один этаж. Никаких лифтов. Кабинет начальницы расположен напротив комнаты отдыха. А зарплата у неё немногим больше, чем у меня.
Куда же, чёрт побери, меня занесло?
Окаменев, я стояла посреди таинственного лифта, который не должен был существовать, в котором не было ни кнопки вызова, ни экстренной остановки. Отсчитывала невозможные этажи и гадала, не галлюцинирую ли я в своей постели из-за утечки газа – или, быть может, я уже умерла, и вот так должно выглядеть моё посмертие.
Сердце колотилось так, словно пыталось помассировать мне мозг, когда лифт наконец звякнул и остановился. Сотый этаж.
Хотела бы я сказать, что столкнулась с чем-то шокирующим, когда двери открылись, но на деле всё было как-то… ожидаемо. Невыносимо огромная приёмная выглядела почти в точности как те картины, что я воображала, размышляя об этих чопорных сквалыгах с верхнего этажа и их роскошных офисах. Мраморные колонны, разноцветные фонтаны, сверкающий канделябр… даже вроде бы тропические птички, расхаживающие по шикарному ковру. А посреди всего этого – дверь. По меньшей мере пять-шесть метров высотой, обитая красным бархатом, вместо дверной ручки – жуткая страза размером с футбольный мяч.
Я зашла уже слишком далеко, и чистое любопытство перевесило растерянность и страх.
Я решительно зашагала по приёмной, которая с каждым шагом казалась всё больше и больше. Куда больше – и куда менее шикарной. При ближайшем рассмотрении мраморные колонны оказались похожими скорее на крашеный пенопласт. Роскошные ковры больше походили на кучу банных полотенец, которые даже не сочетались по форме, марке изготовителя или оттенку красного. Птиц я толком не рассмотрела, но, судя по всему, они были чем-то вроде небрежно раскрашенных куриц, которым поверх перьев поналепили новых, более экзотических.
Навскидку, на то, чтобы пересечь эту выставку фальшивого благополучия, ушло минут десять. И вот наконец я оказалась у подножия двери. С оценкой размеров я ошиблась. Не пять метров. Скорее уж пятнадцать.
По счастью, посередине была створка, навроде кошачьей двери. В человеческий рост.
Всё ещё заворожённая происходящим, я протиснулась сквозь резиновую заслонку – в конце концов, её явно установили для таких, как я, верно? – и оказалась в предсказуемо дутом офисе.
Впереди возвышался стол размером с небольшой дом. Издали он должен был казаться сработанным из единого куска сверкающего, отполированного дуба, но мне было отлично видно, что стол соорудили из разномастных кусков дерева, пластика и металла, а потом кто-то залил его достаточным количеством коричневой краски, чтобы почти, но не до конца, скрыть швы и рубцы.
За столом высился стул столь же титанических пропорций. Чёрный как смоль, обитый ненатурального вида кожей, сквозь созвездия трещин и порезов проступает тускло-жёлтая пена.
Стул был обращён ко мне спинкой, повёрнут к стене с корявой фреской, изображающей панораму из высоко расположенного окна. Детская картинка с небоскрёбами, пушистыми облаками, стайками птиц, по меньшей мере тремя улыбчивыми солнцами и чем-то, похожим на раскрашенную в горошек медузу, поедающую самолёт.
Столько всего – я едва не прозевала тот факт, что стул был занят. Кто бы или что бы ни сидело на нём, оно что-то ворчало и бормотало с того момента, как я зашла – звук, похожий на отдалённый гром, пытающийся сбежать из тарелки с пудингом.
Неправдоподобно огромный телефонный провод тянулся от стола к невидимому пока монстру, струйки чёрного дыма поднимались от огромной, столь же невидимой сигары.
Пол содрогнулся, когда существо наконец гаркнуло в полный голос:
– НУ ЛАДНО, МАМ, У МЕНЯ ТУТА ДЕЛА, Я ТОЖ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ТЫ УВОЛЕНА.
Тот же голос, что раздавался в телефонной трубке, только тысячекратно усиленный.
Стул начал поворачиваться…
…Чёрт, я начинаю заговариваться, не? Если это продолжится, половина ветрогонов насядет мне на хвосты за то, что я съедаю столько кап-каналов. Не беспокойтесь, скоро вы узнаете, что там дальше.
Запись В. Начальник
Ну ладно, прошу прощения за это всё. У меня была небольшая проблемка с железом и тритоном. Думаю, они уладили свои разногласия.
На чём я остановилась?
Ах да, гигантский стул. Гигантский офис. Этаж, который не должен был существовать.
Знаете, наша культура сильно недооценивает нашу способность иметь дело с невозможными на первый взгляд вещами. Мы все уверены, что при встрече с чем-то слишком чуждым, бессмысленным и вопиющим обязательно помчимся в противоположном направлении с диким визгом, или рехнёмся и примемся лопотать всякий бред, скорчившись на полу, или что-нибудь в таком духе.
Голливудский штамп, разумеется. Конечно, и такое бывает, у всех свои душевные травмы – но, несомненно, есть некая точка, после которой всё становится до того диким, что даже страх вылетает в окно. Поэтому когда ужасающе дешёвый, но колоссальный офисный стул повернулся со скрежетом, наводящим на мысль, что даже звёздам нужна смазка, и я узрела обладателя громового рычащего гласа… я расхохоталась.
И нет, это была не истерика той, кто безуспешно пытается вместить видение некоего извивающегося космического божества.
Это был смех человека, который ожидал увидеть космическое божество, а получил ломоть сыра с руками из лапши.
Не поймите меня неправильно, это был Б-О-Л-Ь-Ш-О-Й ломоть сыра. Реально большой. Им можно было накормить хороших размеров город, при условии, что его жители достаточно отчаялись, чтобы целый месяц не есть ничего, кроме чистейшего первоклассного чеддера, спаси их Господь.
Необъятный жёлто-оранжевый треугольный ломоть был испещрён круглыми пульсирующими отверстиями, а огромная слюнявая пасть, разделявшая его почти по всей длине, жевала сигару размером с секвойю. Из двух огромных пор торчали жёлтые маслянистые ручонки – словно пожарные шланги, увенчанные кукольного вида ладонями с четырьмя пальцами.
Чудище положило угловатый, примитивно выглядящий мобильник в одну из дыр, а тем временем из другой, в уголке пасти, высунулся круглый белый глаз и удостоил меня взглядом. Примерно так чрезвычайно раздражительный кашалот мог бы посмотреть на слепыша, который ворвался к нему в дом и обоссал весь бархатный ковёр.
Сыр наклонился, вынул сигару изо рта и ткнул ею в «пепельницу» – кажется, это был детский пластиковый бассейн, разрисованный мультяшными манящими крабами. Тут я заметила, что у сигары тоже есть глаза, и она смотрит на меня с издевательским прищуром.
Сыр заговорил вновь:
– Я Ж ТЯ ТОЛЬКО ЧТО УВОЛИЛ?
Голос Йосемитского Сэма отдавался эхом в досках пола, а сырная пасть меж тем разевалась и захлопывалась, словно у влажной перчаточной куклы. Я подавила очередной смешок и выдала единственное, о чём могла думать в тот момент:
– Так что… вы тут большая шишка3, да?
Оглядываясь назад, признаю, я не всегда отличаюсь умом и сообразительностью.
Циклопическое порождение сыроварни снова принялось пыхтеть сигарой (дым вырывался изо всех бесчисленных пор) и приподнялось на руках. Ног у него не было, зато обнаружился весьма стильный выглаженный офисный костюм… свисающий, словно галстук, с того места, где воротник был пришпилен прямо к сырной плоти. Пустые штанины волочились по столешнице – монстр нагнулся вперёд.
– УМНУЮ БАРЫШНЮ ИЗ СЕБЯ СТРОИМ, А? СЛУШАЙ, МИЛОЧКА, НАМ ТУТ НЕ НУЖНО, ШОБ СЕРЫЕ ДЕВКИ ВЕТВИЗИРОВАЛИСЬ ПОСЕРЕДЬ КОМПАНИИ, ВРУБАЕШЬСЯ?!
Я тяжело сглотнула и приложила все усилия, чтобы отнестись к заведомо абсурдной ситуации чуточку серьёзней. В смысле, у меня ведь по-прежнему могли быть вполне серьёзные неприятности, верно? Я даже понятия не имела, как или почему всё это существовало, а тем паче о том, про что вообще говорило это создание.
– Э-э-э, гхм, – протянула я. – Ветви… что?
Ещё один глаз, на вид даже более раздражённый, выпятился из симметрично расположенного отверстия над другим углом рта. Чудище вынуло сигару изо рта.
– ГЛУХАЯ ИЛИ ЧО? Я ТУТ НЕ РАЗРЕШАЛ НИКАКИХ НОВЫХ ВЕТВЕЙ В ЭНТОМ СЕКТОРЕ, И УЖ ТОЧНЯК НЕ ДЛЯ КАКИХ-ТО БУМАЖНЫХ КРЫС НА РОВНОМ МЕСТЕ. СВОРАЧИВАЙ СВОИ ГЕЛЕВЫЕ4 СЛОИ И ВАЛИ С ГЛАЗ МОИХ!
– АГА! – вдруг взвизгнула сигара, брызнув быстро гаснущими угольками.
– …Мои что? – переспросила я. Удивление и смех уступили место тревоге. Происходящее могло выглядеть нелепицей, да, быть ни на что не похожим, несомненно, но мы вроде как всё-таки говорили о моей работе. Я явно не намеревалась быть уволенной за какие-то прегрешения, к пониманию которых мой мозг не был даже подготовлен эволюцией в нормальных условиях.
– ТВОИ ГЕЛЕВЫЕ СЛОИ, ЧМО ТУПОРЫЛОЕ. ОНИ СВИХНУЛИСЬ. ЗЫРЬ, ЧТО ТЫ СОДЕЯЛА С МОИМИ НОВЕНЬКИМИ ШТОРКАМИ, ДУРЫНДА!
Сыр махнул рукой в сторону довольно-таки уродских сиренево-зелёных штор в клеточку, красовавшихся посреди фрески позади него. Там не было никакого окна – они очерчивали область с изображением скверно нарисованной утки, которая стояла (а не летела) посреди неба. Я понятия не имела, что ещё могло быть с ними не так помимо того, что я уже описала – впрочем, мне ещё многое предстояло узнать о протечках слоёв и гелевых каналах. Боюсь, не смогу вам объяснить, в чём тут соль, но поверьте, ситуация со шторами была почти критической.
– …А разве с ними что-то не так? – откликнулась я, демонстрируя вопиющее, хоть и чистосердечное неведение, а также, в пределах каротинового слоя, столь явный ненамеренный расизм, что вспомнить тошно.
Сыр не оценил. Он обрушился на стол и взорвался невиданной прежде злобой.
– ВОН ОТСЮДА, ЯСНО?!! ПРОЧЬ С МОЕГО ОФИСА, ИЛЬ ТЫ БОЛЬШЕ НЕ РАБОТАЕШЬ В ЭНТОМ ДИАПАЗОНЕ! НЕ ЗАСТАВЛЯЙ МЕНЯ ТЯ ОТКОЛОШМАТИТЬ!!!
Я решила, что едва ли выдержу схватку с парой сотен тонн чеддера. Я подняла руки и принялась пятиться.
– Ладно, ладно! Простите! Я ухожу. Сейчас вычищу свою кабинку и…
– ДА ШО С ТОБОЙ НЕ ТАК!?!! Я СКАЗАЛ ВОН ОТСЮДА!!! ВОН – ЗНАЧИТ ВОН, СМЕКАЕШЬ!?!
Как же мало я тогда понимала. Слова «вон отсюда» не имели никакой связи с пространственными категориями. Сыр ожидал, что я уберу свои ветви и отсеку все концептуальные каналы, соединявшие меня с его зональным ядром – понятия, к осознанию которых я на тот момент и близко не подошла. Мои возражения, что я уже ухожу и вот-вот исчезну с глаз долой, сильно напоминали действия человека, который в ответ на просьбу покинуть вечеринку забирается под стол. Нет нужды говорить, что сыр был недоволен.
Я успела только наполовину пересечь просторы паршивых ковров, когда всё вокруг меня вновь задрожало. Монструозное создание рычало, а его пальцы, хоть и казались сделанными из склизкой лапши, оставляли на столешнице глубокие царапины. Сыр не двигался с места, и то хорошо, зато он раздувался. Ещё он начал краснеть, из всё более и более сморщенных пор валил дым, словно внутри закипала сотня чайников.
Конец сигары принялся разбрызгивать шипящие и потрескивающие искры, пылая, точно бенгальский огонь. Она лишь хихикала, когда её глаза чернели, шипели и лопались, и я слишком поздно поняла, что мне, возможно, следовало бы значительно сильнее торопиться к двери.
Послушайте, когда вашей жизни угрожает гигантский сыр с хихикающей сигарой, у мозга могут возникнуть некоторые затыки с расстановкой приоритетов.
Так что я всё ещё была во многих метрах от двери, когда сыр взорвался. Не как бомба, а как вулкан – верхушка выстрелила изобильным гейзером, тогда как всё остальное просто обрушилось внутрь себя.
Я толком не поняла, что вижу, пока они не начали сыпаться дождём обратно и спрыгивать со стола, хором издавая взвизги и попискивания.
Вы уже догадались, что это были мыши?
К тому моменту, как лавина грызунов обрушилась на пол и хлынула во все стороны, от сырного начальника не осталось ничего, кроме чадящей и протекающей чем-то жидким кучи. А я сама к этому времени была близка к тому, чтобы побить какой-нибудь олимпийский рекорд; готова поклясться, что на оставшихся до двери тридцати или сорока метрах мои ноги коснулись пола всего лишь дважды. На той стороне двери, по счастью, обнаружилась задвижка, которая помогла мне выиграть несколько драгоценных минут после того, как цунами грызунов обрушилось на дверь.
Одна-единственная мышь, грызущая дерево посреди ночи, может свести с ума. Несколько сотен тысяч таких мышей… звучат довольно приятно, на самом деле. Белый шум. Как ливень. Я могла бы уснуть под эти звуки, будь у меня гарантии, что в скором времени такую же мелодию не извлекут, допустим, из моего только что обглоданного костяка.
Вы знали, что кнопка «закрыть дверь» в лифте на самом деле ничего не делает? Что она там лишь для вашего спокойствия? Я знала, но ещё никогда это знание не будило во мне такой злости, как тогда, когда я лупила по кнопке, словно дятел, чьи мысли то и дело возвращаются к крайне шумному разводу.
Двери наконец начали смыкаться, когда первая тварь, покрытая белым мехом, вырвалась из офиса монстра – и она имела все шансы присоединиться ко мне в кабине лифта, окажись она хоть чуточку проворней. Тем не менее, беглый взгляд позволил мне установить две вещи:
Во-первых, эти мыши в среднем были около метра высотой, и во-вторых, я говорю «высотой», поскольку они бежали на задних лапках. Они даже формой не напоминали нормальных мышей – скорее, подделку под мультяшек от Warner Brothers.
Послушайте, не так-то легко бывает судить о форме и размерах чего-то, когда в ужасе улепётываешь от полумиллиона таких вот «что-то».
Я упоминала, как долго поднималась на этом лифте? Думаю, да. Думаю, я сказала, что путь был довольно долгим. Обратный путь обещал быть ещё дольше.
Запись Г. В диапазон
Ага, вот и вы. Знаете, думаю, вам стоит показать это врачу.
Ась? О-о-о… похоже, вы это ещё не воспринимаете. Потом поймёте, о чём я.
Как бы то ни было, мы остановились на лифте, верно? Ну вот, именно в лифте я и была, ожидая, когда мы прибудем на первый этаж, или, как минимум, в то место, которое я в надежде своей полагала первым этажом. Поскольку у нас, по идее, вообще не должно было быть лифта, у меня не было полной уверенности, что я вернусь именно туда, откуда пришла.
Повсюду вокруг меня стоял жующий звук. Жевание, и ещё мягкие шаги. Мыши, или крысы, или грызуновидные хобгоблины, или кем они там были, сумели, судя по всему, открыть дверь и хлынули в шахту вслед за мной. Будь они достаточно умны, равнодушны к повреждениям собственного казённого имущества или просто желали моей смерти, они бы просто перегрызли трос, и я бы камнем полетела вниз – но, судя по звукам, они грызли крышу, так что как минимум один пункт из списка не соответствовал реальности. Я тихо надеялась, что они были глупы или хотели взять меня живьём, но, судя по тому, что я успела увидеть, они, видимо, именно что хотели сэкономить на починке лифта. Проклятье.
Толстая твёрдая металлическая скорлупа лифта преотменно себя показала. Пять, десять, пятнадцать этажей – всё ещё ни единой дырки. К тринадцатому я уж было начала смотреть на них свысока, когда послышался новый звук.
Сверление.
У них были дрели.
Что они вообще собрались делать? Что-то отсоединить? Разобрать кабину по частям?
Спустя ещё пять этажей я узнала ответ доподлинно – когда первая «дрель» наконец пробила потолок насквозь. Белёсая костяная штуковина, похожая на единорожий рог. Когда за ней последовал пучок усов, я поняла, что гляжу на крутящиеся, словно штопоры, зубы.
Двадцать этажей позади. Осталось ещё семьдесят. Когда потолок пробили вторая и третья крысвёрла, стало ясно, что твари намечают линию отреза. Доехать я не успею.
Я начала колошматить по кнопкам лифта – скорее возмущённо, чем испуганно. В конце концов, меня только что уволили. Я шесть лет своей жизни на этом месте угробила! Хуже того, меня уволил сыр. Знаете что? Я ведь даже не люблю сыр. Вот, я наконец сказала это вслух. Я могу терпеть его, как ингредиент в других блюдах, но в чистом виде он меня никогда не привлекал, и я никогда не понимала, как весь остальной мир может искренне любить вонючее свернувшееся молоко. Он не настолько вкусен, ребята. На вкус он именно таков, как ожидаешь от вонючего свернувшегося молока, и, честно сказать, не думаю, что что это его дело – управлять корпорацией.
Поскольку лифт продолжал спускаться, не отзываясь на мои команды, я, редкий случай, матюгнулась, а затем от души пнула дверь.
– Можно было и попросить вежливо, знаете ли, – раздался пустой металлический голос.
Осталось шестьдесят этажей. Крысы заканчивали полукруг из нескольких десятков дыр, каждая толщиной с большой палец.
– Отлично. И что теперь? – съязвила я, пытаясь понять: теперь что, и лифт со мной заговорит? Вскоре выяснилось, что всё именно так.
Только тут я заметила пару выпученных стеклянистых глаз по обе стороны от дверей. Как я вообще могла прозевать их ещё в первый раз?
– Если вам так сильно нужно выйти, почему бы просто не сказать? – откликнулся лифт. Металлический шов на дверях едва заметно колебался в такт его речи.
Я уставилась в ответ самым недоверчивым взглядом из своей коллекции. Оглядываясь назад, его следовало адресовать тому гигантскому существу из сыра – просто стыдоба, что такой отличный экземпляр был потрачен на нечто вдвое менее абсурдное.
– Мне, э, показалось, что из моего положения это вполне очевидно, – по моим прикидкам, до того момента, когда крысы закончат сверлить, оставалось десять-пятнадцать этажей. – К слову сказать… вам, часом, не больно?
– О, никоим образом, разумеется, – ответил лифт. – Это как стрижка волос. Так куда вам требуется выйти в такой спешке, скажите?
Мы продолжали спуск, возможностей побега становилось всё меньше.
– Куда-нибудь, где меня не сожрут крысы, если не возражаете.
– А-а! – откликнулся лифт. – Это мы уже проходили, я полагаю. Ну, они просто сердиты, что они вас уволили, а вы до сих пор не сместились. Я слышал, что прямо сейчас квазиблеск особенно красив.
– Я не знаю, что это такое, лифт. Не могли бы вы просто… остановиться? Я могу дальше по лестнице, наверное, или ещё как-нибудь…
– Бр-р-р-р-р, – глаза в металлических глазницах закатились. – Вот на лестницу вы НЕ ХОТИТЕ. Даже не заикайтесь мне об этих претенциозных раздолбаях. Может, высадить вас на ближайшем пара-сером? Они вряд ли отправятся следом, это не входит в их контракт.
– ОТЛИЧНО, пожалуйста, где угодно! – паника уже грозила превозмочь замешанное на смехе удивление, поскольку крысы как раз просверлили последнее отверстие, завершив круг диаметром чуть больше полуметра.
Лифт снова закатил глаза.
– Пфф. Ну хорошо. Раз уж вы так вежливо просите.
С несколько более влажным, чем я ожидала, звуком двери распахнулись, открывая вид на безликий пожелтелый коридор.
– Спасибо, правда, – поблагодарила я так искренне, как только могла, хотя этот странный монстр-лифт, скорее всего, просто вышвырнул меня навстречу некоему року – но, если повезёт, это хотя бы будет какой-то другой рок, не связанный с грызунами.
Я метнулась по коридору, и в тот же миг оглушительный удар сотряс весь лифт. Быстрый взгляд через плечо позволил увидеть, как двери закрываются, а за ними массивный мохнатый кулак скрывается в только что проделанной дыре.
Было тихо. Снаружи двери лифта оказались изношенными, ржавыми и древними, словно не открывались уже десятилетиями. Со всех сторон виднелась обшарпанная штукатурка, а под ногами – облупившийся линолеум.
Я этого ещё не знала, но меня ответвило на один из пограничных серых слоёв, на те самые границы, где мертвенность серого резко переходит в бытийный диапазон более высоких концепций. С вами может произойти то же самое, а может и не произойти. А может одновременно произойти и не произойти, как это водится. Главное, помнить, што ffe2 iiwjd[[ ixx? idj29:'##@&K# :""{}
Запись Д. Видимо, пенный сезон
И мы снова встретились, верно? Надеюсь, с нашей последней встречи в вашем диапазоне восприятия не было никаких неприятностей. В последнее время всё очень запутанно, понимаете.
На чём мы расстались? Что ж, я едва пережила потоп мышей, которыми вырвало титанического сырного мужика, так что скучно не было. Думаю, вы уже уловили определённый «лейтмотив». Большой сыр. Крысиные бега5. По сей «день» не знаю, наши ли шутки, идиомы и представления просачиваются в остальную реальность, или же наоборот. Возможно, на самом деле это вообще двухсторонний процесс, хотя давно установлено, что наши чувства просто интерпретируют всё так, чтобы мы поняли или почти поняли.
Но я отвлеклась.
Как я уже объясняла, «другие места» – это своего рода иллюзия. Технически я оставалась во всё том же мире, что знала всю жизнь, просто теперь я столкнулась с теми его аспектами, которые не могла воспринимать раньше. Когда ветвизуешься, крайне сложно отбросить привычные клише о «параллельных мирах» или «альтернативных временных линиях», а это может оказаться крайне опасной ошибкой. Потом поясню, почему.
Итак, что же ожидало меня в конце этого длинного угрюмого коридора? Что я обнаружила за дверью?
На первых порах не так уж много. Я очутилась в узком проезде между нашим местным магазином «К-март» и «Макдональдсом», оказавшимся на том месте, где должна была быть пустая парковка. Нет, это не был какой-нибудь дикий вывороченный «Макдональдс» с внешнего слоя или вроде того – просто обычный «Макдональдс», которого почему-то не было на моём исходном слое. Такое сплошь и рядом бывает. Мелкие различия, которые демонстрируют, что мы не идеально синхронизированы в пределах одного слоя одной зоны, мы просто очень тесно соприкасаемся.
В общем, ничего по-настоящему странного не происходило, пока я не попыталась остановить такси, чтобы поехать домой.
На глазах темнело, а мозг всё ещё был занят экзистенциальной катастрофой с огромным сырным монстром, поэтому вполне простительно, что я едва не села в ярко-синий квази-«фольксваген», притормозивший рядом.
Прошла пара мгновений, прежде чем я сообразила, что не слышала звук мотора при его приближении; только голос, грубо имитирующий звук двигателя, словно у ребёнка, играющего в машинки.
Там, где следовало располагаться решётке радиатора, у такси были лишь зубы. Зубы и дёсны, растянутые в жуткой безгубой гримасе, возможно, призванной изображать улыбку. Разумеется, на месте фар расположилась пара влажных сияющих глаз, а запах, исходящий от всего этого, больше напоминал звериную вонь, чем автомобильный выхлоп.
Когда я уставилась в ответ с лишь умеренным недоверием – сами понимаете, я только что навидалась значительно более странных вещей – стекло пассажирского окна скользнуло вниз, и я едва из кожи не выпрыгнула, чёрт возьми, когда из окна начало выпячиваться нечто белое и угрожающе большое.
Сперва мне померещилось, что кто-то засунул в сравнительно тесную кабину надувное украшение для лужайки. Оно явно вело себя как воздушный шар, раздуваясь в окне и изгибаясь, словно внутри ничего не было. Оно повернулось, чтобы посмотреть мне прямо в глаза – примерно тогда я и поняла, что никакой это не воздушный шар.
Чем бы эта штука ни была на самом деле, она довольно грубо имитировала человека. Абрис её был простым, мультяшным и однотонным, голова крупнее, чем всё туловище, а глаза – просто чёрными кружками, как у Микки Мауса в двадцатые годы. Покачивающийся череп венчала шапка, на которой жирными чёрными буквами было написано имя. «МИТЧ».
– Шонетак, детка? Рази ж тебя не подвезть?! – спросило оно голосом, наводящем на мысли о моряке Попае6.
Губы надувного человека даже не шевелились, и мне незачем было смотреть, чтобы понять, что говорила машина.
Кроме того, судя по всему, мне не нужно было дополнительных подтверждений, что происходящее реально. Я просто это знала, хоть и не знала, откуда я это знаю. Позднее я поняла, что это просто одна из функций перцептуального ядра. Оно знает, что реально, а что нет, задолго до того, как вы сами это поймёте.7
К сожалению, я до сих пор не имела понятия, как или почему это реально. Я ещё от сыра-то не отошла, а тут вдруг какой-то гнусный автомобильный монстр предлагает отвезти меня домой, причём не могу сказать, что я одобряю его манеру речи.
Я всё ещё пыталась найти слова, когда вдруг что-то оглушительно хлопнуло, и с двух сторон стремительно сдувающейся головы водилы потекла «какая-то» жидкость, видом и запахом напоминающая мочу.
– СРАНЬ! – взвизгнула машина. Колёса завизжали, когда она рванула прочь, как безумная, сшибив дорожный знак прежде, чем скрыться за поворотом.
На том месте, где только что стояло это создание, остановилось совершенно нормальное, привычного вида жёлтое такси.
– Митчи, да? – проскрипел совершенно нормальный человеческого вида водитель, убирая ствол в кобуру.
Дальнейшая поездка достойна места в моём личном рейтинге пятнадцати, а то и двенадцати самых неловких поездок в моей жизни.
– Э, ну и дела, да? – так прозвучала моя непринуждённая и красноречивая первая фраза.
– Ну, сами понимаете, – хмурый, но дружелюбный мужчина пожал плечами. – Они начинают голодать ближе к пенному сезону. С каждым годом всё раньше.
– Верно, верно, – по тону, которым говорил водитель, мне стало ясно, что в его глазах всё это было совершенно нормально, и я определённо не хотела выдавать собственное невежество. Таким образом, чтобы не опозориться, я дальновидно сменила тему: – Сегодня меня уволил сыр.
Лицо водителя сморщилось, словно у одной из тех мелких жирных морщинистых собачонок – когда тем тоже доведётся услышать какую-то невообразимую глупость про сыр.
– …М-м-м?
Моё ответное «Э, ничего» стало, вроде бы, последними словами, прозвучавшими во время той поездки. Обычно в таких ситуациях я делаю вид, что безумно заинтересована тем, что там творится за окном, но в тот раз в этом не было нужды. Пейзаж и впрямь привлекал внимание.
Я ездила этим маршрутом много раз. Я знала ориентиры. Некоторые из них остались точно такими же, другие… слегка выбивались. Никогда не слышала о сети ресторанов быстрого питания «100 ЕДА ОБЕД»8, но их было вдвое больше, чем «Макдаков». При виде их вращающихся подсвеченных логотипов – мультяшных гамбургеров с глазами – у меня по спине пробежал холодок, хотя тогда я не могла понять, почему.
На месте моей старшей школы по каким-то причинам расположилась огромная лужайка для игры в шары, со всё тем же кошмарным маскотом-дельфином. Необычайное число людей, как я заметила, передвигалось на мерцающих зелёных металлических ходулях – по причинам, которых я так и не выяснила. Полицейские машины были кричаще-фиолетового цвета, с зелёными огнями, а ещё что-то было не так с луной, хотя я никак не могла ухватить, что именно.
Наверное, сильнее всего – гораздо, гораздо сильнее – меня взбудоражили все эти руки и ноги.
Абсолютно человеческие, если закрыть глаза на их небывалый размер, разнообразные руки и ноги торчали из земли, наверное, через каждые тридцать метров – просто росли из земли под прямым углом, среди обычных деревьев и кустов, достигая двух-трёх метров в высоту и порой… слегка подёргиваясь.
Кое-где они скучивались вместе, торча из земли дёргающимся клубком. В прочих местах их выверенное расположение выдавало усилия ландшафтных дизайнеров.
И снова желание сохранить достоинство возобладало над любопытством. Если уж моего водителя не смущали руки-деревья, он либо их не видел, либо находил столь же обыденными, как и любой другой элемент пейзажа. Я на миг представила, каково мне будет, если пассажир на заднем сидении моей машины, якобы живущий и работающий в этом самом районе, вдруг потребует объяснить, что такое телефонные столбы. В тот момент я бы скорее умерла, чем подвергла себя или водилу такой неловкости.
Если я и впрямь попала в какой-то параллельный мир, наверняка у них есть какие-то полезные справочники или Интернет-страницы о растущих из земли руках. А может, и о «Митчах».
Что ж, если вы сейчас в той же ситуации – вполне возможно, что чувства вполне знакомы, хотя детали могут отличаться. В самом центральном слое мёртвой серой зоны нет этих рук и ног, как нет и митчей, но, возможно, вы всю жизнь прожили на слое, где всё это есть, как мой водитель – а может, вы понятия не имеете, что я имею в виду под «телефонными столбами», потому что вы из одного их тех слоёв, где то, что я бы назвала «телефоном», называется «хрустящей вошью». Кстати, телефоны вам понравятся – они работают на электричестве, не на слюне.
В любом случае, вам наверняка захочется вести себя как обычно и притвориться, что ничего особенного не происходит. Пока вы остаётесь в пределах серого, зональные странники попадаются так редко, что с тем же успехом вы можете быть одним таким на свете, как ни печально это признать – и всё, что вам кажется новым и странным, абсолютно нормально для ваших близких, если они всё ещё существуют на том слое, куда вас занесло.
Главная дичь здесь в том, что это и впрямь ТЕ ЖЕ САМЫЕ люди. Я же приводила аналогию с видеоигрой, верно? Конечно, очень сложно объяснить всё это, используя одни лишь только слова, но давайте поговорим немного подробнее о том, что же творится с восприятием.
Допустим, вы пережили то же, что и я – и, допустим, возвращаетесь вы домой и спрашиваете маму о Митчах. На этом слое ваша мама точно знает, кто они такие. Дети знают, кто они такие. Она решит, что вы чокнулись. Тем временем, на вашем «исходном» слое, она понятия не имеет, о ком речь, но вполне возможно, что она всё равно воспринимает ваши слова о том, что вас пыталось сожрать такси. Она всё равно решит, что вы чокнулись.
Тут проблема в том, что вы ветвизовались, а ваша матушка – нет. Теперь вы существуете на множестве слоёв, воспринимая более широкий, нежели раньше, диапазон явлений, но ваша мама, и водила, и большая часть остальных людей вокруг технически продолжают существовать на одном слое. С их точки зрения ничего не изменилось и ничего необычного не происходит.
Но откуда, в таком случае, взялась эта «альтернативная версия» вашей матери, которая уже знает о Митчах, ногах и всём остальном? Чертовски хороший вопрос. Думаю, можно представить это следующим образом: как если бы у неё было множество голов, каждая из которых по-своему реагирует на стимулы окружающего мира, и при этом ни одна из голов не знает о наличии другой. Довольно странно, согласна, и даже ещё страннее, потому что в целом эти головы существуют сугубо для вас, и каждая новая возникает сообразно очередному расширению вашего восприятия. Если к вам на огонёк заглянул кто-то, пустивший ветви на четыре слоя больше, чем вы, то для того, чтобы реагировать сообразно, у вашей матери появятся четыре дополнительных головы.
Возможно, тут я опять вас теряю, но именно поэтому важно не допускать мысли, что вы в каком-то совершенно ином «измерении» или «временном потоке». Как я уже сказала – вы в том же самом мире, просто загружаете дополнительный контент.
Итак… что же случится, если вы, подобно мне, решили спустить всё на тормозах, и вместо того, чтобы врываться к маме и спрашивать, что это за чертовщина с сырными монстрами и надувными людьми, вы притворяетесь, что всё в порядке вещей и просто ненароком замечаете: меня, мол, сегодня пытался подвезти Митч?
Тут всё становится даже более странным. Как мы уже установили, на текущем слое для вашей мамы в этих словах нет ничего необычного. Она скажет что-нибудь вроде: «О, Митчи», закатив при этом глаза, добавит: «видимо, пенный сезон» и сменит тему на что-нибудь вроде ужина, политики или своей новой юбки.
На этом слое вы ведёте себя нормально – что насчёт вашего исходного слоя? Там ведь вы тоже упомянули Митча, верно?
Не-а. Вы ведёте себя нормально, правда ведь? А значит, на КАЖДОМ слое вы делаете то, что подразумевает понятие «нормы». С точки зрения вашей «настоящей» мамы, вы просто вообще не говорили ни о каком Митче, или же сказали что-то такое, что прозвучало для неё совершенно нормальным. И её представлениям о том, что имеет смысл, ничего не грозит.
Если снова проводить аналогию с видеоигрой, полагаю, это работает, как если бы вы успешно нажали клавишу «вести себя как ни в чём не бывало», как поступила и я – и теперь это по-своему работает на каждом из слоёв, достигая одного и того же конечного эффекта. Ваши действия, или восприятие ваших действий окружающими, могут постоянно различаться таким вот образом, и да, это настолько же непредсказуемо и заморочно, как звучит. Не ломайте над этим голову. Когда больше не на что положиться, удерживайте клавишу «вести себя нормально», и остальное, скорей всего, как-нибудь устроится само собой.
Запись ЕСТЬНАДЦАТЬ. О концептах
Раз уж мы заговорили об ундулитах и откосных свистунах, упомянутых в моей прошлой-с-половиной записи, не помешает краткий обзор на тему: а что же, собственно, мы имеем в виду, когда говорим о «концептах». Прошу прощения, если вы вообще не воспринимаете ту запись – не знаю, как много вы пропустили, но это означает, что ваши средние полипы ещё не расцвели. Они довольно скоро расцветут, и вы сможете воспринимать куда больше потоков, но ни в коем случае не возвращайтесь и не пытайтесь прочесть то, что пропустили, если не хотите, чтобы они увяли снова, прихватив с собой половину ваших гелей.
Итак, концепты. Что есть концепт? Примерно то, что вы и думаете. Идея чего-либо. Чего угодно. Биологического вида. Песни. Дома. Работы. Эмоции. Разумеется, концепты складываются из бесконечно меньших концептов – вы сами концепт, точно так же как все ваши мысли, и все внутренние органы, и физиологические функции, и ваши хобби, и страхи, и то странное покалывание, что иногда возникает у вас в лодыжке.
Интересно тут то, что все концепты существовали и существуют вечно.
Возможно, вы скажете, что это звучит попросту глупо. Например, ну как мог концепт Шерлока Холмса существовать до концепта детективного рассказа? А как насчёт его бытия до концепта книги? Концепта человеческого вида? Концепта самого мира, как мы его понимаем?
А наплевать. Все эти концепты уже были в первозданном, сведённом к абстракциям виде, и роились, ожидая возможности прорасти в подходящем состоянии реальности. В полутрубах бисквитного диапазона, например, у Шерлока Холмса есть экзоскелет, его имя – поток кислых миазмов, акцентированных криком, и его образ был популяризирован с помощью экзувиальных спектаклей – это когда кучу сброшенных экзоскелетов обрызгали феромонами так, чтобы они представляли тех или иных персонажей, и бросили болтаться в том же огромном чане слюны, что и аудитория.
Снаружи они могут казаться абсолютно разными, но наш Шерлок Холмс и их… тот парень – прошу прощения, хоть я д;;[но умею делать запахи, у меня не выходит правильный крик – являются проявлениями одного и того же «сырого» концепта, некогда проплывшего по концептуальным каналам, ожидая возможности воплотиться в зоне с подходящими для него условиями – подобно тому, как наши «книги» и их «экзувиальные постановки» тоже разделяют общий корневой концепт, адаптировавшийся к двум чрезвычайно разным окружениям.
…Думаю, в определённом отношении концепт похож на вирус. Кусочек ДНК, которому нужно оказаться в чьём-то теле, чтобы выжить.
Возможно, теперь вы думаете, что это каким-то образом обесценивает «магию» творчества, будто нельзя считать серьёзным достижением, что кто-то изобрёл нечто, всегда существовавшее и просто использовавшее его в качестве ворот в наш мир – эй, но ведь подумайте, надо быть чертовски умным, чтобы осознать, что какой-то концепт вообще может существовать, верно? Сильно ли это отличается от того, что мы всегда называли воображением?
Правильный термин – это, конечно же, концептуализация, но по правде сказать, какая разница.
А самое, возможно, любопытное в концептах то, что, стоит им концептуализироваться, они начинают ветвизацию, прямо как мы с вами – а, как вы помните, ветвизация идёт в комплекте с восприятием. Как вы воспринимаете концепты, так и концепт может воспринять вас в ответ. Они не просто существуют, но и становятся сущностями – в каком-то странном смысле даже «людьми».
Так что да, на каком-нибудь слое вы можете на самом деле побеседовать с Шерлоком Холмсом, или как минимум идеей Шерлока Холмса… хотя сомневаюсь, что он будет выглядеть и вести себя так, как вы ожидаете. Ваше представление о персонаже, в конце концов, ничуть не более «правильно», чем тот безглазый парень с сорока восемью пальцами, который болтается в каком-нибудь чане со слюной; и его собственное представление о себе – каким бы оно ни было – будет вынуждено вести незримую баталию с вашим восприятием концепта. И это только к лучшему, потому что не так уж много созданий могут пережить (не говоря уж о том, чтобы получить от этого удовольствие) восприятие воплощённого концепта в его наиболее истинной и чистой форме.
Разумеется, тут вам далеко не только хиханьки да хаханьки. Аллегория с вирусом может быть куда ближе к правде, чем нам бы хотелось – ведь как только нечто становится в какой-то степени «живым», ему требуется поддерживать в себе жизнь. А это означает рост. Распространение. Питание. Борьбу. Достаточно агрессивный концепт может даже достичь той точки, когда он более не зависит от восприятия и поддержки со стороны других существ и заставляет их определять себя так, как он хочет, чтобы его определяли. Он может обменяться ролями, стать паразитом или даже хищником, что кормится на сущностях, впервые его концептуализировавших.
Всё это важно держать в голове по мере того, как мы всё дальше углубляемся в вопросы о том, чего следует ожидать по мере расширения вашего диапазона. В следующий раз я продолжу свою историю с того места, где остановилась.
Запись НЕДЖОРДЖ. Трещины
На первых порах моя жизнь после ветвизации была далеко не настолько захватывающей, насколько можно было ожидать. Всё возрастающее осознание того, что «время» – иллюзия, существующая лишь в пределах «серой зоны», не слишком повлияло на восприятие мною последовательности событий. Проникновение в мир, где мой босс оказался сделан из сыра, никак не повлияло на процесс увольнения. Эволюционная история и особенности поведения гигантских рук, растущих из земли, были тем более интересны, что почти никак не затрагивали общую картину – за вычетом того, что они время от времени давили маленьких птичек, а весной их летучие семена размером с мелких мошек доставляли некоторые неудобства.
Моё ограниченное подключение к кабельному телевидению теперь могло похвастаться каналами «3,8» и «Q! Q! Q! Q!». По 3,8 показывали только эпизоды мультсериала про медведя Йоги – насколько я знала, таких никогда не существовало, но в целом они были ничем не более примечательны, чем те, что я видела раньше. «Q! Q! Q! Q!» на первых порах казался куда интереснее – это был телемагазин (вещание велось на каком-то языке, смутно напоминающем французский), который, судя по всему, торговал самыми разнообразными морепродуктами свежего засола. Попытка позвонить по телефону, не знаю уж почему, не выдала мне ничего, кроме записанного обращения Совета Свинины в Айове, предостерегавшего против возрастающего риска заражения «шунглем» от любых продуктов, сделанных не из свинины.
Со временем я подыскала работу в независимом агентстве сбора данных. Нудная и бестолковая работёнка, но хотя бы тот, кто проводил со мной собеседование, выглядел человеком. Тут и там я время от времени замечала дверь, которой не должно было существовать, новый кулер, заполненный чем угодно, но только не водой, или же размытое чёрное нечто, пялящееся на меня из окна глазом, похожим на красный сигнал светофора, но неприятности проносило мимо.
Как правило.
Если я продолжала работать как ни в чём не бывало, делая вид, что всё на месте и ничего нового не происходит, все эти лишние двери и размытые твари обычно оказывали мне ту же услугу, со временем пропадая туда, откуда бы они ни пришли, или же отправляясь отравлять жизнь в чьей-то ещё сфере восприятия.
Но иногда мне на глаза попадалось то, что мне реально, реально не следовало видеть.
Представьте на минуточку кипящий жизнью, процветающий деловой район в большом городе, повсюду кафе, клубы и специализированные магазины, всё настолько чистое, манящее и привлекающее внимание, насколько владельцы могут себе позволить. Добавьте дорожные знаки, движение, погоду, любое дело, которое привело вас сюда, и толпы людей, и вот уже большая часть доступного вам внимания уже занята всем вышеперечисленным – вещами, о которых вы по умолчанию должны быть в курсе.
Большинство даже и не подумает остановиться и начать разглядывать кучу мусора, плесневеющую в переулке, разбросанные на части останки того, что некогда было канализационной крысой, посреди оживлённого перекрёстка, или же мокрые окурки, запёкшиеся на краю сточной ямы. Детали среди деталей, неприятные мелочи, на которых большинство не хочет задерживать взгляд.
Тем не менее, брошенный шприц или подсыхающее пятно крови на пороге вашей любимой чайной достаточно выбиваются из колеи.
А теперь представьте нечто подобное в космических масштабах.
Когда я впервые обнаружила «промежуток», или, скорее, «бесконечную пропасть» между слоями, был самый обычный обеденный перерыв во второй половине дня. И не в городе, имейте в виду – это был просто повествовательный приём – а вполне за пределами его шумных просторов. Не так уж далеко нужно было отъехать, чтобы получить глоток свежего воздуха и возможность для тихого созерцания – бетонные джунгли уступали место дивному сельскому пригороду и наконец совсем уж глубинке, зелёной и холмистой, за каких-то пятнадцать-двадцать минут, если знать, каким путём в какое время ехать. И вот там-то можно было найти моё любимое местечко, чтобы остановиться выпить пива и закусить дешёвой, жирной и сытной свининой. Очаровательно замызганная закусочная на маленькой заправке наполовину держалась за счёт потрёпанных жизнью дальнобойщиков, а на другую – за счёт тех, кто жил достаточно далеко от города, что считал «Заправку и Рывок у Алфи» вполне достойным местечком, чтобы провести вечер вне дома.
И вот, я в очередной раз проделала мирный извилистый путь мимо небольших рощиц и заброшенных кукурузных полей, машинально преодолевая давно знакомую последовательность поворотов. Наверное, у всех у нас есть такие маршруты. Путь домой, быстрый набег на ближайший гастроном, а может, даже путь из спальни в ванную и оттуда на кухню в четыре утра… Но, возможно, были случаи, когда вы по каким-то причинам вдруг сбрасывали дремоту обыденности, обнаружив, что что-то не так, как обычно. Незнакомый ориентир. Неверный поворот в знакомом районе, который вы вдруг перестали узнавать.
Со мной на пути к Алфи такое случилось лишь однажды. Во время бури повалило один дорожный знак, на который я привыкла опираться, и я проехала целую милю прежде, чем ощущение неправильности выдернуло меня из каких-то размышлений, которым я тогда предавалась.
Тогда я не смогла сообразить, где именно «свернула не туда», тем более что приехала-то как раз куда надо. Я остановилась на всё том же присыпанном гравием пятачке, который считался здешней парковкой ещё с того раза, когда я впервые побывала здесь вместе с дедушкой лет двадцать шесть назад. Уставилась на всё тот же рекламный знак, который прекратил светиться и вращаться ещё до моего рождения, но, наверное, всё же после повального увлечения диско.
И всё же откуда-то я знала, просто знала, что ужасно, ужасно потерялась.
В каком-то смысле так оно и было.
Просто иногда «неверный поворот» совершает наше восприятие.
Едва я вышла из машины, все чувства завопили, что надо мною навис неминуемый рок. На том уровне, который можно описать словами, всё было по-прежнему, но всё вокруг, от цвета неба до хлюпающе-шуршащих звуков, порождаемых моими шагами по смеси грязи и гравия, казалось абсолютно неестественным.
Впрочем… мы говорили об Алфи.
Взвесив всё, я решила, что, во что бы я ни вляпалась, едва ли оно просто возьмёт и поправится само собой скорее, если я вернусь, чем если продолжу путь. К тому же вариант «идти дальше» дополняли обещания алкоголя и мяса. Хоть это решение и оказалось ошибочным, я продолжаю стоять за логику.
Возможно, мне следовало насторожиться сильнее, когда впервые на моей памяти дверь заведения пришлось открывать на себя, а не от себя. Или когда я увидела, что нигде нет и следа обычной разномастной толкучки дальнобойщиков и местных фермеров. В самый разгар обеда здесь было совершенно пусто… и поразительно тихо. Хоть типичная подборка музыки в стиле кантри и была, мягко говоря, не в моём вкусе, я обнаружила, что мне остро не хватает этих утомительно навязчивых мотивчиков, когда мои шаги стали каким-то образом отдаваться эхом среди тесных и густо изукрашенных стен забегаловки.
Я села в конце стойки – всегда занимаю это место, если оно свободно – и стала терпеливо ждать кого-нибудь (или что-нибудь), кто примет мой заказ.
Я всё ещё пыталась понять, достойно ли будет просто взять и сделать ноги, когда на кухне наконец послышалось движение; неприятный скрип, словно кто-то шаркает резиновыми подмётками по линолеуму.
Дверь кухни открылась словно бы сама собой.
За ней была лишь безбрежная чернота.
– Чтоооооо. Быыыыыыыыыыть, – раздался голос, глубокий, но какой-то жужжащий, как… как у маскота «Кул-Эйда»9, за неимением лучшего сравнения.
Я не была уверена, стоит ли на это отвечать. Я просто, моргая, таращилась в темноту.
Прошло несколько секунд, а может, минут, не могу точно сказать – и из тьмы показалось нечто. Огромное, грубо очерченное лицо, круглое, кремового цвета, словно бледная дыня с плоскими, лишёнными выражения глазами и прорезью рта. Сперва казалось, что оно парит в воздухе, медленно и лениво выползая из бездны, как наполовину надутый воздушный шар, но затем показалась и шея, тянущаяся следом – морщинистая, цилиндрическая, словно у старой черепахи. Вдоль неё тянулись синие вены.
Я так ничего и не сказала, но глаза и рот существа и без того приняли форму правильных кругов, когда оно уставилось на меня в безумном испуге – и этого оказалось вполне достаточно. Чёрт с ней, с неловкостью, я не собиралась выложить деньги и посмотреть, приготовят мне сэндвич или из меня сделают сэндвич. Я сорвалась с места и сама не заметила, как оказалась в машине; жуткое бескостное лицо теперь прижималось к оконному стеклу, разглядывая меня в ещё большем шоке, чем прежде.
И только когда я стала отъезжать, я осознала новую проблему: когда я заходила в закусочную, на дворе стоял день, но теперь небо было столь же беспросветно-чёрным, как пространство за кухонной дверью.
Чёрным, но вот «темно» отнюдь не было. При полном отсутствии солнца или звёзд я всё равно видела всё вокруг так же ясно, как и светлым днём. Казалось, что небо просто не прогрузилось, и в каком-то смысле так оно и было – только на деле загрузиться не смогло моё восприятие неба и самой вселенной за ним. Как я потом поняла, это не было даже «пустотой», ведь та сама по себе тоже является концептом. Вакуум, в котором болтаются наши звёзды и планеты, технически тоже является «чем-то». Даже темнота – это тоже нечто. Идея. То, на что я смотрела, действительно можно грубо описать как черноту, но, хотя это сложно объяснить словами, черноты тоже не было. Это было настоящее, в полном смысле слова, ничто.
Но это самое ничто всё ещё могло содержать в себе нечто, и оно таки его содержало.
Когда я выехала с парковки и развернулась, в поле моего зрения возникло что-то массивное. Подсознание тотчас же страстно возжелало спутать эту штуку с луной, но мертвенно-бледная сфера висела всего метрах в тридцати над пустым полем за «Алфи». Я сужу с такой уверенностью потому, что тёмные сальные патлы этого создания почти касались макушек редких деревьев, и я могла разглядеть каждую морщинку и пору на его ноздреватой шкуре. А ещё, к глубокому моему сожалению, я отчётливо разглядела пару влажных розовых глаз, пугающе похожих на человеческие – каждый был размером с плавательный бассейн на заднем дворе и бешено вращался за грязными космами.
По счастью, создание уже отворачивалось от меня, но где-то за ним зловеще маячило ещё что-то странное – настолько лишённое знакомых черт, что его даже не с чем сравнить. Больше всего оно напоминало огромный ржаво-оранжевый древесный ствол, у которого отломили макушку. С узкого конца он разделялся на множество «корней», которые попарно яростно тёрлись друг о друга, порождая неприятный рваный скрежет.
Столь же диковинные контуры усеивали и дальнейшую пустоту. Трудно было сказать, действительно ли одни были мельче других, или просто находились гораздо дальше – сложно понять без какой-либо точки отсчёта. Десятки тварей, похожих на ощипанных бесклювых индеек, летели сквозь ничто на крыльях, похожих на перепончатые уши, порой сталкиваясь с влажным взвизгом. Болезненно-жёлтый канат из плоти извивался прямо надо мною на манер мурены – слишком длинный, чтобы можно было различить начало или конец. Нечто размером с сарай, гогоча будто гусь, пролетело между мной и луной-лицом – слишком быстро, чтобы я успела разобрать что-то, кроме множества длинных паучьих пальцев.
Теперь я знаю достаточно, чтобы понимать, что этот потусторонний паноптикум окружает нас на всех слоях нашей жизни, но в нормальных условиях буквально загорожен всем прочим, что мы способны воспринять – даже вакуумом, который нам кажется столь прозрачным.
К тому моменту я успела попривыкнуть к разным странностям, но первая встреча с бытием, что таится позади остального бытия, оказалась капельку более тревожной, чем всё остальное. Это навсегда? Это опасно? Я подвергаю себя риску, просто таращась на всё это изнутри машины, или привлеку ненужное внимание, тронувшись с места?
Если даже я и привлекла внимание кого-то из жителей небытия, то так и не узнала. Я повела себя так, как поступил бы любой разумный человек: делала вид, что всё в полном порядке, пока ехала на работу – и, когда я зашла в здание, всё действительно было в порядке. Самое обычное яркое солнце светило в окна, коллеги возвращались на рабочие места, и я подкрепилась из торгового автомата – до конца смены хватило.
Я больше никогда не видела необозримого ничто там, где следует находиться небу, однако теперь мой разум или, скорее, центр восприятия знал, куда смотреть. То и дело за мусорным баком или в щели старого забора, в укромных закутках, о которых никто не думает и которые никого не заботят, я то и дело ловлю проблески черноты, которая не имеет ничего общего с темнотой.
Полевые заметки о зонах
Зона 181-QQ-Сиреневая
Эту зону можно найти только ночью, если идти по достаточно узкому переулку между домами большого города. Это один длинный тёмный переулок, который всё длится и длится, идёт расширяющейся спиралью, а развилки попадаются очень редко. Мусорные баки безвредны, пока продолжают храпеть, а парни, похожие на белые меловые контуры, едят только оставленный внутри них хлам – но держите ухо востро с граффити навроде зелёных гекконов. Слишком долго задержитесь на одном месте, и они попытаются сожрать ваш объём, раздуваясь и уплывая прочь, как воздушные шарики, пока вы сами сплющиваетесь в двухмерный силуэт.
Зона 67B-BBB-BV
Тут я просыпалась только после двух особенно тяжких похмелий, а стоило мне там уснуть, как я снова оказывалась дома. Выглядит как внутренности гигантской сырой индейки, всюду розовое мясо и гигантские белые рёбра, а высоко над головой маячит позвоночный столб. Эта полость соединяется с ещё одной, точно такой же, и ещё, и ещё, и все они освещены праздничными гирляндами, которые повсеместно намотаны вокруг костей. Когда я очутилась тут во второй раз, меня некоторое время преследовала какая-то тварь вроде белого резинового страуса, причитающего «А чё я-то! А чё я-то!».
Зона 1-1-1-Желтовато-Зелёная/Киноварная-C
Кроличья тюрьма. Так это выглядит. Пушистые существа, похожие на гигантских игрушечных кроликов, всех расцветок и пропорций, в древнего вида тюремных камерах, ничего не делают, просто пялятся на тебя, когда ты проходишь мимо, словно хотят взглядом просверлить дыру. Если задать им какой-нибудь вопрос – лишь пожимают плечами или качают головой. Однажды мне стало настолько любопытно, что я открыла одну из камер, обитатель которой выглядел достаточно маленьким и безобидным. Оказалось, что решётки даже не заперты, но стоило приоткрыть камеру, кролик заорал, словно его режут. Просто продолжал стоять и пялиться на меня, но верещал как полоумный, а пластиковые глаза лезли из пушистых орбит, пока я не закрыла камеру обратно. Последовавшее в ответ: «Фух, спасибо, это было близко!» остаётся единственными словами, что я от них слышала.
Зона 5
Да, код, который я получила – просто число «5». Думаю, это вполне логично для зоны, также известной как Фабрика Рук. Человеческих рук, в точности как наши – а может, они автоматически воспринимаются как то, что вы подразумеваете под словом «руки», не удивлюсь. По каким-то причинам руки нужно изготовить на фабрике и «доставить» в другие зоны, иначе… они просто не будут существовать. Пусть даже это естественная часть организма, с которой эволюционировал ваш вид – вы всё равно родитесь без рук, если конкретная их пара не будет изготовлена на фабрике на нужном слое. Местные жители – огромные руки, и по каким-то причинам у них тоже есть концепт «времени», прямо как у нас в серой зоне. Кажется, они убеждены, что время в конечном счёте реально, но только для таких, как они. Рукастых.
Честно говоря, уверена, это просто отговорка, чтобы носить все эти стильные часы.
Зона [S]+Гельсятнадцать
По мне так не отличалась от дома, но каждый носил костюм в виде увеличенной версии себя – здоровенные дурацкие ростовые куклы моей мамы и соседей. В остальном вели себя совершенно нормально, но все говорили одинаковым странным фальцетом, доносящимся откуда-то изнутри. Когда я подсмотрела за «мамой» в щёлку в двери (прости, «мам»), я подловила момент, когда она снимала голову.
…вместо человека внутри оказался чахлый кактус с выпуклыми пластиковыми глазами, торчащий из недр костюма, который был доверху набит почвой, словно горшок. Сделав такое движение, словно вытирает «пот» со «лба», кактус водрузил голову на место.
Зона X/K=Опаловая 12 (ополовиненная)
Мир, как он выглядит изнутри аквариума для золотых рыбок. Тут есть воздух, но земля по преимуществу состоит из камней ярких неоновых расцветок, повсюду торчат огромные пластиковые растения, дома сделаны из цельных кусков резины с нарисованными деталями, а вместо людей – просто огромные вонючие золотые рыбки в одежде, ходящие вразвалку, с вертикально торчащей вверх головой и ртами, которые шевелятся совершенно не в такт с их речью, пока не соображаешь, что голос доносится из той жабры, которая к вам ближе. В остальном никаких особенных отличий, но в новостях сильно обеспокоены участившимися «инцидентами с кошачьей лапой».
Зона 33-D-909
Просто равнина цвета зелёного гороха, с рельефом огромного отпечатка пальца. Я дошла до того места, где она обрывается в серо-синюю пустоту, и, заглянув за край, увидела, что оттуда на меня таращится кто-то, стоящий на другой стороне этого зелёного диска. Ону выгляделу немного стрёмно, словно немигающая восковая фигура с нарисованными чертами лица. Указав пальцем на моё лицо, это создание разразилось смехом и хохотало, пока нечто незримое не схватило его сзади и не утянуло грубым рывком. После этого совершенно другой, грохочущий голос попросил у меня «ПРОЩЕНИЯ ЗА ЭТО».
Зона 1/4=76(x)(u), Аквамариновая фаза
Повсюду тьма, под ногами бетон, общую монотонность нарушают только скопления безликих белых столбов и, время от времени, «Дабл-Ю». Буквально здоровенная ходячая буква W с глазами, словно персонаж «Улицы Сезам», хрипящая, что-то бормочущая и бесцельно шляющаяся туда-сюда, словно вечно что-то ищет. Она вам не навредит, и даже не будет обращать на вас внимание, но время от времени, так и не поняла почему, она просто валяется мёртвой. Лежит в луже фиолетовой крови, иногда – насаженная на один из белых столбов. Угоди в эту зону снова – и, вполне возможно, она снова будет бродить, как ни в чём не бывало, но фиолетовые пятна останутся где были.
Зона О-О-Хххамфри
Это Библиотека. Тёмный пыльный лабиринт книжных полок, тут и там прерываемый массивными деревянными столами, мёртвыми растениями в горшках, а иногда даже стеной разбитых окон, за которыми видна бездна. Не знаю, почему она такая запущенная, как минимум, в моём восприятии. Может, я слишком мало читаю? В здешних книгах нет особого смысла, по большей части просто словесная окрошка, но иногда тут можно наткнуться на маленького визгливого книжного червя, который будет наставлять вас о том, насколько важно быть начитанным. Он безобидный, насколько я знаю, но ОЧЕНЬ настойчиво пытается навязать вам библиотечный билет. Просто спросите у него, где найти «детскую литературу», и он перечислит вам последовательность поворотов. Они непременно выведут вас в настоящую библиотеку в месте, которое вы считаете своим домом, ровнёхонько в секции научной литературы.
Зона VVVV-ЧЁРНАЯ/НЕТВЁРДАЯ
Я слышала, как её называют «лягушачьим отелем». Это… это, э… на самом деле не отель. Не совсем. И «лягушек» там тоже нет. Не совсем. Я не… собираюсь обсуждать то, что происходит в лягушачьем отеле. Хотя это не совсем отель и не совсем с лягушками, вы поймёте, почему он так называется, если не успеете свалить оттуда достаточно быстро, и тогда просто… это не передать словами, правда, но мне определённо не помешает хороший психотерапевт, понимающий в делах с зонами, это уж гарантирую.
Перевод: Лаларту
Источник: Bogleech.com
Больше информации о мире Диапазона: Noisy Tenant Wiki
- 1В общей матчасти Диапазона слоями зовутся, так сказать, ситуации, сквозь которые движутся вещи – например, моменты времени или страницы комикса.
- 2Персонаж мультиков «Looney Tunes». Наверняка вы все знаете этого ковбоя в огромной шляпе.
- 3Непереводимая игра слов. Нашему «большая шишка» в английском соответствует «big cheese» – буквально «большой сыр».
- 4Слово «gel» может означать как, собственно, гель, так и светофильтр. Чтобы не мучиться с игрой слов, будем считать, что у перцептоидов это гелеобразные фильтры восприятия.
- 5Ещё один англоязычный фразеологизм, «rat race». Означает бестолковую суматоху, ближайший аналог – «мышиная возня», но здесь всё-таки именно бега.
- 6Более известный у нас мультипликационный герой, моряк, обретавший суперсилу путём поедания шпината.
- 7Кстати, сами ядра не существуют.
- 8Относится к «Burrgr Inc.» – её филиалы есть везде, кроме Австралии.
- 9Огромный человек-кувшин, проламывающий стены.