Утренняя пробежка — наилучший способ привести в порядок расшатанные нервы. Только в это время, по горло занятый тонкой работой мультикоординации, я действительно отдыхаю. Бездумная упорядоченность движения, шаги приливной волной, мягкое кроссовочное шуршание. Дворники сторонятся и прикладывают руки к форменным фуражкам, а когда мы скрываемся за поворотом, облегченно вздыхают: пронесло. И снова машут метлами. А между их ног, на грубой ткани муниципальных комбинезонов, привычно расплывается влажное пятно — это чтоб никто не соблазнился; химическая защита от молодой похоти недоперсонков, которые трахают все, что может пожелать им здоровья.
Таких мы обожали приветствовать по завершении пробежки, когда в единой голодной судороге сводило разом все наши желудки:
— Здоровьечка тебе, чмо ушастое! — и очередной моновыблядыш становился нашим завтраком, согласно муниципальному положению об утреннем питании, одобренному городским советом и мультимэром, пункт пятнадцать, параграф Б:
... после чего разжевывать до прекращения криков и хруста костей...
В этой тушке чуть больше сорока килограммов органики. Примерно четверть от нашей дневной нормы калорий. Остальное добирали за обедом — опять таки, согласно вышеозначенному муниципальному положению. Я всегда чтил закон внешний, потому что я сам был закон — внутренний. Так мы решили на первом учредительном мультисобрании, и пять счастливейших лет ни у кого не было повода упрекнуть меня за недостаточное радение.
Тогда, пять лет назад, объединялись мы не вокруг моей (аутообожаемой) моноперсоны, но вокруг прогрессивной концепции: эффективность, напор, движение. Оптимальная концепция для мультиперсонального гражданина. Уж поверьте, я знаю, о чем говорю.
Еще будучи моноперсонален, но полон желания непрестанного единства, я видел таких, что расплывались метровым слоем пассивной плоти по стадиону Уэмбли или Лужникам. Их кормили, подвозя органику самосвалами. Их чистили, рассыпая сорбент с вертолетов. Их накрывали сеткой, чтобы вороны не совали клювы в их нежные дыхальца. Кому и зачем нужна такая мультиперсонализация? Только чтобы экономить на низких удовольствиях: один раскошелился на кокаин или амфетамин — тысячи халявщиков стонут от кисленького миультиоргазмика. Одного дрочит пьяная моношлюха, все прочие орут в едином порыве мультивосторга: «Гоооооол!»
Это не наш путь.
Мы выбрали сороконогий биоконструктив, как самый мобильный и несущий положительное агрессивное начало. Как единственно способный на утренние оздоровительные пробежки, перемежаемые легким завтраком или ураганным совокуплением на узких мощеных улочках нашего милого городка. Так что в прежних терминах это можно назвать клубом любителей бега трусцой.
Разделение функций — вот тот краеугольный камень, на котором зиждется жизнедеятельность мультиперсоны. Следовало изначально подобрать каждому сегменту функцию по темпераменту и предпочтениям, чтобы потом не было поводов для нытья и тихого саботажа.
Меньше всего проблем у меня было с выбором кандидата на вакансию анального сегмента. Едва кинул клич, кому, мол, придется срать без просыху, а он уже руку тянул: «Я! Ради Атмана всеединого, пусть это буду я!»
— Ты представляешь, на что обрекаешь себя? — спрашивал я. — Какая это ответственность, какая изматывающая напряженная работа?!
Он не испугался, не опустил руки.
— Тридцать лет я срал за пятерых, так что худо-бедно разбираюсь в том, как парковать фекалии, — ответил мне с искренним энтузиазмом сей титан анального сфинктера. — Просрусь и за сорокачленную мультиперсону — невелик труд, если не будет диспепсии и диареи... А даже если и будет — ничего, выкрутимся, выдристаемся достойно!
Я не удержался, обнял его в слезном умилении.
— Жаль, — сказал я, — что встречаться в мультителе мы будем редко, да и общаться нам придется через посредников.
Ну, а коли есть голова и жопа, расставить остальных тридцать восемь моноперсон с их скромненькими условицами и предпочтеньицами — становится задачей чистой комбинаторики.
Кое-кто недальновидно предлагал отрастить каждому сегменту по четыре ноги. Тогда общее их количество составило бы сто шестьдесят штук — невъебенная задачка с точки зрения координации движения. Разобравшись в биомеханике, я пришел к выводу, что оптимально будет снабдить ногами только нечетные сегменты (начиная с меня, аутообожаемого). Так были выращены двадцать пар мускулистых беговых ног со стопой сорок пятого размера и заключен контракт с городским дистрибьют-центром «Адидас» на мелкооптовые поставки новейших легкоатлетических моделей кроссовок. Все были довольны, потому что одни любили бегать в новеньких кроссовках по утренним улочкам за обоссавшимися от страха недоперсонками, другие же — переваривать их в многокамерных желудках.
Но не все проходило так гладко.
Помню, вскоре после слияния решали мы вопрос гендерной идентичности: какие, значит, выращивать половые органы на усладу всем и каждому. Одни были за крепкий елдак, но другие, феминосегменты, яростно возражали; им пришлось бы по вкусу вырастить в пятнадцатом сегменте пару узеньких гинекоемкостей для жидких подарочков. Мой голос оказался решающим — в пользу елдака. До недавнего времени никто открыто об этом не сожалел.
Подбор сексуальных партнеров тоже тот еще геморрой. Партнер должен быть комплиментарным — надеюсь, это никому не нужно объяснять? У него, господа хорошие, должно быть такое отверстие, куда можно всунуть (желательно, на полную глубину) то, что вы так долго выращивали в генитальной сумке.
Больше всех прочих, мне нравились тихие стройные моноперсоны, какие в уличных ресторанчиках под цветастыми зонтиками с утра до вечера попивают горячий шоколад. Налетал на таких, подминал, нащупывал сладкое... Их хватало только на один раз; они лопались с забавным чпоканьем, когда простата под давлением в тридцать атмосфер накачивала их фруктозно-простагландиновой благодатью. Я извинялся за резкость, поднимал с тротуара, платил за искореженную ресторанную мебель и за амортизацию сладких гинекоемкостей.
Очень скоро почти у каждой встречной тихой моноперсоны в нашем милом городке можно было сквозь прозрачную ткань платьица заметить ровненькую штопку на животе или боку; мало кто обращался к хирургу, предпочитали зашиваться самостоятельно, нося шов как боевую награду. Такие, в принципе, годились на повторное сексуальное использование, но тогда следовало их щадить, позволяя заканчивать процесс вручную. Наша мультиперсона была на это не согласна, а особенно — феминосегменты. Они требовали жесткого, яростного, откровенного секса — того, что моноперсоны с придыханием называют «мультиебля». Скажу даже больше: именно феминосегменты определяли сексуальную ненасытность нашей мультиперсоны, известную на всю республику.
Я любил озабоченную трепотню этих оргазматичек, но зверел, когда они начинали доставать меня нытьем, дрязгами и кляузами. А в последнее время это случалось всё чаще; постоянно ущемлялись чьи-то моноправа, кому-то недоставало лимфопитания. Взаимовлияние и деперсонализация порождали всевозможные моноереси и заговоры. Но попытки ослушания пресекались мною на корню. Устраивал строптивым сегментам инсулиновый шок, спазм гладкой мускулатуры или что-нибудь столь же неприятное. И они становились послушнее.
В общем, мы неплохо уживались эти пять лет. Заседали в городском совете (кто, думаете, предложил муниципальное положение об утреннем питании?), выступали с сеансами мультиебли в столице (о, там улицы прямо таки кишели моноперсонами с девственными боками!), словом, не зря заполняли фекальные стоянки.
Мы прокололись на мультиобразовании. Что знает один, то может узнать каждый — таков был наш принцип синхронно-мутуального развития. Под это дело я выделил лучшие нервные ганглии, быстрейшие проводящие пучки, выстроив сложнейшую систему с высокой автономностью, где каждый образовательный курс или навык локализовался в отдельном нервном центре.
В совокупном активе нашей мультиперсоны были и всевозможные энциклопедии, и пятьдесят наиболее распространенных языков, и адаптированный курс медицины для мультиперсон, полезнейшие моторные навыки — от вождения истребителя и самообороны для мультиперсон, до искусства синхронной мультимастурбации. Многие спешили приобщиться к этим залежам надперсональной мудрости, так что ганглии никогда не простаивали без дела. Отрадно мне было наблюдать такое рвение в мультиобразовании, и не мог я помыслить, во что это вскоре выльется.
Обеспокоиться мне следовало, когда начали поступать навязчивые нейрозапросы о необходимости вырастить дополнительно не менее девяти елдаков и пятидесятилитровые мудя для наиболее полного удовлетворения сексуальных потребностей нашей мультиперсоны. Но не принял мер, счел это идиотской шуткой одного из феминосегментов.
Вскоре на меня обрушился целый поток нейрозапросов: переобуться в «Гриндерсы», выучить китайский и американскую версию английского, заказать пиццу с податливым монодоставщиком... Сотни и тысячи бестолковых навязчивых предложений, рекомендаций и требований — проводящие пучки просто захлебывались этим нейродерьмом.
Когда наконец я решил разобраться с причинами творящихся бесчинств, то пришел в наивеличайший ужас, а точнее, охуел мрачно. Ибо насчитал две сотни персон на сорокасегментный биоконструктив — многовато, не так ли? Большинство их них были скороспелыми плодами активности нервных центров мультиобразования, одичавших без моего присмотра.
Всякое отправление естественных потребностей превратилось в непрестанную муку. Накрылась мультипизденкой координация движений и гуморальная регуляция. Полетели к ебеням пищеварительная секреция и моторика. В желудках гнила проглоченная пища, простаивал порожний кишечник. Анальному сегменту оставалось только безработно попердывать. Не скажу, что он был в восторге от этих вынужденных каникул.
Жизненно важные моторные и секреторные команды уже не могли пробиться дальше второго-третьего сегмента, и я почти утратил контроль над мультиорганизмом. Более того, под угрозу было подставлено само выживание нашей мультиперсоны.
Я предлагал радикальные меры, поскольку не видел иного выхода. Хотел фагоцитировать всю сеть мультиобразования: если нельзя подчинить, приходится уничтожать. Но меня обвиняли в невменяемости, отказывались подчиняться. И снова мы не могли просраться, а внутри гнили скверно пережеванные недоперсонки, и отрыжка наша была полна зловония.
Когда страдание стало невыносимо, сегменты решились. Прежде им было страшно, но когда степень затраханости возрастает до хрустальных небес, страх проходит сам собой, адреналин-зависимым ферментом окисляется до неудержимой злобы.
Теперь меня умоляли: выжги, перекрой кислород, убей! Фагоцитируй энциклопедические центры, некротизируй центры рукоблудия!
— Лучше убей центр американского английского языка! — дошел до меня слабый голос анального сегмента.
Возможно, он был прав. В иерархии нервных центров сей охреневший ганглий, похоже, был одним из главных. Но локализация, господа! Локализация! В каком сегменте следовало искать эту паршивую овцу?
Данные были противоречивы. Все феминосегменты, будто сговорившись, указывали на тридцатый сегмент. Ну, конечно! Они были готовы на все, лишь бы избавиться от елдака, отрады и гордости нашей. Терратоиды гребаные, им приходилось напоминать о мультиперсональном договоре, но они и не думали успокаиваться!
На заре нашего мультисуществования анальный сегмент в недюжинной мудрости своей предлагал вырастить парочку узеньких гинекоемкостей — для внутреннего использования. Как начнут феминосегменты возбуждаться, секретировать эстроген, устроить им субботник своими же силами и средствами (елдаком нашим неописуемой красоты), чтобы расслабились в патентованном нашем мультиоргазме.
Не сделали, постеснялись... И вот к чему это привело.
Были и другие предложения. Я имею ввиду, какой нервный ганглий грохнуть. Всего предложений поступило чуть более пятисот. То есть у каждого сегмента было несколько кандидатов на элиминацию. Каждый подозревал соседа справа и слева в укрывательстве преступных ганглиев, подозревали анальный сегмент. Подозревали и меня, как распространителя бреда о взбунтовавшихся центрах мультиобразования. В последние дни именно эти подозрения стали превалировать в мультиперсональном мнении, трансформироваться в жажду возмездия.
Заговорщики готовили переворот.
Мы как раз ковыляли мимо городской ратуши, замечательнейшего в своей ажурности здания, настоящего украшения старой рыночной площади. Здесь, на виду у коллег по совету, меня вознамерились низложить... Наивные деперсоны! Я же чувствовал их агрессию как свою собственную; я знал наперед все их действия. И сделал ход первым.
Разом выбросил в гемолимфу всё, что было в секреторных пузырьках. Все медиаторы, все гормоны скопом. Дофамин — нате вам! Окситоцин — помучайтесь, падлы! Пролактин — ради Атмана всеединого! Упейтесь адреналином, говнюки смердячие!
Потом вывернулся до хруста в костях и перекусил мощными своими жвалами тело наше наидивнейшее, наисладчайшее — как раз посередке второго сегмента.
Когда я отделился, сегменты забились в конвульсиях — до них только дошел мой последний гормональный привет. Анальный на радостях обдристался. Елдак выплеснул на фасады домов полугодовой запас семенной жидкости. Кто-то недоглядел за кислотностью, и штукатурка на памятниках архитектуры начала растворяться. Так закончилось мое мультиперсональное существование.
Недавно я пробегал мимо той площади. Свободный, гиперманевренный, сверхкоординированный, ну что там координировать — всего пара ног, да с моим-то опытом.... Видел их, обезглавленных, все на том же месте и в том же плачевном состоянии. За неделю они не смогли решить, кто дифференцируется в головной сегмент. Думаете, крайний? Хрена лысого! Они устроили голосование, деперсоны укуренные! В первый тур прошли седьмой и анальный сегмент. Второй тур выборов назначен на следующую неделю, и я даже догадываюсь, кто в нем победит. Знатный получится головожоп. Его в цирке будут пялить во все щели...
Думаете, я оговорился? Отнюдь, уважаемые! После моего отделения, голоса феминосегментов перевесили, и в результате прекраснейший елдак республики был низложен до куцего клитора. Каждый феминосегмент отрастил себе по паре гинекоемкостей, что спровоцировало нездоровый ажиотаж среди люмпенов нашего города, обделенных средствами сексуальной разрядки.
Теперь моноперсональные копы вынуждены огораживать площадь, чтобы не возникло давки. Ведь даже самый зачмыренный огрызок, недоперсонок, может расчехлить свою двухметровую благодать и преподать урок нежности этим дебильным сегментам некогда великой мультиперсоны, погрязшим в гнилом плюрализме.
Признаюсь, глядя на этот разврат, и я начал слабеть, и у меня тоже что-то там шевельнулось (слава Атману, успел отрастить нечто пристойное, с чем не стыдно показаться в сауне, и что не срамно вложить в ротик народной умелицы). Но не остановился для скорого мокрого дела, продолжил свой путь, отвергая навязчивые предложения о новом единстве от встречных дворников, девственно-одиноких моноперсон и даже от смотрителей фекальных стоянок.
Ведь наслышаны, суки, наслышаны о былой мультиперсональной славе нашей!
Автор: Михаил Меро
Источник: http://zhurnal.lib.ru/t/treshkonkurs/sorok.shtml