Если вам не нравятся истории про неведомую хрень, приключившуюся с автором в период его детства где-нибудь в деревне у бабушки или на отшибе Вселенной в туристическом походе — не тратьте своё время на чтение этого текста. Скорее всего, такой формат уже давно всем осточертел, но я ни на что не претендую. Просто хочу высказаться.
Странное случилось несколько лет назад, летом, во время семейной поездки по югу России. Не особо удачное было предприятие, конечно. Каждый день в течение нескольких часов папа, мама, я и мелкий братишка кисли от жары в легковушке, под самый потолок забитой сумками, корзинами, чехлами с одеждой и прочим бутором. Оставшееся время уходило на осмотр достопримечательностей тех районов, через которые пролегал наш путь. Большая их часть была довольно скучной и плохо мне запомнилась. Но были и позитивные стороны путешествия. Бабушка с нами не поехала, поэтому мы экономили на комфортабельных гостиницах. Питались в кафешках и фаст-фудах и спали в одной огромной палатке. Вы даже не представляете, насколько бывает классно ночью в степи. Вокруг никого, только машины шумят, а небо усеяно тысячами звёзд...
Об этом можно долго рассказывать, так что лучше перейдём к делу. Когда мы доехали до Азовского моря, остановиться решили в кемпинге у самого берега. На Голубицкой всё было под завязку забито полчищами отдыхающих со всех концов страны, и мы долго и медленно ехали вдоль берега, заруливая под каждую вывеску. В конце концов расположились на территории какой-то совдеповской развалюхи-столовой, уже не помню, как эта база называлась, но зато запомнил речку, которую мы переехали перед тем, как туда повернуть. Ещё бы, название такое колоритное — Пересыпское Гирло! Дело было уже после обеда, и мама считала, что сегодняшний день логичнее будет потратить на поездку к «долине лотосов», но совместно с папой мы отстояли наше с Ростиславом право пойти купаться. Это же куда круче, чем любоваться цветами.
На пляже стоял единственный блок из трёх штук кабинок для переодевания, классических, из железных листов, немного приподнятых над землёй — чтобы было видно ноги, если кабинка занята. Стояли на самой границе растительности, кусты начинались практически прямо за ними. В кабинки была очередь, занимали мы её вместе, но Ростику приспичило стесняться, и я уступил ему. Через секунд двадцать он вылетает из кабинки в одних трусах, спотыкаясь о собственные спущенные шорты, и испуганно визжит о том, что в кустах за кабинкой кто-то тяжело дышит. Как Дарт Вейдер. И «солёные ноги» стоят. Я, честно говоря, ничего не услышал тогда, хотя стоял совсем близко к кабинкам. Очередь всколыхнулась. Кто-то пошёл шарить в кусты, но предполагаемый извращенец-подглядыватель не обнаружился. Только следы на песке. В итоге мы переодевались в машине.
Я у Ростика спросил потом, мол, почему ноги — солёные? Он не ответил, только нахмурился. Напугался крепко. Наверное, потому что мокрые ноги были, а намочить их тут можно было очевиднее всего в солёном море. День, к слову, если не считать этого происшествия, был классный. Мы много плавали, боролись с волнами, которые на Азовском море почти всегда ощутимые, тусовались в прибое, набивая полные плавки песка, а поскольку купаться полезли уже после обеда, сожгли свои бедные бледные плечи и спины не так сильно, как это могло было быть. Уставшие, с трудом стоящие на ногах после нескольких часов упорного штурмования волн, поужинали в столовке безвкусными котлетцами, а потом все вместе ставили палатку.
С темнотой мы завалились спать, каждый в своём отсеке палатки. Точнее, родители спали в большой центральной «комнате», а мы с братом — по разные стороны от них в маленьких, низких «пристройках». Так вот, в палатке был предусмотрен вход для собаки, низкий полукруглый вырез на молнии, и его дверь имела вставку из москитной сетки, что-то вроде окна на уровне земли, из которого в палатку вечно залетал прохладный низменный сквозняк. Этот вход находился в моей «пристройке». Мне не хотелось спать, так что я валялся у себя, укрывшись от сквозняка пляжным полотенцем, и резался в какую-то из тех старых Java-игр, которые в школьной среде передавались с одного телефона на другой как величайшее сокровище. Про «солёные ноги» вообще не думал, скорее всего уже даже позабыл про этот случай.
Не было ни звука шагов, ни шаркания песка, ничего. В какой-то момент я просто почувствовал, что рядом со мной находится что-то живое, кожей ощутил. Перевёл взгляд с экранчика телефона на окно собачьей дверцы и увидел в каких-то десяти сантиметрах от стены палатки человеческие ноги. Меня буквально сковало страхом. Уронил телефон маслом вниз, так что единственные источники света — Луна и стоявший на углу столовки тусклый уличный фонарь — находились снаружи. Я очень хорошо видел две абсолютно неподвижные ноги, босые, с нестриженными ногтями, покрытые налипшим на них песком и обломками ракушек, видел примерно до середины голени. В верхней части палатки было окно, но с моего лежачего положения верхней половины фигуры не было видно. На стену падала только очень размытая тень.
Я старался не издавать ни звука, почти не дышал. Как никогда раньше боялся за свою жизнь, и за жизнь родителей. Думал, что это какой-то маньяк-психопат, который припёрся ночью в кемпинг и выбрал почему-то именно нашу палатку. Мало ли, что у него на уме, он способен буквально что угодно сделать, он сумасшедший, он за себя не отвечает. Я лежал, ноги стояли. Так продолжалось, как мне показалось, целую вечность, но по факту не больше пяти минут, наверное. Потом этот человек снаружи начал издавать звуки. Клянусь, у меня тогда волосы дыбом встали от ужаса. Даже описать сложно. Никогда в жизни у меня не получится забыть этот мокрый кашель утопленника, чудовищные хрипы запущенного астматика, задыхающегося, свистящего вывернутой наизнанку глоткой человека.
Звуки становились всё громче, я, пребывая в полнейшем шоке, молился как умел, чтобы это закончилось. Услышал шевеление за внутренней стенкой. От шума проснулись родители. Не просто проснулись — вскочили, папа выбежал наружу, схватив первую подвернувшуюся под руку палку. Психа уже не было. Я не уловил момента, когда он успел убежать, просто страшные хрипы вдруг прекратились. Снаружи вся палатка была окружена двумя хорошо вытоптанными в песке кольцами следов. Кто-то беззвучно нарезал круги вокруг неё, тщательно вытаптывая эти кольца. Стыдновато признаться, но меня после всего этого кошмара стошнило вечерними котлетцами. Остаток ночи мы пытались спать в запертой машине. Ростик больше не смог заснуть, да и я тоже.
Ранним утром мы собрались и уехали из этого кемпинга куда подальше. В местных новостях за последующие дни не было никаких упоминаний про маньяка, хотя я специально хватался за всю информацию такого рода. Собственно, на этом история заканчивается. В жизни со мной больше ничего настолько пугающего и труднообъяснимого не происходило, но про «солёные ноги» до сих пор жутко вспоминать.