Наконец-то смена подошла к концу и я, миновав турникет, вышел за проходную родного завода, поправил рюкзак на плече и втянул ноздрями свежий прохладный ночной воздух. Вдалеке видны тусклые огни спящего промышленного городка, где-то слышен редкий лай бродячих собак, ярко светят звёзды — вот за это я и люблю работать на второй смене. А ещё потому что начальства поменьше и смена на полчаса короче. Я сел на скамейку и стал ждать, когда же Алексеич наконец-то заведёт служебный автобус и развезёт нас по домам. Постепенно к скамейке подтягивались другие мужики, закуривали и начинали травить разные байки. Люблю такие вот душевные разговоры, поэтому придвинулся поближе и стал слушать. Но только дядя Коля начал рассказывать про то, как они с тестем в прошлом году на рыбалке лодку потеряли, к остановке подъехал дырчащий и изрыгающий клубы чёрного вонючего дыма старый «ПАЗик». Я зашёл внутрь, поздоровался с Алексеичем и уселся на своё привычное место.
— Все тут? — спросил Алексеич.
— Вроде все, — ответил дядя Коля. — Поехали уже, спать охота.
— Ну, если все, тогда поехали.
Дверь с лёгким скрипом закрылась и автобус, издав надрывный ревущий звук, тронулся с места и помчался по старой выбитой дороге. За окном мерцали фонари, из потрёпаных динамиков доносился голос Шатунова — радиоприёмник Алексеича ловил только мерзкое «Ретро-FM», автобус качало из стороны в сторону — и я сам не заметил, как уснул. Проснулся оттого, что автобус сильно тряхнуло, когда он заехал в какую-то выбоину и с водительского места начали доносится мат и жалобы на нынешнюю власть, которая не может нормально полатать дороги. Протерев глаза, я уставился в окно, стараясь понять, куда это я заехал. Понять долго не получалось, но когда увидел яркую витрину знакомого круглосуточного магазинчика, дошло — пару остановок благополучно пропущено и теперь до дома прийдётся тащиться пешком. Схватив рюкзак, я соскочил со своего места и почти бегом направился к двери, крича:
— Стой, Алексеич! Тормози!
От неожиданности Алексеич дёрнул рулём, автобус немного занесло, но, вовремя опомнившись, он резко затормозил, отчего меня бросило вперёд, и если бы я не успел схватиться за поручень, зубов бы у меня точно поменьшало бы.
— Саня, ты чего орёшь? Что случилось?
— Алексеич, я это... остановку проспал...
— Тьфу ты! Меня же чуть инфаркт не хватил! Чего орать так, нормально сказать не можешь?
— Ладно, Алексеич, не сердись. Со всяким бывает. Я это... тут выйду, дверь открой, а?
— Ну блин, ну совсем уже...
Под бормотание Алексеича я выскочил из автобуса и направился в сторону магазина. Отсюда до моего дома не так уж и далеко, пару-тройку дворов пройти, и всё. Зашел в первый и сразу же остановился. Я сотни раз бывал здесь днём, но ночью — ни разу. А ночью тут было совсем по-другому. Свет в окнах домов почти не горел, из всех фонарей работало всего двое, да и те светили слабо. Но луна была на удивление большой и яркой. Она позволяла хорошо осмотреть несколько мусорных баков, возле которых вылялся старый деревянный стул с тремя ножками (четвёртая валялась там же, отдельно от стула), детскую площадку с пивными бутылками около песочницы — опять дворовое хулиганье «культурно» отдыхало — и шатающуюся и скрипящую на ветру качелю. От этой качели мне почему-то стало не по себе: сразу вспомнились всякие ужастики, представился ребёнок с чёрными глазами и острыми мелкими зубами, который ест чью-то ногу...
Мысли эти разогнал женский крик. Вот тут я уже готов был обмочиться от страха, но вслед за криком послышался глухой рык, который немного меня успокоил. Собаки! Опять эти сволочи. Сколько раз уже сам от них ночью отбивался, так тут ещё и к женщине пристали. А так как в душе я рыцарь без страха и упрёка, то поспешил на помощь. Прихватил ножку от стула, который возле мусорки валялся, и побежал на звук. Продравшись через какие-то кусты, я вышел на дорожку, увидел женщину, но остановился. Что-то было не так, и из-за тени, падающей от кустов, я не мог понять, что именно. Женщина сидела на более-менее освещённом участке дорожки и рыдала, обхватив голову руками, чуть дальше от неё в тени валялась бесформенная куча какого-то мусора, а ещё дальше что-то шевелилось, чавкало и рычало. Что-то крупное шевелилось. Я решил, что там просто несколько собак пакеты с продуктами у неё отобрали или ещё что, но совсем не подумал, почему она так рыдает — не из-за палки колбасы же. А надо было бы подумать...
Не обременяя себя мыслями, я начал идти на собак, размахивая деревянной ножкой и кричать:
— Фу! Фу, я сказал! Пошли вон отсюда, сво...
Я застыл на месте, не в состоянии ни говорить, ни шевелиться — «собака» перестала чавкать и посмотрела на меня. Тогда я уже понял, что это была одна очень большая «собака» с очень большими сверкающими желтыми глазами. Она не нападала, просто смотрела на меня, угрожающе рыча и даже немного отодвигаясь назад. Приняв это её отступление как проявление страха, я набрался смелости, сделал шаг вперёд и снова кркнул: «Фу!». Зря, конечно... «Собака» резко встала на задние лапы, выпрямилась (и оказалась намного выше, чем я), зарычала ещё громче и бросилась на меня. Я даже не успел замахнуться ножкой, как получил удар лапой в грудь, отлетел в сторону и, ударившись головой о что-то твёрдое, отключился.
Очнулся я от воя сирен. Голова болела, в глазах двоилось, всё лицо было в чём-то мокром, тёплом и липком. Я, пошатываясь, встал, осмотрелся. С нескольких сторон к дорожке подъезжали машины с мигалками: милиция и скорая. Свет от фар осветил дорожку, и я снова увидел женщину, отчего мой желудок скрутило, я упал на четвереньки, и меня вырвало в траву.
Женщина сидела на асфальте, раскачиваясь взад-вперёд, держа на руках маленького ребёнка. Вернее, то, что от него осталось. Головка развёрнута назад и свисает на спину, половина лица напоминает фарш, одной ручки не хватает, неестественно выгнуты ножки, вместо живота зияет дыра, сквозь которую до самой земли свисают внутренности. Кусочки ребёнка лежали и в том месте, где находилась «собака», его ручка была там же. Дорожка была густо залита чем-то тёмным, как я понял — кровью. То, что я поначалу принял за кучу мусора, оказалось помятой детской коляской.
Послышались звуки захлопывающихся дверц машин, голоса. Я попытался подняться, но ноги не слушались, голова болела ещё сильнее, и я просто обессиленно упал на траву. Голоса приближались. Кажется, я опять начал отключаться. Спустя некоторое время снова послышались крики, плач, опять рыдала женщина.
— Да успокойте её кто-нибудь! — раздраженно прикрикнул кто-то. — Второй случай за ночь. Ну чего они ночью с дитём на улице забыли, а?
— Товарищ майор, там ещё один, — сообщил какой-то совсем юношеский, почти подростковый голос.
— Ребёнок? Живой?
— Да нет, взрослый. Живой, но в отключке вроде...
— Так чего стоишь? Врача, быстро!
— Есть врача!
Ко мне подошли какие-то люди, что-то говорили, спрашивали. Но я уже мало что соображал.
Очнулся я в больнице с перебинтованной головой в пустой двухместной палате. Рядом сидел усатый мужчина в форме. Увидев, что я очнулся, он поздоровался, представился майором Поддубным, порасспрашивал немного. Когда он уже собирался уходить, я спросил:
— А что это хоть было, а?
— Собаки. Просто дворовые собаки.
— Какие собаки? Я же сам видел, большое оно было! Да и...
— Собаки это! Ты головой ударился сильно, вот и причудилось.
— А коляску погнул кто?
— Какую коляску? Не выдумывай ерунды. Выздоравливай.
И ушёл.
В больнице я провалялся недели две. В газете прочитал, что в ту ночь ещё одного младенца загрызли недалеко от того места, где я был. Всё списали на собак, даже поотстреливали немного. Но я-то знаю, никакие это не собаки...