В школе у меня была классная компания — я, Лешка, Юрка, Славка. Мы были прикольные и очень творческие. Сочиняли разные пьесы и были непревзойденными мастерами приколов и розыгрышей. Нас даже учителя из-за этого побаивались. Наши родители работали вместе в аэропорту, мы жили практически рядом. И даже наши дачи были в одном поселке.
Когда нам было лет по 12, в школу перевели близнецов — Наталку и Андрюху. То есть их родителей перевели в аэропорт, и брат с сестрой попали в наш класс. Близняшки как-то незаметно влились в нашу компанию — оказались одной с нами крови. Любители приколов, веселые, смелые. Только одним они нас чрезвычайно раздражали — обожали вспоминать, как хорошо им было в городе, откуда уехали.(Они жили на Украине, кажется, в Чернигове). И какое это крутое место. Там было практически все. А на новом месте жительства, соответственно, ничего. И снега у нас зимой мало, одна слякоть. И грозы редко случаются. И сало невкусное (куда ж нам против Украины).
— У вас что, катков нет? — спрашивала Наталка. — А где вы на коньках ездите? Нигде?!!!!!!!! Ну, дыра!
Мы их, конечно, как-то гасили. Типа, кто ж из современных людей сало ест? И горы у нас крутые, каких в Чернигове нет. Но вот одним близнецы нас клали просто на обе лопатки. У нас не было ни одного дома с приведениями.
Судя по рассказам брата с сестрой, в Чернигове таких помещений наличествовало как собак нерезаных. И многие — в непосредственной близости от их прежнего дома. Был замок с духами рыцарей. Была хата, где обитал нервный мужик с топором, при жизни порубивший в капусту человек сто. И даже был домик, где тусили русалки (ой, любили близнецы Николая Васильевича!)
Нет, мы, конечно, понимали, что замок — явная гипербола, да и с русалками просматривался перебор. Но все равно, в чудном городе Чернигове что-то да было. А у нас — ничего.
Город начал строиться годах в 40-50-х. Самому старому зданию было от силы полвека. Никто не потрудился забросить хоть один дом, чтобы он покосился, почернел. И даже наши дачи, а также турбаза и зона отдыха в их окрестностях были до отвращения новенькими, не зловещими.
У нас начал распухать комплекс неполноценности. Мы вяло говорили близнецам, что, мол, придет время, и мы им покажем настоящую страшилку. А пока еще рано. И судорожно пытались что-нибудь придумать.
И придумали. Конечно, идея была не фонтан. Для организации дома с приведениями мы выбрали пустой коттедж в конце нашей дачной улицы. Помещение было отвратительное. Веселенький такой беленький домик с крышей цвета шоколада. Вокруг — сиреневые кусты и большая акация. Кстати, покинут он был по совершенно не мистической причине. Семья, которая его занимала, перебралась в полном, кстати, здравии в другой город. Дачи были ведомственные. Ушел из аэропорта — освободил коттедж.
Так что домик пока стоял пустым в ожидании, когда его распределят новому сотруднику.
Нам нужно было не просто придумать историю про этот дом. Еще предстояло сделать так, чтобы близнецы нам поверили. Причем прием с беганьем в ночи в простынях явно не прокатывал — так мы всей компанией уже пугали гостей на моем дне рождения.
В общем, мы придумали такую историю. Жил в доме красивый молодой парень (а не уродливый мужик с горбом, как настаивал Лешка. Я была романтической барышней, а потому настояла на красивом приведении). Так вот, как-то жилец влюбился в дочку начальника аэропорта (первого секретаря местного ЦК, директора ювелирного магазина — не помню, какой вариант мы в результате выбрали). А строгие родители запретили им жениться. И несчастный парень повесился на акации (ну, не на сиреневых кустах же вешаться). А с тех пор в безлунные ночи, когда в поселке выключают свет, несчастный влюбленный качается в петле на акации, наводя ужас на окружающих.
Нам история нравилась. Тем более, что организовать удавленника было достаточно просто. Несколько лет назад один друг семьи привез мне из-за границы шикарную по тем временам игрушку. Огромного клоуна почти в человеческий рост. На паяце был белый костюмчик в мелкий красный горошек, красный же колпак. И омерзительный громадный рот от уха до уха. Этот-то рот меня жутко напугал, вплоть до истерики. Я напрочь отказалась не только играть с клоуном, но даже близко подходить к нему. Родители решили не мотать мне нервы, а свезли уродца на дачу и водворили в чулан, где валялся всякий хлам. Клоун пролежал там лет пять. И вот теперь мы решили извлечь его и сделать страшным призраком повесившегося влюбленного.
А потом все пошло, как по маслу. В какие-то из выходных (как раз настали теплые апрельские деньки) я вытащила пыльного, воняющего плесенью клоуна из кладовки. Мы с Лешкой перетащили игрушку к нему в дом — он был почти рядом с пустым коттеджем. Юра стащил у родителей бельевую веревку. И на следующие выходные я пригласила близняшек к нам на дачу. Мои родители всегда таких гостей только приветствовали. Родителям Наталки и Андрея идея тоже понравилась.
В общем, в субботу папа уже вез нас на дачу. Поехали ближе к вечеру, весь день я тщательно изображала крайнюю занятость, якобы оформляла стенгазету, готовилась к какой-то там олимпиаде. Главное было не подпустить близняшек к дому до сумерек. А то уже никакой удавленник не поможет — коттедж при свете дня был настоящим антиподом любым зловещим домам.
Потому мы добрались до дачи, когда солнце уже краешком зашло за горы. Бабушка кинулась кормить нас. И тут-то за ужином я намекнула близнецам, что их ждет нечто интересное, чему в подметки не годятся никакие маньяки с топорами и русалки. Рассказ продолжила уже в моей комнате — там постелили нам троим. Близнецы сомневались. Говорили, что не поверят, пока не увидят. «Подождите, — отвечала я, — ровно в полночь пойдем».
Полночь не наступала очень долго. Меня начали одолевать разные сомнения. Не хотелось идти, не хотелось пугать. И вообще было как-то не по себе.
Еще хуже стало, когда мы выбрались из дома и вышли на темную дорогу — свет в поселке уже выключили. Мы шли, прислушиваясь, как скрипит гравий под ногами. В поселке было очень тихо. Только вдалеке выла собака. Близнецы притихли. Я всеми силами желала, чтобы мальчишки не успели повесить на акации клоуна. Тогда бы мы вернулись побыстрее домой. Наконец дошли до коттеджа. Я зажгла фонарик. Луч света выхватил белую стенку дома, потом сверкнуло оконное стекло, потом луч на секунду ушел в темноту. А дальше выхватил качающуюся в воздухе белую фигуру. Казалось, она светилась на фоне полной темноты. Фигура двигалась — подрагивали ноги, руки двигались почти осмысленно — то ли приглашали подойти, то ли отгоняли. Фонарик освещал существо по плечи. И я его не поднимала — казалось там, на месте головы, таится самое страшное, такое, из-за чего бешено колотящееся сердце вообще не выдержит, взорвется.
Какой-то частью сознания я понимала, что это все спектакль, на дереве раскачивается не монстр, а моя уродливая игрушка. Но липкая жуть захватила меня всю, не давая двигаться, не позволяя вздохнуть. Господи, как же было страшно! И тут я поняла, что уже некоторое время слышу какой-то звук. Это тонко, на одной ноте визжала Наташка. Андрюха стоял рядом, дергал ее за руку и всхлипывал. На ватных ногах я развернулась, схватила их за руки. И мы рванули домой.
В поселке что-то происходило. Хлопали двери, где-то заголосила женщина. Нам все было по барабану. Мы ворвались в дом, в мою комнату, и рухнули все вместе на мою постель, зарылись поглубже в одеяла. Андрюха молчал. Наташка сначала всхлипывала, потом начала икать. Я гладила ее в темноте по руке и чуть не рыдала от жалости. Стоило мне закрыть глаза, как из темноты тут же выплывала светящаяся дергающаяся фигура. Каково же было Наталке!
Никакого триумфа у нас не получилось. На следующее утро Андрюха всю дорогу угрюмо молчал и шатался по дому. Наташа сидела у окна. Близняшки так и не вышли из коттеджа, хоть их пытались выманить на улицу и родители и ребята.
Кстати, ночь удавленника так просто не кончилась. Леша, отвечавший за клоуна (он лежал под акацией и держал конец веревки, на которой висел удавленник), потом должен был притащить куклу к себе домой и в темноте перепутал коттеджи. Перекинул клоуна через чужой забор. А в этот момент из дома вышла бабка, привлеченная визгом и шумом. Видит — во дворе лежит белое тело. В общем, старушка заголосила, как пожарная сирена. А тут Юрка, который спешил Лешке на помощь, тоже в темноте попал в чужой двор, вляпался ногой в теплицу. Зазвенело разбитое стекло. Из дома с воплями выбежали хозяева.
Словом гам-тарарам продолжался всю ночь. Хорошо, никто не понял, что виновниками была наша компания.
А мы были подавлены. Андрюха попросил нас не говорить с Наташкой про страшный дом, типа, у нее итак крышу снесло. Это было самое безрадостное пребывание на даче за все мое детство. Лешка признался, что, когда вешал клоуна на акации, чувствовал, что делает что-то очень плохое. Славка сидел дома, не спал, а хотел пойти к нам и попросить отложить спектакль. Юрку всю ночь била холодная дрожь. Словом, спектакль прошел, а оваций не было. Причем история дома с приведениями на этом не закончилась. А закончилась только наша дружба с черниговскими близняшками. Как-то исчезли общие темы для разговора, встречаться стали реже. Дружба испарилась.
К середине лета в пустой коттедж въехала молодая семья — пилот и его жена. Совсем юные, веселые. Потом по аэропорту пополз слушок, что пилота списывают — медкомиссия нашла у него какую-то болезнь, летать ему уже нельзя и придется пахать в реммастерских. Еще через несколько месяцев бывшего пилота все время видели на улице пьяным в хлам. Начали говорить о том, что его молодая жена уехала к маме в другой город. И однажды Лешка примчался в школу с квадратными глазами, вытащил нас на улицу, подальше от школы. И там рассказал жуткую вещь. Кстати, Лешкина мать была первой портовской сплетницей, и Леха первым узнавал все пересуды, поскольку подслушивал, как родительница трепалась на кухне с подругами.
Так вот, бывший пилот повесился. Нет, не на акации. А в самом доме, на потолочной балке. Труп провисел пару недель, и соседи совершенно случайно нашли его в жутком состоянии.
— Это что, мы, что ли, виноваты? — вдруг спросил Юра.
— Это каким же макаром мы виноваты? — возмутилась я. — Ничего подобного.
Я старалась говорить уверенно, Прежде всего, чтобы убедить себя. Ребята угрюмо согласились со мной.
К следующему лету в коттедж снова приехала семья — на этот раз не очень молодая. И прожила там всего несколько недель. Жена, разжигая во дворе мангал, как-то умудрилась поджечь канистру с бензином. Полыхнуло сильно. А женщина с жуткими ожогами промучилась пару дней в реанимации и умерла. Еще какое-то время в доме пожила семья командора эскадрильи. Но глава семьи не разбился во время одного из полетов — у самолета отказали навигационные приборы, и он врезался в гору.
Прошло несколько лет, я закончила школу, поступила в МГУ. Во время очередных каникул приехала домой и отправилась на дачу. Прошлась по поселку и остановилась у того самого памятного дома — он снова стоял пустой. Теперь коттедж уже действительно напоминал дом из страшилок: он потемнел, крыльцо покосилось, остатки стекла в одном из окон торчали уродливыми клыками, кусты зачахли и превратились в серых уродцев. И только акация разрослась — ее уродливые ветки, казалось, пытаются охватить дом со всех сторон.
В поселке уже уверенно поговаривали, что дом плохой, что там не все чисто. А я не могла избавиться от чувства вины — неясного, не сформированного.