Дело было на Кубани, в степной археологической экспедиции. Копали могильники–курганы. Ничего сверхъестественного не предполагалось — откопать два месяца, отснять откопанное и домой. По вечерам, как водится, пели и пили, засиживались далеко за полночь, что способствовало завязыванию кратковременных романтических отношений на древних могилках.
С приездом профессора особо ничего не изменилось, но в ночные посиделки, кроме песен и спирта, стали вплетаться жутковатые рассказы профессора. Он рассказывал нам о лошадиных косичках — и наутро мы с ужасом обнаруживали косички и петли в гривах двух экспедиционных осликов. Он рассказывал нам о сарматском могильнике, открытом в 65–м году и о трагических случайностях, постигших участников вскрытия... и наутро мы предлагали устроить выходной.
И вот часа в два ночи, чуть разогретый, я отошёл от костра и побрел к «складу» за канистрой по случаю полученного вина. Иду мимо раскопа и услышал, как там кто-то шуршит. Ветер, думаю. Но потом стало шуршать и клацать. На этот раз попенял на грызуна или ослика. Но нет — ослики с другой совсем стороны стоят. Я подошёл поближе. Увидел отвалы, инструмент оставленный и в раскопе тень чью–то, которая как раз и клацала и шуршала.
Тут-то я и остолбенел: тень то метра три ростом, и руки у нее странно длинные, и клацает она как–то не мирно... Тут моя хмельная голова не придумала ничего лучше, как заставить меня тихо вытянуть лопату и бросить ею в тень. Та как–то укоризненно покачала «руками» и слилась с темнотой...
А утром нам устроили разнос за разбросанные инструменты — все было раскидано по раскопу. Но я–то одну только лопату кинул...