История произошла не со мной, говорю сразу. Но она произошла там же, где я работала, на очистных сооружения — месте действительно странном и практически безлюдном. Рассказала мне эту историю женщина, которая уже 20 лет работает в лаборатории на очистных сооружениях. Звать ее Лилия Эдуардовна или, сокращенно, Лилек. Потом неоднократно работники КОС подтверждали ее историю.
Путь на работу в очистные сооружения лежит через маленький поселок на одну улицу под названием Гравийная — всего 15 домов и длинная дорога, которая заканчивается старыми высокими воротами. Вдоль дороги практически возле ворот раскинулось маленькое озеро — по сути, это и озером-то назвать нельзя, небольшой водоемчик, но достаточно глубокий. Там с утра стоят местные рыбаки, которые ловят рыбу, хотя водоем настолько грязен, что остается только догадываться, что там за рыбы водятся.
Наш Иркутск имеет еще и другое печальное название — «город падающих самолетов», и многие помнят одно из страшных событий, когда в 1997 году в декабре на жилой дом упал самолет «Ан-124». 71 человек погиб, очень долго продолжались поиски погибших, потом был разбор самолета, некоторые части увезли в Москву для проведения анализа. Так вот, мало кто знает (а точнее, только сотрудники очистных сооруженйи, работающих в ночную смену), что все неопознанные остатки тел и обгорелые части самолета скинули в это озерцо... Ночью приезжали грузовики и по-тихому сваливали туда все. Озеро не замерзает — под водой проходят трубы, ведущие на очистные, плюс трубы, идущие от авиазавода; как я уже говорила, туда скидывается столько отходов и гадости, что оно не замерзает. И вот что рассказала мне Лилия Эдуардовна:
«Это было уже перед самой весной, в конце февраля. Мы работали в ночную смену, потому что авиазавод скидывал какие-то свои отходы, и нам нужно было следить, чтобы весь ил и прочая очищающая живность в отстойниках не подохла. Я курю, а у нас заведующая за здоровый образ жизни, поэтому я вышла покурить на улицу. Отстойники парят (потому как вода там теплая), все в тумане, я прогуливаюсь возле ворот, покуривая сигарету. И вдруг вижу: возле ворот стоит девушка — я сначала подумала, что из-за тумана мне показалось, и я куст приняла за человека; если ночь не спишь, все бывает. Но нет, подхожу ближе и точно вижу: девушка стоит. Мы, конечно, не в тундре глухой, тут деревня в трех шагах, но девушка стоит в одном халатике и тапочках. Ухоженная, на пьянь не похожа. Стоит, по сторонам озирается. Я подхожу ближе к воротам, спрашиваю:
— Девушка, у вас все в порядке? Вам помочь чем-нибудь?
А она смотрит на меня, глазищи огромные, и чуть не плача:
— А мой дом где?!
Я, если честно, сама распереживалась. Ясно же, что девушка из поселка — просто, может, у нее проблемы с памятью? В нашей жизни такое сплошь и рядом. Сколько таких объявлений! Я стою, лихорадочно соображаю, говорю девушке:
— Вы не переживайте, мы вам сейчас поможем, — разворачиваюсь и бегу к девчонкам своим.
Выбегаем через две минуты — а уже нет никого. Мы давай по округе искать, даже в пару домов постучались — никто никаких девушек не видел... Ну, на самом деле, на меня мои коллеги поворчали, что примерещилось мне, но вот буквально через месяц на том же самом месте эту девушку технолог увидел, только рано утром, она тоже его про дом спрашивала. Он отвернуться не успел — она пропала... И котельщики наши. Я думаю, что это одна из тех, кого не опознали после крушения...».