Я собираюсь каждый день ближе к вечеру. Когда солнце касается своим нижним краем горизонта. Пью кофе и рисую две золотые вертикальные полосы на лице. Две полосы, идущие от нижнего века до линии волос на лбу. Также золотым я крашу губы. В сумерках я покидаю укрытие служащие мне домом. Я бреду, знакомыми маршрутами, кутаясь в белую мантию. Я слушаю улицы. Улицы полны звуков в это время. Движение тел и судеб сливается в поток, этот поток и есть песня улицы. Мотив, в которой зашифровано послание города. Сначала разные звуки вторят друг другу и это похоже на совпадение для того, кто не слышит песни. Шаркающей звук шагов дополняется звуком велосипедного звонка, протяжный скрип двери подхватывает пролетающий мимо ворон, шумят на заднем фоне машины и звучат тысячиголосьем обрывки фраз прохожих, во всем зарождается мотив и его звучание меняет такт сердечного ритма. Когда сердце начинает биться в унисон этим звукам я расчехляю свою скрипку и проношу в мир замысел Города. Я играю мелодию, каждый раз новую, каждый раз в ней звучит шифр Города, его дыхание, его стремление. Каждая рожденная мелодия эта сила, идущая чрез меня. Это сила частью которой я становлюсь, вливаясь в поток звуков. Тогда они застывают. Они забывают свои дела и вбирают эту музыку. Те, кого сегодня призвал город. Их сердца также бьются в унисон с этой мелодией. Смычком я извлекаю звуки, что рождаются и просятся на волю из их душ. И я смотрю в их лица и вижу, всех кто замер, слушая меня на улице. Они похоже словно участвующие в каком-то тайном сговоре. Не знакомые друг с другом, тем не менее они преследуют одинаковую цель, они несут одинаковую идею и эта идея срывается с аккордами с моих струн. Они слышат ее, но не могут понять, что это именно она, так как полагаются на совершенно другие звуки нежели внутренний слух. Слух позволяющий видеть даже не зрячим.
Когда мелодия заканчивается они, словно выплывают из вод оцепенения. Они ликуют. Они услышали свою великую идею. Она была воплощена в эти звуки. Они уйдут, больше не ведая страха, они понесут в мир то, что было рождено внутри их этими звуками. Они швыряют мне деньги и кричат спасибо. Некоторые плачут, некоторые смеются, кто-то злится, но равнодушных среди них больше нет.
А потом в сумерках мое восприятие меняется, и я иду по больным улицам города. Я впитываю в себя его боль и безумие. Страхи его жителей. Боязнь подворотен, наступления темноты, прихода завтрашнего дня. Я иду как будто в трансе, чужие чувства переполняют меня. Иногда я иду и ощущаю, как из глаз льются слезы, стекая золотыми струйками с лица. Но не могу не идти, мне надо питаться. Я пью их силу также как и страх, так же как и боль. Я пью их эмоции не отнимая их. Так дерево пьет солнечный свет. Вбирая в себя все это, я начинаю ощущать другую музыку. Не ту что дает силы, та музыка дня. А ту, что дает покой – эта музыка вечности, вобравшая в себя бесконечную борьбу города с его призраками. С его проклятием. Город скорбит вместе с ними, с теми, кто будет принесен в жертву обстоятельствам. Это плата, горькая плата за существования в стенах Города. Я вбираю в себя печаль из глаз, смотрящих на меня. Каждый раз я прихожу в себя из этого транса оказываясь на вокзале. Сюда стекаются потоки людей. Они такие разные. Сильные и слабые, открытые для Города и поглощенные им. На деньги, полученные от игры Мелодии Дня, я покупаю билет на случайное направление. И вхожу в вагон. В этот момент во мне достаточно силы и я вижу мир с более резкими тенями. Я вижу разноцветные тени на лицах людей. И я знаю, что те, чей цвет тени блеклый, почти бесцветный скоро потеряет душу и город принесёт его в жертву. И тогда я начинаю играть. Так рождается Мелодия Покоя. Мелодия Тишины. И все также они замолкают, подчиняясь ритмичности моих движений, музыка обволакивает их, накрывая мягкой волной. Волной что срывает с их душ нелепые одеяния, и я достаю до самого дна, до того места где человек обретает покой. И тогда я смотрю в глаза хозяину бесцветной тени, и мои глаза воспламеняются золотом, и я насыщаю его душу цветом. Словно художник я макаю кисть в краску его давно забытой мечты и вновь наношу ее на его душу. Это длится краткий миг. Никто кроме него не заметит пылающего золотого пламени моей души. А те, кто заметит, решит, что тому виной мой грим, его собственная усталость и игра воображения. Когда я заканчиваю играть в вагоне появляется две три золотых тени на безмятежных лицах людей. А потом я ухожу, ведь до наступления темноты мне надо спрятаться. Потому что твари, которые скрываются в городе, получат на этот раз меньше жертв, чем обычно, а значит, будут голоднее злее и опаснее... Всех спасти не удастся, но я стараюсь.