К вечеру вовсю разыгралась метель, и сад за домом окончательно занесло снегом, залило густой темнотой. Мороз крепчал, выводя причудливые узоры на стеклах, отчего постепенно стирались очертания мира за окном. И временами казалось, что мир этот вовсе захлебывается во тьме.
А в доме было тепло, сумрачно. В камине лениво потрескивал огонь, бросая на стены озорные блики. Сладко похрапывал папа. Пригубив пару баночек пива, он уютно устроился в своем излюбленном кресле у телевизора и по обыкновению задремал.
Мама же, судя по всему, опять допоздна на работе.
Не зная, чем еще себя занять, Дениска уныло плюхнулся на диван, уставился на всполохи в камине. Огонь очаровывал, прогонял темноту и скрывающихся в ней чудищ. Спать Дениске, естественно, не хотелось, от книжки про богатырей, которую он читал, уже откровенно тошнило, а больше делать было и нечего. Если бы не зима с ее дурацкой вьюгой, то он, конечно же, до ночи бы торчал на улице: носился с другими мальчишками наперегонки, лазал по деревьям, исследовал топи на окраинах поселка. Все как у обычных детей. Но, увы, непогода распорядилась по-своему, пришлось отсиживаться дома.
Вот тогда-то оно и началось. Как бывало уже не раз, сначала на втором этаже что-то скрипнуло, зашуршало, засуетилось, раз-другой взвыл ветер в каминной трубе, а после раздалось эхо тяжелых шагов. Лязгнул упавший на пол замок, за ним еще один и еще. Затем неспешно отворилась дверь, и вниз по лестнице обволакивающей сонной волной устремился шепот:
– Хочешь, расскажу сказку?
Затаив дыхание, Дениска глядел в одну-единственную точку во мраке: место, где лестница скрывалась за стенкой. Именно оттуда доносился шепот.
– Ну так что?
Дениска упорно хранил молчание.
– Брось, – зазвучал искристый смех, – это всего-навсего сказка. Ну же, трусишка!
– Не хочу, – буркнул Дениска и тут же прикусил язык.
Поздно.
Они уже расценили это, как согласие, как приглашение для очередной игры.
– Значит, однажды, – промурлыкал шепот, – в ночь, подобную нынешней, по одной из тысячи никому не известных дорог брел усталый путник…
Дениска знал, что за этим последует: сказка начнет оживать, воплощаясь в реальность. Можно, конечно, зажмуриться, крепко-накрепко зажать уши и попытаться отгородиться от шепота, но… затея то явно бессмысленная. Как ни старайся, а шепот все равно проникнет тебе в голову, вязкой патокой образов зальет разум и обернется чем-то очень похожим на сновидение. Только вот обычные сны прекращаются, как проснешься. А от тех образов, что навевал шепот, так просто не отделаться: их не разгонишь, как мазутное пятно на воде, не стряхнешь, будто надоедливый репейник. Если сказка ожила, то ее нужно прожить до самого финала.
– Ну а зачем еще нужны сказки? – удивились на втором этаже. – Только чтоб слушать их от начала и до конца, чтоб постигать скрытую в них мораль.
Эх, если б оно действительно было так! Тогда, возможно, Дениска не сильно бы и артачился. Проблема в том, что у нашептываемых ему сказок не было никакой морали. Они попросту пугали. Но гораздо хуже было то, что начиналось сразу же за развязкой. Ужас рассказанный сменялся ужасом настоящим…
– Так вот, – продолжил шепот, – в одну из таких ночей брел себе усталый путник. Брел он из ниоткуда в никуда, без цели и даже без надежды, что цель эта однажды появится…
Дениска весь съежился, когда услышал тихий скрип верхних ступенек, а после и неприятно режущий уши звук – это некто неспешно спускался по лестнице, крючковатыми когтями царапая стену. А перед глазами Дениски уже разворачивался калейдоскоп видений: ломаные штрихи деревьев на фоне пепельно-серого неба, уводящая в снегопад проселочная дорога и одинокая фигура на ней. Путник дрожал от холода, а на его кучерявой бороде намерзли сосульки. Измотанный, он озирался по сторонам, подыскивая место для привала. Тогда-то сквозь разбушевавшуюся пургу и увидал призрачный силуэт дома на окраине леса. Собравшись с силами, путник двинулся по направлению к дому и уже на подходе понял, что тот необитаем. Оно и к лучшему, рассудил путник. Никто не станет задавать лишних вопросов, не выдворит прочь…
Дениска мотнул головой, пытаясь избавиться от докучливых образов.
– Не упрямься, – попенял ему шепот, – будь послушным мальчиком.
– Не буду!
– Ай-ай-ай, как не стыдно.
И вновь скрип ступенек, вновь скрежет когтей по стене. С минуты на минуту это нечто появится в поле зрения. Интересно, кем они обернутся на сей раз? Одно Дениска знал наверняка: кем бы ни обернулись, оно получится жутким и отвратительным. Впрочем, как и всегда.
В этот момент ярко полыхнуло в камине, и огонь вдруг начал затухать. Комнату наводнили тени, а по лестнице со второго этажа вместе с шепотом теперь сочилась и вязкая темнота. Ничего хорошего это не предвещало. И пора, наверное, уже будить папу, но вот удастся ли? После баночки-другой пива тот обычно спит непробудным сном. А мамы до сих пор нет… Эх, жаль, что родители так и не разрешили завести песика. Еще одного. Пустая затея – так охарактеризовал это папа, когда сбрендил их третий песик. Несчастный ротвейлер забился в угол и наотрез отказался выходить. Он ничего не ел, сутками напролет протяжно скулил и даже стал гадить сам под себя. Кошек, кстати, нести в дом также было бессмысленно: они выгибали спины и распушали усы, грозно шипели, больно царапались и норовили удрать при первой возможности. Одни только крысы весело шебаршились в стенах, в углах разжиревшие пауки манерно плели свои сети. Так себе зверушки. И хотя Дениска догадывался, отчего вся его животина столь вздорно себя ведет, надежда завести четвероногого любимца до сих пор не угасла. Ночами, как эта, с песиком куда веселей. Да даже с котиком…
– Не отвлекайся.
Дениска надулся, придвинулся ближе к камину. Огонь уже практически зачах, и кривляющиеся тени – слишком подвижные и глумливые для обычных теней – окончательно заполонили комнату. Темнота липкой жижей стекала по ступенькам, собираясь в черную лужу у порога. Маме такое не понравится…
А шепот все так же мурлыкал свою историю:
– В общем, дом оказался заброшен. И, судя по всему, давным-давно…
Дениска таки зажмурился, стал распевать «ля-ля-ля». Но образы уже проникли в мозг, больно хлестнули по обветренному лицу стылым порывом, царапнули ледяным песком. Он вдруг понял, что перестал быть собой – уже не девятилетний мальчуган, жмущийся к свету огня, но усталый мужчина, бредущий сквозь зиму по направлению к угрюмой двухэтажке. Правда, в эпицентре метели о большем мечтать было глупо, и эта неказистая с виду постройка расценивалась едва ли не как подарок судьбы. Особенно когда ты много чего повидал на своем веку и ночевать в такой вот развалине тебе не впервой. Он нырнул под крыльцо, выругался, осознав, что через парадную дверь внутрь не попасть – сугробы по колено и набитые поверх доски явно не позволят этого сделать. Что ж, оставался еще один вариант. И вот, глубже кутаясь в промокшее от снега тряпье, он двинулся в обход. Как и надеялся, не все окна были плотно заколочены. Кое-где рамы с уцелевшими в них стеклами перекрывала лишь пара-тройка порядком уже сгнивших досок. С наступлением ночи температура стремительно опускалась, а потому следовало поторопиться. Тщательно растерев задубевшие пальцы, он попробовал доски на прочность, после чего приложил усилие и сходу оторвал одну из них. Сразу же взялся за вторую, следом и за третью. Теперь оставалось выдавить стекло, отпереть – а если потребуется, то и выдрать – оконную раму и проникнуть в комнату, к спасительному теплу, к долгожданному отдыху…
Тут громко всхрапнул папа, и образы поблекли, улетучились. Дениска снова был в знакомой гостиной, возле камина, в котором истлевали последние угли. С надеждой глянул на папу – тот развалился в кресле, и по его довольной физиономии хороводом плясали блики от телевизора.
Ну конечно, сообразил Дениска, телевизор! Лучшая в мире штуковина, чтобы рассеять внимание, отвлечься от настырно лезущей в голову чепухи.
– Какая невоспитанность!
Дениска скосился на лестницу. Она полностью утонула во тьме – иссиня-черной и густой, словно чернила; местами будто бы даже живой. А в самом центре этой темноты не сразу угадывалась высокая, сгорбленная фигура. Два блестящих глаза внимательно следили за Дениской, слышалось сиплое старческое дыхание.
В нос ударил терпкий животный запах.
– А мне все равно, – буркнул Дениска и дернулся в направлении телевизора.
Экран погас.
– Что ж, – усмехнулись сверху, – полагаю, можно продолжить?
Дениска насупился, поджал колени и отвернулся к углям в камине. Образы и видения не заставили себя ждать.
И вот опять: он не он, а какой-то незнакомый мужик. Остро почувствовал, как мороз забирается под одежду, как коченеют ноги. И тело все ломит от усталости, вызванной долгими странствиями. Нужно передохнуть, согреться. Уснуть и проспать до утра – это роскошь, в которой он так нуждался. Слава богу, оконная рама не шибко сопротивлялась. Испуганно звякнуло разбитое стекло, возмущенно хрустнуло сломанное дерево, и путник ввалился в удушливый пыльный мрак. Изнутри комната оказалась совсем небольшой, но в ней было тепло, по-своему уютно. У дальней стены обнаружилось нечто вроде прихожей и железная дверь, судя по всему, в коридор. Быстро заделав окно и тем самым оставив свирепую вьюгу снаружи, путник опустился на пол, какое-то время переводил дух. А заодно и прислушивался к звучанию дома: поскрипывания, шорохи, едва различимые скрежеты, – мало ли кто здесь водится. Так что лучше держать ухо востро. Меж тем мягкой волной теплота расползалась по телу, нагоняла сонливость. Путник протер глаза, стряхнул с кучерявой бороды сосульки. Поднявшись, он несколько раз пересек комнату, осторожно пощупал стены. И отчего-то возникло ощущение, будто сам дом насторожился; темень была едва ли не осязаемой. Мерещится, не иначе, – решил путник. Он разложил свой нехитрый скарб, с сомнением глянул на дверь: неплохо бы раздобыть воды. Может, там, в коридоре, имеется кран? Проверить в любом случае не мешало.
Тогда он направился к двери, взялся за ручку и… замер. Он услыхал, как с той стороны – откуда-то из коридора – донесся едва различимый звук.
Цок-цок-цок.
Что бы это могло быть? Путник не знал, а звук тем временем приближался.
Цок-цок-цок.
И тут же негромкий стук в дверь. Путник отпустил ручку. Он затаил дыхание, весь обратился в слух: там, в коридоре, кто-то был. И этот кто-то также навострил уши, даже поскреб дверь ногтями…
– Я слышу, как ты дышишь, – раздалось в тишине. – Слышу, как бьется твое сердечко.
Путник отступил. Он был весь сосредоточен, готовый с минуты на минуту сигануть обратно в окно и дать деру. Не то чтобы он струсил, вовсе нет. Просто голос, что он услыхал, никак не мог принадлежать живому человеку. Этот голос был подобен всплеску в забытом колодце, крику в ночи, а то и смеху в бушующем урагане. Как слой сухих листьев, заглушающих шаги в комнате, где никого нет. Как разъяренное шипение кошки, испуганно пятящейся от пустого угла. Путник знал, что так изъявляют свою волю проклятые. И это не сулило ничего хорошего.
– О, ты напуган? – вновь зазвучал голос. – Это правильно.
Путник сделал еще один шаг назад.
– А знаешь, что будет дальше? Дальше я распахну эту дверь, проникну к тебе и слопаю твою душонку…
И одновременно с этими словами дверная ручка начала медленно опускаться. Путник не заставил себя упрашивать: развернулся и стремительно бросился к окну, но… окна больше не было. Лишь неровная кирпичная кладка.
– Думал удрать от меня? – рассмеялись в коридоре. – Не выйдет. Я здесь очень давно, и я очень голоден.
Раздался щелчок, и в помещение ворвались сквозняки – повеяло затхлостью, а то и склепом. Путник обернулся и посмотрел на тот ужас, что плотоядно таращился на него сквозь приоткрытую дверь.
Там было множество выпученных глазищ и ощерившиеся клыкастые пасти. Одни моргали, другие чавкали…
Там были десятки пальцев с загнутыми когтями. Они протискивались в комнату, царапали пол…
Там было…
Но Дениска не захотел выяснять, что за чудо-юдо такое там хулиганило. Усилием воли он прогнал страшные образы, вынырнул из сказки и очутился у себя в гостиной. В удушливой темноте очутился.
Один на один с высокой косматой фигурой, что застыла посреди комнаты и посматривала на него блестящими глазами.
Дыхнуло звериной вонью, когда фигура вдруг оживилась, захрустела суставами. Она сделала пару шагов вперед – цок-цок копытами по залитому маслянистой жижей паркету – наклонилась и продемонстрировала свою физиономию – уродливую морду черного козла. Обнажились острые тонкие зубы. А длинные пальцы с крючковатыми когтями потянулись к Денискиному лицу.
– Очень голоден, – повторили со второго этажа.
– Хватит! – взвизгнул Дениска и, спрыгнув с дивана, понесся к папе, принялся его тормошить. – Папа, папочка! Ну проснись же!
И стоило папе открыть глаза, как в камине, словно по волшебству, возникли поленья, ярко вспыхнул огонь, и комната вмиг наполнилась светом. Ну а черный козлище проворно скакнул во мрак под лестницей – притих, негодник, затаился.
– Что такое? – сонно пробормотал папа.
– Там… там… Это все бабушка с дедушкой, – пожаловался Дениска, взбираясь папе на колени, упираясь ладошками в мягкий живот. – Они снова взялись за старое. Пугают меня!
– Да перестань, – зевнул папа. – Они, конечно, чудные, твои бабушка с дедушкой. Но тебе ничего дурного не сделают.
Дениска капризно задрыгал ногами.
– Но они мне страшную сказку рассказывали! – настаивал он, теребя вновь задремавшего папу. – И страшилище свое опять на меня напустили!
На это папа лишь устало вздохнул, почесал блестящую лысину. Сладко потянувшись, он окинул рассеянным взглядом гостиную – все тишь да гладь, – посмотрел в сторону лестницы. Дениска тоже обернулся: никакой тебе липкой пакости на полу, козлище-переросток трусливо прячется, а дверь на второй этаж по обыкновению заперта. Для вида папа даже погрозил ей пальцем.
– Больше не будут, – заверил он.
Дениске от подобного цирка стало обидно. Он шмыгнул носом и тоскливо уставился на каминную стену, где среди множества фотографий в рамках висел и заколдованный меч. Кладенец – так именовали его в разных книжках. И в незапамятные времена этим самым мечом папа лихо срубал обнаглевшим драконам их бестолковые головы, гонял упырей, не давал покоя вурдалакам и пачками истреблял прочих зазнавшихся чудищ.
Таких, как косматый черный козлище, например.
– И что это была за сказка? – подавив зевок, спросил папа.
Дениска уткнулся в его могучую грудь, вдохнул сладковатый запах отцовского пота и буркнул:
– Про путника и заброшенный дом.
– А-а, – протянул папа. – Дом тысячи лиц? Помню-помню, такой с ним казус вышел.
– В смысле?
– Ну как… на самом деле не было там никаких монстров. Просто дом оказался живой. Он хотел, чтоб в нем кто-нибудь поселился. Хотел дружить со своими жильцами, развлекать их. А народ у нас, сам понимаешь, пустоголовый. Не поняли люди этого дома. Уйму суеверий себе навыдумывали, не к месту всех бесов помянули да с десяток попов задергали. Ну а дальше… собрали манатки и бросили дом на произвол судьбы. Так дом и остался один-одинешенек. Никому не нужный и всеми избегаемый.
– И он стал злой?
– Угу, – кивнул папа. – Местные поговаривали, что дом проклят. И он проклял сам себя. Они шушукались-де какой же дом страшный. И он решил быть страшным. Такая вот грустная история.
– А бабушка с дедушкой не так все рассказывали.
Папа снова почесал лысину, пожал плечами.
– Бабушка с дедушкой рассказали тебе одну правду. Я рассказал другую.
– Разве правд может быть несколько? – удивился Дениска.
– Может. Все зависит, с какой стороны посмотреть.
– Как так? – не унимался Дениска.
– Ну-у, такая вот хитрая штука жизнь, – с умным видом заключил папа. – А вообще, неплохо бы тебе понять одно: на самом деле бабушка с дедушкой тебя очень любят. Просто любовь у них… э-э… – тут он прицыкнул, надолго задумался и наконец выдал: – своеобразная!
Дениска с этим был категорически не согласен. В отличие от прочих бабушек и дедушек, его старики не читали газет, не питали нежных чувств к креслам-качалкам, не угощали всех блинчиками с вареньем и даже не прикупили себе дачу, чтоб вдоволь ковыряться на грядках. Собственно, он с ними толком ни разу и не поговорил! Зато регулярно натыкался на их жутковатые сюрпризы: то под кроватью какая-нибудь слюнявая невидаль заведется, а то и из шкафа зубастый клоун выскочит, либо скелет вывалится. Это не говоря уж про дюжину привидений, оккупировавших Денискину комнату. И ведь то еще полбеды! С недавних пор бабушка с дедушкой повадились вот рассказывать ему сказки, где одна страшнее другой.
– А хочешь, я тебе сказку расскажу? – предложил папа.
– Давай! – обрадовался Дениска.
– В общем, она про одного бесстрашного воина. И про то, как воин этот обрел смысл жизни.
Дениска устроился поудобней, приготовился слушать. Несмотря на то, что папа был не бог весть какой рассказчик, его истории Дениске нравились. Они отличались от тех, что нашептывали бабушка с дедушкой. Эти истории не лезли в голову настырным потоком образов и видений, не кусались и не щипались. Вернее, образы и видения были, но не столь чужеродные: они распускались как мягкие бутоны, увлекали теплым весенним дуновением и манили в неведомые дали. Мама звала подобное воображением.
И вот, изредка запинаясь, папа начал излюбленный рассказ о великом воине – порождении ночи и ужаса, – который в незапамятные времена восстал против своих родителей и принялся защищать простых смертных от лап вселенского зла. То был могучий и волевой мужчина, и в разных царствах-государствах его звали всяк на свой лад: Индра, Самсон, Геракл, Беовульф, Греттир и даже Илья Муромец. Он скитался по множественным мирам и совершал различные подвиги. Народная молва гласила, что сами верховные боги в знак уважения склоняли пред ним свои седые головы – вот так-то! Но воину до всех этих почестей не было никакого дела. Путь его не имел конца, и на пути том его поджидала масса всяких опасностей. И во всех городах люди славили воина, кидали к его ногам венки и пересказывали друг дружке истории его странствий.
Дениска любил эти сказания и с предвкушением ожидал папиной новой истории, гадая, с какой неслыханной жутью схлестнется отважный воин на сей раз. Но нынче речь зашла явно о чем-то другом. Грустным тоном папа поведал, как шло время, и как мало-помалу менялись миры. Вселенское зло старело, а боги и предания забывались. Все реже и реже в села наведывались драконы, из-за вырубки леса окаменели последние тролли, от скуки стухли тысячелетние вампиры, а в довершении ко всему осыпались мрачные замки – пристанища беспокойных духов и древних проклятий. И вот на смену вселенскому злу явилось зло новое, сильное, человеческое. Такому злу не требовалась магия; оно угнездилось в людских сердцах – так, что стало не разобрать, кто хороший, а кто плохой. Тогда-то воин и понял, что, сколько бы он ни махал своим зачарованным мечом, сколько бы ни убеждал себя в обратном, но он и сам уже постарел…
Тут папа прервался, горько вздохнул. Вместе с ним вздохнул и Дениска.
– Короче, одной зимней ночью, – продолжил папа, – такой, как теперешняя, воин брел сквозь свирепый буран. Его путь как всегда лежал из ниоткуда в никуда, но… Знаешь, если раньше ему нравилось такое житье – шатаешься себе по белу свету, изводишь всякую нечисть, совершаешь различные подвиги, – то с недавнего времени он почувствовал, что порядком уже подустал. Вообще, мне порой кажется, что в жизни и правда все предопределено, ведь именно той ночью воин наткнулся на брошенный дом. Из-за сильного мороза особого выбора не было, и он решил заночевать в этом доме. Забрался внутрь, обогрелся. И так уж оно получилось, что дом-то был не простой. Он хотел проглотить воина, явился к нему в виде множества зубастых пастей.
Дениска удивленно посмотрел на папу.
– Так значит…
Папа на это лишь кивнул.
– И вот, стало быть, глядят они друг на друга и раздумывают: что дальше? Понимаешь, дом мог сожрать воина, но тогда лишился бы и единственного за многие годы жильца. Да и воин легко мог разрушить дом, но тогда остался бы без крова, оказался бы один на один с зимней стужей.
– И как они поступили?
– Стали друзьями, вот как, – просто ответил папа. – Получив то, о чем всегда мечтал, дом угомонился, подобрел. Ну а воин, он… Думаю, он понял, какое это счастье – иметь такого друга, как собственный дом. – И, больше не сдерживаясь, папа сладко зевнул. – Но погоди, это лишь половина сказки.
– Правда?
– Угу. А вторая ее половина будет о девушке, чьи глаза подобны звездам в ночном небе, а волосы, будто шелк. Ну а норов! Какой у нее был норов! Не девушка – огонь!
Дениска нахмурился: слушать про девчонок не больно хотелось. Девчонки вечно все портят, каверзы всякие устраивают. И, наверное, не станет большой неожиданностью, если однажды выяснится, что вселенское зло тоже девчонка.
– Так вот, эта девушка, она… – папа умолк, мечтательно улыбнулся.
Дениска недоуменно посмотрел на папу.
– Что она?
– Она подарила воину смысл жизни, – рассеяно отозвался папа, – сделала так, что путь из ниоткуда в никуда наконец был окончен.
«Я так и знал! – подумал Дениска. – От девчонок всегда одни неприятности!» И он стал размышлять о том, насколько же бесполезные создания эти девчонки. Жил да был, значит, бесстрашный рыцарь: гулял по сотням дорог, одолевал всевозможную нечисть. И тут здрасте! – объявилась какая-то девчонка с норовом, постреляла глазками, потрясла волосами, и рыцарь резко ополоумел: решил вдруг, что хватит уже шастать где ни попадя, пора бы и осесть на одном месте, старый дом починить, может, даже обзавестись садом. Фу, скукотища!
За этими мыслями Дениска и сам не заметил, как папа снова задремал. Ход мыслей был прерван раскатистым храпом, а сказка так и осталась незавершенной.
– И что, понравилась тебе эта сказка? – поинтересовались со второго этажа.
Дениска скосился на приоткрытую дверь, в зазор которой на него поглядывала темнота. Понятно, сейчас все начнется по новой.
– Не очень.
– Может, она показалась тебе печальной?
Дениска лишь передернул плечами.
– А чаще всего так и бывает. Рано или поздно всему приходит конец. И вот тогда на смену старому должно явиться новое.
И с этими словами огонь в камине опять начал затухать, а по стенам поползли хохочущие тени – они сплетались, кривлялись, всячески дразнили Дениску. Во мраке же под лестницей угрожающе заурчал косматый черный козлище. И как хорошо было бы схватить меч-кладенец да огреть им эту бестолковую дурно пахнущую зверюгу! Так огреть, чтоб рогатый взвыл от боли, чтоб, громко цокая копытами, умчался обратно на второй этаж и больше никогда не совал оттуда носа.
А это идея!
Дениска слез с папы и, весь настороже, подошел к камину, привстал на цыпочки и потрогал рукоятку меча. Тяжелая. Пощупал кромку лезвия. По-прежнему острое.
– Нравится? – поинтересовался шепот.
Дениска кивнул.
– Однажды он станет твоим.
– Правда?
– Конечно.
Дениску эта новость обрадовала до такой степени, что, расхрабрившись, он приблизился к лестнице. Все верно: осталось совсем чуть-чуть подрасти, и тогда уже можно будет играть с волшебным мечом. Дениска представил, как шагнет на путь тысячи миров, отправится истреблять силу нечистую. А это значит, что пора бы уже научиться бесстрашию. Если отважный воин ничего не боялся, то и Дениска не должен! Иначе, спрашивается, как еще одолеть зло?
Решившись, он кинулся к себе в комнату и приволок оттуда собственный пластмассовый меч-кладенец. Собрав волю в кулак, смело взглянул на приоткрытую дверь и на сочащуюся тьму.
– Неожиданно, – бархатисто усмехнулась тьма. – Мальчик становится мужчиной?
Вне всяких сомнений, то была бабушка-ночь. Это она смотрела на внука глазами-лунами, она нашептывала жуткие сказки и наводила пугающие образы. Тем самым бабушка словно вымащивала дорожку для появления дедушки – вопиющего ужаса, олицетворения всех людских страхов.
Момент настал, понял Дениска. И надо бы крикнуть им что-нибудь типа «а ну покажитесь, окаянные!», или «явите свои гнусные рыла!», а то и «выходите на честный бой!». Вместо этого он едва слышно спросил:
– Бабушка, а какая ты на самом деле?
Ночь вздрогнула, моргнула раз-другой и рассмеялась.
– Ты правда хочешь узнать?
– Хочу.
Тогда она будто сжалась в тугой комок, а после завибрировала, начала переливаться разнообразными цветами – такими, для которых и названий-то не сыскать.
– Я такая, какой ты меня представляешь, – зазвучал ласковый шепот, – какой видишь во снах…
И глядя на эти переливы, Дениска вдруг ощутил сонливость, не сразу понял, что не в силах отвести от шелковой темноты глаз. А меж тем густая чернота вновь стекала по ступеням. Из-под лестницы выбрался косматый козлище – он выгнул спину, хрустнул суставами и, поводя ушами, повернул морду к Дениске. Глаза козлища хищно блеснули, пасть ощерилась частоколом зубов. И, судя по всему, пластмассовый меч-кладенец его не особо пугал.
Дениска же по-прежнему не мог оторвать взгляда от переливающейся разными оттенками темноты. Она гипнотизировала, лишала воли.
– Я могу быть как другом, так и врагом, – шептала бабушка-ночь. – Но сейчас я – средоточие всех твоих страхов, место, где скрывается ужас…
И тогда Дениска почувствовал, как в комнате на втором этаже – а на самом деле где-то гораздо дальше – встрепенулся дедушка. Он расправил свои исполинские щупальца и обнажил безразмерные клыки, каковыми в далекие времена пережевывал целые миры. Он нырнул в пустотах за границами зримого и устремился навстречу приоткрытой двери. И приход его ознаменовался радостным блеяньем козлища, и шепотом бабушки, перешедшим в натуральное шипение огромной злой паучихи, и еще хриплыми воплями мертвяков, выползающих со второго этажа. В стенах принялись бушевать оголтелые крысы. Засеменило лапками жучье-паучье. Под потолком восторженно запищали летучие мыши. И даже спящий до сей поры дом внезапно ожил – раскатисто хлопнул дверями, кашлянул каминной трубой. Увязнув в маслянистой тьме, мертвяки лениво шевелили бледными конечностями, неспешно съезжая по лестнице. А следом за ними прыгали черепа с полыхающими глазницами, гукали привидения, плясали африканские людоеды, облизывались пузатые тролли, рычали циклопы, устраивали шабаш ведьмы и водила хороводы прочая нечисть. Из самых глубин потустороннего тянулись склизкие щупальца с розовыми присосками – то дедушка желал обнять любимого внука.
– Иди-ка сюда, малец…
– Это еще что такое? – грянул вдруг грозный голос, и комната вмиг преобразилась: бабушка-ночь испуганно сморщилась, дедушка-ужас отпрянул и забился в самый дальний угол своей предвечной пустоты, бледные, расползающиеся на части мертвяки стремительно вскарабкались обратно по лестнице и, жалобно скуля, скрылись в спасительном мраке, всю расшалившуюся нечисть как ветром сдуло, ну а растерявшийся козлище, не зная куда себя деть, попытался спрятаться под диван.
На пороге стояла мама.
Выглядела она очень уставшей, вся сплошь в подтаявших снежинках, и с огромными, полными всевозможных продуктов котомками в руках. Взгляд ее был суров, губы сжаты в тугую полоску.
«Ой, что сейчас будет…» – только и успел подумать Дениска.
– Ясно, – сердито выдохнула мама и, бухнув котомки на пол, несколько раз хлопнула ладонью по стене. – Эй вы там! А ну-ка спускайтесь, разговор есть!
На втором этаже встревоженно засуетились.
– Выходите, кому говорят! – прикрикнула мама. – Только набросьте на себя что-нибудь. А то нет никакого желания ваше не-гли-же лицезреть.
Дверь приоткрылась, и в проеме возник дедушка. Образ он на себя натянул вполне сносный – с бородой и усами, сухонький, весь седой как лунь старичок.
– И что здесь творится? – накинулась на него мама. – Стоило на работе задержаться, так вы опять за свое?
– Да ничего такого, – пролепетал дедушка. – Так-с, играем.
– Играете, значит? Ну-ну. – Мама ткнула пальцем в скулящее под диваном козлище. – А это пугало огородное что здесь делает? А?
– Так он же… прогуляться вышел, – отозвался дедушка.
– Вы мне голову-то не морочьте! – пуще прежнего рассердилась мама. – Что я, по-вашему, дура полная?! Опять мальчишку стращаете?
На это дедушка отвел взгляд, пожал плечами.
– Чего стоите, словно воды в рот набрали? А ну отвечайте!
– Так нет…
– Вы что же, хотите, чтоб он вконец спятил от ваших сказок? – Она кивнула на Денискин пластмассовый меч. – И так днями напролет в облаках витает, об учебе вообще не думает.
– Вообще-то, – прокашлявшись, заявил дедушка, – он сын своего отца! Он не может спятить.
Мама уперла руки в боки.
– Лапшу-то мне на уши не вешайте, – сказала она. – Если ребенок в окружении всяких страшил живет да про всяких страшил слушает, то спятить ему недолго. Уж я-то в этом получше вашего разбираюсь, да-да.
– Дело не в страшилах, – попытался объяснить дедушка, – и даже не в страхе, как таковом. Дело в том, чтобы научиться преодолевать страх. Ведь не тот герой, кто не боится, а тот, кто боится, но вступает со своим страхом в противоборство.
– Давайте без философствований, хорошо? – буркнула мама. – Мне, если что, тут и одного героя хватает. Второй такой даром не нужен.
При этом она обернулась и зло поглядела на папу. Тот, разумеется, уже проснулся, смущенно застыл возле кресла.
– Герой нужен всегда, – заметил дедушка, – таков порядок вещей.
На это мама закатила глаза.
– Да что вы знаете про порядок вещей? Сидите там у себя да истории всякие сочиняете. Никакого толку!
– Вообще-то я… – возмутился было дедушка.
– Да в курсе я, в курсе, – перебила его мама. – Не первый год под одной крышей кукуем. Наслушалась уже всякого, насмотрелась.
– Вот поэтому попрошу… – пытался и дальше возмущаться дедушка.
– Ой, увольте! – скривилась мама. – Не боюсь я вас. Быть может, когда-то вы что-то там и могли, но теперь… – Она презрительно фыркнула. – Жалкие побасенки! Черт-те что и с боку бантик!
– Милая, – влез папа. – Может, все ж…
– А ты, дурень, молчи! – рявкнула на него мама. – У тебя сына страшилами всякими пугают, голову несчастному морочат, ты же дрыхнешь без задних ног. – И вдруг ни с того ни с сего всхлипнула: – Эх, что ж за жизнь-то такая! Выходила за красавца-мужчину – какие перспективы, какие возможности! А теперь? Только полюбуйтесь на этого увальня! Герой, блин. Штаны с дырой.
Папа весь покраснел, втянул живот и даже попытался скрыть предательскую дырку на штанине. Не обратив на это никакого внимания, мама продолжила жаловаться на свою нелегкую долю:
– И ведь нет бы на том все и кончилось, так дурень еще и своих чудных родственничков припер! Сиди теперь с ними в этом нелепом доме, бардак их разгребай. И куда только мои глаза смотрели? Наслушалась глупых сказок, поверила, будто путное что-то из оболтуса выйдет. А ему б лишь шарахаться не пойми где – ни работы толковой, ничего! Вона, у той же Светки муженек бизнесом занялся; у Машки ее обалдуй вторую машину прикупил – а ведь сморчок сморчком! Господи, за что мне все это?!
Остальные стыдливо помалкивали. Папа смущенно поглядывал на свои драные штаны, осторожно почесывал живот. Дениска косился на дедушку. Тот, в свою очередь, явно помышлял, как бы нырнуть обратно в комнату и сбежать прочь из этого сумасбродного мира. Бабушки давно уж и след простыл. Ну а косматый козлище под диваном отчаянно надеялся, что о нем и вовсе забудут.
– А как интересно все начиналось! – не унималась мама. – Любовь, романтика, тайна! Я ж красавицей писаной была – глаза, что твои звезды, волосы густые-густые. Любого мужика могла охмурить, короли и принцы ко мне свататься ездили! И что в итоге? Да ничего! Одно сплошное ничего!
– Тут вы не правы, – заметил дедушка.
Мама глянула на него, усмехнулась:
– Вам-то откуда знать, а? Ваше всеужаснейшее величество, милорд детской неожиданности, повелитель нелепых страшилок! Вы ж акромя глупых сказок ничего другого и не помните уже.
Дедушка сердито зашевелил усами.
– Вообще-то, – сказал он, – то, что вы обозвали глупыми сказками, формирует в мальчике верное представление о мире. Это очищенная от шелухи мнений аллегория добра и зла. Так мальчик постигает суть настоящего ужаса и учится противостоять ему.
– Будет вам, не пыжьтесь, – отмахнулась мама. – Того гляди инфаркт хватит. Узнаете тогда, что такое настоящий ужас.
– И что же это, по-вашему?
– А вот полежите недельку-другую в местной больничке – и сразу поймете! Да и вообще, интересно, что такое настоящий ужас? Расскажите тогда ему про войну – про то, как там молодые парни гибнут. Про атомную бомбу расскажите. Она покруче всех ваших драконов будет.
На это дедушка сконфужено отвел взгляд: против атомной бомбы переть не имело смысла.
– Ужаса ему захотелось. Сейчас-сейчас, минутку, будет вам ужас. – Тут мама принялась рыться в сумке, извлекла на свет скомканную бумажку и ткнула ею в дедушку. – Вот, полюбуйтесь-ка!
– Платежная квитанция номер… – прочитал дедушка, после чего удивленно вытаращился на маму. – Ничего не понимаю. И где здесь ужас?
– А вы на итоговые суммы гляньте. Гляньте-гляньте, не стесняйтесь! Видали, сколько за месяц нащелкало? То-то же и оно!
Дедушка скрестил на груди руки.
– Этот дом не нуждается ни в каких коммунальных услугах, – буркнул он. – Дом особенный, он все может делать сам.
– Вы это чинушам в департаменте объясните, – отрезала мама. – Может дом делать или не может, а тамошним чинушам глубоко наплевать. Велено платить, значит – плати! И никого не колышет. Вот что такое ужас! Система образования в стране – это ужас! Проблема мигрантов, безработица, никакая медицина – вот к чему ребенка готовить надо. К жизни в реальном мире! А не к вашим кикиморам болотным. Не к пустому геройствованию.
– Но таков порядок вещей, – залепетал дедушка. – Если есть зло, должен быть и герой, который с этим злом справится. Так сложилось испокон веку. И одно немыслимо без другого. Добро побеждает зло и все такое.
Мама устало вздохнула, посмотрела на папу.
– Слышь, герой, – позвала она. – Ну, сколько банок пива сегодня победил?
Папа ничего не ответил, уставился куда-то в пол и продолжил переминаться с ноги на ногу.
– Что ж, вот вам и сказочка, дорогие мои, – подытожила мама. – Еще одна сказочка этой нескончаемой черной зимы. – Она повернулась к дедушке, грустно улыбнулась. – Если честно, мне нравится тот мир, о котором вы говорите. Действительно нравится. В нем все понятно – видно, где белое, а где черное. Наверно, я бы хотела жить в таком мире. Вот только нет его больше. А может, никогда и не было…
Она пожала плечами, молча сняла шубу и повесила ее в шкаф. Распустила волосы – что ни говори, а они у нее и правда были густые, – и вновь посмотрела на дедушку:
– Ладно, ступайте уже в свои космические дебри. Ну, или где вы там обретаетесь? И пугало ваше огородное прихватите. Он, паскудник, мне уже все стены изодрал.
Дедушка свирепо глянул на перепуганное козлище, и тот, жалобно мяукнув, быстренько выбрался из-под дивана и посеменил на второй этаж. Цок-цок-цок. Дверь за ними захлопнулась, щелкнули навесные замки.
Мама взъерошила Дениске волосы, чмокнула в щеку и велела особо не заморачиваться – мол, обычные семейные дрязги. Сама прошла в кухню, принялась разбирать пакеты. Папа ей в этом усердно помогал.
– Хорош, не подлизывайся, – ткнула она его локтем в бок. – Просто на работе сегодня достали…
А Дениска по-прежнему стоял у лестницы и тоскливо поглядывал на свой пластмассовый меч. Несмотря на то, что добро вроде как победило и зло опять наказано, доволен он не был. Чувствовалась этакая неправильность. А еще было грустно. Ведь, как ни крути, он был уже большой мальчик и догадывался, что чудища, толпами лезущие со второго этажа, реальны, а вместе с тем и не реальны. Они бесновались здесь, в доме, но никогда не казали носа наружу. Расскажи кому о них в школе – так не поверят, засмеют. И все почему? Потому что дедушка-ужас совсем уже старенький, и ныне в мире правят совершено иные страсти-мордасти, властвует другое зло.
И тогда Дениска осознал, что, возможно, он нужен дедушке с бабушкой куда больше, чем кажется на первый взгляд. Ведь он один из немногих, кто верит в них, как и в то, что они делают. Да и вообще – если вдруг царивший с незапамятных времен ужас и первобытная ночь решатся проявить о ком-то заботу, то как такая забота будет выглядеть?
Тогда Дениска снова посмотрел на свой меч, вспомнил последнюю папину сказку. Да, теперь он знал, что нужно делать. Зашвырнув меч под диван, он прошмыгнул в кухню. Тихой сапой наполнил два стакана молоком, насыпал в тарелку овсяного печенья и, уместив все это на подносе, понес на второй этаж. На верхней ступеньке он робко постучался, услышал щелчок замка и приоткрыл дверь. Осторожно заглянул внутрь. Комнаты не было. Вообще ничего не было. Лишь пронизанная светом далеких звезд бархатистая тьма, в самом центре которой угрюмо свернулся исполинских размеров спрут. Дениска тут же захлопнул дверь и представил себе обычных бабушку с дедушкой – то, как они поскрипывали бы в креслах-качалках в окружении полок с книгами, вязаных ковров и всего прочего. А в ногах бы у них дугой выгнулся мохнатый черный котище. Дениска подумал, насколько бы оно было скучно, имей он таких бабушку с дедушкой – самых обычных, ничем не примечательных. И подумав об этом, испугался.
И вот, сохраняя в душе хилые ростки страха, он распахнул дверь и шагнул в залитую рыжим светом комнату.
Они сидели в креслах-качалках, улыбались ему.
– Неплохо-неплохо, – похвалил дедушка, наглаживая свои пушистые усы. – Даже оригинально.
Дениска прошел к ним, поставил поднос на столик и протянул старикам по стакану с молоком. И пока они пили, он устроился у них в ногах, почесал за ухом расшалившегося мохнатого котяру, посмотрел на книжные полки. Как много всяких историй – захватывающих, чарующих, манящих в неведомые дали…
Он не заметил, как бабушка с дедушкой проследили за его взглядом и заговорщически переглянулись. Он лишь услышал скрип кресла-качалки, когда бабушка нагнулась и ласково погладила его по голове.
– А хочешь, я расскажу тебе сказку?