Впервые попав пятилетним ребенком в метро, я испытал одно из самых сильных потрясений. Там я умудрился отбиться от родителей и потеряться. Я долго плутал и выбрался из туннеля в какое-то депо лишь через три дня. Родители уже не чаяли увидеть меня живым, поэтому продали все мои игрушки и кроватку.
* * *
Папа говорил мне, что любит меня больше всех на свете, но, когда мама умерла, женился не на мне, а на другой женщине. Я долго плакал.
* * *
Как-то раз я признался, что мне очень хотелось бы попасть в новогоднюю сказку.
— Нет ничего проще! — сказал папа.
Он сунул мне в руки корзинку, выставил за дверь и наказал:
— Без подснежников не возвращайся!
— Ты с ума сошел! — набросилась на папу мама. — В одиночку он от страха с ума сойдет в ночном лесу!
Мама догнала меня и заставила взять с собой брелок Тамагочи.
* * *
Однажды мы с другом затеяли играть в прятки на стройке. Мне не разрешали туда ходить — и поэтому мама, узнав об этом, долго ругала меня и даже плакала. Теперь я иногда пробираюсь украдкой в подвал давно построенного дома и осторожно заглядываю через край какой-то шахты в дальнем углу — там мне виден кусочек грязной рубашки. Друг лежит неподвижно — наверное, он до сих пор думает, что я его не найду.
* * *
Мой младший брат как-то ушел с незнакомым человеком, посулившим ему конфет, и вот уже два года не возвращается. Я страшно завидую, представляя ту гору доставшихся ему сластей, с которой он не может справиться до сих пор.
* * *
Детские страхи очень часто напрасны. Как-то раз перед посадкой в самолет я закатил истерику, крича: «Мы все!.. все!.. разобьемся насмерть!» — и папе стоило большого труда затащить меня в салон. Я оказался не прав: мы с папой и еще трое пассажиров, сидевших в хвосте, уцелели после катастрофы, да и стюардесса умерла не от удара, а от начавшейся уже в реанимации гангрены.
* * *
Как-то поздней осенью мы решили всей семьей провести выходные на даче. Получилось замечательно: вечером мы сидели у печки, и папа рассказывал страшные истории. А потом папе вдруг показалось, что в темноте вокруг дома бродит маньяк. Мама успокаивала, что это просто дождь, ветер и непогода, но папа настоял, чтобы я домчался до деревенской почты и вызвал полицию.
— Беги через старое кладбище, так будет короче! — посоветовал он.
Почта оказалась закрытой на ночь, и поэтому я обернулся быстро, но папа на всякий случай все же не отпирал мне дверь до утра.
* * *
Однажды меня крепко поколотили хулиганы.
— Не плачь! — утешил меня папа. — Я покажу тебе пару приемов. В следующий раз, когда повстречаешь хулиганов, сделай вот так…
Но когда переломы от папиных приемов у меня зажили, и я вышел на улицу без гипса, выяснилось, что полиция давно забрала хулиганов за другие преступления и посадила в тюрьму.
* * *
Как-то раз моя расшалившаяся сестра вывалилась из окна шестого этажа. Я очень переживал, так как мне потом пришлось мыть посуду, хотя в тот день была ее очередь.
* * *
— Наша бабушка в раю? — приставал я к маме.
— Вряд ли, — вздыхала мама. — Видишь? По этому маленькому экрану все еще ползут кривые.
* * *
— А правда, что у каждого в шкафу есть свой скелет? — спросил я.
— Конечно, — ответил папа.
— И у тебя?
— И у меня.
— А какой он?
— Когда-нибудь узнаешь, — пробурчал папа, закрыл дверцы шкафа, и я опять остался в темноте.
* * *
— Пообещай, что не будешь пить! — строго сказала мне мама и ткнула пальцем: — Вот, посмотри на папу! Ему плохо. Нравится он тебе такой?
Папа сидел на земле, поникший и несчастный.
— Не буду пить, честное слово! — вздохнул я.
Папу было жалко. Маму тоже.
Мама присела с папой рядом. И я пристроился около них. Мама обняла меня, но единственную уцелевшую фляжку спрятала под кофту так, чтобы я не смог ее вытащить, если родители уснут — ведь чем взрослее человек, тем больше ему нужно воды. А я смотрел на горизонт и изо всех сил надеялся, что нас будут искать после крушения и все же найдут на этом голом островке.
* * *
Я не верю, что число 13 приносит несчастье. Например, когда моему брату исполнилось тринадцать, и его тянули за уши по числу лет, левое ухо оторвалось на восьмом разе, а правое — на двенадцатом: то есть, «13» тут было совершенно ни при чем.
* * *
С десяти лет я знал, что деда Мороза не существует: именно в тот год он, пролезая в трубу, чтобы оставить мне подарок, сорвался и свернул себе шею. Папа и мама вытащили его из дома и зарыли еще до рассвета.
* * *
Поздно вечером я вспомнил, что к завтрашнему уроку нужно было выполнить домашнее задание — изготовить икебану.
— Вечно ты спохватываешься в последний момент! — рассердилась мама. — Ведь неделю назад задавали! Какая тебе сейчас икебана? Магазины уже закрыты, и зима на дворе.
Я расстроился, подумав, что мне влепят кол.
— Не ной, — хлопнул меня по плечу папа. — К утру что-нибудь придумаем.
Наутро икебана ждала меня в коридоре. Она была круглая и большая. И основа у нее была из дощечек.
— Ну? — гордо спросил папа. — Что бы ты без меня делал? Я ее еле уволок. Через забор перелезал, между прочим. Ночью, в темноте.
— Красивая, — сказал я. — Но на ней не моя фамилия. Учительница будет придираться.
— А ты сними ленточки, — посоветовала выглянувшая из кухни мама. — Бабушка потом сделает из них оборки к шторам. Только пришивать нужно буквами внутрь.
* * *
Когда мы летом отдыхали в деревне, на доске объявлений целых две недели висела листовка, что в этих окрестностях потерялась девочка. Указывались ее имя и фамилия, а заодно сообщалось, что у девочки светлые волосы, и одета она была в розовое платьице. Были и еще какие-то дополнительные сведения.
Однажды папа вернулся из леса, таща за руку оборванную девчонку. Она была исцарапана, волосы в грязи, а платье ее было похоже на тряпку для пола. Девчонка плакала и тихо выла без слов.
— Отмойте-ка ее, — скомандовал папа.
Мама ахнула и потащила девчонку в баню. Через полчаса выяснилось, что у найденыша светлые кудри. Мама завернула ее в огромное полотенце и стала разглядывать снятые лохмотья: там едва заметно просматривалось что-то розовое.
— Как тебя зовут?
Девочка ответила шепотом, едва слышно. Имя совпадало.
Папа кивнул, вышел в сени и вернулся с топором. Он схватил отмытую девчонку за шею, вонзил перед ее носом лезвие в стол и рявкнул маме:
— А теперь ставь на огонь самый большой котел!
— Б-б-б-б! — захлебнулась девчонка. — К-к-к-к!.. П-п-п-п!!!
— Все в порядке, — кивнул папа маме. — Я должен был проверить, чтобы не осталось сомнений. В объявлении говорилось об особой примете: девочка заикается, когда нервничает.
* * *
Малышом я верил в гномов, а когда повзрослел, перестал. Потом мне снова пришлось в них поверить — в шестнадцать лет мой рост достиг шестидесяти двух сантиметров, а мама подарила мне на день рождения красный колпачок.