Ночь. Дежурство. Банка энергетика опустела пол часа назад. Спать не хочу, но сопение и храп пациентов совращает. Без дозы кофеина ночные дежурства для меня непостижимы, я слишком люблю покемарить. Пытаюсь занять себя поглощением семечек, но тут прибегает медсестра.
– Иван Алексеевич, тут в травму пришёл человек, а Григорьев опять спит, видимо выпил, – лепетала она.
– Та точно этот алкаш выпил, тут к гадалке не ходи. Сама принять не можешь? Вроде же учили. – не сказать, что мне особо хотелось разбираться с чужими пациентами.
– Я бы приняла. Вот только проблема. У него документов нет. Только свидетельство о смерти. Его.
– Конечно люди часто документы теряют, но что бы у него осталось только свидетельство о смерти – пробубнил я себе под нос. – Пошли, надо разобраться.
Лицо сидело в приёмной. Хоть он и старался быть опрятным, почти сразу было понятно, что это бомж. Одежда в заплатках, отросшие, плохо уложенные волосы, месячная щетина, которую пытались побрить, но не вышло. Из-за тупой бритвы осталось несколько выбритых проплешин.
– Как зовут, год рождения? – бубнил под нос Иван, изучая свидетельство о смерти, – Номер полиса ОМС помните?
– Нет, – хриплым голосом коротко ответил Степан Дмитриевич, как было написано в документе.
– Если ты мёртв, этот полис всё равно недействителен. Пошли, осмотрю тебя, постараюсь помочь, – с грустью в голосе сказал Иван, понимая, что нужно будет либо договариваться на счёт медикаментов с заведующей травматологией, либо покупать всё на свои кровные.
Открыв скрипучую дверь отделения, врач пустил больного в травматологию.
По жалобам оказалось, что бомж упал со второго этажа замороженной стройки на левую руку. Из того факта, что травмированный мог работать рукой, следовало, что был либо ушиб, либо трещина.
– Хрен с тобой, поставим тебе лангетку. В травме всё равно бардак, мог нынешний дежурный себе сховать на всякий случай пару бинтов, никто не заметит. – решил я.
– Спасибо, добрый человек, а то с другом в аварию попал, сам отделался, но головой ударился, сбежал, а друг остался, он мёртв уже был, подумали, что это я, оформили. А родственнички в квартиру больше не пускали. Не знаю зачем, выкрал свидетельство это...
– Мужик, я слышал это уже 5 раз, давай я тебе гипс наложу, и ты пойдёшь, через пару недель снимешь.
– Не наложишь, – замогильным голосом гаркнул бомж.
Отшатнувшись от странного мужика, я выронил уже намоченную гипсовую повязку.
– Не на руку я упал.
На рубашке бомжа стало растекаться кровавое пятно, глаза выпучились, рот открылся в немом крике и плоть его стала быстро гнить, отслаиваясь от костей и падая на пол с противными шлепками. Когда на полу было лишь дурно пахнущее пятно, а на стуле сидел скелет, всё исчезло. Пятно будто испарилось, а скелет превратился в кучку пыли из которой торчала бумажка. Я забился в угол за шкафом с бинтами и прочим стафом травматологии. Врачи – люди, повидавшие некоторое дерьмо, нас боди-хоррором можно только рассмешить, но после такого я не меньше часа боялся с места двинуться. Ближе к утру я решил посмотреть, что осталось от Степана Дмитриевича. Сунул бумажку в карман, собрал в пакет пыль и пошёл проверять своих пациентов.
Наутро оказалось, что медсестра, позвавшая его, не помнила про этого бомжа, в кабинете не было кучки пыли и на полу не лежала гипсовая повязка. Всё, что осталось — записка, в которой написан адрес. Понятно, что это за место.
Купив венок, я решил съездить по указанному адресу. На координатах из таинственной бумажки стоял недострой. Обойдя вокруг панельную девятиэтажку, я заметил в высокой траве слишком большой стебель. Подойдя ближе, я заметил, чем был на самом деле этот стебель. Арматура, на которую насажен скелет в старых лохмотьях. Судя по всему, Степан Дмитриевич и правда упал с этого недостроя и стал обедом для местной стаи.
После разбирательств с полицией я взял недельный отпуск, который я трачу на то, чтобы изложить эту историю. Не могу я молчать, плохо мне.