Алекс не был на родине двадцать пять лет. Уже, должно быть, и забыли его давние знакомые и дальние родственники. Последних, впрочем, он намеревался навестить. Если бы не командировка, Алекс и не подумал бы возвращаться в город, с которым его связывают только первые шесть лет жизни; память о них была какой-то расплывчатой и не содержавшей ни единого яркого момента.
Выйдя из здания аэропорта под дождливые ноябрьские сумерки, Алекс мрачно смотрел на аллею и темневшую за двумя полосами дороги посадку. Воображение рисовало прокуренный салон такси, ведомого пьяным шофёром сквозь длинные пробки мегаполиса, и реальность не подвела, только водитель был трезв как стёклышко. Остановившись в гостинице с претенциозным названием «Атташе», Алекс почти сразу заснул.
Следующий день был насыщен деловыми визитами, переговорами, созерцанием и проведением презентаций. Лишь ближе к вечеру, медленно попивая виски со льдом, Алекс вспомнил о живущих на Северном родственниках. Там жила некая тётя Маша, но тётей звалась она условно, ибо за переплетением родственных уз порою сложно уследить даже прямым свидетелям бесконечных ветвлений родословной. Будучи немного навеселе, а оттого излишне самоуверенным, Алекс захотел поехать к ним прямо сейчас, чтобы эта обязанность, возложенная на него членами семьи, больше не отвлекала от заключения выгодных контрактов. Захотят принять — хорошо: поговорят, вспомнят былое, и, напутствуемый передать привет, он уйдёт. Не примут — и того лучше: одной лишней иллюзией будет меньше. Был, конечно, и третий вариант: возможно, по этому адресу проживают уже совсем другие люди. Так или иначе, подумалось Алексею, разобраться с этим надо сегодня. Он накинул пальто, взял зонтик и вышел на улицу. «Вызвать такси или немного прогуляться до троллейбуса?» — встал перед выбором Алекс, вспомнив салон троллейбуса из его далёкого детства. Должно быть, там и сейчас такие же холодные сиденья и вечный запах нагретой проводки. Выйдя на Ворошиловский проспект, он понял, что не знает номера маршрута и стал искать взглядом прохожего с наиболее располагающим видом, чтобы спросить. Навстречу ему шёл элегантный старик с окладистой седой бородой и в очках, как у Санта-Клауса.
— Простите! — с еле уловимым иностранным акцентом обратился к пенсионеру Алекс. — На каком троллейбусе или автобусе мне добраться сюда? — с этими словами он показал остановившемуся старику листок с адресом.
Пенсионер поправил очки и развернул записку к фонарю, после чего с весёлым сочувствием сказал:
— О, это на автобус «единицу» с пересадками, а сейчас час пик, пробки, — словом, не доедете. Езжайте лучше на метро, молодой человек.
С этими словами он указал на подземный переход, над которым возвышалась красная «М».
— Здесь есть метро? — удивился Алекс.
— А то! Вторую линию закончили, как раз на Северный — туда, куда вам и нужно.
— Спасибо большое! А сколько проезд?
— Пятьдесят рублей.
— Ещё раз спасибо!
Во время спуска Алекс увидел, что старик стоит на месте и машет ему рукой.
— Как раз туда, где тебе самое место! — услышал мужчина, скрывшись в переходе. На мгновение стало не по себе, но Алекс решил, что ему показалось. Ступив на эскалатор, он размышлял о том, что метро — это приятный сюрприз, свидетельствующий о том, что город развивается, а это значит, что сделка будет долговременной и, возможно, по возвращении из командировки он получит повышение. А ещё это значило, что с поездкой к родственникам он управится довольно быстро.
На платформе было многолюдно и суетно: ростовчане возвращались с работы. Небольшая странность заключалась в их счастливых, одухотворённых лицах, неестественных для усталого человека, единственными планами которого на сегодня значатся ужин, телевизор и сон. «Наверное, преддверие какого-то праздника», — подумал Алекс и остановился в ожидании поезда.
Невольно вслушиваясь в разговоры людей, он обнаружил вторую странность.
— Вот почему никогда и вообще как-то вроде никакого метра системы той или иной двадцать восемь городских вшей? — весело недоумевала женщина средних лет, обращаясь к собеседнице.
— В подвале, за холодильником, имеется дорога восемьдесят пятого года с почтовым ящиком в отделении, что давным-давно заброшено и стоит картонной коробкой, мокнет под дождём, — подняв указательный палец, назидательно ответствовала та.
Алекс нахмурился. Хоть и говорил он на русском лишь с домашними и редко встречаемыми бывшими соотечественниками, но не понимать язык настолько он не мог. В этом диалоге не было никакого смысла. «Мало ли какие сумасшедшие слоняются по городу», — подумал мужчина и всунул в уши гарнитуру. Подъехал поезд, и Алекс, подхваченный нетерпеливым людским потоком, очутился в вагоне. Взявшись за поручень, он слушал музыку и думал над тем, что скажет тёте Маше. Во тьме за окном тускло мелькали огоньки туннельного освещения. Состав начал замедляться. «Площадь Гагарина», — громко сообщил женский голос. Люди на ярко освещённой платформе смеялись, но потом резко посерьёзнели и вошли в салон. На зубах у Алекса что-то хрустнуло. «Устрицы, — раздражённо подумал он. — Даже это нормально приготовить не могут». Тем временем поезд помчался дальше. Весёлая песня в наушниках обрела какой-то зловещий призвук и подтекст, даже знакомые голоса певцов стали сопровождаться шёпотом, перевиравшим слова, и от этого шёпота по спине пробежал холодок. Второй, перевранный, текст рассказывал про огромного чёрного крота, что хочет поменяться местами с теми, кто наверху. Внезапно кто-то положил руку на плечо, и Алекс вздрогнул. «Хотелось бы оказаться на вашем месте, потому как ближе к створкам», — мрачно сказал какой-то парень в анораке. Алекс отошёл, и молодой человек направился к дверям. Мужчина сглотнул и снова почувствовал хруст на зубах. «Да ещё и в глаз что-то попало», — подумал он и начал тереть по направлению к переносице, попутно с этим пытаясь незаметно отплеваться от предполагаемых осколков ракушки. «Проспект Ленина», — сильно растягивая словосочетание, произнёс надтреснутый голос в динамике. Стоявшие у дверей пассажиры вышли из вагона, синхронно развернулись и снова вошли, причём сделали это не спеша и буднично. А на самой платформе, как успел разглядеть Алекс, люди беспрестанно кружились с внушавшими своим равнодушием ужас лицами. Двери закрылись, и поезд начал набирать скорость. На окна снова налипла туннельная тьма с тлеющими искрами дежурных ламп. Стук колёс становился всё тише. Ужас начал своё победное шествие из глубин сознания. Мужчину обуяла паника. Увиденное и услышанное за эти две остановки было абсурдным и нелепым, словно в кошмарном сне, все попытки пробудиться от которого были тщетны. Внезапно Алекс чем-то поперхнулся. Наушники выпали, и он сквозь кашель отчётливо услышал чей-то разговор:
— Со вчерашнего дня сегодня задолбали хорошо!
— Ну да, а то вдруг нет в том месте, где проезжей части в двух кварталах нет!
— Но в любом случае я хорошо, нужная штука в южном полушарии на всякий случай остужать десять шляп, обуви, причесок, мира.
— Разумеется, они встречают культуру, которая обязательно карлик.
При взгляде на ладонь мужчину накрыла новая волна ужаса: на руке была смоченная слюной рыжая глина. Алекс начал задыхаться. Грунт наполнял его нос и рот при каждой судорожной попытке вдохнуть. «Помогите!» — тихо выдавил из себя Алекс, но услышать его было некому: за мгновение до того, как погас свет, его саднящие глаза увидели, что пассажиры, их поклажа и сиденья, на которых часть из них громоздится, превращаются в скульптуры из земли, а затем рассыпаются. В следующий миг плотный грунт обжал судорожно вздрагивающее тело мужчины.
В конце тридцатых годов при строительстве станции «Площадь Конституции» транспортёр проходческого щита вынес на свет обломки чьих-то костей с фрагментами не до конца истлевшей одежды. Или не вынес: тут уж зависит от того, о какой ветви реальности идёт речь.
Автор: Митрофан Хроч