Рина Грушева умерла 12 марта 1988 года в районной больнице небольшого дальневосточного городка от острого лейкоза в возрасте 18 лет. Паталогоанатомическое исследование подтвердило диагноз, выставленный лечащими врачами. Летальная комиссия, возглавляемая приглашенным из краевого центра профессором, признала действия медиков по спасению Рины правильными.
Рину похоронили 16 марта на кладбище, расположившемся на самой большой сопке, откуда в ясный день хорошо виден весь город.
Грушевы приехали на Дальний Восток год назад, и в городе их почти не знали. И все же смерть Рины всколыхнула город, и поползли разные слухи о СПИДе, о наркотиках и, конечно, о несчастной любви.
К концу месяца в городе сложилась явно нездоровая атмосфера вокруг смерти Рины. Масло в огонь подлили местная печать и радио, выступившие одновременно по теме «Все ли у нас благополучно в здравоохранении?», где в качестве примера «явного неблагополучия» упоминалась смерть Рины Грушевой. Грушевы оказались в центре внимания. Только необыкновенное мужество и выдержка этих людей, молчаливо переживавших свое горе,— сдерживали готовые к выплеску людские эмоции. На стенах домов появилось имя Рины на английском языке. Пятнадцатилетние девчонки стали носить прическу «а-ля Рина» и красить волосы в ярко-рыжий цвет (как у Рины). Смерть Рины будоражила людей до начала июня гораздо больше, чем свежий номер «Огонька», отсутствие сахара, стирального порошка, мыла и пр., и пр., и пр. Но пришло лето, в городе стало жарко, и о Рине забыли.
10 июля к прокурору города пришел отец Рины, Альберт Владимирович (40 лет, слесарь-сантехник), и положил на стол заявление с просьбой произвести судебно-медицинскую экспертизу в связи со смертью дочери, ибо, как было написано в заявлении, «Рина умерла не от лейкоза, а была задушена». Оставив заявление без дополнительных разъяснений, Грушев ушел, сказав только, что «в случае отказа обратится к прокурору края, а будет нужно, и республики».
Прокурор поостерегся принять решение самолично: позвонил секретарю горкома. Через час у последнего в кабинете собралась экстренная комиссия в составе секретаря горкома, прокурора, заместителя председателя горисполкома, начальника милиции и главного врача центральной районной больницы. Решение было принято единогласно: назначить судебно-медицинское исследование, пригласив эксперта из краевого бюро, а также профессора, возглавлявшего летальную комиссию. Эксгумацию решили осуществить 12 июля. Грушеву позвонил сам секретарь, долго разговаривал с ним по телефону, сообщил, что «просьба его будет удовлетворена», и взял с него слово, что «в интересах следствия Грушевы будут молчать».
12 июля сопка была оцеплена отрядом милиции, могилу разрыли, гроб вынули и перевезли в морг — небольшое здание, дверь которого закрывается на висячий замок. Вскрытие трупа было назначено на 13 июля. Все это произвели оперативно и тихо — город ничего не узнал. Был составлен акт исследования и заключение: «Смерть Рины Грушевой, 1970 года рождения, наступила в результате острого лейкоза». Никаких признаков удушения найдено не было. В 10 часов Рину вновь похоронили. Грушевых пригласили в прокуратуру и зачитали заключение эксперта. Мать тихо плакала, Альберт Владимирович выслушал молча. На вопрос прокурора, «удовлетворен ли он результатом экспертизы?», ответил «да» и пообещал, что «больше следственные органы беспокоить не будет». На этом и разошлись.
20 июля, вечером, жительница города Кирина Мария Петровна понесла мусор во двор. Как она потом рассказывала, у нее закружилась голова, минут пять она постояла в подъезде, затем подошла к мусорному ящику, подняла крышку и... «О, господи, в ящике, на груде мусора, лежала голая девушка... как большая кукла!.. Тело ее было сплошь в синих пятнах, а в руках зажата иконка...» Мария Петровна бросила ведро, закричала и рванулась бежать. На лестничной площадке ее остановил соседский парнишка, Виктор, 16 лет, учащийся СПТУ. С трудом разобрав, что напугало бабку Марью, он выскочил во двор. В мусорном ящике, как он потом рассказывал, никакой «голой девчонки и куклы не было». Врач, вызванный соседями к Марии Петровне, кроме испуга, никаких расстройств у нее не обнаружил, но на всякий случай велел два дня полежать в постели и попринимать успокаивающее.
На Другой день Виктор рассказал друзьям, что у его соседки «крыша поехала — голую девчонку в мусорном ящике видела». Проходивший мимо Василий Петрович, водитель автобуса, спросил: «И красивая была та девчонка?» Виктор, не задумываясь, ответил: «Как Рина Грушева!»
22 июля Виктор пришел с работы (он проходил практику на цементном заводе) уставший и разбитый. Было около 18 часов. Плюхнулся, не переодеваясь, на кушетку в прихожей и тут же уснул. Сколько спал — не знает. Проснулся от сильного хохота. Преодолевая свинцовую тяжесть в теле, открыл глаза — смеялись в большой комнате, дверь в которую была открыта настежь. По комнате гулял сквозняк, ветер трепал тюль на окне. Витя приподнялся: в проеме балконной двери, за колыхающимся тюлем, стояла высокая стройная девушка. Расчесанные в беспорядке волосы были одного цвета с закатным солнцем. Она хохотала. «Ты — Рина Грушева?» — спросил Витя. «А ты алкоголик, сын алкоголика, — прохохотала в ответ девушка, — и неделю назад нюхал бензин в подвале». «Ты — Рина, я видел тебя на дискотеке, но ты... ты ведь мертвая!» Хохот прекратился. «Мертвая... мертвая...» — тихо повторяла девушка, пятясь к балкону. «Мертвая», — еще раз услышал Витя, прежде чем она исчезла.
Об этом видении Витя никому не рассказал. Пить прекратил, стал задумчив. Изменилось его отношение к родителям: стал мягким, внимательным, заботливым и даже нежным. С тех пор спать днем никогда не ложится. Ночью спит со светом.
На следующий день после встречи с ребятами, от которых услышал о голой девчонке в мусорном ящике, Василий Петрович вел свой автобус по маршруту «Аэропорт — центр — морской порт». Остановившись на «Стрелковой» и объявляя остановку, он вдруг неожиданно для себя произнес: «В ста метрах отсюда проживает Рина Грушева». Сказав это, испугался и оглянулся в салон — несколько пассажиров дремали на своих сиденьях, жара сморила. Автобус был почти пуст. «Чертовщина какая-то, — подумал Василий Петрович. — Слава богу, что никто не услышал. Ну, ладно, в голову всякая всячина лезет... Но за язык-то кто дернул?» Василий Петрович тяжело вздохнул: «В отпуск пора». Мысли его перенеслись на озеро, где он увидел себя с удочкой в камышах, и о своей «оплошности» тут же навсегда забыл.
Оля Шушина, 16 лет, ничем не отличалась от своих сверстниц. Она перешла в 10-й класс и в июле проходила школьную практику на хлебокомбинате. Вставала на работу в 7 часов, с трудом поднималась с постели, как сомнамбула брела в ванную и только там просыпалась. Так и сегодня, 23 июля. Расчесывая свои густые черные волосы и позевывая перед зеркалом, она вдруг опешила: из зеркала на нее глядела красивая девушка с огненно-рыжими волосами. Оля стала судорожно протирать глаза — девушка из зеркала повторила ее движения. Она опустила руки — то же самое проделала одновременно с ней и девушка. Оля высунула язык. «Отражение» сделало то же самое. Язык у «отражения» был длинный, узкий, сухой, с прикушенным кончиком. Оля убрала язык, закрыла рот и улыбнулась. «Отражение» ее скопировало.
Сколько простояла Оля у зеркала, она не помнит. Очнулась от наваждения, услышав нервный стук в дверь и голос мамы: «Поторопись, Оля, опаздываешь на работу!» «Прощай, подруга», — бросила Оля своему «отражению» и вышла из ванной.
Она никому не рассказывала о своем видении и была почти счастлива, ибо почувствовала в себе что-то новое, значительное, настоящее. День прошел, как обычно. К вечеру Оля была уже прежней Олей, уставшей и недовольной всем на свете. Подергалась в дискотеке, выкурила сигарету «для гадости» и к часу вернулась домой. Утром встала как всегда в 7 часов, побрела в ванную и нисколько не удивилась, когда опять увидела в зеркале свое «отражение». Так Оля стала жить в двух лицах: одно, наружное, знали все окружающие, другое, внутреннее, видела только она, да и то лишь по утрам, когда причесывалась. А чувство нового в себе Оля оберегала, как маленький хрупкий росточек, набиравший с каждым днем силу. Мама тоже заметила в Оле некоторую перемену: походка стала более уверенной и женственной, жесты плавнее, голос глубже и мягче. «В женщину превращается подросток, — вздыхала она понимающе, — годы... Быстро летят годы, когда дети взрослеют!»
Однажды, возвращаясь домой из дискотеки; Оля услышала, как кто-то бежит за ней и кричит: «Рина! Подожди, Рина!» Она остановилась, оглянулась и увидела незнакомого мужчину. Тот тоже остановился как вкопанный, глядя на нее в упор. Затем, сняв и протерев очки, сказал: «Извините, ошибся!».
Эта встреча вызвала у Оли беспокойство. Она сразу вспомнила о Рине Грушевой, недавно умершей, которую никогда не видела. Вспомнила слухи, ходившие о ее смерти. Оле страшно, захотелось увидеть, как выглядела Рина. Но как это сделать? К Грушевым идти неловко, да и под каким предлогом? «Кстати, — подумала Оля, — а где Рина похоронена?» Она прикусила губу: «Наверное, на сопке, где хоронят молодых и приезжих». И Оля решила пойти на кладбище.
На другой день, встав, как обычно, и пообщавшись со своим «отражением», Оля, вместо того чтобы идти на работу, пошла на сопку. День начинался жаркий. Зной еще только поднимался с земли, еще стелился теплым густым туманом. Громко звенели цикады. От травяного запаха кружилась голова, на душе было легко и чисто.
Могилу Рины Оля нашла быстро, еще издали увидела огромный портрет вместо памятника. Подошла и замерла — это было ее «отражение»! Лицо Рины на фотографии было строгое и очень сосредоточенное, не то что в зеркале в ванной. Платье — скромное, с большим накладным воротником и длинными рукавами. Косые лучи восходящего солнца упали на стекло, и в нем Оля увидела свое настоящее отражение. «Как мы непохожи», — подумала она печально. Затем сорвала несколько ромашек, растущих рядом с могилой, и положила к портрету Рины. Обратила внимание на то, что могила свежевырытая, даже глина еще не высохла. «Странно, — подумала Оля, — ведь Рину похоронили весной». Но больше ей ни о чем не хотелось думать. Так, без мыслей, просидела она у могилы минут 10 — 15, затем встала и медленно, не оглядываясь, пошла домой. «Ну и что, будем жить вместе, Рина», — сказала она шепотом, закрывая калитку кладбищенской ограды.
Город, в котором умерла Рина Грушева, не имел достопримечательностей, хотя ему было несколько сот лет. Туристы посещали его редко. Летом один раз в месяц они приплывали на большом теплоходе с верховья реки. Прямо на причале они, как правило, делились на две группы: одна оставалась в городе, другая пересаживалась на маленькие тихоходные катера и уносилась к Лесному Озеру, где недавно была построена турбаза.
Владимир Николаевич Прокудин, бывший дальневосточник, ныне проживающий в Москве, всегда путешествовал один. Он выбрал, конечно, Лесное Озеро. Едва устроившись поудобнее на корме катерка, Владимир Николаевич увидел красивую девушку, сидевшую напротив, вытянув стройные ноги. Среди туристов, приехавших на теплоходе, Владимир Николаевич ее не видел. «Такую нельзя не заметить и в столичной толпе, — подумал он. — Какие удивительно огненные волосы, какая артистическая небрежность в прическе... Точеный высокий лоб, тонкий греческий носик с трепещущими ноздрями, огромные синие глаза... — Он загляделся на девушку. — Вот только губы жуткие, словно со следами запекшейся крови, а сами обескровлены, мертвы... Как у вампира». Владимир Николаевич поежился. Была жара, все 30°, а девушка была одета в длинную зеленую юбку и такого же цвета блузку без рукавов, но с прямым, по самое горлышко, воротником. На тонкой изящной шее было массивное ожерелье из красных индийских камней. «Уж не Хозяйка ли это Медной горы?» — подумал с восхищением Владимир Николаевич. Девушка, заметив, что он рассматривает ее, посмотрела Владимиру Николаевичу прямо в глаза. Ему стало неловко за свою бесцеремонность, и он попытался что-то сказать, но девушка опередила: «Вместе, значит, к Лесному?» Затем, улыбнувшись одними глазами, добавила: «Там хорошо, там воздух чистый». Они разговорились, как могут говорить случайные попутчики, плывущие к Лесному Озеру. Владимиру Николаевичу было легко с девушкой; возникало ощущение, что, разговаривая с ней, разговариваешь сам с собой, так быстро и свободно проникала она в душу, в самые затаенные ее уголки. От этого ощущения было приятно. Но спокойно не было. Что-то мешало, присутствовал какой-то дискомфорт. Чувства раздваивались. Когда катер пришвартовался к причалу Лесного Озера, Владимир Николаевич понял, что мешало ему в общении с Ксенией, — от нее веяло холодом, не приятной прохладой, а именно холодом. Осознав это, он тут же нашел подходящее объяснение: «Девушка умна и нрава строгого», — хотя это никак не укладывалось в образ, рожденный от общения с ней.
Высадившись на берег Лесного Озера, они сразу же оторвались от группы. Владимир Николаевич повел Ксению на сопку с веселым названием «Дунькин пуп». У подножия сопки протекал довольно широкий и очень глубокий ручей с темной прозрачной водой, которая была вкусна и ароматна от настоя трав и сброшенной прибрежными кустами черной смородины. Добравшись до ручья, Владимир Николаевич предложил Ксении разуться и окунуть в него ноги. Сам расстегнул рубашку и начал протираться, жмурясь то ли от удовольствия, то ли от лучей солнца, пробивающихся сквозь листву и хвою. Ксения села на огромный камень и начала болтать голыми ногами. Кругом стояла тишина. Наконец Владимир Николаевич промолвил: «Жаль, что у вас такая блузка и такое тяжелое ожерелье. Вода действительно восхитительна!» При этих словах лицо Ксении помрачнело и стало какое-то сухое. Она резко встала и сказала с нескрываемым раздражением: «Так мы идем на сопку?» Владимир Николаевич растерялся от такого оборота. Затем, не застегивая рубашку, взял Ксению за руку и стал подниматься на сопку. Ладошка ее была холодна, как лед. Поднимались медленно, раздвигая ветки кустарника, густо поросшего на склоне сопки. Не успели сделать и десяти шагов, как Ксения вскрикнула. Владимир Николаевич увидел, что ожерелье оборвалось, и Ксения, едва успев подхватить рассыпающиеся камни, крепко прижимала их к шее. Владимир Николаевич протянул к ней руки. Она резко повернулась и побежала вниз. Он растерялся и, ничего не понимая, закричал: «Ксения, куда вы? Куда же вы, подождите!» Но девушка уже скрылась в кустах. Постояв так несколько минут, Владимир Николаевич стал медленно спускаться к ручью. Там, где только что была Ксения, на ветке орешника, за которую зацепилось ожерелье, висел длинный кусок скомканного бинта, пропитанный давно засохшей кровью...
Владимир Николаевич больше никогда не видел Ксению.
Несколько ночей подряд жители окраины видели из окон яркое пламя костра на вершине сопки, где размещалось кладбище. Об этом, естественно, узнали в ГОВД, но, наученные горьким опытом собственного бессилия перед «непонятными явлениями крайнего людского беспокойства», решили действовать осторожно. Ночью капитан милиции, оперуполномоченный уголовного розыска Спирин П. А., вооруженный японской кинокамерой с инфракрасным подсветом, прячась за могильные плиты и кресты, притаился невдалеке от могилы Рины Грушевой. Да, костер пылал именно на ее могиле! Вокруг костра прямо на земле тихо сидели 14 человек, медленно раскачиваясь с вытянутыми в сторону пламени руками. Губы шевелились. но слов не было слышно. «Молитву, что ли, творят?» — подумал оперуполномоченный и покрутил зачем-то огромный ус. Он не сразу заметил, что руки у «кружковцев» (как он успел их окрестить) были окровавлены (подтеки крови были потом хорошо видны при просмотре этой кладбищенской кинохроники, добытой капитаном милиции Спириным П. А.).
Оперуполномоченный сильно испугался, рука потянулась к кобуре пистолета, но тут он с досадой вспомнил, что брать оружие ему было запрещено. Мелькнула мысль: «Где жертва?» Рискнул и, оставив кинокамеру, подполз поближе к костру. Теперь, лежа за соседней надгробной плитой, он мог хорошо разглядеть лица «кружковцев». Несмотря на отблески пламени, они поражали своей мертвенной белизной. Он разобрал произносимые слова: «Рина! Возьми нашу кровь. Встань, Рина. Настал срок. Пусть будет так!» Покачиваясь в такт словам, «кружковцы» сжимали и разжимали кулаки, а из порезанных жил по вытянутым рукам вытекала к земле кровь.
Большинство «кружковцев» были подростками 15 — 16 лет. но среди них были юноша и девушка лет двадцати. Двоих Спирин узнал сразу: Витьку Матвеева, учащегося СПТУ, знакомого еще по детской комнате милиции, и Олю Шушину, свою соседку. «А она как здесь оказалась?» — искренне удивился капитан милиции. Он решил проследить до конца, чем все кончится, не вмешиваясь и не раскрывая себя. Кровь выпускали около получаса, затем движения тел и кулаков прекратились. Спирину стало не по себе, когда, повернувшись лицом к портрету Рины, «кружковцы» жалобно завыли, как молодые волчата. Наконец, они замолчали. Дружно разбившись на пары и повернувшись лицом друг к другу, они вынули из карманов бинты и начали перевязывать израненные руки. По окончании процедуры все поднялись, затушили костер, выстроились в цепочку и не спеша ушли с кладбища. Странное это было зрелище! Темная цепочка медленно двигающихся людей с опущенными головами, едва волочивших ноги под ясной луной и яркими звездами, между залитыми лунным светом крестами и надгробными глыбами.
В горотделе милиции при просмотре заснятой Спириным кинопленки быстро идентифицировали 12 человек. Все они были местные: учащиеся школ, СПТУ, техникумов, двое рабочих. Только двоих, парня лет 22 и девушку, опознать не могли.
На следующую ночь в засаде находилась опергруппа из пяти человек. Костер обычно вспыхивал около часа. На сей раз и в 3 часа никто на могиле Рины Грушевой не появился. Поняли, что засада провалилась.
4 сентября в горисполком обратилась группа граждан, попросившая зарегистрировать их как «дальневосточный комитет». Устав и программу этого комитета представил его лидер, Борис Яковлев. Несмотря на то, что Борис только начинал свой трудовой путь в качестве нарколога города, он был хорошо известен: семьянин, общественник. В частной беседе с работниками горисполкома он, между прочим, сказал: «Основная наша задача — перекрыть пути на Дальний Восток ринам грушевым». В этот же день в горком комсомола явились... «кружковцы», все 12 человек. Они заявили, что сформировали «альтернативный комсомол» и назвали его «Фронт Рины Грушевой». Устав и программу «Фронта» изложил лидер кружковцев, студент автодорожного техникума Юрий Новокрещенов. Инструктор горкома, принимая ребят, обратил внимание, что, несмотря на жару, все они были одеты в рубашки и блузки с длинными рукавами.
Бабка Марья чувствовала себя обделенной. Ведь после того, как она увидела голую девушку в мусорном ящике, внимания разных людей было ей предостаточно. Ее «интервью» по этому поводу было опубликовано в заводской многотиражке, приходил корреспондент из радио, записал ее рассказ на магнитофон. обещал сообщить, когда передача «выйдет в эфир», но куда-то исчез, а фамилию его она не запомнила. Да, еще совсем недавно бабку Марью все уважали. Обидно, как быстро о ней забыли. Но куда обиднее, что народ потянулся в соседний двор к ее старой сопернице, «этой дурочке Катьке». Вот чем завлекала людей Екатерина Александровна Машкова, пенсионерка, подруга-соперница и одногодка бабки Марьи.
25 июля Екатерина Александровна случайно оказалась на площади Ленина, где увидела «надвигающуюся, как черная туча, толпу». Она быстро сообразила, что к чему, и юркнула в подъезд горкома, пробежала мимо оторопевшего милиционера, поднялась на последний шестой этаж и стала наблюдать за происходившими на площади событиями. От Екатерины Александровны все, кто хотел, могли узнать следующее. Она «своими глазами видела, как впереди толпы бежала Рина Грушева... Волосы ее были, как пламя на голове, одета была в зеленое платье, расстегнутое на обнаженной груди... Рина махала рукой, увлекая за собой толпу, и кричала неземным голосом: «Волю даю, люди! Берите!»
Именно от этого видения у Екатерины Александровны потемнело в глазах, и она потеряла сознание. Очнулась в больнице, но не согласна с врачами, что перенесла сотрясение мозга.
Слушают «дурочку Катьку» и стар, и мал, и штатский, и служивый, и завидно, тяжко на душе у бабки Марьи. «Совсем испортился народ, — вздыхает она, — и далась им эта голая Ринка... Да и не в зеленом она была, а голая и синяками покрытая... Катька-дурочка сослепу не разглядела. Вот двадцать лет назад в городе тоже ужасные дела творились. Один злодей, решив за что-то отомстить Советской власти, принялся душить детей больших начальников... Сынка секретаря горкома задушил, дочку председателя горисполкома, Танюшку, племянницу начальника милиции... Подкараулит, выследит и задушит... Душил, чем попало, — чулком, полотенцем, подушкой... На суде сказал — «из-за мести». Месяц город жил в ужасе, но верили, что не уйдет он от праведного народного суда. Судили на площади Ленина, прямо под открытым небом, и никаких беспорядков в городе не было. Другие времена, другие люди!..»
Выступление профессора Шевелева на советско-американском симпозиуме психиатров, проходившем в Москве весной 1989 года, привлекло всеобщее внимание. Он говорил о психических эпидемиях — явлениях массового безумия, хорошо известных с древних времен. Он привел развернутую историческую справку о наиболее значительных и известных психических эпидемиях, захватывающих города, страны, даже целые континенты (Фивы — 10 — 8 вв. до н. э., древнегреческий Тиринф в начале второго тысячелетия до н. э., библейские Содом и Гоморра, ведовские процессы в средние века, охватившие Англию и европейские страны, «чумной бунт» 1771 года в Москве, «картофельный бунт» на Урале, шпиономания в 30-х годах и т. д...). Геннадий Иванович подчеркнул, что «причины психических эпидемий всегда объективны, но было бы ошибкой ограничивать их лишь социально-экономическими условиями... пора принять во внимание, что космос может вести с нами необъявленные метеорологические войны, вызывая, в частности, психические эпидемии».
Он раскрыл некоторые механизмы безумия и рассказал о путях воздействия на них и о клинике психической эпидемии: «...Зигмунд Фрейд, известный австрийский психотерапевт, раскрыл в нашей душе бессознательное и изучил способы воздействия на него. Он одним из первых серьезно заговорил о психопатологии обыденной жизни, проявляющейся в оговорках, описках, обмолвках. Это его заслуга. Но психические эпидемии — это тотальное проявление других «Я» в человеке — «призрака», «мертвеца», «зомби». При психических эпидемиях работают все три механизма чужого «Я»... Люди, собираясь в толпы, превращаются для себя и окружающих в этих оборотней-призраков, мертвецов, зомби... Да, призраки, мертвецы, зомби... Но мертвых больше...»
Автор: Евгений Черносвитов