Все это произошло летом сорок первого. С одной стороны, это бы самый настоящий бой, с другой же — форменная катавасия, не прописанная никакими воинскими уставами. У ситуации попросту не было точного военного названия.
Какая-то русская часть прорывалась из окружения к своим — несколько легких танков, несколько грузовых машин с солдатами. Они неожиданно объявились в расположении дивизии, наткнулись на нашу роту, ударили с тыла...
Потом я узнал, что часть из них все же прорвалась — но это было потом...
Мне очень повезло: пуля зацепила по касательной как выяснилось впоследствии, скользнула по голове, содрала изрядный кусок кожи, оглушила и не более того. А еще мне повезло в том, что я был на опушке леса — и, когда упал без сознания, русские легкие танки промчались в стороне, не раздавили.
Санитары подобрали меня не сразу — я объяснял, царила некоторая неразбериха, о местонахождении нашей роты узнали не сразу, командир был убит в числе первых, он успел только разместить нас на отдых на той прогалине, а сообщить вышестоящему начальству о нашей дислокации не успел... Товарищи унесли раненых, а меня оставили среди мертвых, решили, надо полагать, что я тоже мертв. У меня вся голова была в засохшей крови, всякий мог ошибиться...
Я очнулся глубокой ночью. Пошевелился, потрогал голову. Она болела адски, но ясно было, что кровь больше не течет, что, не считая головы, ранений больше нет. Однако крови вытекло много, я пошевелиться не мог от слабости, бил озноб...
Я хотел покричать, позвать кого-нибудь. Наши наверняка были не особенно далеко, мы знали, что дивизия получила приказ оставаться пока что в том районе...
И тут все звуки застряли у меня в горле.
Понимаете ли, ночь была ясная, безоблачная, стояла полная Луна, огромная, желтоватая. Чуть приподнявшись, я видел прогалину. Метрах в ста от меня стоял русский грузовик, как-то нелепо накренившись — судя по всему, ему расстреляли кабину из пулемета, убили водителя, и машина врезалась в дерево, а потом ее чуть отбросило ударом. Повсюду лежали мертвые, наши и русские, никто не шевелился, не стонал, не звал.
А по мертвым прыгали, резвились эти.
Я не знаю, кто они такие. Ничего от классического облика черта с хвостом и копытами. Но и на известных науке зверей эти создания ничуть не походили.
Они были не такие уж большие, примерно с кошку, очень поджарые, тонкие, удивительно проворные и верткие. Знаете, что самое странное? Луна светила ярко, но я не мог разглядеть их во всех подробностях, они казались как бы силуэтами. Такие гибкие, верткие, проворные силуэты. Их было много, очень много. Я не разглядел ни хвостов, ни рогов. Тонкие, длинные, удивительно проворные создания...
Они резвились — это будет, пожалуй, самое точное слово. Играли, как дети. Прыгали с трупа на труп, гонялись друг за другом — вся суть, сразу видно, была в том, чтобы перепрыгивать с одного мертвого тела на другое, не касаясь земли. Как-то визжали при этом, похрюкивали. И это все было до предела омерзительно — они сами, их писки и хрюканье, их беззаботные игры, сам их вид. Не могу объяснить толком, но от них исходило омерзение, как от бродяги исходит дурной запах. Большая прогалина, заваленная трупами, ярко светила Луна — и эти их игры отвратительные, для них покойники были забавой, понимаете? Им это все нравилось — что лежат покойники, что их много, покойников, что тут повсюду смерть. Я не знал, что вижу, я и теперь представления не имею, кого видел, но в одном убежден совершенно точно: кто бы эти твари ни были, они глубоко враждебны человеческому роду и всем нашим моральным принципам. Того, чем живем мы, для них просто не существовало. Могу поклясться чем угодно, что я это видел не во сне и не в бреду — они были на самом деле. И они были глубоко скверные.
Был ли я верующим? Тогда — нет? Я был молод, и нас воспитывали без особого упора на церковные ценности...
Я лежал и смотрел. На эти их игры, прыжки с трупа на труп, на суетню... Черные, поджарые, тонкие силуэты. Они скакали, некоторые словно бы плясали, и это были очень странные пляски, опять-таки не имевшие ничего общего с человеческими танцами. Пищали, хрюкали, повизгивали. Ни одного членораздельного слова — но тем не менее у меня откуда-то было стойкое убеждение, что эти создания обладают своеобразной разумностью.
И потом только — не знаю, сколько времени прошло — мне стало страшно. Просто невероятно страшно. Я представил, что они сейчас заметят, что я жив... Не знаю, что бы тогда случилось, но тогда при одной мысли, что они меня сейчас увидят, волосы на голове шевелились.
Я пошарил рядом, наткнулся на автомат. Почувствовал себя чуточку увереннее — это было оружие. Оружие всегда дает человеку уверенность, даже в такой вот ситуации...
Осторожненько подтянул автомат к себе, за ремень. Магазин должен был быть полон — я так и не успел выстрелить, когда появились русские.
Голова кружилась, все тело было как ватное, но я все же чуть приподнял автомат, упер его магазином в землю, нажал на спуск и пустил длинную очередь в их сторону Прицелиться я бы не смог, стрелял наугад, над самой землей. Автомат подпрыгивал, едва не выпал из рук, я его еле удержал...
И все пропало. Все они вмиг исчезли. Вот только что их было несколько десятков — и в следующий миг не стало ни одного. Только Луна, прогалина и трупы. Никакого шевеления.
Очень быстро появились наши. Всего в полу километре за лесочком устроили передвижной лазарет. Они там услышали выстрелы, и кто-то из офицеров послал солдат обследовать местность.
Ко мне подходили осторожно, но я покричал, и они меня очень быстро подняли, унесли в лазарет. Я никому не рассказывал подробностей — вряд ли бы мне поверили. Но сам я совершенно точно знаю, что эти создания мне не привиделись. Они на самом деле водили там эти свои омерзительные пляски. Забавлялись трупами.
Кто бы они ни были, это была нечисть. Если бы вы были на моем месте, вы пришли бы точно к тем же выводам.
Нет, больше ничего подобного со мной не случалось. Только один раз, этот...