Вы знаете, на что способен человек, которому нечего терять? Который не боится ничего, потому что все, чего можно бояться, уже давно случилось? Уверен, вам не хотелось бы столкнуться с ним в любое время суток. Наверняка одно его описание заставит еще раз проверить замки на двери и плотнее задернуть шторы. Что ж, разумно.
Ведь этот человек – я.
Сегодня я взорву среднюю школу этого тихого городка. Слишком тихого, чтобы хоть один из здешних жителей понял причину. Позвольте мне объяснить ее самому.
Девятнадцать лет назад моя жизнь пошла под откос. Девятнадцать лет назад меня отправили в школу.
Говорят, дети – самые жестокие существа. Кто, кроме них, может причинить такой огромный вред? Я не имею в виду ваши изрисованные документы или порезанную одежду, нет. Дети могут убить. Убить с той самой невинной беззаботностью, которой они наделены от природы.
Самое плохое в том, что я тоже был ребенком. Из-за этого застрелился мой отец. Мне было двенадцать, и тогда стало очевидно, что хорошим человеком я уже не вырасту.
Спокойствие этого места скрывало чудовищ, окружавших меня каждый день, синяки, переломы, выбитый глаз. В напускном умиротворении тонули крики дикой, возбужденной толпы, собравшейся в кольцо, чтобы в очередной раз избить «отродье полоумной ведьмы».
Да, моей матери тоже досталось. После смерти отца она начала находить письма с пожеланиями скорейшего с ним воссоединения, трупы бедных птиц во дворе, измазанных красной краской. На окнах магазина дешевой китайской техники, где она работала и получала хоть какие-то деньги для того, чтобы меня растить, каждую неделю появлялись все более изощренные рисунки и надписи. В конце концов ее «попросили», потому что такая репутация магазину была не нужна. Мать держалась два года.
Потом она приготовила на ужин нашу собаку.
Как хрупкая женщина смогла убить и расчленить взрослого сеттера, мне непонятно до сих пор. Как и то, как она не убила саму себя в первый же месяц.
Если вы зададитесь вопросом, почему я не оказался в приюте, то точно не живете здесь. На мою судьбу было наплевать абсолютно всем.
Слышали что нибудь про шоу Трумана? Я постоянно задумываюсь о том, что все это: смерть родителей, ненависть сверстников, буквально вся моя жизнь – огромная, гротескная до ужаса черная комедия. Город не может быть таким. И когда я уничтожу главную его декорацию, то узнаю истину.
Ах да, смерть родителей. Вы же услышали только про отца. Он показал мне самый эффективный способ покинуть этот мир. Второй, как ни странно, был от матери. Все лучшее – детям, говорите?
Так вот, когда она сошла с ума, крича что-то неразборчивое про «ужин для всей семьи», а я в слезах пытался оттереть собачью кровь со старого деревянного пола, то и представить себе не мог ее будущее. Меня к ней не пускали по причине «особой буйности». Через полгода пускать было уже не к кому.
Что может сделать сумасшедший человек? Не утруждайтесь, отвечу на этот вопрос за вас. То, что не сделает здоровый. Например, перегрызть себе вены. Вот так, без инструментов и предсмертной записки. Единственное, что осталось от матери – мое имя, выведенное неровными бурыми буквами на стене палаты.
Я больше не плакал. Плачут только хорошие люди. Все хорошее умерло еще тогда, вместе с отцом.
Теперь вся школа разделилась на два лагеря: те, кто били меня с удвоенной силой и те, кто обходил стороной. Признаться, я и сам не вызывал желания приблизиться к себе хотя бы на метр. Представьте тощее, забитое существо с непроходящими гематомами и самым злым и одновременно молящим взглядом. Представили? Это снова я.
После смерти матери пришлось почти полностью забросить учебу. Хотя, я был этому даже рад. Подработка мальчиком на побегушках в угрюмом цеху на отшибе показалась мне тогда если не избавлением, то, как минимум, передышкой.
А потом у нас началась химия.
Это тот самый предмет, который я посещал всегда, несмотря на риск быть избитым до полусмерти. Я мог по несколько часов сидеть в лаборантской, проводя с учителем удивительные тогда эксперименты или просто помогая ему подготовить реактивы и оборудование к следующему дню. Мистер Ладвик, так его звали. Наверное, это единственное светлое пятно за всю мою жалкую жизнь. Казалось, он идеально меня понимал, пару раз даже вызывал к директору самых ярых зачинщиков моих унижений. Однако, когда изменений не произошло, я, закрывая рукавами очередной иссиня-черный след на предплечье, попросил его не вмешиваться. Нет, это не монологи крутого парня, который собирался дать отпор всем своим обидчикам. Мне банально стало страшно.
Страшно потерять единственного союзника.
Постепенно мои знания по химии продвинулись до уровня мистера Ладвика. Оказывается, я был способным учеником. Именно тогда я понял, что от меня требуется.
Уверен, вы толком и не знаете, сколько мучений уходит на то, чтобы создать один небольшой заряд в домашних условиях. Однажды я взорвал кухню. Зато на практике понял, сколько зарядов потребуется. Да и плевать на кухню, она мне больше не нужна.
Я ждал момента, когда смогу привести план в действие. Ждал девятнадцать лет. Этим летом мистер Ладвик уехал из города, получив повышение, и отдал мне все свое оборудование, будто зная, что я хочу сделать. Спасибо вам, мистер Ладвик. И простите, что украл ваше ружье из гаража. Мне стыдно, но способ матери все-таки слишком отчаянный.
Сегодня лето кончилось. Сегодня милые дети тех, кто издевался надо мной все эти годы, идут в школу. Я искренне верю, что смогу разомкнуть этот круг. Взрыв наконец-таки заставит город подать голос. Быть может, даже поднять траурный вой. А я, в свою очередь, уйду тихо. У меня стоит глушитель.
Если вы все еще считаете меня больным ублюдком, то не могу убеждать вас в обратном. Лучше посоветую еще раз проверить замки.
Это будет разумно.
Автор: Я не робот