Часть первая
Три года назад я просматривал местные сайты с предложениями о работе, и мое внимание привлекло одно чересчур краткое объявление. Насколько я помню, там было написано «Имеется работа. Хорошая оплата. Без оформления. Конфиденциально». И в конце только адрес электронной почты. В то время я работал в музыкальном магазине, но ходили слухи, что его закроют в следующем году, а шанс перевода в другой магазин был мал. Последние несколько дней я уныло искал работу, и это было первое объявление, на которое я откликнулся, да и то лишь потому, что оно было чрезвычайно странным, а мне было скучно.
Итак, я отправил письмо.
Через полчаса пришел ответ, в котором мне предлагалось явиться в бизнес-центр в деловом районе точно в указанное время для «отбора». Я приехал на место, и, спустя пару минут ожидания в холле, меня проводили в офис, где дали несколько анкет на заполнение. После того, как я сдал их, мне пообещали перезвонить.
Спустя месяц, когда я уже почти забыл об этой вакансии, мне действительно перезвонили и сказали, что я прошел на второй этап собеседования. Вновь были даны адрес и время, и когда я приехал (на этот раз в другой пафосный бизнес-центр, милях в двадцати от первого), меня встретил мужчина, представившийся мистером Соломоном. Он проводил меня в большую комнату, где стояли лишь стул и стол. На столе было два больших монитора, клавиатура и мышь, а также привинченная к столу металлическая коробочка с двумя огромными кнопками: красной и зеленой.
Мистер Соломон сказал, что эта комната выглядит в точности как мое будущее рабочее место — комната наблюдения. Он также описал мне суть работы.
Я должен работать семь смен в неделю по шесть часов. Работа проста: нужно приехать за десять минут до начала рабочего дня, чтобы успеть переодеться в раздевалке, где у меня будет личный шкафчик. Я должен сложить все свои вещи в этот шкафчик и надеть предоставленную униформу. Никогда, ни при каких обстоятельствах, я не должен проносить личные вещи в комнату наблюдения. Также никогда и ни при каких обстоятельствах я не должен выносить никаких вещей из нее.
По поводу того, что нужно делать в комнате наблюдения. Мне сказали, что на левом мониторе будет постоянно идти трансляция с камеры высокого разрешения в неком удаленном месте. Моя работа заключается в том, чтобы смотреть трансляцию. Раз в час я должен делать краткую запись с помощью компьютера, подключенного ко второму монитору, обо всем интересном, что произошло за этот период. У меня не будет ручки или бумаги, и я никогда не должен пытаться делать какие-либо письменные заметки относительно работы.
Что касается кнопок, красную следует нажимать в экстренном случае, если что-либо происходящее на видео или на моем рабочем месте потребует помощи. Зеленую кнопку следовало нажимать в том случае, если я увижу что-нибудь «особенно необычное», по моему мнению.
Мистер Соломон указал на камеру на потолке помещения, где мы находились. Он сказал, что настоящая комната наблюдения будет такой же. За моей работой будут наблюдать, а трансляцию также будут смотреть другие люди. Он сказал, что я — просто подстраховка на случай отказа основных систем. Он ухмыльнулся и спросил, знаю ли я, что такое «подстраховка».
Я кивнул, стараясь скрыть раздражение. Я не слишком хорош в общении с людьми, поэтому иногда они считают меня тупым. Пусть считают, подумал я, лишь бы платили хорошо.
А платили хорошо. Тридцать пять долларов в час.
Это меня и беспокоило. Я думал, что работа может быть связана с каким-то психологическим экспериментом, или секретным правительственным проектом, что меня вполне устраивало. Но столько денег за то, чтобы просто смотреть в экран? Мама всегда говорила, что если что-то выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой, вероятнее всего, так оно и есть. А это предложение выглядело слишком хорошо.
Я спросил, придется ли делать что-либо незаконное. Мистер Соломон рассмеялся и сказал нет. Я спросил, пострадает ли кто-нибудь. Он снова помотал головой. Мистер Соломон пояснил, что такие деньги платят, чтобы сотрудники оставались мотивированы, профессиональны и сохраняли конфиденциальность. Работа важна, и по разным причинам ее не следует обсуждать. Если я приму предложение, мне придется подписать договор о неразглашении, в противном случае меня засудят и упекут в тюрьму. Сейчас я нарушаю этот договор только из-за произошедших событий.
Итак, я принял предложение. Поскольку выходить нужно было немедленно, я уволился из магазина без предупреждения. Мне было стыдно за это, но я был слишком заинтригован новой работой. Это были большие деньги за, по всей видимости, несложную, хотя и немного скучную работу. Я подумал, что могут быть какие-то подводные камни, но решил попробовать. Нет смысла опасаться и переживать из-за пустых домыслов, чтобы в итоге упустить отличный шанс.
Мне дали адрес уже реального места работы, и когда я приехал туда, то обнаружил, что оно действительно было удивительно похоже на то, где проходило собеседование, лишь за несколькими отличиями. Была раздевалка, через которую нужно пройти, чтобы попасть в комнату наблюдения, и небольшой туалет. Также был кулер с водой, но, поскольку мне не позволялось ничего приносить с собой, я должен был есть до и после смены. Ну и самое большое отличие, конечно, в том, что мониторы были включены.
Правый монитор был просто черно-белым терминалом, как иногда показывают в кино. Я мог печатать там свои заметки, но никаких признаков интернета или сети я не обнаружил. Ну а левый монитор...
На нем была видеотрансляция комнаты. Думаю, ее можно назвать спальней, поскольку там была кровать, но также много других вещей. Телевизор, диван и стулья, несколько столов и много пустого пространства между ними. Камера, должно быть, висела высоко в углу, поскольку я видел практически все, за исключением некоторых частей мебели по краям области видимости. Однако, поначалу я не обратил внимания на все это.
Единственным, что я видел, была она.
Она выглядела немного старше меня и была очень симпатична. Впервые я увидел ее лежащей на боку на диване. Это была дальняя часть комнаты, но разрешение картинки было очень четким, и я мог видеть, что она спит. Я понял, что придвигаюсь все ближе к монитору, чтобы получше рассмотреть ее, и в смущении одернул себя. Я как будто шпионил за ней. Подглядывающий Том, как говорила моя мама.
Я не хотел быть Подглядывающим Томом, но также не хотел вляпаться во что-нибудь. Нужно было подумать обо всем не спеша.
Это была хорошая работа. Я не делал ничего плохого, так? Не причинял никому вреда. Женщина выглядела хорошо. Комната была опрятной. Она, вероятно, согласилась принять участие в каком-то эксперименте, или что-то вроде того. Я просто накручиваю себя.
Итак, я сел на стул и приступил к работе.
* * *
Вскоре я изучил ситуацию получше. Женщина, про себя я назвал ее Рэйчел, была там не по своей воле. Я никогда не видел, чтобы ей причиняли вред, но было очевидно, что она никогда не покидает комнату, за исключением зоны, которая была вне области видимости, где, как я полагал, находилась ванная. Точнее, она никогда не покидала комнату сама. Периодически, обычно несколько раз в неделю во время моих смен, женщина и мужчина в странной униформе выводили ее из комнаты. Иногда она сопротивлялась, но обычно шла с ними, низко повесив голову.
Они всегда приводили ее обратно, хотя те случаи, когда ее не успевали привести до конца моей смены, были самыми тяжелыми для меня. Я переживал о ней до следующего рабочего дня, когда видел ее снова, сидящей перед телевизором или рисующей. Она никогда не выглядела раненой или расстроенной, кроме тех моментов, когда ее уводили, хотя с ней всегда обращались максимально мягко, даже когда она сопротивлялась.
Тем не менее, я знал, что это неправильно. Я подумывал уволиться, или нажать красную кнопку и потребовать ответов. Или позвонить в полицию и показать им трансляцию.
Но только боялся. Боялся потерять работу, боялся того, что эти люди могут со мной сделать, если я уйду или донесу на них. Когда я устраивался, Соломон сказал, что не задавать вопросов — это часть моей работы. Меня никогда не заставят делать что-либо сверх оговоренного, но и я никогда не должен никому говорить о том, что видел или делал, и никогда не должен задавать вопросов о том, что я делаю и зачем.
Поэтому я придумывал оправдания. Это все эксперимент. Она сумасшедшая или больная, а они хотят ей помочь. У нее такая работа, как и у меня. Ну или если она действительно была пленницей, по крайней мере, я присматривал за ней. И если я увижу, что ей действительно причиняют вред или она действительно хочет выбраться, я могу помочь ей. Я говорил себе, что помогаю ей, наблюдая за трансляцией.
Я не ожидаю, что вы поверите моим оправданиям. Я и сам не слишком им верю, особенно сейчас. Но в свою защиту скажу, что когда все изменилось, я не попытался проигнорировать это или отмахнуться. Я знал, что нужно что-то предпринять.
* * *
Рэйчел обычно рисовала около часа-двух каждый день, похоже что всегда во время моих дневных смен. В комнате не было окон, но, насколько я мог судить, у нее были часы, или же ее организм уже выработал определенное расписание. Я любил смотреть, как она рисует. Картина всегда была отвернута от камеры, но я мог видеть ее лицо во время работы. Она выглядела счастливой и умиротворенной, когда рисовала. Искренняя улыбка, проскальзывающая время от времени на ее лице, когда у нее получалось сделать то, что она задумывала, всегда радовала меня.
Впервые я заметил, что что-то идет не так, несколько недель назад, когда она начала рисовать чаще. Выражение ее лица стало более серьезным и сосредоточенным, в движениях появилось напряжение, которого я раньше не видел. Поначалу я думал, что она усердно работает над чем-то, и мне хотелось сказать ей не напрягаться так сильно, ведь каждые несколько недель картины забирали, принося вместо них стопку новых... Думаю, это были холсты.
Но дело было не только в ее необычной сосредоточенности. Что-то было не так. Она не выглядела счастливой и рисовала дольше, по несколько часов кряду. За три дня она закончила четыре картины.
Я все больше волновался, наблюдая за ее работой, и когда она закончила четвертую, я обнаружил, что прошу ее остановиться и отдохнуть немного. Я выработал привычку говорить с монитором, общаться с ней таким образом. Но она не остановилась. Вместо этого она начала двигать картины, выстраивать их на длинном диване в дальней части комнаты.
Это были первые ее картины, которые я увидел. Даже когда картины уносили, их всегда держали изнанкой к камере. Я все еще волновался за нее, но был счастлив наконец-то увидеть ее работы. Счастлив и поражен.
Они были прекрасны. На одной изображен красивый зеленый лес. На другой — старый каменный колодец. На третьей был старомодный кинотеатр. Все выглядели так, словно изображали сновидения, с длинными цветными линиями, которые кружили в воздухе, словно подхваченные порывом ветра. И только когда я взглянул поближе, то понял, что линии не были случайными. Это были слова. Легко не заметить, если смотреть недостаточно внимательно, и сами по себе они не имели особого смысла. Просто призрак слова где-то в каждой картине, который легко терялся на фоне остального изображения.
Я прильнул к монитору и прищурился, стараясь разобрать слова. Когда я понял написанное, мое сердце забилось чаще. Поморгав и протерев глаза, я взглянул еще раз и прочитал их вслух по порядку, слева направо и сверху вниз.
«Пожалуйста»
«Помоги»
«Мне»
«Томас»
Я отпрянул от монитора, зажав рот руками. Я не знал, что делать. Не знал, как такое могло произойти. Да, она просила помощи, но дело было не только в этом.
Дело было в том, что Томасом зовут меня.
Часть вторая
Я вспомнил о камере наблюдения в моей комнате и убрал руку от лица. Придвинулся обратно к столу и постарался подавить дрожь, вздохнуть поглубже. Подумай хорошенько, сказал я себе. Прежде всего, стоит ли нажимать кнопку?
Красная кнопка была для экстренной ситуации. Если она действительно в плену или что-то в этом роде и пытается сбежать, они могли бы расценить это как экстренную ситуацию. Но, насколько мне известно, пока никто не пострадал. Как я думаю, мистер Соломон под экстренной ситуацией имел в виду что-либо, требующее скорой помощи или полиции, а не подобные инциденты.
Хорошо, а как насчет зеленой кнопки? Это событие определенно было «особо примечательным». Не только потому, что она просила о помощи, но еще и потому, что просила об этом меня.
Минутку, сказал я себе. Я не могу знать наверняка, что она просила меня. В школе со мной училось несколько детей с именем Томас, оно вообще весьма распространенное. Но каковы шансы, что она изобразила это имя на картине для кого-то другого именно в моем присутствии? Я не хотел вести себя глупо, но и не хотел быть слишком... Как там говорится? Мама обычно использовала это слово, когда читала все эти книжки про ангелов. Скептичным. Я не хотел быть слишком скептичным. Мне стоит поверить, что имелся в виду именно я. А о таком они определенно хотели бы знать.
Но должен ли я нажать эту кнопку? Руки тянулись к металлической коробке, но я мешкал. Я не любил нарушать правила и боялся того, что может произойти, если нарушить именно это правило сейчас. Если ее правда держат в плену, они должны быть очень плохими людьми. Но я не знал наверняка. Может, это она была плохой, а они — хорошими. Но вот только...
Я взглянул в монитор впервые с тех пор, как прочел слова. Рэйчел уже убирала картины с дивана, как будто узнав, что сообщение было получено. Пересекая комнату с холстами в руках, она мельком взглянула в камеру, как будто бы прямо на меня. Грудь сдавило, и я убрал руку от кнопок.
Нет. Я не думаю, что это она плохая. Я наблюдал за ней годами. Чувствовал, что знаю ее, и если бы она была плохой, я бы точно об этом знал. Как бы странно это ни звучало, она в некотором роде была моим другом. И я собирался помочь ей.
Остаток смены я провел, стараясь вести себя как обычно и размышляя над дальнейшими действиями. Я знал, что другие, наблюдавшие за трансляцией и за мной, наверняка заметили картины и мое странное поведение, но не мог позволить себе волноваться об этом сейчас. Я сделаю вид, что все в порядке и постараюсь придумать, как помочь ей.
Единственными людьми, с которыми я контактировал по работе, были несколько человек во время заполнения анкет и мистер Соломон, когда показывал мне будущее рабочее место. Не было никаких других вариантов связаться с ними, кроме как нажать на одну из кнопок. Зарплату мне переводили на банковский счет, а других наблюдателей в комнате я никогда не встречал.
Последнее заставило меня задуматься на секунду. Мне всегда казалось странным, что я никогда не натыкался на дежурных из других смен, когда приходил или уходил с работы. Было понятно, что другие наблюдатели есть, вероятно, даже другие комнаты наблюдения, но расписание было устроено так, чтобы мы никогда не встречались. Тем не менее, я был уверен, что они существуют.
Отчасти я так думал из-за того, что, очевидно, не я один пользовался комнатой. Вода в кулере, туалетная бумага, мыло — все это тратилось быстрее, чем мог бы потратить один человек. А раз так, я мог выяснить, кем были мои коллеги. Возможно, пообщаться с ними будет безопаснее, чем с начальством.
В тот день я закончил работу в восемь вечера, и вместо того, чтобы купить еды и отправиться домой, отъехал на квартал от офисного здания и припарковался там. Я не заметил никаких новых машин на дороге или парковке — если мои предположения верны, они не отправят моего сменщика, пока не будут уверены, что я точно уехал.
Поэтому я приготовился ждать.
Я устал, улица была пустынна и скучна, но я был слишком возбужден и напуган, чтобы уснуть. Я напрягался каждый раз, когда видел проезжающую машину или пешехода. Постоянно представлял, как позади паркуется микроавтобус, из него выскакивают люди, вытаскивают меня из машины и везут в какое-то место, наподобие того, где держат Рэйчел, чтобы пытать и убить. Полдюжины раз я был на грани того, чтобы дать по газам и смыться, но каждый раз представлял ее, совсем одну, в той комнате. Кроме меня, у нее никого не было, и я должен был ей помочь.
Два часа спустя припарковалась машина, из которой вышел толстый лысеющий мужчина и направился к зданию. Я увидел, как он открывает дверь и входит, и начал вылезать из машины, чтобы догнать его и поговорить, но вовремя остановился. Нужно быть умнее. Я не знал, где именно, но кругом наверняка полно скрытых камер. Если я сейчас побегу за парнем, они поймут, что я что-то замышляю.
Судорожно вздохнув, я закрыл дверь и решил дождаться конца его смены. Сперва я планировал проследить за ним, как в кино, но испугался, что потеряю след, или буду обнаружен, и он позовет на помощь. Поэтому я решил ждать до конца его шестичасовой смены. К счастью, моя машина была припаркована достаточно далеко от камер. В конце концов, мне удалось познакомиться с этим человеком, которого, как позже выяснилось, звали Чарльз Джефферс.
* * *
— Эй... Эй, парень, можно тебя на минутку?
Он стоял ко мне спиной и рассеянно помахал рукой, даже не повернув голову.
— Извини, денег нет. Всего хо...
Вдруг он застыл и обернулся.
— О, боже, нет. Нет, нет, нет. Тебе нужно сваливать, приятель. Нам нельзя разговаривать.
Я видел, что он напуган, но не мог рисковать, позволив ему сбежать. Не после всего, на что я пошел. Я сделал шаг вперед и захлопнул дверь машины, когда он попытался в нее сесть.
— Итак, ты знаешь меня?
Я старался скрыть злость в голосе, чтобы это прозвучало как можно менее грубо. Он дернул дверь еще раз, но я был сильнее. Через секунду он отпустил ручку и обернулся, его лицо выглядело уставшим и напряженным.
— Да, я знаю, кто ты. Ты работаешь здесь, как и я. И я говорю тебе, мы не должны разговаривать. Мы вообще не должны встречаться, никогда.
Я нахмурился.
— Мистер Соломон никогда не говорил мне этого. Такого правила не было в списке.
Мужчина тряхнул головой.
— Мистер Соломон, ну да. Вообще, тебе много о чем не рассказали. Держу пари, они даже не сказали тебе, за чем придется наблюдать, пока ты не вышел на работу, да?
Я опустил глаза, а он продолжил.
— Да, мне тоже. Я работаю уже десять лет. Я видел, как другие приходят и уходят, обычно из-за того, что нарушили одно из тех правил, о которых никогда не упоминалось. Единственная причина, по которой я все еще здесь, так это то, что я держу рот на замке и не отсвечиваю, — он ткнул в меня пальцем, — и тебе стоило бы, но уже слишком поздно.
Я почувствовал, как желудок скручивается в узел.
— Слишком поздно?
Мужчина осклабился.
— Парень, думаешь, они не знают, что мы разговариваем? Думаешь, от них может ускользнуть хоть что-то?
Он взглянул на здание, и в его глазах промелькнули печаль и страх.
— Черт возьми, думаю, ты уже убил нас обоих.
Тряся головой, он оттолкнул меня и приоткрыл дверь.
— В любом случае, с меня хватит риска. Ты должен прекратить задавать вопросы и просто делать свою работу. Это гораздо полезнее для здоровья.
С этими словами он залез в машину и захлопнул дверь. На этот раз я не пытался его остановить. И хотя у меня уже были подобные подозрения, его слова лишний раз их подтвердили. Это вогнало меня в совершенный ступор. На что я рассчитывал? Он, вероятно, знал не больше моего, что нового я надеялся услышать?
С тяжелым сердцем я вернулся к своей машине. Я по-прежнему чувствовал страх, а кроме того еще печаль и стыд. Я хотел помочь Рэйчел, но не знал как. Я не сдавался, но по пути домой не смог придумать, что делать дальше. Это было не кино. Я не был героем. Оставалось только две идеи: пойти в полицию, которая могла быть на откупе у моего работодателя, или постараться получить доказательства взятия в плен самостоятельно.
Решение созрело, когда я парковался возле дома. Если за ночь не появится идей лучше, я реализую оба варианта. Завтра нарушу запрет проносить вещи в комнату наблюдения и сниму на телефон видео, на котором будет комната, Рэйчел, которую удерживают в неизвестном месте и мой рассказ обо всем, что знаю. Я отправлю это видео во все газеты, новостные сайты и интернет-каналы, какие только смогу вспомнить. Потом пойду в полицию и дам им копию, если до тех пор меня не схватят. Может, после этого, даже если меня схватят, кто-нибудь поможет Рэйчел.
Меня переполняли беспокойство и страх за свою жизнь. Какая-то часть меня твердила, чтобы я просто делал, что велено, в надежде, что все пройдет. Но я не смог бы жить с этим. Я чувствовал, что должен попытаться, даже если потерплю неудачу.
Я был так захвачен этими мыслями, что не заметил, как кто-то подошел ко мне сзади, пока я открывал дверь.
— Томас?
Я обернулся, чувствуя, как слабеют мои ноги, и прижался спиной к двери. Я, должно быть, сплю, или сошел с ума. Я схватился за дверную ручку, чтобы не упасть, взглянув на женщину передо мной. Это не могла быть она, но каким-то невероятным образом была.
— Рэйчел?
Часть третья
Она на мгновение замешкалась, но тут же расплылась в улыбке.
— Ты дал мне это имя? Мне нравится. На самом деле, меня зовут Мелани.
Я почувствовал, что заливаюсь краской. Конечно, в реальности ее не могли звать Рэйчел, как я себе навоображал. Но, несмотря на смущение, я был очень рад и удивлен ее видеть.
— Это правда ты?
— Да, правда я, — кивнула она.
Я подошел и обнял ее. Рэйчел... Мелани фыркнула, засмеялась и обняла меня в ответ, прошептав мне на ухо:
— Томас, мы должны поговорить, но не здесь. Можем войти?
Я отпустил ее и кивнул, смахнув с глаз слезы. Сердце колотилось, я никак не мог избавиться от чувства, что это странный и прекрасный сон. Руки тряслись, но мне удалось, в конце концов, справиться с замком, мы вошли и устроились на диване в гостиной. Усилием воли я выудил из своего спутанного сознания единственный самый важный вопрос.
— Как?
Когда мы садились на диван, Мелани все еще улыбалась, но сейчас выглядела грустной и встревоженной.
— Томас, как раз об этом я хотела поговорить. Все происходящее — не то, чем кажется. И никогда таковым не было.
Я нахмурился, новые страхи бросили тень на мою счастливую безмятежность.
— Что ты имеешь в виду?
Она потерла переносицу, глядя в пол, словно подбирая нужные слова.
— Томас... Ты часть психологического эксперимента. Я тоже его часть, я работаю в качестве актера дольше, чем ты, но до сих пор не знаю всех деталей. Я почти уверена, что его проводит какое-то правительственное агентство, и знаю, что они вкладывают много времени и денег в этот проект. Но зачем? Насчет этого я до сих пор не уверена.
Я нервно выкручивал свои запястья. Нет, это не может быть правдой. Это какая-то уловка.
Мелани тем временем продолжала.
— В чем я уверена, так это в том, что ты — один из объектов длительного наблюдения. Они написали целый сценарий, где ты сам должен наблюдать за кем-то... То есть, за мной, находящейся в ситуации, похожей на плен. Тебе дали инструкции и возможность принимать решения. У тебя же были кнопки, или что-то подобное, какой-то выбор, так?
Я слабо кивнул, отлепив язык от пересохшего нёба.
— Да. Красная и зеленая кнопка.
Она вздохнула и кивнула.
— Думаю, они изучают степень твоего подчинения. Какой выбор ты склонен делать на основании своих моральных установок, своего ума, своего страха. Когда я устраивалась на эту работу шесть лет назад, это казалось интересным. Меня никогда не посвящали в детали, только общая картина, но люди болтают всякое. Я и другие актеры — мы периодически слышим что-нибудь и обмениваемся слухами, — она грустно улыбнулась. — Вот почему мне сейчас так плохо.
— Другие актеры? — прервал ее я.
Глаза Мелани расширились.
— О, черт, да, извини. Этот парень, думаю, они все еще называют его «мистер Соломон»? Есть и другие.
Я удивленно таращился на нее.
— Как бы то ни было, поначалу это вроде как нормальная работа, верно? Шесть часов в день изображать пленную девушку, большую часть из которых я притворяюсь, что рисую, смотрю телек и все такое.
Я не удержался и прервал ее снова. В голосе предательски дрожала боль.
— Ты притворялась, что рисуешь? На самом деле, эти прекрасные картины были чужими?
Мелани смутилась.
— Да, извини. Художник из меня никакой. Зато я неплохо пою! — она попыталась улыбнуться и, покраснев, коснулась моей руки. — Вот почему картины всегда отворачивают от камер. На самом деле, они написаны заранее. Ты видишь только пустые холсты... И иногда то, что они хотят, чтобы я тебе показала, — мрачно завершила она.
— Вот почему я должна была нарушить правила и связаться с тобой. Когда они начали мутить что-то с этими секретными посланиями, я заволновалась, что ты воспримешь все слишком серьезно. Что ты можешь попасть в беду или навредить себе. Как только ты уехал с работы сегодня, я связалась с одним из парней, которые наблюдают за тобой, и он рассказал о твоей реакции. Также сказал, что твоя машина все еще припаркована неподалеку от здания. Я сразу приехала — ведь помещение со спальней находится неподалеку за городом — и увидела тебя сидящим в машине. Хотела подойти тогда, но побоялась, что нас заметят и обоих уволят. Поэтому я дождалась, пока ты поедешь домой и проследила за тобой, чтобы поговорить в более укромном месте.
Она моргнула, смахнув слезы.
— Стыдно сказать, несколько раз я чуть не оставила тебя. Я не хочу терять работу, поэтому внушила себе, что через пару дней ты обо всем забудешь и будешь в порядке. Может, попросила бы немного изменить сценарий, чтобы ты не волновался так сильно.
Я почувствовал, как жар злости разливается в груди.
— Ну что ж, это весьма мило с твоей стороны.
Она подняла на меня свои красные глаза.
— Знаю, я сволочь! Прости меня. Я была трусливой эгоисткой, но ведь в конце концов я дождалась! И когда увидела, как Чарли выходит из здания, как ты подбегаешь к нему, чтобы поговорить, я поняла, что ты пойдешь до конца, а они этого так не оставят.
— Чарли?
Мелани в отчаянии закатила глаза.
— Черт возьми, да. Извини. Чарли Джефферс, еще один актер. В ранней версии эксперимента он играл мистера Соломона, но решили, что он недостаточно страшный для этой роли, так что сейчас играет одного из сотрудников, которые выводят меня из комнаты. На самом деле, он много раз появлялся в кадре в твою смену, но в этой странной униформе ты его никогда не узнаешь.
Я сосредоточенно разглядывал собственную ладонь, сжимая и разжимая ее. Это слишком для меня. Я чувствовал себя шариком в пинболе, скачущим между гневом и облегчением, смущением и возмущением.
— Так всё, что он мне наговорил, было просто для запугивания? Как мне на это реагировать?
Она кивнула, всхлипнув, и вытерла нос тыльной стороной ладони.
— Да, извини. Я видела, как ты обеспокоен, когда возвращался к машине, и решила что больше ждать нельзя.
Я отдернул руку, когда она попыталась прикоснуться ко мне.
— Ну что ж, спасибо. Наверное. По крайней мере, ты помешала мне пойти в полицию и выставить себя шутом еще и перед ними, — мне хотелось, чтобы она просто исчезла вместе со своими сочувствующими, жалостливыми глазками. — Спасибо, что заглянула и ввела в курс дела.
Я пытался говорить твердо и безэмоционально, но получилось как-то плаксиво. Я встал и отвернулся, чтобы она не увидела выступившие на глазах слезы.
— Теперь, если ты не против, я... Мне нужно время подумать обо всем. Много о чем...
Через мгновение я почувствовал ее руку на своем плече.
— Томас, тебе нечего стыдиться. Они очень хороши в том, что делают. А ты лишь делал то, что было правильным по-твоему. Потому что ты хороший человек.
Я пожал плечами.
— Я думал, что ты в беде, и хотел помочь.
Она мягко развернула меня к себе, я поднял глаза и увидел, как она улыбается сквозь слезы.
— Я знаю, но пойми, что большинство людей даже не попробовали бы помочь. Не стали бы рисковать работой и собственной безопасностью ради этого. Ради незнакомца.
Я вытер лицо и отвернулся.
— Ну, я по-прежнему чувствую себя глупо, но рад, что это все не взаправду. Рад, что ты в порядке. Что мы оба в порядке, — я запнулся и поймал ее взгляд. — Мы же в порядке, не так ли?
Она замешкалась, прежде чем кивнуть.
— Да, думаю, в порядке. Как я уже сказала, что бы это ни был за проект, в него вложено слишком много сил. Они, конечно, готовы зайти так далеко, что это пугает, но я никогда не видела, чтобы кому-либо по-настоящему причиняли вред. Думаю, худшее, что может с нами случиться — увольнение.
Я почувствовал, что снова краснею.
— О, не переживай об этом. Завтра я увольняюсь. Собираюсь, наконец, нажать эти гребаные кнопки. Возможно, обе, — усмехнулся я, но заметил странное выражение на лице Мелани.
— Томас, пожалуйста, не делай этого. Не думаю, что они навредят нам, но если ты уйдешь, они догадаются, что я все тебе рассказала. Не думаю, что они следят за нами постоянно, но точно могут раскопать многое. Знаешь, все эти шпионские штучки, вроде телефонной прослушки, спутникового слежения и всего в таком духе. Я сильно рискую, приходя к тебе, и не хочу, чтобы меня поймали.
Я сделал шаг назад.
— То есть, ты хочешь продолжать получать деньги за то, чтобы дурить таких, как я.
Она приблизилась и схватила мою правую руку. Я бессознательно сжимал ее и расслабился от ее прикосновения.
— Нет, я не хочу. Но я не ожидала того, что случилось. Не ожидала, что эксперимент позволит мне встретить тебя... Я не смогу работать там долго, но месяц-другой, чтобы скопить денег? Теперь, когда ты в теме и не будешь больше так переживать? — она улыбнулась. — Это я смогу. Мы оба сможем. Мы продолжим, как ни в чем не бывало, получим от них еще немного денег, и затем один из нас сможет уволиться. А на следующий месяц уволится и другой. Как тебе такая идея?
Я неопределенно пожал плечами. Звучало, вроде, разумно. Думаю, идея покажется еще привлекательнее, если обдумать ее спокойно.
— А когда все закончится, — она сжала мою руку, — я хочу узнать тебя получше. Знаю, я всего лишь играла роль, но, тем не менее, ты всё это время наблюдал за мной. Думаю, будет честно, если теперь и я смогу видеть тебя почаще, — она покраснела. — Если, конечно, тебе это интересно.
Я почувствовал, как моя рука стала липкой, а в животе что-то затрепетало.
— Ну, я... Да. Да, мне это нравится, — я нервно сглотнул. — Когда мы сможем увидеться снова?
Мелани усмехнулась.
— Давай поработаем месяц, или около того. Скопи, сколько сможешь, и увольняйся. Я подожду еще пару-тройку недель и сделаю то же самое. А потом... — она уставилась в потолок, задумавшись, и я снова поразился ее красоте, даже несмотря на то, что она оказалась вовсе не тем человеком, что я представлял. — Встретимся на этом самом месте через три месяца от сегодняшнего дня. Я приеду, и мы сможем начать наше новое знакомство. Что скажешь?
Я улыбнулся и кивнул в ответ.
— Звучит отлично.
* * *
Когда спустя пару минут она уходила, часть меня не хотела ее отпускать, а другая чувствовала облегчение. Я был вымотан и, несмотря на радость от нашего долгожданного знакомства и того факта, что она оказалась в порядке, чувствовал себя, как перегоревшая лампочка. Мне нужно было побыть одному. Обдумать все, успокоиться и, прежде всего, отдохнуть.
Я не помню, как уснул, но проснулся от будильника, который звонил уже полчаса. Я вскочил с кровати и рванул на работу, чтобы не опоздать. Вчера, прежде чем уйти, Мелани еще раз напомнила, как важно вести себя нормально. Не психовать, но и не притворяться, будто все в порядке. Если я внезапно перестану демонстрировать всякие признаки волнения, это тоже будет подозрительно. Я пообещал, и она ушла после коротких объятий и поцелуя. Сегодня эти события, подернутые дымкой усталости прошлой ночи, казались сном.
Тем не менее, я вошел в комнату наблюдения с гораздо более легким сердцем, чем накануне. Больше не нужно было волноваться и мучиться чувством вины за то, что я не помогаю ей, и было приятно наконец-то ощущать превосходство над теми, кто водил меня за нос так долго. Кроме того, через три месяца с этим местом будет покончено, и я снова увижу Рэй... Мелани вживую.
А на работе, разумеется, я продолжал наблюдать за ней по видео. Она спала, когда я пришел, и я подумал, что она, должно быть, устала не меньше моего. Когда она проснулась и уселась с книгой, я заметил, что не могу сдержать улыбки. Мне бы стоило побольше усилий прикладывать к поддержанию своего образа, а не улыбаться, как влюбленный дурак. Нужно постараться, чтобы уберечь Мелани от беды.
Около часа спустя она начала работать над одной из «своих» картин. Наблюдая за ее работой, я поразился, насколько правдоподобно она притворялась. Из угла моей камеры сложно было разглядеть все, но я мог поклясться, что она действительно касается кистью холста и рисует. Я почувствовал гордость за нее. Она действительно была замечательной актрисой. Не только потому, что не подавала виду, будто мы говорили или встречались; сама она выглядела немного иначе в своей комнате, чем в жизни. Думаю, именно это она и называла «играть роль».
Смена подходила к концу, и, несмотря на то, что мне не хотелось оставлять девушку, мне бы не помешало еще немного поспать. Постоянный контроль за своим поведением на протяжении дня выматывал, и я с ужасом представлял себе еще несколько таких недель впереди. В этот момент я заметил, что она закончила картину. Я думал, она просто оставит ее и займется чем-нибудь другим, но вместо этого она взяла холст за углы и осторожно установила его на диван. Сначала она загораживала изображение собой, но затем отступила.
На картине было изображено большое дерево с темно-красной корой и перекрученным стволом, разделяющимся на дюжину ветвей. Листья, покрывающие ветви, были настолько темно-зелеными, что напоминали скорее грозовые облака, чем крону дерева. Эта картина тронула меня, как и все предыдущие, даже теперь, когда я знал, что Мелани не рисовала их. Сюжет, сочетание цветов, мелкие детали... Картины были поистине удивительны.
И эта не стала исключением. Если присмотреться достаточно внимательно, можно заметить несколько маленьких дроздов на ветках дерева. Забавно, они выглядели так, словно состоят из...
Словно состоят из слов.
Мое сердце забилось быстрее, но я заставлял себя сохранять спокойствие. Не делать глупостей! Теперь я знал, что все это просто игра, и мне просто нужно еще немного поиграть свою роль. Но все же часть меня волновалась, и мне захотелось разобрать эти слова. Я прищурился, рассматривая птиц слева направо и сверху вниз.
«Эта»
«Девушка»
«Не»
«Я»
Я перевел взгляд с картины на Рэйчел, которая смотрела прямо на меня. Она выглядела испуганной.
О, нет.
Автор: Verastahl
Перевод: Nikserg
Оригинал: https://www.reddit.com/r/nosleep/comments/brco33/my_job_is_watching_a_woman_trapped_in_a_room/