Дорога домой. Некоторые от этих слов морщатся, как от зубной боли. В их восприятии данное словосочетание неразрывно связано с ожиданием раздражения, унижения, а то и самой настоящей опасности. Печальный опыт мешает таким людям увидеть истинную суть этих слов. Какая-то часть из них увидит позже. Другие же...впрочем, не будем о грустном.
Сергей Кондратьев был не из таких. Он знал, что такое дорога домой. Он видел в этих словах обещание любви и принятия, комфорта и удовлетворения, обещание тепла — даже в самый лютый декабрьский мороз, каждый год неизменно терзающий обитателей полярных регионов.
Он знал это, и потому двигался вперед с улыбкой, несмотря на злющую пургу, напрасно пытавшуюся сбить его с пути своим горестным воем. Между университетом, где он в своем неизменном серо-голубом свитере преподавал информатику, и его домом был лишь десятиминутный переход вдоль знакомой, как синтаксис бейсика, тянувшейся вдоль городка дороги. В полярную ночь, когда солнце едва находило в себе силы, чтобы самым краешком приподняться над горизонтом, а глаза залепляла вьюга, ориентироваться на ней помогали редкие дорожные знаки с названиями улиц.
В тот момент Сергей уже прошел мимо поворотов на «Абрикосовую» и «Краснозвездную». Следующей шла заветная «Весенняя», а оттуда до его подъезда оставалось всего несколько десятков шагов. Его рука в относительно теплом кармане куртки в нетерпении сжала подаренный кем-то сто лет назад, да так ни разу и не пригодившийся дешевый швейцарский нож. Скорее бы Весенняя, скорее бы...
Вот и знак, полностью покрытый снегом. Улыбка Сергея стала еще шире наперекор морозу и ветру. Оставалось лишь миновать знак и...
...и в этот момент Сергей Кондратьев споткнулся.
Его правая рука, продолжая рефлекторно сжимать нож, запуталась в кармане, а потому удар всем весом пришелся на вторую ладонь. В районе левого локтя что-то отчетливо хрустнуло, и острая боль спицей пронзила Сергея до самого плеча. Его сдавленный крик был мгновенно унесен бешеным ветром, не успев достигнуть даже его собственных ушей. Тело в пуховике неловко дернулось и завалилось набок.
Прошло всего несколько секунд, но когда Сергей нашел в себе силы осторожно пошевелиться, его уже почти полностью замело снегом. Вытащив наконец из кармана правую руку, он оперся на нее, поднялся на колени и обратил взгляд на пострадавший локоть.
Само собой, сквозь рукав пуховика он увидеть ничего не мог. При попытке приподнять или согнуть левую руку, боль простреливала ее по всей длине.
Сергей с неслышным из-за вьюги присвистом втянул полную грудь морозного воздуха и хотел уже подняться, как вдруг его взгляд упал на то, что лежало прямо перед ним.
Несмотря на слой снега, лишь частично потревоженный его телодвижениями после падения, очертания того, обо что Сергей сломал руку, угадывались с безжалостной точностью.
«Человек», — стукнула в голове мысль.
«Труп», — костлявыми пальцами схватила за горло вторая.
Не обращая внимания на боль, Сергей подался вперед и смахнул часть снега здоровой рукой. Если бы кто-то спросил его в тот момент, что он делает, Сергей не смог бы внятно ответить. В самом деле, странно и страшно тормошить человека, пролежавшего под слоем снега, видимо, не один час. Но по какому-то нелепому капризу человеческой натуры, оставить его лежать вот так, посреди дороги, было еще страшнее. А потому Сергей поднялся на дрогнувшие, но устоявшие ноги, и дернул за рукав, окончательно вырвав свою жутковатую находку из снежного плена.
Куртка. Обычный черный пуховик. Такой же, как, наверное, у половины всех жителей города, включая самого Сергея. Что-то в его груди ухнуло и с облегчением разжалось. Кондратьев уставился на свою добычу, тяжело дыша и заглатывая вместе с воздухом десятки мягких и липких снежинок.
Куртка. Просто куртка. Какой идиот ее здесь бросил?!
Не слыша за воем ветра собственного голоса, Сергей выматерился (чего почти никогда себе не позволял) и отбросил находку прочь. Его не особо интересовал ответ на собственный вопрос. Куда важнее было то, что он добрался до...
Весенней?
Глаза Сергея остановились на занесенном снегом знаке. Что-то в нем было неправильно. Странная форма — немного искривлен, будто кто-то долго и усердно бился об него головой. И эти ржавые пятна...он ведь еще недавно был почти новым.
Неужели другая улица?
Невозможно. Но Сергей все же решил проверить. Шагнув к знаку, он чуть снова не потерял равновесие, наступив на какую-то неровность, но в тот момент куда важнее было другое. Одним движением здоровой руки он смахнул снег с лицевой стороны знака. Открывшаяся его взору картина проясняла немногое.
Это был обычный белый знак, на котором некогда было написано черной краской название улицы. Проблема заключалась в том, что эта надпись была с него стерта. Почти всю его площадь покрывали размашистые царапины. Сергей отступил на шаг и смахнул с лица неохотно таявшие на нем снежинки. Да, царапины определенно складывались в надпись. Приложив руку к глазам козырьком, Сергей прочел:
«ПУСТЬ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ».
Впрочем, эта фраза тут же вылетела из его головы. Она не имела для него смысла. Куда важнее было другое. Каким-то непостижимым образом он заблудился на ровном месте. Неужели темнота и метель способны сбить человека даже с такого простого пути?
Сергей оглянулся по сторонам в надежде увидеть какого-нибудь случайного прохожего, у которого можно было бы спросить дорогу. Надежда оказалась напрасной. Ни людей, ни машин. Не видно было даже домов, которые должны были возвышаться в стороне от дороги. Только выплясывающие издевательски-залихватский танец снежинки, летящие, казалось, во все стороны одновременно. Тысячи, миллионы, миллиарды равнодушных снежинок.
Телефон, вспомнил Сергей. Точно, у него же есть с собой телефон.
Залезть правой рукой в левый карман толстенного пуховика — задача не из простых, но он справился. Заледеневшие пальцы с третьей попытки начертили на экране графический ключ. Несколько секунд Сергей с непониманием смотрел на экран. Затем приподнял смартфон над головой, повертел им по сторонам.
Бесполезно. Связи нет.
Кондратьев снова выругался и убрал бесполезную игрушку в карман. Оставалось одно: развернуться назад, дойти до поворота на Краснозвездную и попытаться сориентироваться снова. Сергей тяжело вздохнул и двинулся прочь от странного знака, придерживая сломанную руку здоровой. Каждый шаг отдавался в ней болью, но утешала мысль, что по крайней мере идти не так уж и далеко.
Во всяком случае, ему всегда так казалось.
* * *
Сергей был уверен: если бы не метель, он мог бы ясно увидеть знак «Краснозвездной» как от знака «Весенней», так и от того, безымянного. Но путь все тянулся и тянулся, словно вообще не собирался заканчиваться.
Это мне кажется, думал Сергей. Все дело в практически нулевой видимости. Он даже не был уверен, движется ли все еще по пешеходной зоне или по проезжей части. Ни людей, ни машин, ни домов. Только снег.
Снег вокруг, снег под ногами, снег прямо в лицо. Если бы не теплый пуховик, незадачливый путник этим темным вечером в считанные минуты превратился бы в снеговика. Ветер пел ему в ухо свою горькую песню. Пел навязчиво, оглушительно. В какой-то момент Сергей поймал себя на том, что хорошо понимает его чувства. Он тоже закричал бы, встретив в этот момент случайного прохожего.
В десятый, наверное, уже раз он стер с лица налипшие снежинки и в самом деле едва не вскрикнул. Всего в нескольких шагах от него возвышался вожделенный знак. Оставалось всего ничего — встать возле него, повернуться спиной и пройти последние несколько минут затянувшейся дороги домой.
Домой. На глаза Сергея навернулись слезы и он, забыв о боли в сломанной руке, рванул вперед, к своей цели.
Три шага. Шаг. Еще шаг. Кондратьев замер на месте, а его рот сам собой приоткрылся. Это искривление, эти ржавые пятна, эти царапины...
С трудом заставив себя преодолеть последнюю пару шагов, он поднял руку и смахнул снег с обжигающе ледяного металла.
«ПУСТЬ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ».
Один его друг, бывалый грибник, как-то раз говорил ему, что, заплутав в лесу и решив пойти в случайном направлении по прямой, человек на самом деле начнет выписывать широкие круги. Дело, кажется, в немного разной длине ног, незаметной в повседневности, но заставляющей по чуть-чуть забирать в сторону при многокилометровых переходах без ориентиров.
Мог ли Сергей описать такой круг? Он сильно в этом сомневался. Сколько времени прошло с тех пор, как он пришел к этому знаку в первый раз? Полчаса? Час? Почти не слушающиеся пальцы достали из кармана смартфон и нажали на кнопку включения. Нажали еще раз. И еще, и еще, и еще...
— Чертовы китайцы, — простонал Сергей себе под нос.
С трудом удержавшись от порыва выкинуть в ближайший сугроб утратившую последнее применение безделушку, он сунул ее в карман. Пластмассовый корпус еле слышно стукнулся об металл швейцарского ножа. Еще один бесполезный кусок...
Сергей медленно выдохнул, пытаясь собраться и успокоиться. Во что бы то ни стало, нужно было продолжать мыслить рационально.
Найти собственные следы?
Он огляделся по сторонам и его зубы скрипнули от досады и злости. Метель успела замести даже те следы, что должны были остаться прямо у него за спиной. Метель забрала у него самый простой, естественный и буквальный способ оставить след в этом мире. Неприятное, тревожное чувство.
Стоять понемногу становилось все холоднее. Даже сердце, казалось, пульсировало все медленнее, грозя вот-вот вовсе остыть. В такт ему пульсировала левая рука, но напротив, с каждым разом все горячее. Нужно было двигаться. Двигаться хоть куда-то.
Сергей дернул правым плечом, сбрасывая оцепенение, и решительно зашагал по сугробам в сторону от знака. Плевать, какая это там улица. Главное, что на ней должны быть дома. Не время думать о гордости или приличиях. Он постучится в первую попавшуюся дверь и попросит вызвать скорую. Никто не откажет в такой просьбе человеку со сломанной рукой. Нужно только дойти.
* * *
Несмотря на то, что Сергей определенно двинулся не в том направлении, что выбрал в прошлый раз, ледяной ветер, словно издеваясь, снова с силой сыпал липким снегом прямо ему в лицо. Сугробы становились все выше и передвигаться по ним было с каждым шагом все неудобнее. Вскоре ему уже приходилось с каждым шагом задирать ноги практически до предела скромных возможностей его нетренированного тела. Тяжелые зимние ботинки, которые должны были защищать его ступни от холода, набились рыхлым снегом и производили прямо противоположный эффект. Домов по-прежнему видно не было.
Но вот вышина сугробов будто бы пошла на спад. Сергей молил судьбу о том, чтобы ему это не чудилось от усталости. Дома должны были быть уже близко. В любой момент он должен был увидеть за мириадами атакующих его снежинок свет в чьих-то окнах. Уже почти. Уже сейчас. Уже вот-вот. Уже...
И Сергей увидел.
Не дома, нет.
Проклятый знак, возвышающийся посреди снежной пустоши, как насмешка, как кара, как антипод всему человеческому. Сергей знал, что на нем нацарапано. И теперь, кажется, начал понимать эту надпись.
«ПУСТЬ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ».
* * *
Он кричал. Кричал во все горло, пока не охрип. Бесполезно.
«Пусть это закончится».
Он пытался уйти по относительно ровной дороге. Три раза в одну сторону, два раза в другую. Бесполезно.
«Пусть это закончится».
Он пытался уйти по сугробам. Два раза в сторону, где должны были находиться дома. Один раз в другую, где начинались сопки. Бесполезно.
«Пусть это закончится».
Он пытался молиться. Сначала Богу. Затем дьяволу. Затем смутным образам сил, не имеющих названия на человеческих языках. Бесполезно.
«Пусть это закончится».
Теперь он, пошатываясь, стоял под самым знаком. Швейцарский нож в его руке с едва слышным за воем ветра скрежетом скользил по равнодушному синему металлу, углубляя царапины.
«Пусть это закончится».
Он давно не чувствовал ног. Пальцы на здоровой руке едва слушались. Сломанная же рука пылала инфернальным жаром, причиняющим боль, но ни капли не согревающим.
Он пытался найти в себе силы что-то придумать, что-то сделать. Постепенно он перебирал одно за другим свои воспоминания, и понимание, леденящее кровь сильнее самого лютого мороза, нависало над ним, прямо как чертов испорченный знак.
Дорога по знакомой, как синтаксис бейсика, улице грозила стать для него последней. Какая злая ирония. Ведь он совершенно не знал, что такое «синтаксис бейсика».
Как зовут того друга-грибника? Как зовут хоть кого-то из его сегодняшних студентов? Какое отчество у него самого?
Сергей Кондратьев знал, что такое дорога домой. Он видел в этих словах обещание любви и принятия, комфорта и удовлетворения. Обещание тепла, необходимого ему, как воздух утопающему. Дома его ждали...ждала...
Он не знал, кто. Нет, он не забыл. Он именно не знал.
Медленно, как неохотно тающие на лице снежинки, мысли перетекали одна в другую с пугающе безжалостной простотой и логичностью. Как человек, каждый день совершающий одно и то же микропутешествие по маршруту «дом-работа-дом», может не знать, что ждет его в пункте назначения? Нет, здесь напрашивается только одно объяснение.
Никто не ждет его дома. Да и самого дома не существует. Как и работы, и всего остального, что он считал реальным, пока не задумался как следует. Внушил ли он себе эти образы сам? Придумал ли их из страха перед бесконечным ледяным адом? Или он был попросту создан с ними? Создан на этой снежной пустоши, где нет ничего, кроме единственного, никуда не указывающего знака, с ложной мыслью, что только что прошел «Абрикосовую» и «Краснозвездную»?
— Будь ты проклят, — беззвучно шептали его синие губы под торжествующий хохот пурги. — Кем бы ты ни был, будь ты проклят.
«Пусть это закончится». Теперь он понял во всей полноте. Нож выпал из бледной руки и бесследно исчез в снегу. Рука же потянулась к молнии куртки. Пусть это закончится. Пусть это закончится.
* * *
Темный вечер. Жестокая вьюга. Сергей уже прошел мимо поворотов на «Абрикосовую» и «Краснозвездную». Следующей шла заветная «Весенняя», а оттуда до его подъезда оставалось всего несколько десятков шагов. Его рука в относительно теплом кармане куртки в нетерпении сжала подаренный кем-то сто лет назад, да так ни разу и не пригодившийся дешевый швейцарский нож. Скорее бы Весенняя, скорее бы...
Вот и знак, полностью покрытый снегом. Улыбка Сергея стала еще шире наперекор морозу и ветру. Оставалось лишь миновать знак и...
...и в этот момент Сергей Кондратьев споткнулся.
Его правая рука, продолжая рефлекторно сжимать нож, запуталась в кармане, а потому удар всем весом пришелся на вторую ладонь. В районе левого локтя что-то отчетливо хрустнуло, и острая боль спицей пронзила Сергея до самого плеча. Его сдавленный крик был мгновенно унесен бешеным ветром, не успев достигнуть даже его собственных ушей. Тело в пуховике неловко дернулось и завалилось набок.
Прямо перед ним под слоем снега лежал обычный черный пуховик. Такой же, как, наверное, у половины жителей города, включая его самого. А чуть позади торчало то, обо что он споткнулся — едва выглядывающая из-под снега нога в тяжелом зимнем ботинке.
Пусть это закончится, бессмысленно взывал неизвестно к кому белый металлический знак над его головой.
Пусть это закончится.