Майкл Ботл с самого своего рождения был обитателем работного дома в одном из церковных приходов на окраине Лондона. Имя и фамилию его матери ему никогда не называли. Мать скончалась после родов и была похоронена в безымянной могиле с еще двумя бедолагами. Надзиратель дал ему свое имя, фамилию Майклу он выбрал, исходя из своего любимого занятия — прикладываться к бутылке.
Звон колокола в шесть утра известил обитателей дома о пробуждении. Предстоял очередной долгий, изнуряющий день. От вони немытых тел Майкл слегка поморщился, последний раз их водили мыться в прошлом месяце. Рослый ирландец Патрик Рыжий, который превосходил своих сверстников своими размерами, покрикивал на сонных подростков. Полковник, их надзиратель, использовал его в качестве своего помощника, из-за чего его еще не перевели в крыло к мужчинам. Патрик скидывал с кровати и пинал заспанных подростков.
– Хотите без завтрака остаться, сукины дети! – выкрикивал он, отвешивая очередную оплеуху новоприбывшему парню, еще не успевшему привыкнуть к распорядку.
Исключением был мальчик лет семи, по слухам это был внебрачный сын полковника. Он освобождался от работы, за ним приглядывала одна из матрон. Матери ребенка нельзя было с ним встречаться, полковник пригрозил ей пришить к платью желтую ленту в знак позора. Ребенка звали Томас.
Подростки, вскакивая с кроватей, начали спешно натягивать брюки из грубого сукна и полосатые рубашки. После общей молитвы перед завтраком они расселись за многочисленные столы, установленные рядами. На завтрак подали овсяную кашу, как и в любой из других дней.
Стены и пол были выложены красными и белыми плитками и только стройные ряды столов прерывали рисунок. Этот барак сильно отличался от других по разнообразию цветов. Красный радовал глаз, среди белого и серого он являлся настоящей отдушиной, придавал оптимизма.
Майкл размазывал по тарелке эту серию «слизь» с некоторым отвращением, но поймав на себе недовольный взгляд матроны, отправил ложку в рот. Бедняки, попадавшие сюда, вначале радовались хоть какой-то еде, но постепенно осознавали свое рабское положение. Этот работный дом становился для них могилой. Он представлял собой огромную постройку с жилыми и рабочими помещениями с небольшими двориками для прогулок. Весь комплекс был окружен высоким каменным забором. Этот кирпичный левиафан проглотил и переварил не одно поколение английской бедноты.
Сгорбившийся подросток, звали его Грегори Браун, подошел к надзирателю с пустой миской. Жалобно смотря на полковника и протягивая пустую тарелку, он тихо заговорил, его ослабший голос напоминал шелест травы.
– Простите, сэр, я хочу еще – спросил Грегори.
– Что? Твое наказание еще не закончилось, не стоило отлынивать от работы.
– Сэр, но две недели урезанного пойка закончились вчера!
– Я здесь решаю, когда и что заканчивается. Твои две недели еще будут продолжаться.
Парня стало трясти, было видно, что он на грани нервного срыва. Вдруг надзиратель с размаху ударил его черпаком по голове. Парню рассекло бровь, он отшатнулся. Не дожидаясь команды, ирландец схватил несчастного и поволок его к столам, что-то шипя тому на ухо. Все опустили глаза, чтобы не встретиться взглядом с рассерженным военным.
В семь часов прозвенел колокол, оповещающий о начале работы. Джонсона и Майкла еще с несколькими подростками, которые не доросли до возраста, чтобы стать подмастерьями, отправили на подготовку костей для помола. В помещении стоял запах гнилого мяса. На разделочном столе была навалена груда костей. Сбоку стола стояли огромные жернова, приводимые в движение силами четырех человек. Для упрощения помолки им раздали молотки для частичного измельчения костей. Парень с рассеченной бровью смотрел голодными глазами на небольшие ошметки мяса.
Вскоре помещение наполнилось грохотом молотков. Осколки костей разлетались, норовя попасть в глаза. Временами кто-нибудь из рабочих попадал себе по пальцам. Грегори взял здоровенный мосол, и оглядываясь по сторонам, стал грызть кость. Было видно, что его может стошнить, но он продолжал поглощать гнилое мясо.
Дверь скрипнула, в помещение зашла матрона. Внимательно разглядывая лица подопечных, она заметила испуганный взгляд парня.
– Дитя подойди сюда.
– Мэм, я ничего такого не сделал! – пролепетал Грегори.
– Обман – это грех, я видела, ты что-то живал. Открывай рот.
Парень отрицательно качал головой. Женщина, одетая в черное платье, закрывавшее все тело, резким рывком очутилась около несчастного. Она склонилась над ним, напоминая огромную ворону, которая собиралась выклевать глаза лежащего покойника. Матрона вцепилась ему в нос, перекрыв дыхание. Браун открыл рот, глотая воздух. Второй рукой женщина задрала ему верхнюю губу.
– Что и требовалось доказать. У тебя мясо застряло между зубов. Я доложу об этом нарушении – сказала довольная матрона.
Она с легкостью отбросила его, из-за чего бедолага упал. Стараясь не смотреть на упавшего, все продолжили работать, как будто ничего не произошло. Ботл было хотел подойти, но Джонсон отрицательно покачал головой. Затравленный парень, в чьих глазах бушевал ужас, поднявшись, стал с остервенением лупить молотком по костям, затем просто по столу, войдя в какое-то подобие транса.
В полдень прозвонил колокол, наступило время обеда. От костяной пыли у всех присутствующих слезились глаза, некоторых мучал кашель. Перед обедом подростков собрали во дворе по указу надзирателя.
– Сегодня произошло серьезное нарушение наших правил. Я считаю то, что произошло сегодня в цеху подготовки удобрений, можно расценивать, как злостное неподчинение правилам. Матрона Уильямс доложила мне все в мелких деталях. Я мог бы отправить виновника в карцер, но я проявлю великодушие. Рука моя тяжела, но сердце полно любви. Пятнадцать ударов ремнем – закончил свою речь надзиратель.
Матрона вместе с Патриком вывели из строя Грегори. Стянув с него рубаху и обнажив спину, они держали его за руки. Полковник снял ремень. Размахнувшись, он ударил. Хлесткий удар оставил кровоточащий след. Бляха ремня оставила синяк. С каждым ударом бедняга вздрагивал и вместе с ним все наблюдающие за экзекуцией.
В дальнем углу двора вне строя сидел на траве сын полковника, в руках у него был камень. В траве копошилось много муравьев и жуков-пожарников. Он увлеченно смотрел на них, а потом стал давить камнем всех, до кого мог дотянуться. На лице мальчика расплылась придурковатая улыбка.
– Кхр, – имитировал он звук ломания хитина, – кхррр…
Его удары постепенно входили в унисон с ударами отца. Видевшие эту картину подростки находили ее жуткой.
– Не знаю даже, что хуже ремень или карцер. – прошептал Ботл.
– В карцере он точно бы не выжил. – ответил Джек.
Ирландец взвалил бедолагу на спину и пошел в сторону медицинского блока.
Карцер представлял собой темную комнатенку с зарешеченным окном без стекла. Заключенному предстояло провести там время без теплой одежды, соломы и даже ночного горшка. Из еды выдают только хлеб и воду, а на утро вручают тряпку, чтобы он убрал за собой в камере.
После экзекуции все отправились в столовую. Каждый вспоминал удары и хриплые звуки, которые издавал парень. Слюна вытекала из его приоткрытого рта, было похоже на то, что он обезумел. На обед подавали бульон. Он представлял собой воду, на которой было сварено мясо, которого никто не видел. Также подавалась тарелка полная перловой каши.
В столовую зашел джентльмен в белом жакете. Все поднялись, он снисходительно жестом показал, что можно присесть.
– Все ли в порядке здесь? – спросил джентльмен, проходя мимо рядов сдвинутых столов. Ответа не последовало.
– Достаточно ли вам еды?
Опять безразличное молчание…
И везде, куда бы он не взглянул, он натыкался на тупое, угрюмое, почти летаргическое безразличие. Все предпочитали молчать, чтобы не навлечь на себя гнев надзирателя и матроны. Полковник засуетился, и поздоровавшись за руку с джентльменом, одним из членов попечительского совета, повел его в следующее крыло. Было видно, что проверка для него пришла неожиданно.
В час дня звон колокола известил их о продолжении работы. Требовалось щипать пеньку, самое трудное и нелюбимое занятие. Рыжий, растолкав толпу, пошел на встречу матроне. Вид у него был озабоченным.
– Либо бедняга умрет от истощения, либо он отправится в желтый дом, оттуда редко возвращаются. – сказал Джек.
Ботл проигнорировал друга. Он размышлял о том, что если бы у него был отец, то он бы забрал его из этого ада. Наличие отца, да и вообще семьи здесь считалось подобием роскоши. Не каждый мог похвастать наличием полной семьи. Хотя каждый был волен уйти, но уход одного означал уход всей семьи, поэтому дети терпели из-за родителей, а те из-за потомства.
* * *
Рукавиц на всех не хватало. Хватаясь голыми руками за просмоленный канат, рабочие пытались расплетать веревки, волокнами из которых заделывались щели в корпусах кораблей. У некоторых под конец смены пальцы представляли собой жалкое зрелище, они кровоточили и были покрыты содранными мозолями.
Стоя за столом, Ботл часто представлял, что когда он станет совершеннолетним, то запишется в ост-индскую компанию добровольцем. Майкл представлял себя стоящим на корабле, сражаясь с китайскими пиратами или индусами. За этими мыслями прошел весь его рабочий день. Временами он просил у Джека перчатками, когда чувствовал, что его кожа начинает нагреваться от трения. В этот момент он дул на кисти, чтобы унять боль.
Джек болезненно поморщился, когда его пальцы соскочили с засохшей смолы, он случайно повредил кожу на пальцах. Ботл сразу снял перчатки и протянул товарищу. Услышав колокол, парни выдохнули. Наступало время общей молитвы и ужина. Еда копировала завтрак, за исключением того, что овсянка была сварена с добавлением муки.
С наступлением семи вечера все вернулись в комнаты, до отбоя был еще час. Подростки разбились по группам. Игра в кости и карты была запрещена, но Патрик закрывал на это глаза, понимая, что всем нужна разгрузка. Комната освещалась с помощью свеч. Пламя завораживало Джонсона. Ему вспоминалась детская страшилка, которой их пугала матрона. Существо называлось Крадущая Дыхание. Тогда дети еще не понимали в полной мере, что такое смерть.
Майкл снял обувь и лег на кровать, он ощущал блаженство, тело благодарило его за долгожданное расслабление. Заметив краем глаза отсутствие одного из башмаков, он решил, что возможно это Джонсон случайно пнул его ботинок, когда снимал обувь. Он свесил руку, щупая пол под кровать, насколько мог дотянуться. Ботл продолжал попытки, пока он не нащупал чью-то руку. От неожиданности он подскочил, заглянув под кровать, Майкл обнаружил там сына надзирателя. Тот поджал под себя тапок, прижавшись к полу.
– Отдай! – Майкл потребовал, протягивая руку.
Паренек больно ущипнул его, а затем попятился. Томас вылез из-под кровати, держа в зубах ботинок. Подобно тем жуками, которых он давил, парнишка ловко на четвереньках стал перемещаться по полу, скрываясь под кроватями.
– Словно таракан. – подумал Ботл.
Мальчик сам себя загнал в угол, вжавшись в него. Сын полковника бросался на стенки, пытаясь на них залезть. Сзади подошел ирландец, он отпихнул Майкла и вырвал ботинок, покрывшийся слюнями.
– Хорошо, что ты его не тронул, Ботл. Иначе, сидеть тебе две недели в карцере и каждый день терпеть побои старика – сказал Патрик.
Две матроны ввели избитого ремнем паренька, уложив его на живот, спина его была в неаккуратных швах, как будто его зашивал пьяный сапожник. После этого был объявлен отбой. Все задули свечи, комната погрузилась во мрак.
* * *
Привычный уклад их жизни поменялся через несколько дней. В понедельник в здание вошла группа констеблей под предводительством совета попечителей. Врач, заметивший побои, решил донести на жестокого надзирателя. Матроны растерянно смотрели, как уводят их лидера. Ирландец почувствовал на себе множество взглядов. Кто-то подбежал к сыну полковника и с размаху ударил его ногой в живот, пока тот продолжал ползать на карачках. Еще более исхудавший Браун с уже зарубцевавшейся бровью схватил Томаса за волосы и рывком поднял его на ноги, тут же отвесив ему оплеуху.
Патрик хотел прийти на выручку, но получил сильнейший удар, от которого рухнул, как подкошенный. Над ним стоял Гарри, его давний противник, в окружении молодых мужчин.
– Эй, лепрекон, если я тебя сейчас обоссу ты позеленеешь? – с голосом полным ненависти спросил он под смех толпы.
Матроны и оставшиеся констебли пробовали успокоить толпу, но ненависть подобно волне накрыла всех присутствующих. Женщины и мужчины пытались дотянуться до полковника и матрон. В этом хаосе все забыли про подростков. Они уже плотным кольцом обступили ирландца и Томаса.
Ботл понимал, что сын полковника ничего плохого не сделал никому. Но поддавшись настроению толпы, он снял башмак и ударил им по голове Томаса. Рев стал оглушительнее. Грегори, чью спину покрывала паутина швов, вышел из круга, указав пальцем на Патрика.
– Из-за него меня морили голодом. Я знаю их секрет с полковником. Старик настолько распущен, что помимо молодых девушек предпочитает еще и парней. Они с Патриком мужеложцы. Я обещал не выдавать ваш секрет, а чем вы мне отплатили – голодом и унижениями.
В коридор зашел дополнительный отряд констеблей, которые смогли оттеснить толпу. Затем в дверях появился уже знакомый всем джентльмен в белом жилете.
– Друзья, – обратился он к толпе, – извините, совет попечителей жалеет о том, что не узнали раньше об этом. Над матронами и надзирателем будет суд. Мы возьмем показания у каждого из вас. Теперь понятно, почему вы не жаловались. В понедельник прибудет новое начальство. Временно в ваших коридорах будут дежурить констебли. С любыми просьбами можете обращаться к ним. У меня все.
Он развернулся и скрылся за дверью.
Постояв еще какое-то время, толпа стала расходиться. Все шли, переступая через тело Томаса, в груди у него торчал кухонный нож. Патрика нигде не было видно. Позже его найдут повешенным.
* * *
Как и было обещано, в понедельник появился новый надзиратель и его помощницы. Было решено собрать все население дома в одном дворе. Мужчины, женщины и дети со стариками толпились и галдели. От этого шума у Майкла постепенно разболелась голова. Два дня отдыха без работы очень сильно расслабили его, возвращаться к трудовым нагрузкам ему не хотелось.
Все тот же джентльмен, теперь уже в черном жакете, приветственно поднял руки и жестом попросил помолчать. Позади него стоял мужчина низкого роста с козлиной бородкой. Кто-то из толпы начал тихо перешептываться. У мужчины был накладной нос. Лямки от протеза сильно впивались в его кожу. Он недовольно посмотрел на зевак, обсуждающих его внешность. Рядом с ним стояли две женщины, одна из которых была одета в монашескую рясу.
– Это мистер Адам Мур и две его помощницы, Оливия Смит и Лили Янг. – сказал джентльмен, слегка наклонив голову в их сторону.
Лили Янг не соответствовала своей фамилии, ей было уже сорок пять лет, по меркам англичан она была стара. Оливия была одета в черное закрытое платье, как и ее предшественница. Ботл обратил внимание на глаза Оливии, они были разного цвета, и волосы кое-где утратили пигментацию. Кисти Янг были скрыты под перчатками.
– Ну и уродов нам прислали. – с какой-то толикой веселья сказал Джонсон.
– Молчи, а то еще услышат. Хочешь с первого же дня попасть в немилость к начальству. – ответил ему Ботл. – Еще не ясно, что от них ожидать. В отличие от предыдущего полковника, этот по виду не очень любил отсиживаться в штабах. Неизвестно, чем обернется история со смертью Томаса и Патрика.
– Да чего ты переживаешь? Не ты же пырнул малютку. Скорее всего, это сделал ирландский сукин сын, а потом сам повесился. Он понимал, что Томас без отца тут не выживет, а учитывая обвинение в мужеложстве, Патрик сам становился жертвой. Все логично.
Проворчав, Ботл отмахнулся от друга.
* * *
На удивление всем без исключения подали сытный обед, в который входило картофельное пюре, кусочек мясного пирога и чай с сахаром. Ботл давился едой, так много и питательно он еще в жизни не ел. Исключение составлял сочельник. Тогда полковник мог включить в их рацион хлеб и рисовый пудинг.
– Хотят нас умаслить. – сказал Джек, пробуя пирог на вкус.
– Просто божественно. – промычал Грегори.
Он постоянно ерзал на стуле, пытаясь найти менее болезненное положение. Он не мог постоянно сидеть ровно. Согнувшись, он почувствовал, что его швы начинали ныть и кое-где расходиться.
– Так Патрик действительно был мужеложцем? – спросил тихонько Майкл.
Джек поперхнулся от подобного вопроса.
Браун посмотрел по сторонам и заговорщицким тоном сказал:
– Может и был, мне откуда знать? Я свечку не держал.
Он заулыбался и проглотил остаток порции пирога. Майкл и Джек переглянулись, но ничего не сказали.
* * *
Оливия проявляла чрезмерную заботу, смазывая сорванные мозоли после щипания пеньки, чем заслужила всеобщее почитание. Лили также проявляла дружелюбие, но при цитировании библии была строга. Совет попечителей решил ввести для подростков сокращение времени на некоторые виды работ, а сэкономленное время потратить на изучение слова Божьего. Никто не возражал.
Надзирателя Мура никто почти не видел. Он не появлялся на раздаче еды и на общих молитвах. Адам был поглощён работой над бухгалтерией, учетом воспитанников и взрослого населения. Этот труд требовал от него большой концентрации. Предшественник оставил после себя совершенный хаос в документах, но журнал наказаний он заполнял исправно. В моменты усталости Мур тер свой обрезок от носа.
В комнату зашла Оливия. Мур сидел, задумчиво глядя в темный угол комнаты. Тусклый свет от свечей мог справиться с тьмой вокруг стола. В такие моменты Оливии становилось не по себе. Худое лицо с впалыми щеками и рваными кусками зажившего мяса, где раньше был нос, создавали впечатление, что этот человек – «носферату», чудовище из детских сказок.
– Сэр, когда вы будете появляться перед людьми? Я понимаю вы заняты, но детям было бы интересно послушать про ваши похождения в Индии. – обратилась к нему Оливия.
Мур ничего не отвечал, в темном углу он видел лицо индианки – его первой жертвы. Когда он еще был молод и наивен, то попал со своими сослуживцами в засаду, устроенную индийскими разбойниками. Перед своей смертью она успела откусить ему кончик носа, позже из-за резвившейся инфекции его нос утратил красоту. Были и другие лица, которые то появлялись, то исчезали во тьме. Мур затряс головой, прогоняя видения.
– Как только разберусь с бумагами... – сказал он и жестом указал Оливии на дверь.
* * *
Колокол известил о шести вечера. Воодушевлённый переменами народ с радостью принялся за ужин. Лили провела общую молитву и небольшую проповедь. Оливия с улыбкой разливала по тарелкам суп. Майкл и Джек постарались отсесть подальше от Грегори. После ужина он подошел к ним.
– Вы думаете, что лучше меня? Майкл, да ты сам двинул ботинком малыша Томаса. Он тебе что-то сделал? А ты, Джек, где был, когда убили сына полковника, в толпе я тебя не помню.
– Отвали, иначе пожалеешь!
Джек оттолкнул его. Ботл хотел было примирить их, но посчитав, что может навлечь на себя гнев обоих, решил промолчать. Все-таки это были два человека, с которыми он поддерживал хоть какие-то доверительные отношения. Остаток вечера до самого отбоя прошел в напряженном молчании.
* * *
В воскресенье было решено провести собрание. Происходило оно в большой часовне в работном доме. Кроме попечителей, которые должны были присутствовать на службе, там были еще и обитатели дома, а также те, кто за ними приглядывал.
Члены совета во главе с джентльменом в черном жилете проследовали за Адамом Муром. Матроны пошли разводить обитателей по их комнатам. Ботл издалека рассматривал всю эту богато одетую процессию. Больше всех выделялся мужчина, куривший трубку. Было в его внешности что-то отталкивающее. Узкие губы, рот, как будто прорезан лезвием. Рядом с ним стояла сгорбленная женщина, прикрывавшая нижнюю часть лица веером. Ее чрезмерно длинные и тонкие пальцы легли на плечо пожилого джентльмена. Нижние фаланги пальцев имели треугольную форму.
– Пальцы злого человека. – подумал Майкл.
Вся эта процессия скрылась у Мура в комнате.
– Говорят, что наши гости пробудут здесь с неделю. – сказал за ужином Джек.
– Гости! Это мы здесь гости, а не они. – усмехнулся Майкл. – Интересно, что они там обсуждали.
– Явно не улучшение нашей жизни. Весь этот богатый стол... – ответил Джек. – Что-то готовится.
– Может пора уйти, нас здесь ничего не держит. Мы с тобой сироты. – предложил Майкл.
– При всем том, что мы тут вытерпели, это не идет ни в какое сравнение с трущобами Ист‑Энда.
Остаток обеда они ели молчаливо, каждый был погружен в свои размышления.
* * *
Ночь сопровождалась нечестивой какофонией, звуки которой волнами разносились от колокольни, и у каждого, кто слышал их, пробегала дрожь по телу, как при высокой температуре. Но при всем этом, хаотичный звон и прочие звуки слышали единицы спящих, внимая этой причудливой мелодии.
Рассказы этих несчастных разнятся: кто-то слышал рев хора младенцев, кто-то – невнятное бормотание и придурковатый хохот, кто-то – призывы к убийству соседей. Не было не одного повторяющегося описания. Один человек слышал тысячу собственных голосов, которые хором скандировали имя его жены, ребенка и прочей родни. Другой слышал в ту ночь, как «они» смеялись, а когда его попросили разъяснить кто такие «они», то он стал истерически кричать.
Множество этих слухов, гуляющих по дому, заставили провести всеобщий допрос жильцов. Попечительский совет и Адам Мур тщательно фиксировали номера и фамилии, а также документировали их слуховые галлюцинации.
Джек, Майкл и Грегори также слышали эти звуки, но Майкл решил не выдавать себя. Для него было не ясно, к каким последствиям это приведет, попасть из работного дома в бедлам было еще хуже.
После долгих разбирательств комиссия пришла к выводу, что возможно имело место быть массовое отравление мышьяком, случайно попавшим в еду. Концентрацией настолько низкой, что никто не умер, но получил временное помутнение рассудка.
* * *
Следующей ночью произошло еще одно происшествие. Дверь в комнату открылась. Такое бывало и раньше, когда матроны приходили проверить спящих. Браун, лежавший на животе, спал особенно чутко. Ботл часто переворачивался с боку на бок, но при скрипе двери плотно закрыл глаза, стараясь не выдать свою бессонницу.
Появилась высокая и очень худая фигура, сплетенная из теней. Силуэт, пусть и совершенно черный, определенно принадлежал женщине. Она шла крадучись, почти не издавая шума. Только очень тихий шелест от ее юбки выдавал ее присутствие. Над ее плечами развевалась копна неприбранных волос, подобных львиной гриве. Руки ее свободно покачивались у талии, а расставленные пальцы, оканчивались длинными крючковатыми когтями. Женщина слегка горбилась при ходьбе.
Когда она прошла мимо кровати Ботла, он слегка открыл глаз, наблюдая сквозь ресницы за ней. Это был силуэт высокой и нечеловечески худой женщины. Платье висело на ней. Браун замер. Женщина двигалась вдоль кроватей в его направлении. Никто даже не пошевелился.
Остановившись у его кровати, она стала внимательно смотреть на него, совсем как добрая сестра милосердия. Но эта женщина была совсем иной. Чутье опасности не могло подвести его.
– Крадущая Дыхание. – прошептал он.
Женщина села на край кровати несчастного. Майкл крепко сжал глаза, продолжая ждать, когда все закончится. Кровать пару раз скрипнула. Сердца Майкла бешено билось. Ботл не знал, сколько он так пролежал, но все-таки решил открыть глаза. Все спали, кровать Брауна пустовала.
* * *
На утро Ботл решил покинуть работный дом и забрать с собой Джека. Перед утреней молитвой Майкл отвел друга в сторону.
– Слушай, я не обижусь, если ты посчитаешь меня психом, но я видел кое-что ночью. Грегори пропал, и я видел, кто его увел.
– Мне плевать на него. Идем есть.
– Крадущая дыхание… Я видел ее. Она забрала его.
– Серьезно, дружище у тебя, что продолжаются те видения от мышьяка?
– Нам нужно уходить от сюда, если хотим остаться в живых.
– Мы присматриваем друг за другом, а значит, ничего не случится. Если уходить, то вместе.
Этой фразы так боялся Майкл, она привязала его к этому месту на срок больше, чем он рассчитывал. Ему придется ждать, когда Джек созреет для ухода. На перекличке перед общей молитвой им сообщили, что Грегори Браун изъявил желание покинуть дом, чему не стали препятствовать.
– Вот, видишь, он не пропал, сам ушел. – сказал Джек.
– Или ему помогли нас покинуть. Скорее всего он уже даже не в нашем мире. – язвительно ответил Майкл.
* * *
Временами им сообщали об уходе людей, чаще всего уходили одиночки. Жизнь шла своим чередом, все почти забыли про этот случай с мышьяком. Мысли о наказаниях и тотальном контроле постепенно сменились в сторону сытных пайков, на которые не скупилось нынешнее руководство. Однажды утром Майкл открыл глаза и обнаружил, что кровать Джека пуста.
Чувство беспокойства стало охватывать его, учащая сердцебиение. Он выскочил из кровати и быстро оделся, стараясь не будить людей. Майкл тихонько приоткрыл дверь. Коридор освещал тусклый свет от свечей. В дальнем конце коридора Ботл слышал скрип половиц, он решил идти босиком, чтобы не издавать лишних звуков. Пламя свеч причудливо извивалось, рисуя на стене искривленный силуэт Майкла.
За углом в конце коридора тихонько скрипнула дверь.
– Кладовка. – подумал Майкл.
За той дверью находился вход в общий подвал, соединяющий четыре крыла работного дома. Как и думал Ботл, дверь в подвал была открыта. Заглянув в эту темную бездну, он услышал звуки пения. Голос Лили продолжил проповедь на языке, по звуку, напоминающему карканье стаи ворон. Само помещение преобразилось, как будто оно не являлось частью этого мира: стены и потолки, дверные проемы. Все они располагались под различными углами, искривляясь и изменяя формы. Некоторые проходы были настолько маленького размера, что Майклу приходилось ползти на четвереньках или, лежа на животе, затаскивать себя внутрь коридора-туннеля. Пару раз ему приходилось, упираясь спиной в стену и передвигая ногами, забираться вверх по вертикальному туннелю. Из трещин в стенах доносились ужасающие крики и сочился фиолетовый дым со сладким запахом.
Наконец-то выбравшись из многочисленных поворотов туннеля, Майкл увидел огромную люстру со свечами, свисающую с потолка. Под ней находится гексаграмма, нарисованная на деревянном полу, в центре которой находится круг, в котором находилась жаровня. Вокруг символа - длинные столы с едой и напитками, покрытые белыми вышитыми скатертями.
Лили закончила проповедь. Ее место занял джентльмен в жакете.
Он театрально запрокинул голову и начал говорить.
– На протяжении веков алхимики искали философский камень для создания эликсира жизни. Сколько было потрачено времени и ресурсов. Величайшие умы бились над этой загадкой. Если хочешь что-то спрятать, спрячь это на самом видном месте. Они не обращали свой взор на тело человека. Божественное начало скрыто в нас самих. Раскрыв его, мы обретем бессмертие, которое так хотели. Для нас не будет существовать законов физики. Сама «корона» для нас будет не указ. Наконец-то наше поколение темного адептства обретет силу. У нас есть уже первые возвысившиеся. Не обращайте внимания на их внешний вид. Разница между богами и демонами зависит от выбранной стороны.
В комнату зашла та самая худощавая женщина. Некоторые из присутствующих отшатнулись. Теперь в свете свечей Майкл рассмотрел ее. Огромные темные глаза без белков, смотрели на людей. Ее неестественно длинный, крючковатый подбородок, загнутый вверх, придавал ей сходство с ведьмой из сказок.
Джентльмен продолжил.
– Люди, которых мы отобрали в этом приюте, услышали зов нашего основателя, кто первым открыл свою божественность и покинул наш мир. Ритуал из книги помог нам определить кандидатов. Их кровь наша плата за бессмертие.
Он указал на стол с едой и выкрикнул.
– И я помазываю вас! У нас праздник, и пусть Божество проходит в каждого из нас! Направляйте его вперед, чтобы обрести власть и бессмертие!
Прячась в тени колон и статуй с искаженными, гипертрофированными пропорциями, Майкл ползком передвигался к двери, откуда вышла женщина. Внутри оказались клетки с людьми. Всех их роднило совершенное отсутствие какого-либо цвета кожи. Старые люди были собраны во всем своем немощном разнообразии. Кто-то бормотал, кто-то смотрел в одну точку, у кого-то было бельмо на глазах, все они были с трясущимися, иссохшими руками. Там были странно выглядевшие старые женщины, похожие на скелеты, постоянно вытиравшие глаза грязными тряпками, были там и осунувшиеся исхудалые подростки, мужчины и женщины. Ботл пытался найти клетку с его другом.
Лили поднесла ему кубок. Он начал жадно глотать его содержимое. От кубка пахло медью, джентльмен вытер рот, испачканный кровью. Жестом он указал своей пастве на столы, пригласив к торжественной трапезе. Во время пира глаза джентльмена стали светиться, пламя свечей поменяло цвет. Губы и веки его исчезли. Мужчину затрясло, его ментальный барьер стал слабеть от давления извне, но он достаточно натренирован, чтобы сдержать эту энергию хаоса. Стены начинали шептать. Этот шепот нервировал Майкла. Пленники стали понемногу бесноваться. Лили, видя изменения главы культа, вскочила с места.
– Начинайте петь, глупцы! – кричала она. – Вознесение началось!
Мужчина внезапно разорвал рубашку и жакет, и плоть вырвалась из его груди. Разрывы превратились в пару черных крыльев. За ними вылезла голова с грязными волосами цвета вороньего крыла и когтистые пальцы, раздиравшие грудь изнутри. Существо будто вылезало из мясного костюма. Дикие, хищные, острые как бритва зубы. Он был рожден жертвенной кровью.
Толпа была шокирована. Высокая женщина с почтением кивнула ему. Остальные адепты припали на одно колено. Лили забрала нож и кубок. Настала очередь следующего пленника.
Тем временем Ботл облазил все клетки, его друг лежал без сознания. Дверь сзади скрипнула. Майкл вжался в стену. Монахиня вышагивала между клеток, временами тыкая ножом в руки, хватавшие ее.
Заметив Майкла, она ускорила шаг.
– Ты…!!! – с бешенством процедила она. – Стадо должно быть в загоне.
Она стала медленно двигаться, зная, что он зажат в угол. Майкл еще сильнее вжался в стену. Лили сделала пару взмахов, надрезав кожу на руках у Майкла, когда тот закрывался от ножа. Еще взмах, ее рука остановилась. Обезумевший Гарри схватился за ее кисть. Она попыталась вырваться, ударив кубком ему по пальцам. Глаза полные паники, чьи-то пальцы сжали ее гортань. Нож упал на пол. Майкл, понимая, что это его единственный шанс выжить, схватил его.
* * *
Ботл смотрел на труп матроны, ее кишки торчали из распоротого живота. Его одежда испачкана кровью, и он чувствовал отчетливый медный привкус во рту. Майкл недоверчиво прикоснулся к своему лицу, это кровь. Пар исходит из свежего тела, лежащего на полу. Ботл стал обшаривать тело Лили на предмет наличия ключей. На полу начали появляться трещины. Ботл услышал стук наверху, кто-то кричал. Многочисленный топот ног раздавался над ними.
Спасение уже близко, – где же эти чертовы ключи – он продолжил рыться в ее одежде.
Внезапный свет, слишком яркий для этого мира, проникал во все щели. Ботл сощурился, забыв про ключи. Голоса стен стали невыносимыми. Люди в клетках бились в агонии. Их сознания наполнялись видениями. У кого-то на лбу открывался третий глаз, кто-то становился грудой плоти с множеством конечностей и костяных наростов, разрывавших плоть, неспособную сдержать всех изменений. Прутья клеток стали выгибаться от ударов узников.
Майкл лежал на полу, перемазавшись кровью Лили, его тело также претерпевало изменения. Козлиные ноги, вздувшийся торс, на животе которого располагалась огромная пасть с мясистым высунутым языком. Одни из его рук расщепилась на две части до локтевого сустава, образовывая подобие клешни с роговыми наростами. Лицо его было скрыто под складками нависшей плоти. Он заревел, ломая прутья клеток, калеча тех, кто был слишком близко к прутьям.
Толпа стала похожа на бушующий поток хаоса. Они ринулись к выходу. Толкаясь, топча и сражаясь между собой, они рвались к выходу. Майкл новым «внутренним» зрением смотрел в открывшийся проход, уже расширенный телами первых выбравшихся. Он видел мелкие яркие пятна аур культистов, которые гасли с каждой секундой, но особенно выделялись две фигуры — огромные столпы света. Майкл с ревом отвел глаза, такое мощное свечение заставляло других его сородичей инстинктивно изгибать их.
Существо, отдаленно напоминающее ангела с огромными черными крыльями, и женщина в окружении культистов, сохраняли ледяное спокойствие, снисходительно наблюдая за кровавым пиршеством. Культистов рвали на части, топтали, пожирали живьем. Женщина с каким-то сожалением посмотрела на Майкла.
Борясь с инстинктом самосохранения, Майкл, напрягая остатки своего разума, ринулся к этой паре. Когда он уже занес свою клешню для удара, то столкнулся с невидимой преградой. Майкл взвыл, напрягая все силы своего нового тела. Он напряг свои мышцы, прилагая чудовищную силу, от напряжения они стали лопаться, кости ломаться. Ботл бессильно взревел. Взмахом крыла джентльмен рассек его плоть, будто острым лезвием, сделав кровавую борозду на торсе Майкла. Он продолжал так, пока груда плоти, бывшая когда-то Майклом, не рухнула на пол.
Убедившись, что все кончено, джентльмен взмахом крыла открыл прорыв в другую реальность, абсолютная тьма сочилась из него. Вознесенные шагнули в эту черную утробу, а вмести с ними и их новая паства измененных. Подземные толчки стали намного сильнее. Весь Лондон дрожал, случайные прохожие падали в Темзу и тонули. Весь работный дом вместе с живыми обитателями быстро уходил под землю…