Хорошо, что вы меня нашли! Впрочем, я в «Службу спасения» всегда верил… Да нет, нет! Не беспокойтесь! Никакого головокружения. Кровь? Это ерунда! Она давно засохла. Теперь я в полном порядке. Полнейшем, так сказать… Только вот есть жутко хочется. Слона бы проглотил!..
Знаете, а я ведь раньше никогда не летал на конвертоплане! Ну, не доводилось как-то. Сколько нам лететь? Часа полтора? За это время я успею вам всё рассказать. С самого начала.
Я ведь, кажется, говорил, что меня Тимуром зовут? Тимур Иртегов. Гид туристического агентства «Урал-аэрокруиз». Наверное, уже бывшего турагентства, после всего, что случилось-то… Такая катастрофа и перед самым Новым годом!
С чего бы начать?.. Вы ж наверняка знаете, что в нашу фирму пришло письмо от Канадо-российского антропологического общества. Очень уж им захотелось арендовать наш дирижабль для проведения этнографической конференции. Ну, «Урал-аэрокруиз» — компания достаточно известная. Собственно говоря, мы именно тем и зарабатывали, что организовывали воздушные круизы. Обычно мы продаём путёвки разным людям, а весь корабль арендуют редко, потому как удовольствие это дорогое. Уж не знаю, откуда такие средства у научной организации (да и не наше это дело), факт тот, что они забронировали наш цеппелин на четыре дня. И двадцатого декабря, в полдень «Биармия» взмыла в небеса над Пермью и взяла курс на север. Я, как гид, естественно, заранее представился нашим гостям. Всего их было полсотни человек, по двадцать пять от каждой страны. Разумеется, всех я не запомнил, да этого и не требовалось, но с руководителями делегаций познакомился поближе. От наших был Виктор Сергеевич Лапин. Из Пермского национального. Доцент кафедры культурологии, если не ошибаюсь. Типичный такой: лет пятидесяти, невысокий, с большой лысиной и в очках... А у канадцев главным был Лесли Парк. Имя английское, а сам — типичный индеец: высокий, худой, носатый, волосы длинные, седые, собранные в хвост. И глаза индейские — тёмные, почти непроницаемой черноты. Ничего в них не прочтёшь. Кстати, он очень хорошо говорил по-русски. Чисто так, безо всякого акцента. Четверо его ближайших коллег внешне были тоже ему под стать: все, как на подбор, выше среднего роста, подтянутые, и все с явными примесями индейских кровей. Эти пятеро с самого начала держались вместе и несколько обособленно от других, в том числе, и от своих соотечественников. Вообще, знаете, я уже тогда не мог отделаться от ощущения, что передо мной не деятели науки, а сектанты.
В первый день полёта погода стояла превосходная — настоящая уральская зима: морозец около пятнадцати градусов, штиль и ясное-ясное небо. Я специально командира нашего, Стаса Сергеева, попросил не поднимать корабль выше трёх тысяч метров, чтоб пассажиры имели возможность любоваться пейзажами. Да они в большинстве своём именно этим и занимались — прогуливались неспешно по обзорной палубе взад-вперёд, смотрели на лежащее подо льдом Камское водохранилище, населённые пункты и леса. (Недолго, правда, — стемнело-то быстро!) Потом был традиционный вечер знакомств, банкет, конкурсы, танцы, а обмен научным опытом запланирован был на следующее утро. Во время банкета этот самый Лесли Парк подошёл ко мне и как бы между прочим (ну, вроде как в знак внимания) подарил нечто в маленьком полотняном мешочке и так и говорит: это, мол, «волчий глаз» — один из сильнейших индейских амулетов! Наденьте его и не снимайте! Думаю, в скором времени он вам может о-очень пригодиться!
А сам при этом ухмылялся. Я, правда, никакого значения этому не придал — мало ли, подумал, настроение у человека хорошее?
Ладно, продолжаю. Так вот, Парк вручил мне амулет, а я из вежливости нацепил его на шею, рассчитывая выкинуть при первой же возможности. После чего мы вернулись к застолью. Вечером я не удержался и мешочек-то развязал. Никакой это был не глаз — просто какой-то круглый дымчатый камешек, даже не знаю, что за минерал. Впрочем, это уже и не важно. Короче, первый день и первая ночь полёта прошли спокойно, как и должно. Первая половина следующего дня, впрочем, тоже. А вот дальше…
Вечером задул север. Чистый норд. И небо затянули низкие облака. Знаете, в наших ведь широтах, если дует север, погода обычно стоит морозная, но ясная. А тут вдруг — облака… Ну, мы поднялись выше, где-то тысяч на шесть. Я-то к таким вещам привык, а вот пассажиры всё бродили по палубе и восхищались: ах, до чего ж красиво — бескрайнее море облаков под самыми ногами и бездонное синее небо! Господи, знали бы они!..
Примерно через час после обеда ко мне подошёл Лапин:
— Знаете, — сказал он, — сегодня вечером у нас очень интересное мероприятие в конференц-зале. Будем воспроизводить древние шаманские ритуалы, как индейские, так и наших северных народов. Обязательно приходите! Незабываемое зрелище!
Я ответил, что постараюсь. Мне и самому интересно стало. Я ведь шаманских камланий никогда не видел. Решил, что люди серьёзные, не самодеятельность художественную показывать будут, а строго научные реконструкции. Да и вечером всё равно заняться нечем.
В общем, сразу после ужина я прошёл в конференц-зал, где и занял кресло с краю, возле самого выхода, чтоб никому не мешать. Я не учёный, мне нечасто доводилось бывать на разных конференциях, поэтому смотрел и слушал я с большим интересом. Вначале было вступительное слово господина Лапина о шаманизме как культурно-религиозном феномене. Потом выступал с докладом ещё какой-то наш российский специалист, чьего имени я не запомнил, который рассказывал об обрядах хантов и манси. Потом настала очередь канадского докладчика (точнее, докладчицы). Потом снова наш… И все показывали разные слайды и видео, так что мне это было весьма интересно, я тогда ещё себя на мысли поймал, что не зря пришёл.
Потом, значит, слово взял Лесли Парк. Доклад он читал на родном языке, на английском то есть. Впрочем, суть-то я уловил. Речь шла о злом духе по имени Вендиго. (Это имя ещё тогда показалось мне смутно знакомым, но я так и не вспомнил, где его слышал раньше. Жуткое имечко, правда?) Вендиго его зовут индейцы… как их?... кажется, алгонкины. Его ещё называют Шагающим По Ветрам, потому что он умеет ходить по воздуху, как по земле. Это плохой дух. Он приходит с северным ветром и морозом. А ещё он всегда голоден, но так как он — дух, то сам есть не может. Он вселяется в кого-нибудь и заставляет есть человечину. Да-да, настоящий людоед! Опять же, по своей воле он вселиться не может, а ждёт подходящего случая: чтобы кто-нибудь попробовал «длинную свинью». Знаете, что такое «длинная свинья»? А, догадываетесь!.. Так вот, по индейским поверьям, если человек оголодал настолько, что опустился до каннибализма, тут-то его телом и завладевает Вендиго.
Вам кажется, я несу бред? Погодите, на самом деле всё это очень важно.
Так вот, Парк сказал, что совсем недавно у некоторых коренных народов Северной Америки был обнаружен культ Вендиго. Он прямо-таки сделал ударение на слове «культ». То есть, Вендиго почитают в качестве божества! Вот вы как думаете, стоит ли поклоняться пожирателю человечины?
На этом месте к Парку присоединился Лапин. Он обратил внимание, что образ Вендиго во многом схож с образами персонажей вогульской мифологии. У вогулов тоже есть бог северного ветра, которого зовут.. э-э… Войпель. А своей любовью к человеческому мясу он (ну, Вендиго я имею в виду) опять же близок коми-зырянскому лесному людоеду Яг-Морту. Сходство духов можно было бы объяснить сходством природных условий, одинаково суровых, объяснял Лапин, но не всё так просто. Больше всего удивляет сходство ритуалов поклонения и Вендиго, и Войпелю. Вероятно, заявил он, мы имеем дело с остатками древнего культа, существовавшего ещё до переселения человека из Азии в Северную Америку. Если честно, я человек от антропологии далёкий, но даже мне такой вывод показался чересчур смелым, а среди его коллег так и вовсе вызвал бурю эмоций. Хе-хе! Видели бы вы, как кипятится учёная братия! Однако Парк с Лапиным смотрели на это бурление с поразительным хладнокровием. Лапин сказал, что, мол, выводы профессора Парка являются предварительными.
— Но мы сейчас хотим показать вам нечто особенное! — заявил он. — Благодаря совместным российско-канадским экспедициям, мы по крупицам смогли воссоздать весь ритуал… (тут он почему-то замешкался, наверное, подыскивая нужное слово) воззвания к Вендиго. И сейчас мы представим его вашему вниманию!
А знаете, что он ещё добавил? Что сегодня день зимнего солнцестояния, и что мы сейчас пролетаем как раз над Уральским хребтом, вершины которого живущие здесь манси всегда почитали за обиталище Войпеля. И что норд дует, тоже присовокупил.
И они начали обряд. Парк с четырьмя соратниками и примкнувший к ним Лапин нацепили на себя кучу амулетов из костей, звериных когтей, клыков, меха и ещё чего-то, на мумифицированные пальцы похожего. Затем взяли бубны (я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что они были обтянуты человеческой кожей!) и давай камлать (или как это называется у шаманов?)! Хм… Ну, мне сложно описать, то, что я увидел и услышал. Сами понимаете, я ведь ни с чем подобным раньше не сталкивался. Знаете, они всё делали абсолютно синхронно! Наверняка, долго репетировали. Ритмичные удары в бубны и странные гортанные звуки оказали на меня прямо-таки гипнотическое влияние. Я сейчас совершенно серьёзен. Я временно оцепенел, отметив, правда, что и вся остальная аудитория тоже замерла. Мы все впали в некий транс. Меня уже тогда мороз продирал от этого жутковатого пения. В нём было что-то первобытное, неандертальское. Однозначно.
Ладно, я продолжаю. Чувство времени я потерял, поэтому не могу сказать, сколько именно просидел, глядя на шестерых беснующихся. Однако заметил, что ритм стал постепенно увеличиваться. Удары в бубны раздавались как пулеметные очереди, а призывы к Вендиго таким неистовым речитативом, будто все шестеро читали скороговорки. И всё это время меня не покидало ощущение нарастающего напряжения. Что-то должно было произойти. Тревожное такое чувство: мол, обязательно будет беда.
И вот настала кульминация спектакля. Бой в бубны и шаманские выкрики разом смолкли. Тишина была настолько неожиданной, что я поначалу даже испугался за свой слух. А потом… По залу прокатилась волна ледяного воздуха. Самый настоящий порыв ветра. Не спрашивайте меня, откуда он взялся. Оттуда. Но ветер был не просто холодный — вдобавок он был и вонючий! Словно арктический вихрь пронёсся над заваленным трупами котлованом и пропитался смрадом сотен разлагающихся тел! (Странное сочетание, ага? Откуда смрад-то? В холоде трупы не разлагаются!) Впрочем, это ощущение холода и смрада продолжалось всего мгновенье, и я уже было подумал, что это моё воображение, но... Но тут началось самое жуткое…
Вы готовы мне поверить? Ладно, тогда я продолжаю.
В людях, заполнявших конференц-зал, произошла моментальная перемена. Поначалу я услышал рычание. Вот как будто собака зарычала. А потом ещё одна и ещё одна, и ещё. Потом я заметил, как изменились их позы. Только что эти уважаемые учёные и университетские преподаватели сидели, расслабившись в удобных креслах, а уже в следующую секунду все — все! — подобрались, напряглись и сгорбились. А затем я увидел их лица. Сначала я обратил внимание на глаза. Они стали красными. Не просто покраснели, а прямо-таки налились кровью, словно разом лопнули кровеносные сосуды. Я не успел ничего подумать по этому поводу, потому что разглядел выражение их лиц, ставших звериными харями. Не силён в аллегориях, но мне пришло на ум вот что: они выглядели так, как если бы кто-то невидимый взял и удалил у каждого собственно человеческое, оставив лишь самое древнее животное начало. Полсотни человек мгновенно превратились в полсотни зверей. Причём, в самых примитивных, настолько примитивных, что не способных даже к мирному сосуществованию друг с другом. Помню, в детстве узнал, что если два крота встретятся под землёй, ни один не уступит дороги — они сцепятся и кто-то обязательно погибнет. Так вот, люди превратились в «кротов». Каждый бросился на того, кто сидел ближе. Мужчины, женщины, молодые, пожилые сплелись в клубок, где все были против всех. Это был натуральный ад!
Пару секунд я сидел ни жив, ни мёртв. Просто оцепенел, не мог пошевелить даже пальцем. Потом, скорее инстинктивно, а не осмысленно, соскользнул на пол, встал на четвереньки и пополз к выходу. Помню, что смотрел я только в пол и перед собой, опасаясь глядеть по сторонам. Почему-то мне казалось, что стоит мне взглянуть на них, как они тотчас бросятся на меня. Как гоголевские черти на Хому Брута… Судя по шуму, в зале творилось нечто чудовищное. Я слышал вой, визг, хрипы, треск (вероятно, трещали ломаемые столы, кресла и кости) и ещё какие-то влажные причмокивания, невероятно омерзительные.
В общем, я выбрался из конференц-зала, прикрыл за собой дверь и прижался к ней спиной. Я был вне себя от ужаса, но способность мыслить не утратил, а потому решил нажать кнопку противопожарной сигнализации, благо, что она располагалась на расстоянии вытянутой руки. Я потянулся к ней, но увидел, что по палубе навстречу мне движется одна из наших бортпроводниц. Её Олесей звали. Хорошенькая такая, стройненькая. Шатеночка. Вот лишь по цвету волос и остаткам причёски я её и узнал. Она шла, сильно хромая и согнувшись в три погибели. Руки прижаты к телу, а пальцы растопырены. Фирменная голубая блузка стала совсем красной. Кровь была и на лице, и на шее. Руки, кстати, тоже были в крови. И след кровавый за ней тянулся. При этом она постоянно вертела головой туда-сюда. И даже издалека прекрасно было видно, что глаза у неё такие же красные, как у тех, которые в зале...
Догадываетесь, наверное, что я не бросился навстречу, исполненный сострадания?! Я замер, прижавшись к стене, стараясь не дышать и не моргать! Это поравнялось со мной и повернуло голову в мою сторону. Я увидел, что оно (она?) морщит нос и щерится, оскаливая зубы — точь-в-точь собака, готовящаяся укусить. Впрочем, ей и скалиться-то сильно не надо было: обе губы были практически откушены или оторваны. Остатки нижней болтались на лоскуте кожи. Омерзительное зрелище, просто описать невозможно! Уши были измочалены, похоже, кто-то выдрал серёжки с мясом. А блузка… На самом деле она не покраснела — на самом деле от неё остались одни лохмотья. А красной была кожа. Одна грудь была наполовину откушена и кровь заливала живот и текла вниз по ногам. А ещё на левой икре виднелась глубокая рана, тоже явно нанесённая человеческими зубами. Потому-то она и хромала…
Вы верите, что я смог разглядеть и запомнить все эти подробности? Я смог! Глаз всё это выхватывал, как фотоаппарат, и заносил прямо в мозг. Так вот.
Безумно хотелось зажмуриться, но внутренний голос подсказывал, что опасность лучше встречать лицом к лицу — шансов остаться в живых больше. Олеся… точнее, существо, которое ей раньше было, остановилось в метре от меня. Я почувствовал её запах — дикую смесь ароматов духов, крови и пота — и меня замутило. Пару секунд мы стояли друг напротив друга, после чего оно хрипло выдохнуло, так — х-хэ! — и бросилось на меня. Молниеносным таким рывком, как акула. Я, конечно, морально был готов к подобному, но уж больно как-то всё неожиданно произошло. В общем, я только и успел, что выставить вперёд левую руку. Ну, оно мне в запястье и вцепилось. А дальше всё машинально: я руку из пасти вырываю, ногой её… его в живот бью, с места срываюсь и бегом к своей каюте! Хорошо еще, что от входа в конференц-зал до неё совсем близко! Расстояние до дверей каюты в три прыжка одолел.
Там я первым делом промыл и обработал рану, оказавшуюся весьма глубокой. Едва я заклеил её пластырем, как ноги стали вдруг ватными, перед глазами круги зелёные поплыли, к горлу тошнота подкатила, и я как куль рухнул на пол. Несколько минут разум мой был абсолютно чист — ни единой мысли — и всё, что я мог, так это только прислушиваться, как бухает в груди сердце. Если бы все зомби разом вдруг ринулись на штурм моей каюты, я не пошевелил бы и пальцем, чтобы сделать хоть что-то ради собственного спасения. Обратили внимание, что я их зомби поименовал? А как их ещё назовёшь? Натуральные зомби! Не в смысле «ожившие мертвецы», а в смысле «люди, лишённые души». Я так понимаю, души их Вендиго достались. Или Войпелю. Ну, вы поняли, о ком я.
Ладно, продолжаю. Оказывается, когда теряешь способность мыслить, теряешь и чувство времени. В реальность меня вернула ноющая боль в укушенной руке. Выяснилось, что я пролежал на полу почти час. И то, что за всё это время зомби не нашли и не сожрали меня, означало, что я нахожусь в относительной безопасности. Хотя, думаю, они просто были слишком глупы, чтобы кого-то целенаправленно искать. Скажу честно, в те минуты я полжизни отдал бы за сто грамм водки. А лучше — за двести. Но алкоголь в каюте не держу, а потому ограничился тем, что залпом выпил два стакана холодной воды и таблетку обезболивающего. Вернул себе здравость рассудка и решил действовать.
Перво-наперво я попытался связаться с гондолой управления. Вы, наверное, догадываетесь, что ответом мне были гробовая тишина и тёмный экран. Должен сказать, что внутренне я уже был готов и к этому, но в глубине души надеялся, что увижу на мониторе лицо кого-нибудь из наших пилотов или лично Стаса и услышу в динамике его басовитое «Да?». Что ж, увы! Молчание и пустота. Затем я попытался связаться с землёй. Я набирал номера родных, друзей, сотрудников, экстренных служб. Но связь будто бы умерла. Конечно, причин могло быть несколько, убеждал я себя, например, погодные условия, но что-то мне подсказывало: погода тут ни при чём.
Находясь в физической и информационной изоляции, я начал анализировать случившееся и составлять план дальнейших действий. Рассуждать я стал вслух, но не потому, что мне так легче думалось, а потому, что так я не слышал шорохи и звуки, приглушённо доносящиеся из-за дверей и из-за окна с прогулочной палубы. Окно, кстати, было закрыто жалюзи, и того, что происходило на палубе, я видеть не мог. Зато и меня не видели.
— Итак, факты! — рассуждал я. — Что мы имеем? Первое: большая часть пассажиров и членов экипажа превратились в безмозглых людоедов. (А, вероятно, вообще все кроме меня!) Второе: процесс этот произошёл у меня на глазах, непосредственно после ритуала воззвания к этому Вендиго-Войпелю, будь он неладен! Что из этого следует? Дураку понятно, что превращение в зомби есть результат проведённого обряда!
Впрочем, тут была одна загвоздка. Точнее, несколько. Сначала мой скептический ум отказывался верить в разные шаманские штучки. Я пытался найти хоть мало-мальски правдоподобное объяснение. Однако так и не смог придумать ни одного способа, позволяющего мгновенно лишить разума десятки людей. Потом мне пришла в голову идея, что эти ритуальные песнопения производят гипнотический эффект, но я тут же понял её несостоятельность, потому как в зомби превратились и находившиеся вне конференц-зала. А главное — я-то остался собой! Любая попытка рационального объяснения случившегося вдребезги разбивалась об этот факт. (Кстати, тогда я ещё не знал, что произошло с мистером Парком сотоварищи и господином Лапиным!) Значит, во мне было нечто, позволившее стать свидетелем ритуала и не подвергнуться зомбификации… Но что?
Догадываетесь? А до меня вот сразу дошло — «волчий глаз»! Шизофренический бред, ага? Но поверьте мне — прочие объяснения рассыпаются в пух и прах. Бритва Оккама бессильна! Короче, остановился я на следующей версии: воспроизведённый группой оккультистов (успешно прикидывающихся учёными) в нужное время и в нужном месте древний ритуал впустил в наш мир некие потусторонние силы. И силы эти коренным образом изменили суть человеческой натуры. Также очевидно, что амулет каким-то непостижимым образом защищает своего владельца от действия этих сил, оставляя его в здравом уме.
Впрочем, от этих объяснений легче мне не стало. Я осознавал, что надо либо действовать, либо оставаться в четырёх стенах каюты, ожидая развязки и постепенно сходя с ума. Несмотря на ужас перед происходящим, вариант «сидеть и ждать» показался мне вовсе невыносимым. Я решил проникнуть в гондолу управления и оттуда попытаться связаться с землёй. Для этого требовалось покинуть каюту, пересечь центральное фойе до дверей ресторана, подняться по служебному трапу в служебный же коридор, ведущий в носовую часть дирижабля, и по нему дойти до пункта назначения. Всего ничего! Совершать подобный поход, не вооружившись, я не желал. Конечно, на «Биармии» как и на любом воздушном судне, оружие запрещено. Однако вам-то известно, что круизные дирижабли комплектуют инструментами выживания на случай аварийной посадки где-нибудь в тайге. Комплекты эти хранятся в особых рундуках в каютах членов экипажа и сотрудников фирм–владельцев. В комплектах есть особые ножи — этакая помесь мачете, пилы и лопаты… Бог мой! Да кому я это говорю! Вы ведь наверняка точно такими же пользуетесь! Главное, что они тяжёлые и острые, так что вполне могут раскроить череп какого-нибудь зарвавшегося зомби. А потому я тут же полез в рундук, достал оттуда чемоданчик, сорвал пломбу и достал нож. Вслед за этим я медленно, стараясь не шуметь, приоткрыл окно, выходящее на прогулочную палубу. Обзорная палуба освещается ровно настолько, чтобы пассажиры не сталкивались друг с другом, и в то же время, чтобы свет, отражающийся от стекла, не мешал им смотреть на звёзды. Потому разглядеть на ней что-либо отчётливо дальше нескольких метров, увы, не получается. Я напрягал зрение и старательно прислушивался.
Никого не видно. Ничего не слышно.
Я решил, что в момент превращения людей в монстров, все находились во внутренних помещениях корабля, а не здесь. Что ж, это мне на руку. Вот только тишина почему-то всё же беспокоила. И я понял: двигатели молчали. Дирижабль стал игрушкой ветров. Впрочем, с этим обстоятельством на тот момент я ничего не мог поделать. А потому я опустил стекло до конца, сунул нож за пояс и так тихо, как мог, выбрался на прогулочную палубу. А выбравшись, первым делом снова покрепче стиснул нож в руке и крадучись двинулся вперёд.
Представьте, каково это — идти по пустой, едва освещённой палубе воздушного судна, отчаянно прислушиваясь, но не слыша ничего, кроме буханья собственного сердца! Я крался вдоль огромных стеклянных панелей, за которыми были ночь, полная луна и бескрайний океан облаков, держа в правой руке нож наизготовку, а левой (раненой) зачем-то поминутно проверял на месте ли мой амулет-оберег.
Когда до вожделенной двери оставались считанные метры, впереди послышались подозрительные шуршаще-скребущие звуки, а глаза вскоре различили какое-то бесформенное шевелящееся пятно. Я напрягся, остановился, прижался спиной к переборке, немного постоял, колеблясь, а затем всё же двинулся дальше. Шёл я так, как шёл бы по узкому карнизу на большой высоте: выставлял вперёд правую ногу, переносил на неё вес всего тела, а затем приставлял левую. Сделав несколько шагов, я наконец-то как следует разглядел источник шума. Я их сразу узнал — это были две подружки из Сыктывкарского университета. Две пожилые профессорши. Знаете, из тех, кому давно пора на пенсию, но которые полагают, что уж без них-то образовательный процесс точно встанет, а само здание альма-матер рухнет, подобно карточному домику. И они всегда были вдвоём. Вдвоём приходили в ресторан, вдвоём посещали заседания, вдвоём прогуливались по обзорной палубе. Они и сейчас ни за что не желали расставаться: одна неподвижно лежала навзничь, раскинув руки, и, очевидно, была уже мертва (я заметил, что вместо горла у неё зияющая дыра), вторая же стояла на четвереньках, вцепившись зубами в лодыжку подруги. Она, похоже, тоже была изрядно покалечена, но, напрягая последние силы, тянула тело по шершавому пластику палубы. Как собака, которая нашла кусок мяса, превосходящий её саму. Чудовищное в своей противоестественности зрелище! Но, знаете, я ведь даже не вздрогнул. Как это называется? Эмоциональное выгорание?
Я вновь заколебался, потому что мне надо было пройти мимо озверевшей профессорши. Шаг, ещё шаг. Тут она ногу своей подруги из зубов выронила — и ко мне. Сама уж еле конечности переставляет, а туда же — шею морщинистую вытянула, зубы оскалила… Ну, я не стал ждать пока она в меня вцепится, подпустил поближе да и двинул плашмя своим мачете прямёхонько по макушке. Звук раздался, будто по деревянному чурбаку стукнул! А профессорша тут же молча хлопнулась на палубу и замерла. Кстати, мне тогда одна вещь стала очевидна: нужно просто подождать и все зомби рано или поздно умрут сами. И, скорее, рано, чем поздно. Ведь физиологически они остались обычными людьми, правильно? А значит, даже если они не чувствовали боли, смерть от травм и кровопотери никто не отменял. Что ж, подумал я, значит, через несколько часов я останусь единственным живым существом в пяти тысячах метров над землёй на неуправляемом дирижабле, заваленным семью десятками изуродованных трупов.
Ну, в общем, перешагнул я через оба тела, добрался до заветной двери, приоткрыл её, пару раз глубоко вдохнул-выдохнул и вошёл внутрь.
Внутри был ад кромешный, разумеется. Как бы это сказать-то? Множество бывших людей в разной стадии умирания. Им всем уже не до меня было. И кровь, кровь… Всюду! Тут меня второй раз замутило, хотя я полагал, что уж на всякое насмотрелся. Всю волю, как говорится, в кулак собрал, рвотный позыв подавил, рукоять тесака покрепче сжал, головой встряхнул и пошёл к рубке. Пару шагов сделал, чувствую, позади меня какое-то движение. Не увидел, не услышал, а именно почувствовал, шестым каким-то чувством. Я прямо на месте подпрыгнул и в прыжке развернулся, нож обеими вытянутыми руками перед собой выбросил.
Бог мой! Такого я ещё не видел!
Я поначалу даже и не понял, что это. Оно стояло на четвереньках, метрах в пяти от меня, прямо на потолке, вниз головой! Понимаете? В нарушение всех законов физики! Оно было совершенно голым и тощим. Рёбра, скулы прямо выпирали, а суставы точь-в-точь как узлы на верёвке! А кожа натянутая, будто резиновая, того и гляди порвётся. И ещё оно было непропорционально длинным. Конечности тонкие, длиннющие, пальцы — прямо как паучьи ноги! Руки, кстати, длиннее ног, потому что стояло (или всё же висело?) оно не как человек, который на четыре точки встал, а как обезьяна, шимпанзе, например. Морда (она мне, кстати, уже тогда смутно знакомой показалась) вытянутая. Вот будто кто-то взял его за нижнюю челюсть и потянул что было сил. Смотрело оно на меня (глаза чёрные, без белков — одна чернота) и ухмылялось, зубы скалило. Острые такие, как у хищного зверя, и все чем-то перепачканы, наверное, кровью.
И ещё, знаете что? За плечами у него что-то болталось. Маленькое и круглое. Я сначала не сообразил, а потом понял, что это амулет, «волчий глаз». Точно как у меня!
Я, сам не свой, машинально назад попятился, а оно всё висело на потолке, молча смотрело в упор и ухмылялось. По-моему, я даже дышать перестал в те долгие секунды — так оно меня загипнотизировало. Первый вдох сделал, когда в рулевую гондолу проскользнул, и дверь за собой закрыл.
Стою, отдышаться пытаюсь. Воздух глотаю, словно из-под воды вынырнул. Сердце стучит, в ушах шум. И тут слышу позади себя какое-то чавканье.
Обернулся я медленно-медленно. Нож перед собой держу, ко всему готовый. Бог мой! Как вспомню, что увидел, так и передёргивает! Штурман наш, Игорёк Некрасов, лежит мёртвый, одежда на нём вся разорвана, живот вспорот, кишки петлями на полу, а командир, Стас Сергеев, сидит над ним на корточках, руку во внутренности засовывает, зачёрпывает там что-то и в рот суёт. Да сосредоточенно как! И так мне при виде всего этого тошно стало — не описать! Тошнота подкатила, перед глазами поплыло. Я зубы стиснул, рот ладонью закрыл, чтобы не заорать или не сблевать, а всё равно сдержаться не смог — какой-то стон из себя выдавил. Стас, точнее — тот, кем он стал, и услышал. Чавкать прекратил, замер, будто насторожился, глаза поднял. Мы с ним на мгновение взглядами встретились (взгляд у него, правда, бессмысленный был, мутный, в отличие от того, что на потолке сидел), а потом он на меня кинулся. Прямо вот как сидел на корточках, так и прыгнул вперёд, по-лягушачьи. Я и сообразить ничего не успел, даже зажмурился, только ножом махнул машинально. Чувствую, нож во что-то упругое вошёл и из руки вывернулся. Я глаза открыл, смотрю: Стас на полу корчится, а нож наполовину ему в шею ушёл, как раз над левой ключицей. Кровь хлещет, а он лежит и конечностями движения такие делает, будто плывёт по-собачьи… Или, скорее, как жук лапками скребёт, если его на булавку насадить.
Ну, поскрёб-поскрёб да и затих. Вообще тишина полнейшая наступила.
Я немного постоял, пока ступор не прошёл, потом понял, что надо действовать. Хотел было нож из Стасовой шеи выдернуть, да не смог. Не потому, что сил не хватило, просто не смог — мерзко стало. Правда, силу воли всё равно собрать пришлось: я все тела в штурманскую каморку стащил и запер. На всякий случай. Их, кстати, четыре было, тел-то: командир, бортинженер, второй пилот и бортпроводница одна, Оля. Вот…
Потом? А что потом? Рухнул я в пилотское кресло, да так и сидел в нём до самого рассвета. Попытался было с землёй связаться, но безуспешно. А что вы хотите?! Вся приборная доска кровью залита была, мониторы смяты, словно в них головами бились… Впрочем, может, и на самом деле бились…
Рука укушенная ныла. Прямо дёргало её от боли. Я, грешным делом, опасался, что какую-то заразу туда занёс… А? Сейчас? Нет, нет, уже не болит... Так вот, я, чтоб от боли отвлечься, размышлял о разных вещах… Меня всё то существо на потолке занимало. То-то мне оно знакомым показалось. До меня ведь только утром дошло, кто это был! Доцент наш, Лапин! Понимаете? Они все, все пятеро, кто в ритуале участвовал, в таких вот упырей превратились…
Вот вы опять хмыкаете! Нет-нет! Я в полном порядке!
Я лучше буду продолжать, ага? Точнее, заканчивать. Как я уже сказал, до самого утра я просидел, пребывая в состоянии ступора. А очнулся не столько оттого, что ночная тьма стала рассеиваться, а потому, что кто-то на меня смотрел. Я взгляд от неработающих мониторов оторвал, вижу — снаружи в меня упырь пялится. Прижался к стеклу, аж рожа расплющилась, взглядом буравит и ухмыляется. А волосы длинные, резинкой на макушке забраны, хвост по ветру развевается. Ну, вы поняли, кого я увидел?
Передёрнуло меня. А он прямо по стеклу — раз-раз! — до верха гондолы вскарабкался, на оболочку перелез и из поля зрения скрылся. Представляете? Голый! При минус сорока! Прямо вот так, на четвереньках, по гладкой поверхности, как геккон какой-нибудь! Меня это поначалу тоже поразило, а потом я подумал, что всё логично. Ведь если этот Вендиго или Войпель, или как-ещё-там-его ходит по воздуху, почему бы его верным адептам тоже не преодолеть земное притяжение?! По ветрам ходить они только пока не научились, видимо. Может, для этого ещё какой-то ритуал нужен?
Чуть позже я понял, что «Биармия» снижается. Я это понял, когда увидел землю. Должно быть, упыри повредили баллонеты с гелием. Думаю, они это специально сделали: не вечно же им в небесах на неуправляемом дирижабле болтаться! Спуск был довольно быстрым. Дирижабль сносило ветром, и я смотрел, как внизу бегут пихты. Их вершины были всё ближе и ближе, потом совсем близко, казалось, рукой можно схватиться. Тогда я вцепился в подлокотники и зажмурился. Потом что-то отвратно заскрежетало, как гвоздём по стеклу, махина резко накренилась, я, кажется, вылетел из кресла и обо что-то ударился головой. И, вероятно, потерял сознание. Кстати, амулетик-то с шеи тоже слетел…
Собственно и всё. Потом я очнулся в искорёженной гондоле и стал ждать спасателей, то есть вас. Нет, никто меня не беспокоил! Зомби все перемёрли, а упыри, наверное, разбежались по лесу — учатся ходить по ветрам! Так что лучше местным жителям не ходить зимой в лес, особенно в тёмное время. Особенно, когда дует север… Только он-то, зараза, мне спать и не давал. Всё дует и дует, норд проклятый, всё нашёптывает и нашёптывает…
О! Что это? Потряхивает нас. Турбулентность, говорите? А мне вот кажется, что нет! По-моему, это он. Он ведь, знаете, не летит — он шагает по воздуху, ну, воздух и сотрясается от его шагов. Если повезёт, вы успеете его увидеть. Хотя, думаю, не успеете… Хотите знать, почему? Да просто голодный я. Жрать хочу, прям не могу! Замёрзшие трупы грызть, оно, конечно, можно, да только вот свежего мяса хочется — аж сил нет терпеть!