Эту историю я слышала в юности от своего папы. Он рассказал о тех событиях с явной неохотой и лишь после того, как я часами уговаривала его вспомнить что-то самое загадочное из его приключений.
В том, что его работа полна приключений, я была убеждена с детства. Все же он у меня не зубной врач — геолог! Это звучало так романтично в годы моей юности... Итак, вот что он мне однажды поведал... В 1970-х папа работал начальником геологического отряда на Севере.
Однажды в середине суровой зимы он шел со своей группой глухою тайгой — по каким-то делам, не помню уже. И разыгралась страшная вьюга, люди выбились из сил, и очень обрадовались, когда набрели на место, где стояла пара покинутых старых бараков. Как оказалось впоследствии, при «отце народов» товарище Сталине здесь был лагерь политических заключенных.
Когда геологи попытались открыть перекошенные от времени и сырости двери бараков, выяснилось, что дома обитаемы: на крыльцо вышел пожилой мужчина, молча уставился на непрошеных гостей, а за его плечом показалась еще и молодая женщина в старом шерстяном платке, наброшенном на плечи. Отец попытался объяснить им, что вот, мол, заблудились, замерзли, людям нужен краткосрочный отдых — согреться, чаю горячего выпить, поесть... Но хозяева барака слушали его молча, с лицами совершенно непроницаемыми, а потом, не произнеся ни слова, ушли внутрь.
«Странные какие-то! Может, сектанты?» — предположил папин любимец Валя Швец и стал весело стучать ногой в тяжеленную дверь.
Тут из дома вышмыгнул ребенок лет восьми, и, что поразительно, совсем голый, то есть на его тельце не было ни единого лоскутка одежды. А меж тем на улице стоял мороз градусов двадцать! Мальчик покрутил головой, оглядел гостей, озираясь, словно считая, сколько же их пожаловало с визитом. Потом дотронулся рукой до отцовской винтовки — геологам приходилось брать с собой оружие: в тайге без него опасно. Ребенок озадаченно поскреб пальцами приклад, потоптался босыми ногами на хрустящем снегу и исчез внутри дома.
Замерзшие геологи сгрудились возле отца: мол, как быть-то? Вроде нас не приглашали, но не идти же снова в лес! Да и силы на исходе! Пообедать-то всяко надо... Может, без приглашения войдем? В конце концов, не в этот дом, так вон в тот-такой же барак подальше! Он же им не принадлежит!
Отец потер в задумчивости заросшие щетиной щеки и решительно махнул рукой: входим, мол! Нечего стесняться! Подумаешь, живут какие-то дикари — правил гостеприимства даже не знают! Без церемоний он ударом ноги распахнул дверь и ступил в жилое помещение. Первое, что обнаружилось — собачий холод, как на улице. Вовсе не топлено — странно, как они тут живут... Барак был разделен перегородками на несколько больших комнат. Одну за другой прошли их геологи вслед за решительно шагающим впереди моим отцом — надо же было договориться с хозяевами! Но когда зашли в последнюю каморку, которой оканчивался дом, которая не имела выхода наружу, никого там не оказалось — семья исчезла... «Чертовщина какая-то!» — раздалось несколько молодых голосов. «А мальчишка-то голый где? — изумился вместе со всеми и начальник партии. — И где их вещи?»
Сколько ни крутили геологи головами, ничего, кроме нар вдоль стен, в доме не увидели. Словно и не жил тут никто. Да и кому придет в голову поселиться в такой халупе посреди непроходимой тайги? Это был старый двухэтажный деревянный барак с полуразрушенной лестницей на второй этаж. Туда тоже поднялись, конечно, нашли там пару грязных матрасов и дырявые одеяла из жесткой, как фанера, шерсти. Длинный пустой коридор. И вся нехитрая мебель — узкие кровати, сломанный шифоньер и покосившийся стол — была в таком замызганном и полуразрушенном виде, что трудно было представить, как здесь ютилась семья с ребенком. Все вон в паутине!
В комнате из удобств только настенный умывальник и помойное ведро с облупившейся эмалью — и на всем следы полного запустения, как будто никто не жил здесь уже лет двадцать... Папа велел всем снять рюкзаки, затопить буржуйку, которую любопытные его ребята обнаружили под горой дырявых телогреек. Молодежь в основном оказалась столичной да питерской — все разглядывали барак, как старинный замок: с любопытством и некоторым страхом.
А отец мой вырос в пригороде Иркутска, застроенном сплошь бараками, так что ему такое жилье было не в диковинку. Пока их семью не переселили в «хрущевку», он успел нажиться с тридцатью соседями и одним на всех туалетом на улице. Отец по-деловому направился за дровами во двор, пока ребята обсуждали невиданные бытовые условия. Да, территория вокруг барака была тоже заброшенной: снегу по колено, видать, дорогу никто не чистит, тропинок не делает. Покосившийся деревянный туалет с дверью нараспашку и развалюха-сарай с грандиозной помойкой рядом.
«И почему этот жуткий дом не снесли? Что за люди остались здесь бедовать? И куда они делись, пока мы бродили по дому?» — размышлял мой отец, все более беспокоясь из-за встречи с «хозяевами тайги». Тем временем, порывшись по углам, нашли голодные геологи старый чайник — побитый, грязный, но вполне пригодный для кипячения воды. И помятую, как фронтовой котелок, кастрюлю — кашу сумели в ней даже сварить... С чердака стянули вниз к буржуйке пару матрасов и грязные одеяла солдатского образца.
Пили чай (и не только). Потом, выставив дежурного, легли спать. Словом, до утра как-то дожили. А выспавшись, стали собираться в путь — непогода стихла. Самое время было двигать на базу, но у всех осталось странное ощущение загадки: где же та семья с мальчишкой? Куда делся угрюмый старик и его неприветливая дочь?
Отец мой все озирался, пока молодые парни собирались у крыльца, надевали лыжи, смеялись, курили... Он все надеялся увидеть жителей барака — ну хоть мальчишку! Даже шоколадку в кармане держал — надо бы угостить на прощанье. И в какой-то момент — так ом мне, во всяком случае, рассказывал — на ступенях соседнего дома разглядел-таки фигуру. Вроде там сидел человек в шинели: как-то понурившись, сгорбившись, словно убитый горем. Это, должно быть, тот старик! Отец даже поставил лыжи и хотел было подойти ближе, спросить — не нужна ли помощь? Но, сделав пару шагов, он обнаружил, что незнакомец поднял голову и смотрит прямо на него.
Папа попытался состроить какую-то дружелюбную гримасу, махнуть рукой и вдруг заметил, что у того типа на ступенях... нет лица! Ну как, как?! Лишь какая-то белая маска под капюшоном или бушлатом... Папа не разглядел. Он был человеком не трусливым, но здесь, по его словам, ему стало нехорошо. Да что там — попросту страшно. На пару минут он замер прямо напротив странной фигуры, а потом резко повернул назад, к своим. Оглянувшись лишь раз, он успел заметить, что тот человек без лица исчез...
«Тьфу ты! Что это за место странное! Вернемся — нужно расспросить... А сейчас надо быстрее убираться от греха», — подумал отец, и, уже не оглядываясь, быстро пошел за своими ребятами. Когда они добрались до базы, то никто так и не смог им объяснить толком, что за бараки в тайге они видели. И кто там мог бы жить. Местные пожимали плечами и с полным непониманием качали головами. Папа говорит, что в конце концов ему стало казаться, что вся эта история — плод его воображения. И если бы не свидетельства его ребят — а они ведь все видели обитателей странного дома — он бы забыл о ней. Просто выкинул бы из головы.
«А так я всю жизнь мучаюсь сомнениями: кем были эти люди? И правда ли, что я видел призрака без лица? Загадка! Одна из немногих, что остались в моей жизни без ответа!» — папа улыбался чуть виновато. Мол, ты можешь мне не верить, дочь, я к этому готов...
Но я ему верила. Я знаю, что эти обитатели страшного заброшенного дома — не плод его воображения, он у меня не фантазер. Совсем не склонен к сочинению сказок. Ну разве что стихи про братство геологов писал в юности — так это простительно. А такого он не сочинил бы...