Лик был природы един на всей широте
мирозданья, — Хаосом звали его.
— Овидий.
* * *
Ученые мужи полагают, что луна способна оказывать на некоторых людей очень нездоровое влияние. Бывали в их практике случаи, когда она доводила до немыслимых крайностей ранимую натуру творческого человека. Но, быть может, утверждающие это не берут в расчет вещи, стоящие за пределами нашего понимания Бытия.
Это был холодный декабрьский вечер. Блуждая по грязным улицам чуждого мне города я наслаждался звездным небом в поисках удивительного. Ведь, только то самое – удивительное, – и могло даровать мне вдохновение. Привычный дневной мир был также чужд душе скульптора: серый и скучный, он не вызывал у меня радости жизни. Так уж вышло, что знакомые люди не понимали меня, а порою прямо высмеивали мои стремления ко всему таинственному.
Я всегда тосковал по родной земле; с тех самых пор, как отбыл на пароходе в ноябре 1920 года, я трепетно хранил в своем сердце память о виноградных лозах, крутых прибрежных склонах и неописуемых закатах над морем. Здесь же, в захолустном пригороде чужой страны, я искал утешение лишь в немногих остатках былого величия этого места: старинных домах и редких, гордо смотрящих на меня с высот, монументах. Не одного меня притягивали эти улицы, бывшие излюбленными местами художников, поэтов и писателей – нелюдимых представителей богемы, коим была чужда дневная суета переполненных улиц. В одну из таких ночей, когда полная луна озаряла собою все вокруг, бросая на здания и деревья мрачные тени, – я как обычно прогуливался; и спутниками мне были лишь тусклый блеск далеких звезд и мерный стук моих ботинок о брусчатку. Как мне помнится, именно во время такой прогулки, когда я с интересом разглядывал замшелый конный памятник, меня тихо окликнул незнакомец: этого человека я помню плохо; лишь то обстоятельство бросилось мне в глаза, что был он высок и неестественно худ, а в руках его красовалась тонкая тросточка с рукоятью слоновой кости.
Незнакомец заговорил первым:
— Стало быть, Вы один из тех молодых господ, кому близко искусство и дух благородной старины?
— Да… мне не чуждо искусство. Я имею к нему самое прямое отношение.
— Стало быть, вы художник?
— Скульптор. – я парировал.
Мне этот человек показался располагающим к себе, но было нечто настораживающее в его настойчивости. Почти мгновенно приметился его странный акцент речи: «немецкий» этого джентельмена был какой-то устаревший и витиеватый, но все же, интуитивно понятный мне.
Тотчас же ночной гость продолжил:
— Очень хорошо. Не хочет ли тогда сударь принять от меня в дар вещь интересную человеку вашего склада ума?
Что вы, что вы! Это совершенно бесплатно. Сей предмет мне более ни к чему.
Он развел руками, после чего ловко достал из кармана сверток в старой, пожелтевшей от времени, бумаге и почтительно протянул мне. Я словно под гипнозом взял вещь в руки. Только сейчас я посмотрел на него внимательнее: как мне показалось, что-то издевательски-ехидное было во взгляде его прозрачных серых глаз. Как зачарованный я принял презент, несмотря на то, что не знал имени проходимца и видел его впервые. Сам случай показался мне настолько странным, или даже мистическим, что я легко решился на поступок, в ином случае сильно бы смутивший меня. Прикинув вес вещицы, я с изумлением извлек ее наружу: то была потрясающей красоты камея с портретом какого-то молодого божества в полуанфас – явно работы греческого мастера минувших эпох. Расколотую пополам, ее крепкой хваткой держала тонкая, но очень крепкая золотая оправа. Не знаю как долго я любовался сиянием лунного света на полированном тысячи лет назад кусочке сардоникса, но когда я поднял голову, то обнаружил себя совсем одного на промозглой ночной улице – моего странного спутника рядом не оказалось.
В эту ночь я долго не мог уснуть, ибо встреча не давала мне покоя. Я часами рассуждал о ней, почти не сводя глаз с камеи; лишь изредка посматривая в окно, где с небосвода, подмигивая, за мною наблюдал бледный Сириус, и взгляд этот отчего-то тревожил, заставляя то и дело оборачиваться в его сторону. Я думал и думал, кто же тот юноша, представший передо мной на камее; как тут же, мелкая, еле разборчивая надпись разрешила мою загадку: EREBOS.
Когда я впервые прочел это слово, то невольно вздрогнул. Не знаю кем он был, но… вероятно, упоминаний о нем сохранилось скудное количество. Видимо, он один из тех полузабытых божеств ночи, культы которых настолько отличались своей жестокостью, что ввергали в состояние леденящего ужаса даже суровых жителей древней Эллады. Опасливо бросив еще один взгляд на коварную звезду сквозь окно комнаты, я не заметил как провалился в глубокий тяжелый сон…
Там, на резном троне из слоновой кости, в свете двух массивных светильников в форме треножника, стоявших по обе стороны от трона, сидел он:
Высокий молодой человек в желтом хитоне, украшенном черным узором, – изящно сложенный. Голову его обрамляли пряди курчавых, как смоль черных локонов, увенчанных желтой диадемой; лицо же было правильным, с тонкими чертами. Закинув одну ногу на другую и подперев ладонью голову он глядел на меня, подловато ухмыляясь. В тени его лицо смотрелось до крайности зловеще. Помимо этого я успел краем глаза рассмотреть мерзопакостные росписи на стене за троном – они мерцали алым в свете танцующего пламени. Не решусь описывать эти… отталкивающие, враждебные всему светлому и прекрасному образы. Намекну лишь, что я не видел ничего презреннее до сего часа.
Тишину прервал его звонкий и скрипучий, но мелодичный голос:
— Человек еще не знает какая великая участь ему выпала? Не смущайся, услышав, что будешь нашим гостем ровно послезавтра в полночь! Предстоит особенная ночь, когда созвездие Сириуса подаст знак началу празднества. Звезды примут нужное положение, и ты даже не представляешь, какие грандиозные перемены в масштабах всей видимой части Вселенной повлечет это событие… Мы бессчетное количество эпох прозябали в бездне, готовясь к нему; видит почтенный Кронос и иные, – в этот раз мы настроены решительно. Так что готовься: Великая матерь ожидает достойной жертвы! И не округляй так глаза… Ты искал нечто, стоящее выше возможностей и сфер познания людей, а я лишь услышал твои мысли. Верно скажу: из твоей истории выйдет неповторимое чтиво. В число твоих профессий войдет и писательство… Что же ты не радуешься? Разве не знал ты, что нужно быть осторожнее со своими желаниями? Они бывают опасны… Как это – кто я? О… Я – та сила, что миру жаждет разрушенья, и вечно шутит.
Ба-а! Встань с колен, приятель. К чему эти мольбы… Мое приглашение ты принял добровольно, к тому же… предначертанного не изменить. – тут его лицо сделалось серьезным, он перевел взгляд куда-то мне за спину, и продолжил: – Тебя сопроводят.
Только теперь я понял, что все это время за мной был еще кто-то. Оглянувшись, я увидел двух гигантских черных псов с огненным взором, из чудовищной пасти которых лил поток вязкой слюны.
Проснувшись, я обнаружил себя лежащим в обильном поту, когда как мое сердце бешено колотилось, отбивая такт какой-то неведомой мелодии. Ночной кошмар оставил во мне отпечаток животного страха и необъяснимой тревоги. Не успел я до конца успокоиться, как осмотревшись вокруг, увидел распахнутое настежь окно: занавеси колыхались, впуская внутрь потоки холодного воздуха. На кровати у моих ног лежал единственный цветок красного полевого мака. Я тут же сжег его в распаленной вновь печи. Как я обнаружил позже – камея необъяснимым образом исчезла.
Проклятие! Ночью ко мне приходили не воры… все ценные вещи, за исключением той камеи, были на месте. Тогда кто мог так злобно подшутить надо мной? Как это возможно?! Мне нужно продержаться всего две ночи без сна! Нет… я не буду смыкать глаз, лишь бы не видеть более этих образов и не слышать демонического голоса!
Я ждал вечера третьего дня, как, быть может, осужденный ждет часа своей казни. Горе мне – человеку! Ведь, столкнувшись, наконец, с необъяснимым — если тут имеет место мистика — я не в силах даже спастись, избежав рока. Поэтому день шел, солнце постепенно садилось, а паника нарастала, сводя меня с ума.
Наступила ночь. Медленно, огоньки звезд заместили дневной свет. В окно моей комнаты вновь постучался отсвет коварной звезды.
Во что бы то ни стало, я не должен спать! — убеждал я себя вслух. В приступе отчаяния я задернул все шторы, закрыл дверь на все замки, на всякий случай погасив весь свет, кроме одной лишь настольной лампы, и рухнул в кресло. Я не спускал глаз с окна, ожидая опасности, в первую очередь, именно оттуда. Вдруг, сквозь плотные занавеси я увидел мелькающие из стороны в сторону продолговатые тени, как будто пытающиеся рассмотреть что-то в моей комнате. Будь они неладны, я жил на пятом этаже!
Я пристально следил за ними, как, не осознав промаха, снова поддался крепким оковам сновидения…
— Ты думал, что можешь перехитрить меня, умник?! Что же, стоит отдать должное за дерзкую попытку… Не бей себя по лицу, что за манеры! Ты не проснешься, пока я не пожелаю. Зачем я мучаю тебя? Все просто, парень, и я вижу – ты сам это понимаешь. Ради веселья! – после этих слов ночной визитер пронзительно засмеялся, вызвав громкое эхо в темной просторной зале.
Раскатистый гул даровал мне представление о том, насколько чудовищно-большим было это здание, обдуваемое прохладным ветром. Все было как и прежде ночью, за исключением следующего: в этот раз где-то в тени, за пределами видимости, некто грузный тихо пищал тонкими флейтами, задавая ритм какого-то душераздирающего мотива.
— Завтра в полночь мы встретимся в последний раз. Проведи этот день с радостью, – гортанно произнес некто, кого я не мог увидеть во мраке, после чего все вокруг погрузилось в вязкую темень.
Доктор Штрайх говорит, что излей я переживания на бумагу мне станется спокойно и тревога прекратится. Ха! Много ли понимает этот человек в делах потусторонних! По мне это только пустая трата времени.
Как он уверил меня, вчера я разбудил всех соседей в доме посреди ночи своим истошным воплем. Выбежав в припадочном состоянии, я колотил двери их квартир с мольбами о помощи, после чего, по его словам, хаотично выкрикивал что-то вроде: «Ио, Селена! Великая мать Геката!… Эхойо, Танатос, теи тис авису! Первозданные владыки придут к нам вновь! Мы все будем свободны и безумны, как в начале времен!». После чего меня доставили сюда…
Мой врач говорит о психическом расстройстве: что это луна, ее проклятый свет спровоцировал у меня приступ помешательства…
Но, я знаю как непреложную истину, что через несколько часов пробьет полночь, луна озарит мою палату, и по тропе луча ее мертвенно-бледного света неведомые силы из иных пространств явятся за мной.
Обязательно явятся.