Я проснулся от того, что мне трезвонили в дверь. Это было возмутительно, поскольку в выходные, я привык спать часов до десяти. Думал, это владелец квартиры. Он сразу показался мне странным парнем. Перед дверью кто-то оставил крафтовый конверт и в нём была записка корявым почерком на белом листе: «Правило дня: не говорить слово ОКНО больше трёх раз».
«Дети балуются», — подумал я. Не дали выспаться.
Я нарочно повторил вслух:
— Окно, окно, окно, окно… И что вы мне сделаете?
И в ту же секунду что-то ударилось в стекло. Тяжёлый и глухой удар послышался из комнаты. Я выронил листок и побежал смотреть что там такое.
Это была птица. Большая чёрная птица врезалась в закрытое окно, распласталась крыльями и теперь медленно сползала вниз, оставляя кровавый след. Это был грач. Я узнал его по большому клюву. По стеклу, как паутина, расползлись трещины.
Я сперва перепугался, что мне теперь придётся платить за новое стекло, а потом вспомнил, что квартира не моя. Окно треснуло не по моей вине, так что никаких денег! Успокоившись, я стал жалеть птицу.
Она сползла на жестяной подоконник, и мёртвая грохнулась вниз с двенадцатого этажа. Несчастная. Грачи ведь умные, как люди. Вдруг в её голове крутились всякие мысли, она замечталась отвлеклась и бах в стекло!
Стерев кровь с внешней стороны окна, я решил, что хозяину квартиры пока ничего говорить не буду, а то живу тут первый день и уже звоню с плохими новостями. Поживу пока с треснутым стеклом — ничего страшного.
У порога всё ещё лежал конверт с запиской: «Правило дня: не говорить слово ОКНО больше трёх раз». А я специально сказал это слово четыре раза, и грач врезался в стекло. Хм! Из-за таких вот совпадений люди и становятся суеверными, начинают верить во всякую лабуду. Я был не из дураков. Это совпадение и не более!
* * *
Следующим утром я нашёл другой крафтовый конверт на кухонном столе. Первая мысль: «Хозяин квартиры — больной ублюдок и устроил маньяческие игры. Он приходил сюда ночью!»
Но потом я понял, что этого не может быть! Я закрывал входную дверь на цепочку, и она висела на своём месте. И замок в двери шумный, а сон у меня чуткий. Я бы услышал!
Тогда откуда взялся конверт на кухонном столе? Наверное, всегда там был, а я не замечал просто.
В конверте была записка: «Правило дня: не смотреть в угол за диваном больше пяти раз за сутки». Написано шариковой ручкой. Всё тот же корявый почерк.
Я смял бумагу вместе с конвертом и бросил в мусорное ведро, а потом вытащил обратно, решив, что потом покажу всё это хозяину квартиры. Должен ведь кто-то ответить мне за эти приколы.
«Не смотреть в угол за диваном больше пяти раз за сутки» — как это вообще возможно, если этот угол видно сразу, когда заходишь в комнату?
Вот я зашёл в комнату — это раз. Глянул туда просто так, потому что теперь думал об этом угле — это два. Искал телефон, случайно посмотрел в угол — это три. Встал с дивана размять спину, взгляд зацепился — четыре. Задумался, повернул голову, снова посмотрел в угол за диваном — пять.
Вот и исчерпал суточный лимит, а потом я и со счёта сбился сколько ещё раз туда смотрел.
А потом случилось это… По обоям в углу за диваном стала сочиться, грязня вода. Тёмно-коричневые потоки с зеленоватым отливом. И ладно бы лилось с потолка. Тут всё понятно — заливают соседи. Но грязная вода, вопреки законам физики, текла снизу-вверх! Не била фонтаном от пола к потолку, а втекала в потолок и расползалась по штукатурке лужей, с которой не упало ни одной капли.
Это продолжалось несколько минут и четверть потолка стала чёрной — грязная вода впиталась в штукатурку. Светлые обои тоже окрасились, набухли и отклеились.
Какой ужас! Да, это проклятье! Я польстился на низкую стоимость аренды. Новый дом недалеко от центра города. Цена была такая удобная, что я мог снимать эту квартиру один. Хозяин объяснял это тем, что ему главное сдать, чтобы коммуналку платили.
Но квартира была в хорошем состоянии, пока я в неё не въехал. Не похоже, что такое происходило тут постоянно. Я не знал, как реагировать на это и, что с этим делать.
* * *
Новый день — новая записка. Я проснулся и увидел шкаф открытым. Среди моих вещей был втиснут чужой костюм, крафтовый конверт был пристёгнут к нему булавкой.
Я злобно порвал пакет, впился глазами в бумагу: «Правило дня: носить весь день странный наряд».
Что? Этот костюм? Дешёвый чёрный атласный пиджак, широкие брюки, рубаха и уродливый галстук. Да в таком только хоронить кого-нибудь. Но не меня! Я не пойду в университет в этой стариковской одежде. Меня засмеют!
Оделся как обычно, вышел на улицу. Настроение у меня было скверное. Недавно радовался хорошей квартире и тут подвох. Было ли этому всему рациональное объяснение?
На улице было грязевое месиво, я обходил лужи, стараясь не запачкать новые кроссовки. И всё впустую. Откуда не возьмись на меня с рёвом налетела огромная чёрная собака и опрокинула меня в грязь.
Эта лохматая сволочь вгрызлась мне в ногу, и я заорал от нестерпимой боли. Она трепала меня за штанину, грызла лодыжку, кусалась и брызгала слюной.
Мне показалось, что глаза у той собаки красные и светятся, как лампочки! Я ударил её свободной ногой в морду, собака рявкнула и отпрыгнула, а потом унеслась неизвестно куда. Как исчезла.
Я напуганный, весь перемазанный грязью, поплёлся обратно, волоча за собой израненную ногу. Новый кроссовок пострадал, штанина висела бахромой и всё ниже калена превратилось в сплошную рану.
Стиснув зубы, я промыл ногу под душем. Сколько там было укусов! Я замотал раны бинтом. Теперь мне надо было в больницу. Собака-то, наверняка, бешеная. Если это вообще была собака…
Я пошёл за чистыми вещами и… Господи! У шкафа отвалились дверцы, а вся моя одежда рассыпалась в труху, распалась на нитки и валялась пыльной кучей. Её сожрал легион моли? Египетские казни, не иначе.
Один только атласный костюм висел нетронутый. «Носить весь день странный наряд». У меня теперь не было выбора. Я влез в безразмерные брюки, закутался в рубашку и вызвал врача.
Работник скорой помощи удивился и моему виду, и обстановке в квартире, но спрашивал только про собаку. Я не стал упоминать, что у неё глаза светились как лампочки. Мне сделали укол в плечо и сказали явиться в больницу через три дня.
Легче не стало. Нога горела, пульсировала, дёргала. Так я целый день просидел на обезболивающем. Когда чуть-чуть отпустило, меня свалил сон. Я был морально уничтожен.
* * *
Сколько я так проспал? Часов двенадцать? Я открыл глаза. Жаль, что всё это не было сном. Треснутое окно, чёрный угол, чёрные разводы на потолке, сломанный шкаф, а на мне этот ужасный костюм. Больше надеть было нечего.
Новый крафтовый конверт лежал прямо у меня под боком. Я не знал вскрывать его или не вскрывать. Освободит ли незнание правила от его исполнения? Возможно, самым верным решением было бы не читать этих записок, а просто уйти навсегда из этой квартиры. Но рациональные мысли приходят, когда голова холодная, а я был эмоционально распалён, поэтому вскрыл пакет.
«Правило дня: не называй по имени, кого любишь». Это казалось слишком просто. В любом случае просто! Если бы у меня была девушка, то я бы просто мог называть её весь день каким-нибудь ласковым прозвищем. Но у меня нет девушки, получается, что мне некого называть по имени.
«И кого я могу любить?», — мне от чего-то вспомнилась моя бывшая подруга. Она перестала со мной общаться несколько месяцев назад. Была ли у нас любовь? Эта девушка первая призналась в своих чувствах. Мне никто не говорил таких слов и меня это испугало. Я не знал, что мне с этим делать. Я не мог сказать ей того же самого, просто не мог. Это было для меня что-то странное и непонятное. Это был неожиданный поворот, ведь мы были просто друзьями.
Я ничего не ответил ей, совсем ничего, и она подумала, что я к ней холоден. Это было не так! У меня были чувства, я просто не знал какие. Была ли это любовь? После этого между нами что-то разладилось, стало сложно, я избегал эту девушку и однажды она сказала, что больше не желает со мной общаться — я стал слишком закрытым.
Любил ли я её? Да, любил. Это стало очевидным только когда она ушла из моей жизни. С того момента не было и дня, когда я бы о ней не вспомнил. Её звали Вика. Я не придумывал ей никаких ласковых прозвищ. Всегда называл по имени.
— Вика… — я сказал это вслух. Случайно! В одиночестве мысли сами собой превращаются в слова. Ты просто начинаешь проговаривать то, о чём думаешь. Но нельзя было так делать! Я случайно назвал её имя и ударил себя по губам, но сказанного не воротишь. Мне уже звонили в дверь.
«Ох, сейчас что-то будет!», — я пошёл открывать. Мне казалось, что нет смысла прятаться. То, что должно произойти — произойдёт. Это теперь неизбежно.
За порогом стояла она. Это была Вика. Хорошенькая девушка невысокого роста, крашеные розовые пряди, сияющая улыбка, но при этом всегда грустные. Моя бывшая подруга, с которой мы не общались несколько месяцев.
— Вика, — я опять назвал её по имени. — Это ты?
Я не мог поверить. Как она могла тут оказаться? Она же не телепортировалась к моей двери за секунду? Да она вообще не могла знать, где я теперь живу.
— Привет! Ты так и будешь выглядывать или разрешишь мне войти? — спросила она.
У меня был такой глупый вид, а в квартире беспорядок, но я открыл дверь настежь.
— Ну, проходи.
Вика, не разуваясь скользнула мимо меня в кухню. Она вела себя странно.
Я вошёл за ней, хотел спросить зачем она здесь и застал её с ножом в руках. Девушка взяла его из тумбочки.
— Ты меня любишь? — спросила Вика, направив острие ножа себе в живот.
— Что ты делаешь? — вскрикнул я. — Ты в своём уме?
— Ты меня любишь? — повторила она с мягкой улыбкой, она сжимала нож с такой силой, что её рука дрожала. — Отвечай: да или нет!
Я не знал, что мне делать и решил просто ответить то, что подсказывал внутренний голос.
— Да… Люблю!
Вика просияла и в её глазах блеснул огонёк безумия. Она размахнулась и ударила себя ножом в живот.
— О-о-ох, — протянула девушка, когда вынимала из себя лезвие, а потом ударила себя снова. И ещё раз! И ещё раз! Кровь разлеталась упругими струями.
— Что ты делаешь? Прекрати! — орал я, но Вика продолжала бить себя ножом.
Я убежал в комнату, сел на пол и зажал уши ладонями. В кухне слышались удары. Я вздрагивал от каждого. Потом раздался грохот, скрипнул стол, табуретки разлетелись в стороны.
Только когда солнце стало клониться к горизонту, я решился посмотреть. Вика лежала на полу, лицом вверх, нож торчал из её живота. Всюду была её кровь. Она растеклась по кухне круглой лужей, ей были забрызганы стены, и я сам был весь в её крови.
Губы у девушки посинели, а зрачки стали как густой сигаретный дым.
Мне казалось, что это моя вина. В записках говорилось, что не нужно делать, а я поступал наоборот. Это я во всём виноват! Простите! Я всё исполню, как будет сказано, только, пожалуйста, пусть всё вернётся, как было!
* * *
Бывает, видишь ужасный сон, а когда просыпаешься, чувствуешь облегчение от того, что это был всего лишь кошмар. Со мной случилось наоборот. Мне снилось, что я в своей старой квартире, занимаюсь всякой бытовухой, пытаюсь закрыть долги по учёбе и мне так спокойно в своих обычных заботах.
А потом я проснулся и понял, что вся эта смута никуда не делась. В квартире бардак, нога ещё сильнее распухла, я в окровавленной одежде, а на кухне валялся труп моей бывшей подруги. Её тело теперь лежало в другой позе — положение рук и головы поменялось. Об этом говорили следы в загустелой луже крови. Я догадался, что эти движения были вызваны стадиями трупного окоченения, которые проходят как раз в первые двадцать четыре часа.
Новый конверт лежал на зеркале в ванной комнате.
«Правило дня: целые сутки в начале каждого часа вслух считать до шестидесяти».
На часах было без двух минут шесть утра. Только бы не запороть всё в самом начале! Я смотрел на часы не отрываясь, и, ровно в шесть начал считать: один, два, три, четыре… и так до шестидесяти.
От сердца отлегло.
«Нужно повторить всё тоже самое ещё двадцать три раза. Выходит, ночью нужно будет просыпаться каждый час. Или лучше вообще не спать!», — думал я, и на всякий случай выставил будильники так, чтобы они трезвонили каждые полчаса.
Я сидел на полу в комнате, не отводя глаз от настенных часов. Так я провёл утро, день, вечер и ночь. Мне показалось, что сутки пролетели быстро. Я словно был занят очень важной работой. Ближе к четырём утра чуть не задремал, и это так меня напугало, что отбило всякое желание спать.
В последний раз я считал до шестидесяти в пять утра, а ровно в шесть от окна послышался треск. Звук был странный, реверсивный. Я посмотрел.
Трещины на стекле! Они исчезали на глазах! Разбитое стекло восстановилось! Я подбежал к окну, чтобы убедиться, что всё это правда и увидел, как взмыла вверх и улетела чёрная птица.
Это тот самый грач воскрес?! Значит есть шанс всё исправить! Нужно просто делать всё так, как сказано в записках. Новый конверт уже дожидался меня на подоконнике.
* * *
Правилом дня было — не моргать более ста раз за сутки. Сначала мне показалось, что это невозможно выполнить. Потом я придумал, что с этим делать — я заклеил глаза клейкой лентой и завязал обрывком ткани. Дал себе зарок, что не сниму повязку до следующего утра, пока не просигналит уведомление.
Это было легко. Большую часть времени я проспал, так как был утомлён сутками без сна. Остальное время просто лежал в постели, дожидаясь, когда прозвучит сигнал.
Настало утро. Я снял повязку, в глаза больно ударил свет. По углу за диваном струилась грязная вода. Только теперь не снизу-вверх, а сверху-вниз, как и положено. Пятно на потолке уменьшалось, пока не исчезло совсем, не оставив и следа на белоснежной штукатурке. Обои в углу тоже очистились и приклеились на место. Сработало!
Тем временем, моя нога после собачьих укусов стала совсем плохой. Я пропустил второй укол от бешенства. Мёртвая Вика на кухне уже присохла к полу. Появился запах…
Я всё исправлю! Если выполню все задания, всё станет как было! Новый конверт и правило дня: «Прыгать на одной ноге».
— Ха! Я уже это делаю! — мне стало смешно, и я нервно хохотал пока не охрип.
* * *
Утром следующего дня дверцы шкафа прыгнули и встали на свои места. Куча трухлявых тряпок снова превратилась в мою одежду. И даже изодранный собакой кроссовок и рваные штаны стали целыми! Но вот моя больная нога не исцелилась. Она болела, дёргала и нарывала. Что я сделал не так? Или я всё верно сделал, просто не всё можно исправить?
Мне не хотелось в это верить. Я надеялся, что Вика воскреснет и уберётся отсюда. Пусть просто воскреснет и уберётся, чтобы не видеть её больше никогда. Мне уже не до любви.
Правило дня казалось невозможным — стать глухим на сутки. К счастью у меня нашлись ушные затычки, сверху я надел наушники с шумоподавлением, примотал их скотчем голове, рискуя задохнуться, обвязал голову пуховым одеялом и заперся в кладовке.
Это было издевательство. Это был изнурительный марафон. Несколько раз за сутки, я терял сознание от нехватки воздуха, изнывал от жары. У меня затекло всё тело, особенно нездоровая нога. Мне пришлось намочить штаны, потому что в туалет не выйти. Но я добился своего. Целые сутки я не слышал ничего, кроме шума собственного кровообращения.
В кармане завибрировал телефон. Я поставил его в режим полёта, поэтому это мог быть только будильник. Прошли сутки. Мои мучения закончились.
Я отдирал скотч от головы вместе с волосами. Вынимать затычки из ушей тоже оказалось болезненно. Они приклеились потом.
В кухне что-то трещало. Я пополз на четвереньках, чтобы посмотреть. Мёртвая Вика, отдирала себя от пола. Она поднялась на ноги, вскинула голову. Липкая лужа на полу превратилась в пыль и исчезла. Кровавые потёки на обоях пропали. Но в глазах девушки не появилось живого блеска, с её лица никуда не делись трупные пятна и чёрные на животе не затянулись.
Она была мертва, но её рука вырвала из живота нож и положила его обратно в тумбочку. Метрвячка прошла мимо меня к входной двери, дёрнула ручку и ушла.
Так и не воскресла... Но она ушла! Меня ни в чём не обвинят! Её больше не было в этой квартире, как и следов того, что она сделала. Мне тоже незачем было тут оставаться. Я убираюсь отсюда.
Где номер этого хозяина квартиры? Я съезжаю!
— Алло? — хрипло ответили в трубке.
— Эй ты! Я выселяюсь! Принимай квартиру и гони деньги! — орал я.
— Делай что хочешь! Это не моя квартира! — ответили мне.
— Что? Не твоя? А чья тогда?!
— Не знаю! И не звони сюда больше.
Звонок оборвался. Что это означало?.. А не плевать? Я ухожу!
Мне хотелось уйти прежде чем откуда-нибудь появится новый конверт, но он валялся прямо у порога. Не открывать его — себе дороже… Там не было слов «Правило дня». Там был целый пронумерованный список, и строчка под цифрой «один» гласила: «Ответь ДА, когда тебе зададут вопрос».
Звонок в дверь... Я поднялся с четверенек, кое-как опёрся на больную ногу и открыл.
— О, привет! — сказал долговязый парень.
Я его знал! Мы учились в одном университете. Однажды он меня здорово выручил по учёбе.
— А я по объявлению! Так это ты сдаёшь квартиру? — спросил он.
— Д-д-да, — я не хотел его в это втягивать, я просто выполнял поручение из списка. Иначе было нельзя…
— Почему так дёшево? Нет! Я не могу предложить больше! Просто за такую цену сейчас даже комнату не снимешь. Вот мне повезло!
Парень с восторгом оглядывал квартиру, задавал вопросы, а я отвечал так, как было написано в листе. И получалось так, что мы договаривались о сделке…
Я вышел в подъезд, оставив «счастливчика» в той квартире. Последним пунктом в списке было: «Придумай для него первое (для начала, простое) задание и брось в конверт в первый попавшийся почтовый ящик».
Конверт с пустым листом и шариковая ручка лежали на ступеньках. Я придумал задание, пока ехал в лифте. Приложил бумагу к стене и написал дрожащей рукой: «Правило дня: не стучи кулаком по столу».
Это просто. Он же будет умнее меня, и не станет делать этого нарочно?
Я вышел из подъезда, хромая. Я кривился от боли. Нога едва шевелилась. Я надеялся, что мне её не отрежут…
Ближайший ящик для писем я нашёл на углу улицы. Там было давно закрытое почтовое отделение. Даже некоторые буквы на вывеске отвалились. Я заклеил конверт, впихнул его в ящик и поплёлся дальше.
Это больше не моя проблема.