Меня зовут Артём. Мне двадцать семь, и иногда мне кажется, будто я родился сразу уличным фонарём — светить по ночам, когда все нормальные люди спят. Уже почти три года я работаю ночным курьером в Екатеринбурге. Живу от заказа до заказа, но не жалуюсь — ночью город по-другому дышит, по-другому звучит. У меня нет особых увлечений — разве что пытаюсь поймать ту самую атмосферу в коротких видео для моего YouTube-канала. Я обожаю исследовать заброшки — в них, как ни странно, больше жизни, чем на ярко освещённых проспектах. В каждом проломанном подъезде, каждом ржавом люке — скрытая история, которую хочется вытащить наружу. Что-то вроде урбан-фольклора: заброшенные стройки, граффити, странные дворики, рассказы, в которые никто не верит, но всё равно пересказывают шёпотом. Я — не герой, не охотник за привидениями, просто парень среднего роста, с вечной щетиной и рюкзаком, который давно промок даже изнутри. Кроссовки мои не просто сбиты — они будто сами запомнили карту города. Мои подписчики привыкли видеть меня в поношенном худи и с налобным фонарём — светящимся заменителем уюта, которого так не хватает, когда ты один на один с ночью.
Всё началось в июне. Жара, духота, рваные облака над городом. Я брал заказы в Верх-Исетском и Ленинском районах — ближе к старым домам. И вот что я заметил: в некоторых подъездах фонарик начинал мигать, а камеры — отключались. Первые разы я списывал на совпадение, но потом стало жутко. Всегда в таких местах — один и тот же запах: гниловатая влага, будто из канализации, и ещё что-то... медное, как в цехе.
Один раз в доме на Сулимова я шёл по лестнице и услышал, как за стеной кто-то царапает штукатурку. Я подошёл ближе, включил запись. На видео — тишина. Ни звука. А вот на стене потом увидел странную полоску — как будто когтями прошлись. Ещё ниже — круг из старых ржавых знаков, похожих на какие-то уральские руны. Я их раньше в музее видел.
С каждым днём я всё больше замечал, как что-то следит. Особенно — в подвалах. Тени двигались едва уловимо, когда я проходил мимо окон, будто кто-то изучал меня в ответ. Шум шагов без людей, капли воды, словно чьи-то шаги в темноте, и волны, перекатывающиеся по трубам — всё это разжигало во мне не страх, а яркое, почти лихорадочное желание узнать больше. Я ощущал, как внутри что-то щёлкнуло — место, где у других просыпается тревога, у меня стало очагом одержимости. Я почувствовал, что должен исследовать это. Всё, что я слышал и видел, не отталкивало — оно манило. Мне казалось, что за этим стоит нечто большее, и я обязан дойти до сути, шаг за шагом.
Я решил, что сделаю большой репортаж. Назову его «Голос подвалов». Для него я даже создал отдельный плейлист на своём канале — туда каждый вечер после развоза заказов загружал свежие видео. В одном из них пожилая женщина в старом халате рассказывала, что слышит, как по ночам внизу кто-то стонет. В другом — парень лет двадцати клялся, что видел в щели между трубами глаз. Я стал снимать всё подряд — вентили, люки, шахты, пустые почтовые ящики. Спрашивал у жильцов. Все говорили: кошки пропадают, дети не играют в подвале, у соседей в пятом подъезде кто-то сошёл с ума.
Но самым странным было это: в трёх разных местах я услышал детский голос. Вроде бы девочка, тоненькая и хрипловатая, будто простуженная, шептала нечто едва различимое. Иногда это было похоже на вопрос, иногда — на песню. Один раз мне показалось, что она сказала: «Слишком глубоко... теперь не спит…» Другой — будто бы звучало: «Ему стало тесно там, где тьма должна жить». Я не знал, к кому она обращалась, но в её голосе сквозила странная тревожность, как у ребёнка, который видел слишком много, чтобы объяснить словами.
А потом я сам его увидел.
Это было на улице Ключевская. Я спустился в подвал, где раньше был шиномонтаж. Камера в руке уже включена, фонарик светит ровно, хотя будто немного дрожит вместе с моими пальцами. Я говорил что-то для записи — что именно, уже не помню. Наверное, стандартное приветствие для подписчиков, попытка удержать голос спокойным.
Но вдруг — луч стал мутнеть, словно через него прошёл дым, и в этой почти полной тишине я услышал собственное дыхание, как будто в ухо.
И тогда — из-за трубы, обросшей мхом, паутиной и осклизлым металлом, вышло нечто. Высокое. Очень худое, вытянутое. На голове — будто сварочная маска, но проржавевшая, со сколами, в которых проглядывала тьма. Глаза — грязно-синие, светились изнутри, неестественно, будто там пульсировал газ. Кожа — как будто состояла из земли, ржавчины и чёрного масла, с живыми прожилками, которые чуть шевелились. Я чувствовал, как камера продолжает снимать, но теперь звук был плоский, словно подвальный воздух глушил само время. Я даже не заметил, как замолчал — просто смотрел, не дыша, будто каждая секунда стала вечностью.
Оно не шло, оно как будто текло по полу, и я почувствовал, как воздух встал комом в горле. Оно остановилось в трёх метрах. Я не мог пошевелиться. Только смотрел. Тогда оно сказало:
— Ты пришёл не по зову. Кто дал тебе право смотреть?
Голос был как капель на старой трубе. Вибрация шла сквозь бетон. Я стоял, как вкопанный.
— Люди забрали у меня тепло, свет, кости этой земли. Ничего не оставили. Даже имя забыли. Но я помню. Я Подземник. Я — страж под жилым. Хранил то, чего не видите. А теперь... вы отравили всё.
Он вытянул руку — из неё свисала капающая труба. Я думал, что умру.
И тогда — я вспомнил, что нужно отступить с уважением. Я снял рюкзак. Достал упаковку булочек и банку холодного энергетика. Поставил на пол.
— Это... тебе. Прости. Я хотел понять. Только понять.
Подземник склонил голову. А потом исчез — будто потёк обратно в трубу. Я поднял фонарик — свет снова стал чистым.
Когда я начал подниматься наверх, ступени казались бесконечными. Каждый шаг давался будто сквозь вату, а в голове всё ещё стоял голос Подземника, этот глухой резонанс бетона, воды и чего-то древнего. Я не чувствовал страха — только немой шок, как после грома, который прошёл сквозь тело. Неужели я и правда это видел? Или что-то в этом городе начало просыпаться, и я просто оказался рядом первым? И главное — зачем именно я? Эти вопросы вращались в голове, будто капли, падающие в вечную лужу.
Я вышел, весь в холодном поту, с дрожащими руками и с камерой, на которую, как я надеялся, всё это записалось. Позже, когда я решился просмотреть видео, сердце колотилось, как барабан. На плёнке звук был искажён, будто его накрыли тряпкой, но силуэт Подземника — был. Расплывчатый, но реальный. Когда я услышал его голос во второй раз — уже с экрана, — по спине пошли мурашки, как иглы. Я не знал, поверят ли зрители, но это было неважно. Назвал его «Город снизу». Его посмотрели десятки тысяч человек. Комментарии были разные. Кто-то смеялся, называл постановкой, кто-то угрожал баном за мистику. Но главное — я начал движение. Люди начали чистить подвалы, ставить свечи, класть еду у люков. Я завёл телеграм-канал. Люди стали писать свои истории. Некоторые из них — из других городов. И в них было слишком много совпадений.
С тех пор я стал обходить подвалы стороной, стараясь не задерживаться рядом. Иногда всё ещё оставляю что-то — банку газировки, конфету в обёртке — просто так, без слов. Пусть не думают, что я пришёл с пустыми руками.