Этот рассказ — часть сборника «Истории мёртвого дома»
Генка, как всегда, опоздал. К десяти вечера я выдул все купленное на двоих пиво и прыгал между вкладками, глядя вполглаза какой-то мутный сериал про параллельные миры с пучеглазой актрисой и не менее мутный летсплей хоррорбродилки. Попутно переписывался в телефоне с девчонкой, которая училась на четвертом курсе и была на пару лет старше меня. Все было скучно – и переписка, состоящая из перекидывания фразами о любимых фильмах и играх, и сериал, сюжетную нить которого я давно утерял.
Поэтому, когда раздался звонок в дверь, я облегченно свернул мессенджер и поплелся открывать. Генка тоже был навеселе, и наносило от него чем-то цветочно-душистым.
— Понятно, – процедил я, демонстративно поведя носом.
— Че те понятно, – он бесцеремонно толкнул меня плечом и прошел в квартиру.
Генка, не спрашивая, сварил себе кофе, притащил чашку в комнату и уселся в мое компьютерное кресло, так что мне пришлось расположиться на диване.
— Ну, рассказывай, что придумал? Мог бы пивасика-то мне оставить, – он с сожалением толкнул ногой пустую бутылку.
— Меньше по бабам надо шляться, – огрызнулся я.
— Будешь рассказывать-то?
— Короче, я тут интересную вещь в интернете нарыл. Называется «мудрость толпы».
Генка приподнял брови.
— Жил такой чувак в начале двадцатого века, Френсис Гальтон. Типа ученый, что ли, что-то такое. И однажды он шлялся по сельской ярмарке, где увидел конкурс. Посетителям ярмарки предлагалось угадать вес забитого быка. Понятное дело, фермеров и селян там было немало, ну, тех, кто что-то понимал в быках. Но была и куча разного сброда, который ни черта в этих самых быках не разбирался. Конечно, все они называли разные цифры, и Гальтон цифры записал. А потом сложил и разделил на количество участников. То есть получил эдакий усредненный ответ толпы. Знаешь, насколько эта цифра отличалась от реального веса быка?
Генка пожал плечами.
— Цифра практически полностью совпала с измеренным весом быка. Расхождение оказалось меньше одного процента.
— И что?
— По-моему, прикольно, не находишь?
— Ну, интересно да, – глаза Генки поскучнели.
— Потом этот чувак еще раз проводил подобные эксперименты, и каждый раз оказывалось, что средний ответ толпы попадал в яблочко.
— Санчес, и ради такой фигни я к тебе приперся на ночь глядя?
— Слушай дальше. В общем, тема эта мне понравилась, и я зашел в одну религиозную группу, называется «Поговорим о боге». Предложил местным верунам написать координаты – широту и долготу – где, по их мнению, на Земле может находиться Бог. Я, если честно, думал, что меня забанят нахрен за такие приколы, но подписчики неожиданно начали писать цифры. Чаще всего указывали какие-нибудь большие храмы и монастыри, но много было и рандомных чисел. Одно место, например, находилось в глубокой сибирской тайге, а еще одно – около Северного полюса. Потом кто-то написал, что помимо координат на плоскости нужно указать и третью точку относительно поверхности земли. В общем, несколько дней народ кидал коменты, и сегодня я все это собрал, суммировал и разделил. Получилась вот что.
Я открыл карту на компе и ткнул в полученную точку.
— Вот. Тут – место Бога.
Генка хмыкнул:
— Это же заброшки на Метромашстрое.
— Круто же, да? Всего 10 км отсюда.
— Забавно, конечно, что из рандомных цифр вышло место в нашем родном городе, а не где-нибудь на Валааме или в районе храма Христа спасителя.
— Давай сделаем трансляцию?
У меня был полуживой канал на ютуб, куда мы Генкой одно время заливали походы по заброшкам и вылазки на природу, но особой популярности он не снискал. До какого-нибудь Димы Масленникова, обзорщика мест с мистическим флером, нам было как до луны.
— Сделаем анонс, что идем искать место Бога, снимем как ищем эту локацию.
— Че там снимать, ну заброшка и заброшка!
— Господи, да разумеется, нечего. Ну, поржем, картинно попугаемся каких-нибудь звуков. Повезет – бомжей встретим.
Генка с сожалением посмотрел на пустую пивную бутылку:
— Ладно, черт с тобой, давай. Но ты козел, конечно, Санчес, такую ночку мне обломал из-за фигни.
* * *
Накануне нашего похода я сделал несколько постов о том, как нашел координаты «места Бога». Отклик был ожидаемо вялый, большинство коментов – шуточные. Мы закинули по паре бутербродов в рюкзаки, взяли камеру и ноутбук и отправились на Метромашстрой, до которого можно было доехать прямым автобусом. Нужная нам локация представляла собой небольшой райончик с деревянными двухэтажными домами-развалюхами, большая часть которых уже расселили. Говорили, что на этом месте планируется построить большой ЖК эконом сегмента.
Я вбил широту и долготу в гугл-карты, и мы отправились к нужному дому по зарастающим тропинкам и разбитому асфальту. Приложение привело нас к стандартной для этого района двухэтажной деревяшке с облупившейся серо-голубой краской. Домик выглядел почти уютно в этот погожий весенний день – в палисаднике цвела сирень, на крышу облокотилась яблоня, покрытая крупными белыми цветами. Мы потоптались около дома, выискивая точку, идеально совпадавшую с координатами, и поняли, что нужное нам место находится в районе чердачного окна.
Гена достал ноутбук, запустил трансляцию, я же включил гоу-про, наговорил обычных приветственных глупостей и шуток и указал наверх.
— Согласно нашим расчетам, место Бога находится не в самом доме, в районе чердака на высоте пяти метров. Мы планируем подняться в дом, пробраться на чердак и выглянуть из этого окна. Кто знает, может, с такого ракурса мы увидим летающих ангелов и услышим глас Божий.
Окна первых этажей оказались заколочены досками, как и входная дверь. Но открыть ее не составило особо труда – Генка несколько раз сильно дернул ручку, и видавшая виды створка, покрытая толстой коркой многочисленных покрасок, поддалась.
Внутри пахло пылью и влажной штукатуркой; деревянные ступени громко заскрипели, когда мы стали подниматься на второй этаж. Засняли трупики птиц на полу и хлам, который виднелся в открытые двери квартир. В целом заброшка не представляла особого интереса, и заходить в квартиры мы не стали – таких роликов с ничтожными просмотрами в пару сотен, у нас на канале было предостаточно. На чердак вела металлическая лестница, и мы по очереди по ней пролезли в люк в потолке. На чердаке было очень душно и пыльно, и в носу моментально засвербело. Помещение оказалось почти пустым, если не считать складной лестницы около одной из стен и пары металлических тазиков, покрытых ржавчиной. Царила кромешная темнота – на стене, где мы ожидали увидеть нужное нам окно, видимое с улицы, были приделаны доски, тоже покрашенные в светло-голубой. Мы подошли ближе, осветили фонариками стену и увидели, что посередине торчит ручка – в стене была прорублена маленькая дверь, стороны которой очень плотно прилегали к откосам. Я громким таинственным шепотом сказал в микрофон:
— Вот и пришло время истины. Сейчас мы увидим место Бога. А может, даже и его самого, если он еще не совсем наплевал на нас, грешных.
Генка дернул дверцу, и она, не без усилий с его стороны, приоткрылась. Более всего я ожидал увидеть просто огороженный чуланчик с бытовым инвентарем и тем самым крошечным чердачным окошком, хотя и не удивился бы чему-нибудь более экзотическому – трупу бомжа, например. Но то, что мы действительно увидели, не поддавалось никакому объяснению вообще. Генка громко присвистнул, и я тоже не удержался от удивленного возгласа. В голове пронеслась мысль, что может, на мой канал наконец рекой поткут подписчики.
Перед нами была комната. Крошечная комната, размером, вероятно, два на два метра. С бетонными серыми стенами, покрытыми темно-серыми потеками. Бетонный же потолок прилегал очень надежно и крепко, не обнаруживая ни трещин, ни рустов с выпавшей цементной замазкой. Не было и следа чердачного окна, которое мы видели с улицы, но самое странное – судя по размерам комнаты, она должна была висеть где-то снаружи, выпирая из пространства чердака на несколько метров. И приложение показывало, что нужная мне точка была прямо внутри этой комнатенки.
— Охренеть. Какая-то альтернативная архитектура, – тихо сказал Генка. – Как такое возможно?
Я водил головой с прикрепленной камерой, освещая комнату. Кое-где были небольшие пятна черной плесени, мелкие выбоинки, но все равно стены комнаты выглядели крепкими и капитальными. И самое странное – она была тускло освещена изнутри, хотя источника света не было видно.
— Ну что, ребят? Лезем в комнату Бога? – спросил он. – Что скажете?
Генка достал ноутбук, открыл чат трансляции, намереваясь вслух прочитать призывы залезть в эту комнатенку. И вдруг изменился в лице, сделал мне знак, и я выключил камеру, сказав, что мы прервемся на пару минут.
— Это розыгрыш какой-то? -пробормотал он, вытер влажный лоб и повернул ноут ко мне.
Я вчитался в сообщения, и глаза мои невольно полезли из орбит.
«Господи, вы просто больные. Вы больные уроды. Надеюсь, это монтаж».
«Я кинула на вас жалобу. Отписка».
«Черт, чуваки, как вы это сделали? Голливудский уровень графики».
«Пиздец вы конченые. Я люблю ужасы и мистику, но это же просто… Фу, боже, какая мерзость!»
«Я проблевался. И это не фигура речи. Меня реально стошнило».
«Блин, так реалистично… ради бога, скажите, что это графика».
«Вы два долбанутых козла. Надеюсь, вас навсегда забанят».
«Боже мой, что это???»
«Твою мать… Хватит на сегодня интернета».
Я посмотрел на картинку, на которой отражались унылые бетонные стены, перевел взгляд на чат, где продолжали появляться комментарии, полные ужаса и гнева.
— Может, кто-то флешмоб устроил, решил нас разыграть? – сказал я.
Генка пожал плечами.
— Возможно. Хотя… Слишком сложно. Маловероятно.
— В любом случае, просмотры у нас взлетели. Ну что, давай зайдем?
На лице приятеля сменили друг друга сомнение и страх.
— Нет, – наконец решительно ответил он. – Мы сняли это долбанутую комнату, просмотры ты получил. Сворачиваемся.
Я помотал головой:
— Да ты чего! Мы должны туда зайти!
— Ну и иди, – с непроницаемым выражением лица ответил он. – Я не хочу.
— Да и пошел ты, – беззлобно ответил я и включил камеру. – Ребята, не знаю, что вас так напугало, потому что мы с Геннадием видим только серую бетонную комнату. Но, в любом случае, я не могу упустить возможность зайти в комнату, где, возможно, обитает сам Бог.
Я подошел к узкому проему, кинул в помещение подушечку жвачки, чтобы убедиться, что комната существует, она не галлюцинация, и я не рухну с высоты двухэтажного дома. Осторожно просунул ногу, нащупывая пол. Пол оказался вполне нормальным, твердым, и наконец я весь протиснулся в эту крошечную комнатенку. Примечательного в ней было только то, что пахло строительной смесью; в воздухе витал тот запах, какой остается в помещении какое-то время после капитального ремонта с использованием штукатурки. По углам виднелась небольшая толика бетонной пыли, потолок был довольно высокий – метра три с половиной. Я водил головой, пытаясь заснять все до мельчайших деталей, хотя, по правде, снимать было особо и нечего. Источника освещения я так и не нашел, будто стены сами излучали этот тусклый тоскливый свет. Я посмотрел на Генку – он сидел на корточках и смотрел то в монитор, то на меня, и лицо его мрачнело все больше.
— Выходи давай, – бросил он. – Не нравится мне эта комната.
Я пожал плечами:
— Это же просто бетонная коробка. Вопрос, конечно, в каком плюс-минус пространстве она находится, но, возможно, мы просто неверно оценили величину дома и чердака, и такая комната вполне могла здесь поместиться.
Генка захлопнул ноутбук, сунул его в рюкзак, выражая полную готовность сейчас же уйти. Я еще с пару минут поболтал, водя камерой по стенам, потом попрощался со зрителями и вылез из узкого проема. Закрыл дверцу, снял гоу-про с головы.
— Че ты нагнетаешь, – огрызнулся я на Генку, который, не глядя на меня, накинул рюкзак на плечи. – Такая тема прикольная, а ты бычишь.
Обратный путь мы проделали в молчании, и сколько я ни пытался втянуть приятеля в обсуждение комнаты Бога, он старательно отворачивался, глядя в окно маршрутки, и молчал.
Дома я первым делом залез на ютуб, посмотреть, что мы там наснимали, и почитать новые комментарии. И тут меня ждал большой сюрприз – видео оказалось удалено из-за нарушения правил сайта. Я позвонил Генке, спросил, не сохранил ли он запись на ноут, но он каменным голосом ответил, что нет. Подписчиков на канале немного прибавилось, хотя под другими видео продолжали появляться коменты с проклятиями и вопросами, как мы это сделали. Я плюнул и закрыл вкладку с каналом. Разберусь завтра. По крайней мере, можно спросить у комментаторов, что ужасного они углядели в нашем с Генкой видосе. И да, я почти уверился, что это был чей-то розыгрыш, а видео могли удалить из-за большого числа жалоб тех же шутников-затейников. Я выпил чаю с пряниками и лег спать.
На следующее утро, умываясь, я заметил небольшую толику серого порошка на раковине рядом со стаканчиком с зубной щеткой. Смахнул ее влажной рукой и ощутил слабый запах бетонной пыли. Решил, что притащил с собой из того заброшенного дома, наскоро побрился и отправился в университет.
Проделал привычный маршрут до станции метро, зашел в салон вагона, расположился на единственном свободном месте. Бетонная комната не выходила из головы, и если комментарии под видео можно было объяснить розыгрышем, а блокировку видео – многочисленными жалобами троллей, то странную геометрию дома и освещение из ниоткуда нельзя было объяснить вообще ничем. Как и бетонные стены в гнилом деревянном бараке. Я не верил в то, что сам говорил – никак помещение в 4-5 квадратов не могло уместиться в той части чердака. Это будоражило, вызывало во мне блогерский азарт и одновременно пугало. Я вспоминал мрачное лицо Генки и сам невольно пропитывался не то что страхом, но тем неуютным дребезжащим чувством, которое обычно предшествует чему-то плохому. Я решил, что нужно непременно вернуться в тот дом, еще раз заснять и исследовать комнату, замерить ее и чердак. Может быть, на сохраненном видео мы увидим то, что напугало наших зрителей, если, конечно, они не были обычными троллями. В универ я шел скорым шагом – мне не терпелось встретиться с Генкой и договориться с ним о новом походе в заброшку. Путь мой пролегал через небольшой переулок со старой застройкой, и около двухэтажного купеческого домика я заметил бомжеватого вида мужика, сидевшегооколо дощатого ящика, на который он поставил картонку с какой-то надписью. Подойдя ближе, я увидел, что объявление, написанное от руки, гласило: «Модификации. Ампутация конечности – 1000 руб. Иссечение мягких тканей не глубже 5 см – 1500 руб. Удаление глаз – 500 рублей. Гарантия. Анестезия исключена»
Я не удержался и, проходя мимо, бросил:
— Гарантия его? Что конечности не отрастут?
Мужик удивленно на меня посмотрел:
— Конечности не отрастают. А гарантия – что все будет без анестезии. А то щас развелось всяких. Обещают что без обезбола, а сами раз – и укольчик воткнут, и врут еще, что это для нормализации давления. У нас честно.
Я покачал головой – такого рода сумасшествия мне еще видеть не доводилось.
В универе я дождался Генку около аудитории и начал выкладывать ему свой план про комнату. Он поморщился:
— Давай забудем, Санек. Тебе делать, что ли, нечего, как этой фигней заниматься?
Мы вошли в аудиторию, сели на заднюю парту, где уже маялся над конспектами конопатый Леха. Леха, прогуляв пару месяцев, теперь пытался наверстать, готовился к сессии.
— Ну чего, Олексий, отчислят тебя, али как? Какие ставки? – обратился к нему Генка, в своей манере переиначивая имя на шутливый лад.
— Иди в жопу, – пробурчал тот.
К ним подсела запыхавшаяся Танька, чмокнула Гену в щеку, шлепнула на парту тетради. Из одной тетрадки вылетела квадратная бумажка и спланировала на пол. Я поднял – на пестром фоне некая компания предлагала иссечение мягких тканей глубиной более 15 см без анестезии, обещая гарантию. Сунул бумажку Генке, ожидая, что он рассмеется, но просто вернул флаер Таньке и открыл тетрадь – в аудиторию вошел преподаватель. Я сбоку посмотрел на него и увидел еле заметные следы серого порошка под глазами. Серой бетонной пыли. Снова повеяло тошным запахом мокрой штукатурки, руки у меня затряслись. Мироздание будто сдвинулось на миллиметр, и, словно картинка в ворде, перемешало все константы бытия.
Я поднялся, вышел из аудитории, добежал до туалета, рванул кран и плеснул водой в лицо. Вода едва ощутимо пахла мокрой сгнившей штукатуркой. Это просто сон, это не может быть ничем иным, кроме сна! Я больно ущипнул себя за руку, сильно ударил по лицу. Ничего. По моим рукам стекала вода с крупинками мельчайшей серой пыли. Я вытер ладони о джинсы и, волоча ноги, отправился к выходу. Толкнул дверь и едва не упал от приступа головокружения. В висках сильно застучало, кровь бросилась в лицо. Дверь открылась в ту самую серую бетонную коробку. Я сделал шаг назад и уперся спиной в стену. Обернулся – выход исчез. Коробка была глухой, без каких-либо дверей и даже намеков на нее.
— Что происходит? Что происходит? – слабо крикнул я.
Кое-что в комнате изменилось с прошлого визита – на высоте пары метров появились большие круглые часы, чьи стрелки отсчитывали время с громким тиканьем. В середине циферблата были три окошка с надписями по верхнему краю: «день» «месяц» «год». В каждом окошке стоял ноль.
— Эй! – крикнул я, и стены гулко отразили мой крик. Посмотрел зачем-то на непроницаемый потолок, покрутил головой, ища камеры. Я все еще надеялся, что это какой-то безумный, совершенно невероятный розыгрыш. Хотя шансы на это таяли с каждой минутой. Попрыгал, пощипал себя за руку; нет, на мутное тягучее ощущение сна это было совершенно не похоже. Часы работали, секундная стрелка громко тикала, медленно ползла минутная стрелка.
Я сел на пол, нащупал в кармане толстовки телефон. Набрал Генку, и когда трубку взяли, открыл было рот, чтобы рассказать про все творившееся вокруг меня сумасшествие, но услышал голос робота:
— Предлагаем скидки на иссечение мягких тканей до 15 сантиметров! Также можно приобрести ампутированные глаза, поврежденные идут по сниженной цене!
Я набирал общую службу спасения, полицию, скорую помощь – везде тот же механический голос предлагал иссечение мягких тканей. Отправил сообщение Генке, и оно дошло и даже было прочитано. Следующий час я потратил на звонки родне, друзьям, знакомым, я набивал тексты в мессенджерах и смс. Звонки проходили, но не или не отвечали, или я выслушивал рекламу про иссечение тканей и ампутацию глазных яблок, ни на одно мое сообщение никто не ответил. Я обошел комнату, обстукал все стены, еще попрыгал и поорал, не теряя призрачную надежду на то, что меня хоть кто то видит – в комнате не было ни намека на камеру, но в конце концов, она могла быть хорошо замаскирована. Вскоре я обессилел, улегся на пол, натянул на голову куртку и уснул. Сон мой был беспокойный и вязкий, твердый бетон давил на бедро, мне постоянно чудилось чье-то присутствие. Проснулся я от громкого звука удара, повернулся и увидел голую женщину на полу с нелепо раскинутыми руками и ногами. Я подполз к ней и тут же отшатнулся – она явно была мертва. Он нее уже наносило сладковатым запашком разложения, не коже цвели фиолетовые пятна. Тут же рядом грохнулся второй труп, на этот раз мужской, одетый в добротный костюм, и я завизжал и отполз к стене. Они падали с высоты, но в потолке не было никаких люков, никаких отверстий. Трупы будто возникали около потолочных плит и тяжело валились на пол. Причем сам момент возникновения тела я никак не мог заметить, это происходило каждый раз на периферии моего зрения. Скоро в комнате было десять трупов, потом пятнадцать, а потом я перестал считать, ибо паника подступила к горлу – они же меня завалят! Тела продолжали падать, и я ползал по мертвым людям из одного угла в другой, опасаясь, как бы очередной мертвяк не приземлился мне на голову. Тесное пространство заполнилось телами примерно до половины и наконец этот жуткий дождь прекратился. Воздух наполнился сладковатым запашком гниения, мой замерший от ужаса мозг включился, и меня бурно стошнило на мертвую молодую женщину в цветастом платье. Я плакал и причитал, умолял меня выпустить, бродил от стены к стене, поскальзываясь на мягкой массе человеческих тел. Я стащил с одного парня куртку, с тела старухи – большой шарф-палантин, постелил на пожилого мужчину в клетчатой рубашке и сел. Ноги мои дрожали.
Раньше я никогда не думал о том, что такое ад. Я жил обычной студенческой жизнью, и надо думать, был вполне счастлив. У меня были друзья, любящие родители, я нравился девчонкам, и вся жизнь была впереди. У меня не было ни одной причины поразмышлять, как вообще мог бы выглядеть ад. Теперь я знаю, что эта комната идеально подошла бы самым страшным грешникам, закончившим свой земной путь. Меня не выпустили ни через сутки, ни через неделю. Часы с белым циферблатом послушно отсчитывали время. Через пару дней тела вздулись, некоторые из них лопнули, выпустив в воздух мерзотно пахнущие газы. Через неделю я уже не мог сидеть – вся эта масса плоти стала мягкой, податливой, я проваливался в нее, как во влажную глину. Наверное, в реальной жизни я бы давно отравился этими испарениями, но здесь все шло иначе. Я задыхался от плотного смрада, чувствовал голод и жажду, но это никак не сказывалось на моем самочувствии и внешнем виде. Я открыл камеру на телефоне, заряд которого будто застыл на отметке в 78 процентов, и увидел, что лицо мое нисколько не похудело. Я продолжал тыкать экран своими замаранными в отвратительной слизи пальцами, рассылая сообщения. И хотя стало уже понятно, что все бесполезно, это хоть как-то отвлекало меня от безумия происходящего. Если ад и существует, то это – он.
Часы отсчитали два месяца, и разум мой погрузился в какое-то странное оцепенение. Иногда я забывал, как меня зовут, иногда удивлялся, что я здесь, в этой комнате-бассейне в жиже из мертвой плоти, а не на парах в университете. Я разговаривал сам с собой, имитируя диалог с Генкой, хвалил его, что ему хватило благоразумия не входить в эту чертову комнату. Иногда разговаривал с мамой, иногда с девчонкой с потока, Аней, которая давно сильно нравилась мне. Я признавался Ане в любви, ругался с ней, мирился, и, честно говоря, мне уже стало наплевать на тот факт, что я давно сошел с ума.
Закончилось все это неожиданно – я очнулся от непродолжительного тяжелого сна и увидел, что все трупы исчезли. Я снова лежал на бетонном полу, в углу которого скопилась серая пыль. Судя по часам, к в комнате я пробыл две месяца, четыре недели и три дня. Одежда моя, правда, не обновилась – она засохла коркой, вся пропитанная тем дерьмом, в котором я варился столько времени. Но к этому моменту мне уже было настолько все равно, что я просто обрадовался возможности лежать на твердом полу, не погружаясь в чьи-то сгнившие останки.
Следующие три месяца кому-то показались бы диким кошмаром, но после ванны с мертвецами мне было почти нормально. Часы продолжали отсчитывать время, громко тикая, я разговаривал с воображаемыми людьми, играл в игры на телефоне, писал свои сообщения, прекрасно понимая, что никто их не увидит, и никто меня не спасет. И однажды в комнате появилась она. Девушка.
Девушку я увидел, очнувшись ото сна. Она сидела у стены, поставив ноги холмом, и равнодушно смотрела перед собой. Сначала я не поверил своим глазам, потом в груди полыхнуло отчаяние, что меня ждет еще один сезон мертвецов, потом радость и надежда – девчонка дышала. Одета она была в невероятно грязное платье, покрытое грязью, будто коркой, светлые волосы ее свалялись в колтун. На одной ноге была туфля, вторую она держала в руке. Туфли выглядели жутко старомодными – такие я видел на фотографиях своей бабушки. Я подошел к ней, присел рядом:
— Привет. Как тебя зовут?
Она, наконец, взглянула на меня:
— Зина.
— Как ты здесь оказалась?
— Не помню уже. Кажется, полезла за чем-то на чердак.
— Ты знаешь, как выбраться?
Вопрос был невероятно глупый. Если бы она знала, то, несомненно, не сидела бы тут с туфлей в руке.
— Нельзя выбраться. Его нельзя уговорить, нельзя упросить, – бесцветным равнодушным голосом произнесла она. – Он рад, когда хоть кто-то попадается. А попадаются редко.
— Кто – он? Кто это?
— Бог, – пожала она плечами, будто удивляясь моему невежеству. – Разве он еще не показывался тебе?
Я покачал головой и вдруг рассмеялся. Бог! Ну конечно. Разве не его я искал?
— Если это Бог, почему он это делает? Он вроде добрый должен быть, не?
Зина несколько секунд смотрела на меня молча и вдруг расхохоталась:
— Добрый! Добрый! Хахахахахахаа!
Я попытался ее успокоить, привлечь к себе, но она оттолкнула меня и отползла в угол. Еще с час она всхлипывала и давилась то ли рыданиями, то ли истерическим смехом. Больше я ничего не смог у нее выведать, на все мои вопросы она молчала. А через пару суток Зина исчезла.
Время в комнате, по моим ощущениям, текло, как обычно, а вот все остальное было предельно странным. Заряд телефона не менялся, благодаря чему я мог играть в закачанные ранее игрушки, я не хотел в туалет, хотя порой испытывал голод и жажду, но они быстро проходили. Я не худел, не болел, я словно застыл в каком-то промежуточном состоянии между жизнью и смертью. Иногда я преисполнялся надеждой, что меня когда-нибудь выпустят или кто-то придет и спасет меня, а порой впадал в неизмеримое отчаяние и часами лежал на полу без движения. Я придумывал себе друзей, придумывал истории, иногда я так заигрывался своей фантазией, что уже не понимал, что реально, а что нет. Но тот, кто заточил меня в бетонный мешок, никак не проявлял своего присутствия, и, пробыв в комнате без малого год, я все еще не понимал его природы и сути происходившего со мной. Но однажды он все-таки пришел.
Это случилось без всякого предупреждения – просто в комнате погас свет, и я очутился в кромешной темноте. Меня это и испугало и обрадовало, я понадеялся, что это означает какие-то изменения. И они действительно произошли. В кромешной темноте я почувствовал чье-то прикосновение, будто меня крепко взяли за руку, а потом обняли и крепко прижали к себе. И в эту же секунду я увидел и понял все. Его прикосновение взорвало мне мозг, наполнило таким ужасом понимания, что я закричал, завыл и завизжал. Это было очень больно. Нет, не так. Это было НЕВЫНОСИМО больно. Не физически – духовно.
Теперь я знаю, что ответить на извечный вопрос, который ставил в тупик всех философов мира: может ли Бог создать камень, который не сможет поднять? Так вот – он может. Когда-то это древнее существо творило миры, в том числе и нашу вселенную, но в своем творческом порыве он сделал малюсенькую ошибку, крошечную. Не учел какую-то погрешность, незначительную физическую величину, ерундовинку. И тем самым так искривил все категории бытия, что запер сам себя в этом пространстве. Конечно, никакой комнатой оно не было, это была просто невыразимо темная и невыразимо маленькая прореха в разрезе вселенной. Это для нас он сделал ее бетонной комнатой, иначе мы просто не смогли бы ее ни увидеть, ни воспринять. Он, разум колоссальный вселенских масштабов, оказался заперт в крошечном плюс-минус пространстве, где сходил с ума многие миллиарды лет и отравлял сам себя своей нереализованной мощью. Из комнаты нельзя выйти – никому, никогда. Потому что даже самому Богу это не под силу. И я так и не вышел из нее после того, как первый раз появился там с камерой.
Он играет с нами, попавшими в ловушку – жестоко, изощренно. Его больной, извращенный, но по-прежнему мощный разум творит с нами невообразимое. К этому моменту я пробыл в комнате уже пять лет, и испытал невероятные муки. Больше месяца стены и пол комнаты были раскалены докрасна, и я умирал от дикой боли от ожогов; около полугода я провел без звука – он просто выключил его распространение; почти на девять месяцев он лишил меня телефона и возможности разговаривать, и вероятно, это было одним из худших наказаний – разум, не имеющий возможности хоть как то выразить себя, претерпевает ужаснейшие мучения. Изредка в комнате ненадолго появляются другие люди, и это чудесный подарок, хотя часто они не говорят по-русски. Иногда он «выпускает» меня на сутки-двое, создавая иллюзию, что я попал в свой обычный мир, но и этот «обычный» мир отравлен его безумием.
Я продолжаю писать сообщения в мессенджерах и сообщениях. И хотя моя надежда не имеет никакого основания, но все-таки, может быть, вы – именно тот, до кого дойдет моя история, может, когда-нибудь цифровой код моих текстов как-то пробьется через прореху в ткани бытия. И вы зададите вопрос на сайте «Поговорим о Боге»: как вырваться из рук жестокого и сумасшедшего Бога? И вам дадут множество ответов, из которых можно будет вычленить какое-то усредненное значение. И, может быть, именно вы спасете меня.
* * *
Рассказ произвел на меня и сестру большое впечатление, и когда она закончила читать, мы с минуту посидели молча.
— Наверное, это хуже всего – бесконечность мучения, – наконец произнесла Настя.
— По-моему, что-то такое было в сериале Черное зеркало, — сказал я. – Помнишь, серия с чуваком, цифровую копию которого заточили в кулон? Он там бесконечно поджаривался на электрическом стуле.
Настя кивнула и засунула тетрадь обратно в коробку:
— Ладно, пошли спать. Завтра еще почитаем.
Спал я плохо, постоянно просыпался, и в голове моей постоянно всплывал образ глухой бетонной коробки, в полу которой вдруг обнаруживалась черная дыра. Первый раз за все время, что мы читали дневник, я вдруг ощутил почти физическое прикосновение чего-то странного, ненормального, будто дядино сумасшествие вдруг обрело физическое воплощение. Его рассказы вдруг перестали быть просто занятными историями, проникли куда-то дальше за пределы исчерканных страниц.
Я проснулся рано утром, в самом начале рассвета. Мне почудилось какое-то движение за окном, я поморгал, присмотрелся и закричал – кто-то шевельнулся там, в предрассветной серой мути, и мне показалось, что это был человек с какой-то странной, огромной, изломанных очертаний башкой. Вскочила Настя:
— Что? Что случилось?!
После моего рассказа она взяла с кухни нож, вышла в сени и приоткрыла входную дверь. Теперь я понимаю, как безрассудно это выглядело – что могла бы сделать двадцатилетняя хрупкая девчонка против серьезной опасности?
Через несколько минут она вернулась:
— Я обошла дом, там никого нет. И следов на земле нет, тебе просто приснилось, малыш.
Она погладила меня по голове, как маленького, и я дернулся:
— Я не малолетний дурак! Там точно кто-то был!
— Тогда остались бы следы – земля влажная.
До обеда я дулся на Настю из-за того, что она мне не поверила, но потом мне стало скучно, и мы принялись играть в карты. Позвонила бабушка, сказала, что вернется к вечеру, надавала нам заданий, и мы принялись убираться и чистить картошку. Настя предложила встретить бабушку с электрички, хотя дождь не унимался, и мы отыскали дождевики. До прихода поезда оставалось меньше часа, и мы решили убить время чтением дядюшкиных рассказов.