Сапоги чавкали так, будто тайга пыталась их сожрать. Каждый шаг давался с боем: нога проваливалась в бурую жижу по щиколотку, мох, плотный на вид, должен быть пружинить, а на деле он был напитан водой настолько, что по структуре напоминал гнилую губку.
Андрей тихонько выругался.
— Далеко еще, Сусанин? — крикнул он в сутулую спину проводника.
Дядя Миша, эвенк неопределенного возраста, даже не обернулся. Андрей шел за ним и гадал, сколько ему лет: то ли пятьдесят, то ли семьдесят. Шел он странно: переваливаясь, чуть припадая на левую ногу, но при этом удивительно быстро. Андрей, хоть и был моложе раза в два, уже взмок под мембранной курткой.
— Тута рядом, — буркнул дядя Миша. — За распадком. Только зря мы идем, начальник. Ой, зря.
Андрей закатил глаза, поправляя лямку тяжелого рюкзака. Опять завел свою шарманку, разнылся.
— Миш, давай без этого. Мы с тобой договорились: я плачу — ты ведешь. Без фольклора и страшилок. Мне пробы нужны, а не легенды народов Севера.
— Земля там плохая, — проводник остановился, опираясь на посох — гладко обтесанную ветку лиственницы. — Больная земля. Зверь не ходит, птица не гнездится. Человеку там делать нечего.
— Человеку везде есть чего делать, если там редкоземы лежат, — огрызнулся Андрей, сверяясь с навигатором.
Экран планшета мигнул и пошел рябью. Андрей выругался, постучал пальцем по стеклу. Спутник ловился отвратительно. ГЛОНАСС, GPS — все едино в этой дыре. Стрелка компаса подрагивала, будто в лихорадке. Погода портилась стремительно. Еще час назад небо было просто серым, цвета стираной портянки, а теперь набрякло свинцом. Воздух стал плотным и липким. Андрей огляделся: деревья вокруг стояли какие-то кривые, изломанные. Лиственницы, обычно стройные, здесь скрючились в уродливую спираль.
— Привал давай, — скомандовал Андрей, скидывая рюкзак на относительно сухую кочку. — У меня ноги не казенные.
Дядя Миша неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. Присел на корточки — не на землю, а как-то завис над ней, по-птичьи. Достал кисет.
— На, тут табак нормальный, — сказал Андрей, протягивая ему пачку «Винстона».
Дядя Миша глянул на сигареты с презрением.
— Сено это, а не табак. Духа нет.
Он свернул самокрутку из своей махорки, чиркнул спичкой. Едкий, сизый дым поплыл над болотом, смешиваясь с запахом прелой хвои. Андрей закурил, жадно затягиваясь. Тишина вокруг стояла неестественная. В тайге не бывает абсолютной тишины: всегда где-то скрипнет дерево, пискнет пищуха, зашумит верхушками ветер. А здесь — вакуум. Будто кто-то выкрутил звук на ноль. Даже комары, эти вечные спутники геолога, пропали.
— Слышь, Миш, — Андрей выпустил дым в сторону ближайшей чахлой елки. — А почему скважину-то законсервировали? В архивах пишут — плановое закрытие. Но оборудования там бросили — мама не горюй. Будто бежали.
Дядя Миша прищурился, глядя куда-то вглубь леса, где меж стволов начинал клубиться белесый туман.
— Не бежали, — тихо сказал он. — Уходили. Кто успел.
— Чего? — Андрей усмехнулся. — Газ пошел? Выброс?
— Хуже. Докопались они.
— До кого? До нефти?
— До Исподнего, — Миша сплюнул в сторону. — Старики говорили: нельзя земную шкуру дырявить глубоко. Там, внизу, жилы старые. Кровь черная, густая. Если ее пустить — беда будет. Они бурили, бурили... А потом земля закричала.
Андрей рассмеялся. Смех прозвучал как-то неуместно громко.
— Ну ты даешь, дед. «Земля закричала». Это сейсмика. Подвижки грунта. А «кровь черная» — это нефть. Мы за этим сюда и премся. Компания хочет знать, стоит ли расконсервировать точку.
— Не стоит, — отрезал Миша. — Поверни назад, Андрей. Деньги верну, не надо мне. У меня внуки в городе, мне жить охота.
— Ага, сейчас. Разбежался, — Андрей затушил окурок о подошву сапога. — Я двести тысяч авансом получил, мне отчет сдать надо. И образцы привезти. Так что вставай, Сусанин. Отрабатывай.
Миша тяжело вздохнул, поднялся, опираясь на палку. В его темных глазах плескалась такая тоска, что Андрею на секунду стало не по себе. Будто дед смотрел не на него, а сквозь него. Как на покойника.
— Пошли, — буркнул эвенк. — Только след в след иди. В сторону не суйся. Топь тут хитрая.
Они двинулись дальше. Туман густел. Теперь он был не просто дымкой, а жирной, молочной взвесью, которая оседала на лице холодными каплями. Начался дождь. Не нормальный летний ливень, а мелкая, противная морось. Андрей чувствовал, как влага пробирается под воротник, ползет холодной змейкой по спине. Куртка, заявленная как непромокаемая, сдавалась. Лес менялся. Деревья стали толще, но так же выглядели мертвыми. Кора с них свисала лохмотьями, обнажая серую, склизкую древесину. Мха стало ненормально много — он свисал с веток длинными, грязными бородами, покрывал валуны бурыми шапками. Цвета исчезли. Остались только оттенки серого, черного и болотно-зеленого.
— Вон она, — махнул рукой Миша.
Они вышли на небольшую прогалину. Посреди нее торчала труба. Вокруг валялись остатки какой-то конструкции — гнутые швеллера, рваные листы железа, моток троса, вросший в землю. Но страшнее всего была земля вокруг трубы. Она просела, образовав воронку метров пять в диаметре. И эта воронка… дышала. Грязь в ней была черной, маслянистой, она лениво пузырилась, лопаясь с чавкающим звуком. Андрей подошел ближе и поморщился — в нос ударил тошнотворный запах. Пахло не просто сероводородом, как на обычных скважинах — пахло здесь тухлым мясом, старым, сырым погребом и чем-то еще... сладковатым. Приторным.
— Фу, ну и вонища, — Андрей закрыл нос рукавом. — Это что, сероводород так дает?
— Это гниль, — Миша стоял на краю поляны, не решаясь подойти ближе. — Я ж говорил — больное место. Гной земли.
— Гной, не гной, а пробы взять надо, — Андрей скинул рюкзак, достал пробоотборник — длинную металлическую штангу с емкостью на конце. — Ты тут постой, посторожи, чтоб медведь за зад не цапнул.
— Нет тут медведя, — тихо отозвался проводник. — Медведь умный, он сюда не ходит. Тут только...
— Что? — Андрей обернулся, настраивая камеру, чтобы зафиксировать состояние устья скважины.
— Тени тут ходят. Старые.
— Ой, всё, — отмахнулся геолог. — Не нагнетай.
Он шагнул к краю воронки, сапоги заскользили по глине. Земля здесь была странной — жирной, лишенной травы. Только какие-то бледные, полупрозрачные грибы торчали из грязи. Как они вообще в такой почве проросли?
Андрей прицелился камерой.
— Так, обсадная труба проржавела, оголовка нет... Грунт нестабилен, явные признаки карстового провала или вымывания породы...
Он сделал шаг вперед, чтобы дотянуться штангой до жижи.
— Не ходи! — крикнул Миша вдруг так резко, что Андрей вздрогнул. — Назад, дурак! Она живая!
— Да кто живая?! Грязь?! — Андрей раздраженно обернулся. — Ты меня достал своими...
В этот момент земля под его правой ногой просто исчезла. Не осыпалась, не провалилась — она будто разжижилась в одно мгновение. Андрей взмахнул руками, пытаясь найти опору, но хватать было нечего. Глина стала как кисель.
— Миша! — заорал он, чувствуя, как ноги уходят в холодную вязкую массу. — Палку давай!
Проводник рванулся к нему, протягивая свой посох. Лицо старика перекосило от ужаса.
— Держись! Держись, парень!
Андрей вцепился в суковатую палку. Жижа засасывала с невероятной силой, будто внизу работал мощный насос. Она чавкала, облепляла бедра, пояс, холод проникал сквозь одежду, сковывая мышцы.
— Тяни! — хрипел Андрей.
Миша уперся ногами, его жилы на шее вздулись. Но грязь не отпускала — она его тянула вниз. Андрей почувствовал, как что-то коснулось его ноги там, в глубине. Что-то твердое и... движущееся? Нет, показалось. Просто камень.
Хруст.
Ветка лиственницы, служившая посохом, не выдержала и Андрей полетел спиной назад, в центр воронки.
— Мама... — только и успел выкрикнуть он.
Черная жижа сомкнулась над головой, мгновенно стало темно. В рот, в нос хлынула вонючая, горькая масса. Андрея крутануло, потащило вниз по наклонному желобу, ударило плечом о камень, потом головой о что-то деревянное. Сознание мигнуло и погасло, оставив только ощущение бесконечного падения в ледяную кишку земли.
***
Первым вернулся запах. Вокруг воняло мокрой штукатуркой, застоялой водой и угольной гарью. Андрей застонал и открыл глаза. Над ним висело небо. Но не свинцовое, как перед падением, а какое-то грязно-бурое, низкое, будто потолок в прокуренной квартире. Он лежал на спине, раскинув руки. Под ним была не жижа, а твердая, сырая земля, перемешанная с угольной крошкой.
— Миша... — прохрипел он, пытаясь приподняться.
Голова гудела колоколом. Он ощупал затылок — шишка, крови вроде нет. Повезло.
Он сел, озираясь.
— Миша! Ты где, старый хрыч?
Тишина. Только шум в ушах — тонкий, противный писк. Андрей огляделся. Он находился на дне неглубокого оврага. Стены поросли кустарником, но каким-то странным — листья были черными, маслянистыми. Он попытался встать, и тут же левую лодыжку прострелило острой болью.
— Етить колотить... — Андрей зашипел, хватаясь за ногу.
Подвернул. Или растянул. Кое-как, опираясь на руки, он пополз вверх по склону оврага. Где воронка? Где скважина? Выбравшись наверх, он замер — тайга была другой.
Исчезли чахлые лиственницы, вокруг стоял лес — густой, черный, стеной. Деревья были огромными, их стволы лоснились от влаги, но крон не было видно — они терялись в бурой мгле наверху. И ни звука. Ни ветра, ни шороха.
Рация!Андрей лихорадочно ощупал карманы. Рация была на клипсе, вся в грязи, но целая. Он нажал тангенту.
— Миша, прием. База, прием. Это первый, как слышно?
Из динамика полился ровный, плотный белый шум. Ш-ш-ш-ш... Ни треска, ни помех — ничего.
— Прием! Кто-нибудь! SOS, блин!
Тишина. Андрей посмотрел на навигатор. Экран был разбит, и теперь тонкая паутина трещин перечеркивала карту. Он нажал кнопку включения — ноль реакции. Сдох, зараза.
— Отлично, — прошептал он. — Просто замечательно! Доигрался!
Он был один. Без связи, с больной ногой, черт знает где. Куда его вынесло потоком? Подземная река? Карстовая пещера? Но он же на поверхности, не под землей...
И тут он услышал звук, далекий, ритмичный. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Так работает дизель-генератор. Звук шел справа, из-за стены деревьев.
— Люди, — выдохнул Андрей. — Слава богу. Геологи? Лесорубы?
Он похромал на звук, продираясь сквозь кустарник. Ветки цеплялись за одежду, царапали лицо, но он пер напролом. Желание выбраться из этого странного места было сильнее боли. Идти было тяжело, нога горела огнем, но с каждым шагом звук становился громче. К запаху угля примешивался запах мазута и... вареной капусты?
Андрей раздвинул последние ветки и застыл. Перед ним лежала просека, а за ней, в низине, раскинулся поселок. Этого не могло быть! Он ведь изучал карты, он смотрел спутниковые снимки перед вылетом. В этом квадрате на двести километров вокруг — ни души. Только тайга и болота.
Но поселок был. Два ряда длинных деревянных бараков, крытых шифером. Столбы с мутными желтыми лампочками, натянутые между ними провисшие провода. Грязь на улице была такой, что казалось, дома плывут в ней, как баржи. В центре стояло кирпичное здание с трубой — котельная, откуда и валил черный дым, стелющийся по земле.
Территория была огорожена высоким дощатым забором с колючей проволокой поверху. Над воротами висела красная растяжка. Ткань выцвела, пошла пятнами плесени, но белые буквы все еще читались:
«Даешь пятилетку за четыре года!»
Андрей протер глаза грязной рукой. Ему это мерещится, что ли?
— Что за бред... — пробормотал он.
Он поглядел на свои часы — стрелки стояли. Секундная замерла на цифре 12. Он потряс рукой, постучал по циферблату — бесполезно. В поселке было движение, но какое-то… странное. Люди были одеты одинаково, в серые ватники и кепки. Они брели по колено в грязи, медленно, кто-то катил тачку.
— Эй! — крикнул Андрей, выходя на просеку. — Эй, мужики!
Никто не обернулся. Андрей сделал шаг и поскользнулся — земля была мокрой, вся трава, стволы деревьев, забор — все блестело от влаги. С крыш бараков капало, но дождя не было. Андрей поднял лицо к небу — бурое марево висело неподвижно.
— Откуда вода? — спросил он сам себя.
В воздухе пахло не свежестью после дождя, а сырым подвалом. Затхлостью. Мокрой тряпкой, которую забыли в ведре на месяц. Он захромал к воротам. Сторожевой будки не было, ворота были распахнуты настежь. Подойдя ближе, он увидел первого человека вблизи. Мужик сидел на бревне у крайнего барака и курил. На нем была телогрейка, грязные кирзовые сапоги и ушанка с одним оторванным «ухом», несмотря на то, что на дворе стоял (должен был стоять, по крайней мере) август.
— Отец! — Андрей подошел к нему, стараясь не наступать на больную ногу. — Отец, подскажи, что за место? Я с партии геологической, отстал... Рация сдохла. У вас связь есть?
Мужик медленно поднял голову. Глаза у него были мутные, как прокисшее молоко. Он смотрел на Андрея долго, не мигая.
— Связь? — голос мужика звучал глухо, будто из бочки. — Почта была. Давно. Вертушку ждем.
— Какую вертушку? Мне бы МЧС вызвать или своим сообщить. Где начальник?
Мужик затянулся папиросой «Беломорканал». Папироса тлела, но дыма почти не давала.
— К Петровичу иди. В контору. Он скажет.
— Где контора?
Мужик неопределенно махнул рукой в сторону кирпичного здания с трубой.
— Там. Только ты это... форму надень. Не положено в таком.
Он кивнул на яркую, оранжево-синюю куртку Андрея.
— В каком — таком? — Андрей начал терять терпение. — Это спецодежда. Слушай, какой год сейчас?
Мужик вдруг ухмыльнулся. Улыбка обнажила ряд железных зубов.
— План горит, парень. План. А год... какой назначат, такой и будет.
Андрею стало жутко. Больной, что ли…
— Ладно, — Андрей попятился. — Разберусь. Спасибо.
Он двинулся вглубь поселка, шлепая по грязи. Грязь была теплой, и это открытие заставило волосы на затылке встать дыбом. Воздух ледяной, все мокрое, а грязь под ногами теплая, почти горячая. Он проходил мимо бараков. В мутных окнах горел тусклый свет, тени двигались за стеклами. Где-то играла музыка — хриплый патефон или радиола: «Широка страна моя родная...» Звук плавал, искажался, замедлялся, превращаясь в тягучий вой.
Андрей ускорил шаг, нога разболелась еще сильнее. Ему казалось, что если он остановится, эта теплая грязь схватит его за лодыжки и утащит вниз, туда, откуда он только что выбрался. Над входом в кирпичное здание висела табличка: «Управление ГРП №4». Краска облупилась, но герб СССР был виден отчетливо. Андрей толкнул тяжелую дверь, обитую дерматином.
В коридоре было пусто. На стене висел плакат по технике безопасности: рабочий в каске грозит пальцем, а под ним надпись: «Не стой под стрелой!». Только лицо у рабочего было странным — глаза зарисованы черным маркером, а рот растянут в неестественно широкой улыбке.
Андрей сглотнул вязкую слюну.
— Эй? Есть кто живой?
Из-за двери в конце коридора донесся кашель. Андрей пошел на звук. Его рука сама потянулась к поясу, где должен был висеть геологический молоток. Но молотка не было — потерял при падении. Остался только перочинный нож в кармане.
Он распахнул дверь кабинета. За массивным столом, заваленным папками «Дело №...», сидел грузный мужчина. На нем был полувоенный френч без погон. Лицо красное, мясистое, с густыми бровями. Перед ним стоял граненый стакан с чаем в подстаканнике и пепельница, полная окурков.