В середине восьмидесятых мой папа, тогда еще парень лет шестнадцати-семнадцати, часто ходил в походы со своим старшим братом и его друзьями, в Карелию. Походы у них были длинные, основательные, на плотах и байдарках, с кучей снаряжения, так что забирались временами очень далеко и глубоко в глушь. Разумеется, частенько натыкались на заброшенные деревни у берегов рек. Полазить-посмотреть на них любили, но никогда там не ночевали, даже если дома были хорошо сохранившимися. Во-первых, в современной палатке всяко удобнее, а во-вторых, попросту неуютно. Никакой мистики, но все равно есть ощущение, что из пустых домов за тобой наблюдают.
Обычно, когда разбивали лагерь, папа со своим другом-ровесником, сделав все, что от них требуется, шли гулять по окрестностям — ягод пособирать, грибов, если сезон. Ягоды мой папа и сейчас обожает до умопомрачения. Ну и просто посмотреть, что да как. Тогда в тех местах было еще более-менее спокойно, это потом, в бурные девяностые, походы пришлось прекратить: местное население совсем одурело, отбирало у туристов еду, а то и что похуже делало. Но тогда можно было еще гулять вволю, не опасаясь наткнуться на что-то опасное.
Итак, папа с другом гуляли по лесу, продираясь, как придется, потому что тропинок там не было никаких — в ближайшей деревне явно уже давным-давно никто не жил, или, по крайней мере, в этой части леса не гулял. Деревья вокруг были высокие, стояли плотно. И вдруг, обогнув очередное дерево, папа... практически уперся в деревянную стену. Верится с трудом, но он утверждает до сих пор, что вообще ее не видел ни между деревьями, ни над верхушками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что они с другом вышли к заброшенной церквушке. Или даже просто часовенке, потому что состояла вся конструкция из одной-единственной башенки с остроконечным (так называемым шатровым) сводом и крестом на его верхушке.
Папа сразу отметил целый ряд странностей. Во-первых, почему часовня так далеко от ближайшей деревни? Пешком на такое расстояние сельские жители вряд ли стали бы ходить, к тому же, напомню, не сохранилось никаких тропинок, не говоря уж о какой-либо дороги для телег и прочего транспорта. Ни малейшего следа, ни, к примеру, более молодых деревьев и кустиков там, где могла бы быть когда-то проторенная, но теперь заросшая дорога. Старые высокие деревья окружали часовню практически вплотную. Как будто она просто взяла и выросла так вместе с ними. Во-вторых, все окна и дверь были очень плотно заколочены крепкими большими досками, надежно так, а не как обычно делают с заброшенными зданиями, тяп-ляп, крест-накрест. Даже самые высокие и маленькие окошки были заделаны таким образом. Подойдя поближе, папа увидел, что на них что-то аккуратно нацарапано. Было похоже на старославянскую вязь. Он уже и в шестнадцать лет весьма серьезно интересовался историей, но не смог разобрать ни одной буквы, не то что слова. И, в-третьих, самое тревожное; папа заметил это, когда они с другом обошли церковь по кругу и снова посмотрели вверх. Креста теперь стало не видно под сидящими на нем птицами. В видах пернатых папа не особенно разбирался, да и не стал всматриваться, потому что слишком испугался. Он не слышал, как столько птиц вдруг разом прилетело. И птицы молчали. Не щебетали, не шуршали перьями, не кричали — не издавали никаких звуков.
Тут надо сделать ремарку. Мой папа никогда не был религиозным человеком, христианство он скорее не любит. Но в то время он уже серьезно занимался восточными боевыми искусствами и всегда воспринимал это не только как спорт, но и как философию, как нечто эзотерическое. У него всегда получалось чувствовать энергетику мест и людей (я лично в подобные вещи тоже верю), в будущем он стал очень хорошим массажистом, например. В тот момент он, правда, еще не так много в этом понимал, но просто осознал: нехорошее это место, ОЧЕНЬ нехорошее. И оно их с другом заметило. Тогда папа загородил другу дорогу, как бы оказываясь на линии между другом и птицами, которые, казалось, все пристально смотрели на них, и сказал, что лучше уйти отсюда. Друг не сопротивлялся — ему место тоже не понравилось. Папа долго пятился спиной, но в конце концов все-таки отвернулся. Когда они отошли от жутковатой часовни на несколько метров — папа до сих пор готов поклясться в этом, — он увидел какое-то движение слева от себя. Как будто какая-то темная рука тянется к его плечу. Он резко обернулся и отскочил, но за спиной ничего не было, только лес. И часовни снова было не видать, как будто ее там и не стояло никогда. Папа почему-то был уверен, что, если они сейчас вздумают вернуться, ничего на этом месте не найдут.
До лагеря они вернулись без приключений, и поход завершился вполне удачно. Только с тех пор папа иногда видит краем левого глаза то, что людям видеть, наверное, не положено. Я унаследовал от него эту способность, а мой младший брат — даже в большей степени. Они иногда приходят и стоят у него в ногах, когда он ночью лежит в постели.