Мракотека | Охота на жизнь

Оформили мы все необходимые документы (заколебались так, что не описать), купили себе ружья и двинули «зайчиков бабахать» — пять старых дураков-приятелей. Приятелей со школьной скамьи — я, Никита, Пашка, Тимур и Колян. На охоту поехали: от жен и от города отдохнуть, специально деньги копили (все, кроме Пашки), отпуска друг под друга подгадывали... Дураки.

Бухать мы собирались начать, едва покинув жен, а потому решили ехать на пригородной электричке. Сотовые дружно «забыли». Это было веселое летнее утро, по-настоящему счастливое. Всех нас (взрослых уже людей) переполнял юношеский задор, и мы радовались всему — солнцу, лету, душной электричке, тому, что все у нас получилось и что мы снова вместе.

Ехали мы в довольно глухие, но уже знакомые места. Там, в своей бревенчатой сторожке жил и, по совместительству работал лесником и егерем, наш старый знакомый по прозвищу Пласт — отшельник, одиночка и алкоголик со стажем. Глянув на Пласта, и не скажешь, что он наш одноклассник и ему всего тридцать два. Именно он-то нас и зазвал этим летом на охоту.

Надо отметить, что мы уже дважды бывали в гостях у Пласта — на «рыбалке» и, опять же, на «охоте». В первый раз мы, как пятеро дебилов, приехали к нему, полностью упаковавшись снастями и удочками и готовые к роскошному улову и ароматной ухе с дымком. В результате выяснилось, что единственное озеро в округе иссохло и превратилось в грязную лужицу, а другой ближайший водоем (озеро Орловское, мать его) находится в тридцати километрах к югу. Пласт с нескрываемой издевкой предложил ехать туда, но мы с пацанами послали его в задницу и все закончилось трехдневной пьянкой. Вторая наша поездка закончилась похожим образом. Мы заехали к Пласту зимой (зайцев пострелять, мать их), Пласт перед этим обещал, что все будет в порядке и ружья он нам выдаст. Но ружье оказалось одно, сам Пласт сказал что-то вроде: «Извините, ружья кончились» и ушел в лес на сутки.

Все эти сутки мы бухали (без телевизора, радио, книг и даже без электричества), потом пришел Пласт и приволок с собой... дикого козла! Хорошее время было — мы готовили мясо и так и сяк, и в горшочках и на костре, пили, как приговоренные и... в общем, славно отдохнули.

За эти два раза мы хорошо изучили нынешнюю натуру Пласта, а потому заранее все продумали и подготовили. Мы точно знали, что живности в тех местах полно — много зайцев, косуль, тех же диких козлов. Всех их нам довелось повидать, а козла еще и «поедать». И ехали мы действительно на охоту (помимо пьянки, конечно).

Кривлялись мы, при выборе оружия, как дети. Не взял себе ружье только я, потому что с самого детства не признаю охоты. Да, я люблю есть мясо, но сам никогда не смогу убить живое существо из ружья. Так что я ехал туда не УБИВАТЬ, а ЕСТЬ мясо.

Паша с Никитой приобрели себе по «ИЖ 43ЕМ» — неплохая двустволка и самое обычное во всех пониманиях ружье. Просто ружье и ничего более. Тимур остановился на «ТОЗ 34ЕР», польстившись на резиновый затыльник приклада, позволяющий регулировать и смягчать силу отдачи. Помню, как мы тестили для него другое оружие, а потом с хохотом фоткали огромные синяки на правом плече. Теперь же это все было отрегулировано под индивидуальные параметры Тимура. И только Колян, в отличие от нас хоть сколько-то смыслящий в охоте, не поскупился и приобрел себе довольно крутую (пусть и отечественную) игрушку «ТОЗ МЦ 21-12» — автоматическое ружье двенадцатого калибра с магазином на четыре патрона (плюс один на взводе) особо хорошее при охоте на парнокопытных. А мы ехали именно на парнокопытных, хоть и шутили про зайцев.

Разумеется, я пожалел о своих принципах, как только мы отъехали. Ага, все такие блатные и с ружьями, разговаривают там, а я вроде как не при делах! Особенно разглагольствовал Коля. Казалось, он мог бесконечно рассуждать о «штуцерных», трехствольных и четырех ствольных ружьях, о системах сверловки, о курковых и бескурковых системах и прочей подобной ереси. Для остальных ружье было просто «ружжом» и не более. Я же вообще оказался неподготовленным и успокаивал себя лишь тем, что жрать мясо буду наравне с остальными, а пострелять, если что, мне и так дадут.

Весело мы ехали в электричке, но тише, чем ожидали. Остановка наша называлась типа «122-й километр» или «8-й переезд», прозевать такую как два пальца — электричка на них не особо задерживается.

Мы шумно вылезли на нужной нам платформе. Топать до домика Пласта было прилично, километров семь. Ну, да мы не расстраивались и двинулись в путь. Найти домик было не сложно — главное придерживаться старой и, не всегда приметной дороги вдоль леса и заброшенных дачных участков. Днем это не составляло особого труда.

Мы топали себе и топали. Пили еще прохладное пиво, предвкушали баню и мясо, лелеяли свои надежды на охоту, и все-то было супер. Именно тогда. Не знаю, как у остальных, но мне хотелось в тот момент, чтобы эта наша дорога не кончалась никогда. Да, пусть она пыльная и грязная, пусть зенит солнца морит и угнетает, пусть пиво все теплее с каждой минутой, но зато мы все тут, все вместе, как в старые добрые времена.

Мы беззаботно шли по знакомому пути, жевали от нечего делать молодые пестики полутораметровых сосен, болтали без устали и наслаждались каждой секундой. Колян раздухарился и решил испробовать свое новое ружье. Остальные не останавливали его, хотя и не спешили расчехлять свое оружие. Все немного побаивались ружей — мирные, чего уж тут. Коля достал ружье и медленно зарядил четыре патрона, перед этим достав их из коробки. Потом дослал одну ракушку в патронник и зарядил пятую.

— Ну, че, кого убивать будешь? — засмеялся Паша.

— Вон ту сосенку.

Коля прицелился. Мы дружно зажали уши. Как же глупо мы, должно быть, смотрелись — охотники, зажимающие уши перед выстрелом. И вот, грохнул выстрел. Мы вздрогнули, а потом глянули на результаты.

— ФУ!

— Фу-у-у, лох!

— Лох!

Короче, Колян промазал. Но он не собирался останавливаться и принялся перезаряжать оружие. В теории, это делается быстро, а точнее, вообще без траты времени стрелка. После выстрела из ружья его модели, гильза должна выскочить сбоку в сторону, а следующий патрон отправиться в патронник автоматически. Этого не случилось, и Колян, приглушенно выругавшись, принялся разряжать магазин.

— Га-га-га, лох-х-х!!! — хохотали мы, как в былые школьные годы.

— Ружье-то блатное купил себе, а патроны взял из говна! Лох!!!

Колян тем временем разрядил магазин, упер приклад ружья в землю и со всей силы отжал ствол в сторону:

— Дайте что-нибудь тяжелое! — попросил он.

Паша достал свое ружье и подал Коляну. Тот перехватил оружие поудобнее и прикладом несколько раз ударил по рукоятке затвора. Наконец, что-то звонко щелкнуло, а использованная гильза вылетела наружу, скрывшись где-то в густой траве.

— Давай, Колян, добей суку! — смеялись мы.

Колян был довольно гордым и спесивым парнем, а потому немного обиделся. Нам было плевать — на обиженных воду возят.

* * *

Нас нисколько не удивило то, что Пласт не приготовился к нашему приезду. Ни тебе спальных мест, ни баньки, ни вкусного обеда, приготовленного на свежем воздухе (как он сам обещал). Мы ввалились в его сторожку, как домой, расположились и стали ждать. Его домишко представлял из себя однокомнатный сруб без сенок, с двумя окнами и погребом. Сруб, надо сказать, был просторным, и места в нем хватало на всех. А главным местом в доме была печь — Пласт всегда принуждал нас почитать печь и не обижать ее (даже когда мы были пьяными). Мы забухали, не дожидаясь хозяина. Помимо стратегического запаса свеч, нам удалось найти в погребе чертову уйму консервов, овощи, вяленое мясо, сало, два ящика водки (!!!), ягоды, маринованные грибы и целую кучу всякой другой снеди. Дело пошло, хоть мы и не решились затопить баню. День прошел и, наблюдая, как солнце садится за горизонт, пьяный Коля сказал, что завтра утром мы идем на охоту.

— По-любому, — добавил Тимур. — Дождемся Пласта и вперед.

— Ага.

— Нет, — отрезал Колян. — Проснулись, отошли и вперед. Мы же убивать приехали, забыли? Стрелять!

— Ну, да, — улыбнулся пьяный Паша.

— Точно.

— А Пласт? — поинтересовался я.

— Черт с ним, — раздраженно махнул рукой Коля. — Мог бы нас и подождать.

— Ну да, — пьяный Никита выглядел озадаченным. — Вообще Пласт как сука себя повел.

— Как и всегда, — засмеялся Тимур.

Ближе к ночи мы завалились спать. Когда рано поутру грянул выстрел, я чуть не подскочил на кровати. Все, кроме Паши, тоже проснулись. Мы сонно переглянулись и только тогда заметили, что Коляна нет на месте.

— На рассвете нам в бой, — донеслось с улицы. — День начнется стрельбой... Пам-пам-па-бам, па-ба-па-бам, па-бам!!! И на рассвете вперед... После чего раздался второй выстрел.

— Колян, придурок, — Тимур откинулся на подушку.

Мы провалялись еще с полчаса, прислушиваясь к возне на улице.

— Ладно, давайте вставать, — потянулся я. — Охота так охота.

Никита принялся будить Пашу, а мы с Тимуром отправились к умывальнику.

— Утро доброе, могикане! — улыбнулся Колян. — Я вас не разбудил своей стрельбой?

— Издеваешься, придурок?

— Издеваюсь. Ну, что, все готовы мамонтов бить?

* * *

Пласта мы так и не дождались, а потому решили идти без него. Заблудиться в этой местности сложно — ориентиров хоть отбавляй. Тут тебе и старая водонапорная башня, находившаяся неподалеку от железной дороги, и ни разу не работавшая подстанция, и высохшее озеро, железнодорожное полотно опять же. То тут, то там виднелись заброшенные и недостроенные дачные участки, подгнившие срубы, кирпичные коробки, сараи, туалеты. После развала СССР здесь принялись было организовывать дачный кооператив и что-то вроде совхоза, но дело быстро разладилось: автобусы сюда не ходят, приличных автомобильных дорог нет, водоем только один, да и тот загнулся, колодцы не выкопать из-за большой глубины подземных вод (требовались, как минимум, скважины), да и сама земля оказалась глинистой и не очень-то пригодной для выращивания большинства культур. А вот для грибников и охотников места оказались благодатными, не смотря на то, что и леса здесь как такового не было. Вместо единого лестного массива, местность, будто пятна на теле жирафа, покрывали рощицы, размером от совсем крошечных, «прозрачных», как их называли, до вполне себе внушительных на пару-тройку десятков гектар.

Как раз по такой мы и бродили уже пятый час, разделившись на две группы. Никита с Пашей шли правее, в естественной низине, длИнной, как сосиска и заросшей жиденьким, но довольно высоким подлеском и папоротником. Мы с Тимуром и Коляном взяли левее метров на шестьсот. Ступать было мягко и приятно, под ногами раскинулся ковер из дутого, как синтепон, мха и осыпавшихся еловых иголок.

— Никого, — в очередной раз проворчал Колян.

И это было правдой. Нас сразу же удивила неестественная для этих мест тишина и пустота: ни птиц, ни зайцев, ни кого бы то ни было. Не было даже бабочек, стрекоз и мух с комарами.

— Странно…

— Дело к вечеру, — вздохнул Тимур. — Закругляться надо. Еще обратно сколько пилить.

— Куда делась вся живность?! — в недоумении воскликнул Колян и остановился. — Блин, мы за всю охоту так ни разу и не выстрелили!

— Никита с Пашкой тоже.

— Нам вообще с поездками к Пласту не везет, — усмехнулся Тимур. — Только бухаем.

— Это да, — улыбнулся в ответ я. — Но зато как бухаем!

— Ладно, без толку это все, — Колян повернулся ко мне. — Че, сгоняешь до наших?

— А че я-то сразу?

— Давай, не ломайся! Мы пока с Тимкой еще пошерстим, авось повезет хоть на ежика захудалого.

— На жуков навозных вам повезет. Бля, так и знал, что рации взять нужно…

Выбора не было, и я поспешил к Никите с Пашей. Сразу их найти не удалось, уж больно глубоко они забрались в чащу. Я позвал их раз, другой, третий, но в ответ услышал лишь собственное эхо.

— Черт бы вас побрал!..

— Чего орешь? — раздался вдруг у меня за спиной сердитый, приглушенный голос.

Я резко обернулся и увидел Никиту.

— А вы чего не отзываетесь?

— Мы, кажись, на какого-то крупного зверя наткнулись.

— Да ну? И на кого же?

— Не знаю. Может быть козел, а может, и лось. Мы уж час как выследить его пытаемся.

— В каком смысле выследить?

— А вот в таком. То тут ветки затрещат, то там. Носимся по низине, как угорелые, а увидеть так никого и не удалось.

— А Пашка где?

— Он чуть южнее в кустарнике притаился, — Никита указал рукой направление. — А я хожу, выцеливаю. Как ваши успехи?

— Все глухо. Парни обратно засобирались, но я их сейчас приведу.

— Ага, хрена вам лысого! Это наша добыча!

— Упустите ведь.

— Не упустим. Валите обратно, ждите нас там. Печь растопите, а жрать не готовьте. Клянусь, не выйду из этого леса без хорошего куска свежеубитого мяса!

— Вы это... поторапливайтесь. Часа через четыре стемнеет.

— Ладно. Вы, кстати, на Пласта не натыкались?

— Неа.

— Странно, куда он подевался? — Никита задумчиво почесал за ухом. — Ладно, вали давай. Только пацанам не рассказывай ни о чем! Еще припрутся!

— Постараюсь.

— Все, бывай.

Никита медленно пошел в сторону Паши.

— Удачи, сталкер, — буркнул я в ответ, отлил у ближайшей сосны и двинулся обратно.

* * *

До дома Пласта мы с Тимуром и Колей добрались благополучно. Правда, пару раз начинали блуждать, сбившись с пути, но вскоре вновь по ориентирам выбредали на нужную дорогу. По пути нам так и не удалось встретить ни одного живого существа. Вернувшись, мы растопили печь и выбрались на улицу, любоваться вечерним солнышком, пить водку, есть вяленое мясо с маринованными грибами, и болтать о том, как это здорово, ходить на охоту со старыми, школьными друзьями. За воспоминаниями и пустой болтовней прошел вечер.

— Чет пацаны загулялись, — проговорил Колян.

Мы дружно, не сговариваясь, повернули головы влево. Там догорало свои последние минуты солнце сегодняшнего дня, купаясь в ослепительно ярком пожарище заката.

— Пацаны, это Инферно, — улыбнулся Колян, любуясь зрелищем.

— Адская кузница, бля…

— Слушайте, а может, случилось что? — нахмурился я.

— Да что может случиться? — сморщился Тимур. — Тут нет никого в радиусе двадцати километров. Просто забылись немного парни. Идемте лучше в дом.

Тимур с Коляном собрали посуду и ушли в избу, а я еще некоторое время сидел и любовался агонией солнца. Какое-то неприятное, тревожное чувство поселилось во мне еще до нашего возвращения, и даже водке не удалось перебить его. Сейчас я больше всего на свете хотел, чтобы парни поскорее вернулись. Но их не было. Я встал, прошелся взад и вперед, прогулялся до ближайшего лесочка (метров пятьсот от сторожки) и вернулся в дом.

— Ну их на хрен! — ворчал Тимур. — Ждать никого не стану — начинаю готовить.

* * *

— Подождем еще часик и пойдем их искать.

Коля нервно барабанил пальцами по подоконнику. За окном уже сгустилась темнота, мы зажгли свечи и с возрастающим волнением ждали друзей.

— Туда, в темноту? — Тимур прихлопнул на шее комара и иронично вскинул брови. — У нас нет даже фонарей. Вспомни, мы и днем когда возвращались, несколько раз заблудились. Сейчас нам их не найти.

— Нужно попробовать, — настаивал Коля. — Может быть, они блуждают где-то рядом.

— Эти двое не пропадут, — вставил я свое слово. — Заночуют если что в лесу, а поутру возвратятся к нам. Я тоже против того, чтобы идти.

— Да ну вас…

Колян потер щетину и уселся на табурет. Тимур взобрался на печь, свесив ноги вниз и слегка откинувшись назад. Я уперся локтем на старое бюро и тихонько дремал. Пласт утверждал, что это бюро самый настоящий антиквариат и, при хорошей реставрации, мебель можно было бы продать коллекционерам за неплохие деньги. Прошел еще час. Пацанов все не было.

— Я думаю, что пора спать, — Тимур смачно зевнул.

— Слушайте, давайте хотя бы в радиусе километра походим, — взмолился Коля. — Постреляем из ружей в воздух, покричим, глядишь Некит с Пашкой и…

Речь его прервал приглушенный крик, донесшийся с улицы. Мы дружно вздрогнули и притихли. Сначала ничего не было слышно, но потом все разборчивее стал странный и неприятный звук — будто кто-то бежит в нашу сторону, не то волоча по земле тяжелую ношу, не то подтягивая за собой ногу. Звук все приближался и приближался. Мы тревожно переглянулись и уставились на дверь. В какой-то момент звук стих и установилась полная тишина. Лишь пара комаров пищало в дальнем углу, гудела печь, да потрескивали свечи.

— Что это было? — глухо проговорил Тимур.

— Я не знаю, — ответил Коля.

— Это человек кричал.

— Может быть, Пласт?

— Надо сходить проверить. Вдруг там…

В эту секунду в дверь заколотили.

— Эй! Парни! Парни! Впустите меня!!! Слышите? Впустите!

— Это Никита! — воскликнул я.

— Некит, это ты? — отозвался Коля. — Заходи, открыто!

— Это я, это Никита!!! Впустите меня в дом!!!

Тимур шустро соскочил с печи и отворил незапертую дверь. В избу в буквальном смысле ввалился Никита. Он споткнулся об порог и неуклюже растянулся на полу.

— Господи, Некит, что с тобой?

Выглядел наш товарищ просто ужасно. На лбу кровь, на шее кровь, на руках кровь, лицо исцарапано, волосы всклочены, одежда изорвана. Мы подскочили к другу, помогли ему подняться и уложили на кровать.

— Никита, что произошло? На вас кто-то напал?

— Где Паша? Никита, что случилось?

Но мужчина молчал, будто не замечая нас. Он ошалело озирался по сторонам, с трудом переводил дыхание и все норовил сорваться с места. Нам приходилось удерживать его на месте.

— Что произошло, Никита? — Тимур еще раз повторил вопрос, дав другу отдышаться.

— Что произошло?.. — с трудом выдавил Никита. — Я расскажу. Только при одном условии…

— В чем дело, брат? Какие еще условия? — удивился я.

— Дайте мне еды и воды... Скорее.

Колян подорвался в погреб и вскоре выскочил с банкой консервированной кукурузы и шматом сала. Прихватив со стола кувшин с водой, он подал все это Никите. Тот жадно вгрызся в сало, а банку протянул обратно.

— Открой.

Мы с Тимуром изумленно переглянулись. Наш прекрасный отдых обернулся чем — то не самым приятным. Колян выхватил банку, в два приема вскрыл ее с помощью охотничьего ножа и снова подал Никите. Тот уже управился с салом (черт побери, меньше чем за минуту!), выпил полный кувшин воды и принялся за кукурузу, даже не спросив ложки.

— Никита? Никита, что с тобой?

— Это еще не все, — кукуруза сыпалась изо рта Никиты прямо на покрывало. — Теперь ступайте на улицу, найдите брус и смастерите прочный засов на дверь…

— Да что это еще за шутки?

— Делайте, как я говорю!!! — заорал во весь голос мужчина. — Ставни плотно закройте, а лучше — заколотите. Наглухо, — Никита подавился и надрывно закашлялся. — Идите. Идите же скорей!..

Мы в нерешительности остановились.

— Никита, объясни, в чем дело, — с расстановкой проговорил Коля. — И где, мать твою, Паша?

— Делайте, что вам сказано, — повторил Никита. Он отшвырнул пустую банку в сторону и тяжело поднялся с кровати. — Ружье с собой возьмите.

— Ладно, будь по-твоему. Тимур, останься с Некитом, обработай раны.

— Нет, — отрезал Никита. — Я в норме. Поторопитесь там.

Колян еще некоторое время препирался с раненым, я ткнул Тимура локтем и мы вышли из дома. На улице царила непроглядная темнота, в которой, казалось, терялись не только предметы, но даже звуки; верх путался с низом, а бок с боком. Ни звезд, ни Луны на небе не было, и лишь окна дома едва освещали небольшую площадь в полтора метра.

— Бля, как у негра в заднице, — поежился я.

— Как думаешь, что с ними произошло?

— Понятия не имею.

— Может быть, медведь? Или волки?

— Не знаю. Ты заметил, Никита без ружья вернулся.

Мы встали на крыльце и закурили, прислушиваясь к спору в доме.

— Странно это, — тихо промолвил Тимур. — Вспомни, Никита с Пашей, они как... как…

— Я понял.

— Никита никогда не вернулся бы без Паши.

— Как и Паша без Никиты.

— Вот-вот. Помнишь, как тогда с ментами?

— Помню.

История, о которой вспомнил Тимур, произошла еще курсе на первом. Тогда Никита, Паша и какие — то их корешки, которых я толком не знаю, ввязались в драку на Центральном рынке. Драка, неожиданно, переросла в беспорядки, с битьем витрин, поджиганием машин и избиением левых прохожих. Вспыхнуло несколько пожаров, многих госпитализировали, а менты хватали и упаковывали всех подряд — и правых, и виноватых. Никите тогда удалось улизнуть дворами, а Паша попался и его, вместе с остальными, увезли не то в райотдел, не то еще куда-то. Помню, как Некит ворвался ко мне домой с радостным воодушевлением и рассказал обо всем произошедшем. Он легко отделался парой ссадин на лице и оторванным карманом на куртке. Я предложил ему остаться у меня (тогда я жил в студенческой общаге).

Мы попили пивка и завалились спать. На следующее утро на Никите не было лица. Оказывается, они заранее сговорились встретиться с Пашкой у меня, но последний так и не вернулся. Было начало двенадцатого утра и за это время до меня можно было добраться не то что из любой части города, а из любого уголка района. Причем пешком. Но Паша так и не вернулся.

Почуяв тогда неладное, я сбежал по лестнице вниз, к вахтеру, и надолго занял телефон, обзванивая отделы милиции, городские больницы и даже морги. Сотовых телефонов в широком ходу тогда еще не было. Я звонил и звонил, узнавал через справочную новые номера, ждал, пока поднимут списки поступивших за ночь, но везде слышал один и тот же ответ — не поступало. Убедившись в бесполезности своей затеи, я вернулся домой. Никита уже ушел, так и не попрощавшись.

Я остался один в полной растерянности. Что делать? Что предпринять? Еще несколько раз я бегал вниз к телефону, то и дело подскакивал к окну. Единственным разумным решением было оставаться дома и ждать новостей. Так я и поступил. Чуть позже зашел Тимур. Я обо всем рассказал и мы стали ждать вместе. День мы провели, как на иголках, а ближе к вечеру возвратились парни. Оба.

Выглядели они, мягко говоря, плачевно. Лицо Паши опухло от множественных побоев, к тому же он не мог ступать на правую ногу (оказалось, перелом). Никита, ссадин и кровоподтеков у которого заметно прибавилось, тащил друга на плече и отчаянно матерился. Мы с Тимуром оказали им первую помощь и тут же кинулись с расспросами — что, да как? Но вот, что странно: ни Паша, ни Никита не раскалывались. Отмахивались, отшучивались, переводили разговор, но так и не поведали нам, что же произошло. С тех пор много воды утекло. Но и по сей день, если нам вспоминается та история, Паша с Никитой начинают долго хохотать, а после, просмеявшись, Паша рассыпается в новых порциях благодарностей другу. Мы же до сих пор остаемся в неведении. Такая вот история.

— Ладно, — хмуро проговорил Тимур. — Ты займись ставнями, а я найду подходящий брус.

— Заметано.

Я с трудом разыскал в темноте молоток и гвозди и принялся за дело. Когда я покончил с первым окном на улицу вышел Колян.

— Что за чертовщина…

— Как он?

— Сильно изранен, — встревожено проговорил Коля. — Но не похоже, чтобы это был дикий зверь.

— Почему?

— Потому что... — Колян запнулся. — Не знаю почему. Не похоже и все.

Я заглянул в окно, которое вот-вот собирался заколотить. Бледный Никита стоял рядом с печью, болезненно поджимая ногу и нервно перебирая пальцами.

— Давайте лучше поспешим, — из темноты выплыл Тимур. В руках он держал увесистую балку. — Думаю, это сойдет.

* * *

Спустя какое-то время мы закончили. Ставни были надежно заколочены, дверь закрыта на засов. Скобы получились пусть и весьма аляпистыми, но зато крепкими — вбивали мы их основательно, вооружившись кувалдочкой.

— Ну, теперь-то ты, наконец, расскажешь, что произошло и где Пашка? — Колян уселся на лавку и нетерпеливо глянул на друга.

Мы с Тимуром стояли немного поодаль. Никита прошелся по комнате. Проверил сначала окна, нервно отбросив занавески, а потом с силой толкнул дверь. Удовлетворившись работой, он встал спиной к двери и посмотрел на нас.

— Мы бродили по той чаще, точно зная, что зверь где-то близко, — начал Никита без вступления. — Азарт был велик, поэтому домой мы не рвались. Когда начало темнеть мы стали идти так, чтобы находиться в радиусе видимости друг друга…

— Давай короче! — Колян вскочил на ноги. — Умоляю, Некит, не тяни! Что случилось? Где Паша?

Никита глянул на Коляна зло и недоброжелательно, от чего тот смутился и сел обратно.

— Давай дальше, — кивнул я.

Никита помолчал, будто бы припоминая события. Выглядел он все хуже и хуже.

— Потом нам стало страшно. Понимаете, обоим и одновременно. Оно да, конечно, в лесу по сумеркам вообще не уютно, но... Но тут другое. Молчали птицы, не пищали комары, не долетали звуки железной дороги. Ничего. Полная тишина. Кроме одного — треск веток. Начинало казаться, что это не мы выслеживаем зверя, а он нас. Нет, правда! Это не бред! — Никита нервно хихикнул. — Звуки, о которых я говорил, треск веток там и все такое, они раздавались все чаще и все ближе к нам. Но мы до сих пор никого не видели.

Мужчина опять помолчал. Мы же, слушатели, боялись лишний раз вздохнуть. Не знаю, как остальные, а я искренне надеялся, что вот-вот Никита засмеется (нет, прямо захохочет!) смоет бутафорскую кровь, а в двери ввалится пьяный и тоже хохочущий Пашка. Ух, если все так, и достанется же им обоим!..

— Когда стало по-настоящему темно, мы, не сговариваясь, повернули в сторону, где по нашим прикидкам находился дом. Нам уже было не до охоты, потому что творилось в этой роще что-то необычное и пугающее. Мы спешно шагали обратно, так и не обмолвившись ни словом. Треск веток и шорохи вблизи от нас не прекращались. От страха уже кружилась голова. Мы готовы были стрелять в темноту. Мы... мы переглянулись и перешли на легкий бег, как вдруг…

И снова Никита остановился на полуслове. Он потупился в пол и задрожал всем телом.

— Может быть, водки? — предложил Тимур.

Никита мотнул головой и с видимым усилием продолжил.

— Это был Пласт. Я увидел его лицо... блять, какое, на хрен, лицо, — морду! Рыло! Я увидел его буквально за полсекунды до того, как он кинулся на меня. Он рычал, как животное! Понимаете, рычал!!! Он повалил меня на землю... Он ударил меня, но вместо руки, там... Там была лапа с клешнями и... Он повалил меня, я стал отбиваться, закричал. Пласт сопел, рычал и вообще не был похож на человека. Зверь! — Никита говорил все быстрее и быстрее, съедая окончания слов. — Его глаза... Они были без зрачков и... И потом... Короче, не помню что дальше. Кажется, раздался выстрел. Пашка метко шмальнул, тварь отлетела в сторону. Я немедля вскочил и побежал. Я слышал, что Пашка бежит за мной. Слышал! Но... Но в какой-то момент я услышал возню позади себя. Да... А потом... — из полуприкрытых глаз Никиты потекли слезы. — Потом Паша крикнул: «Беги, Некит! Я за тобой! Беги!». И я побежал дальше. Звуки стихли, а я все бежал…

В этот момент в дверь забарабанили с той стороны. Мы все подпрыгнули на месте. Все, кроме Никиты. Он так и стоял спиной ко входу, склонив голову и сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

— Эй! Эй, парни! Впустите меня! Слышите? Впустите меня!

— Это Пашка! — радостно воскликнул Тимур и метнулся к двери.

— Нет, — отрезал Никита. — Мы его не запустим.

— Но почему?

— Потому что... вы не видели Пласта.

— Парни! Впустите меня в дом! Скорее, прошу!

— Пашка, уходи! — Никита так и не повернулся к двери. — Прошу тебя, друг, уходи. Уходи прочь.

— Да вы чего?..

Никита всхлипнул.

— Нельзя его пускать, мужики.

В дверь забарабанили с удвоенной силой.

* * *

Поверить в рассказ Никиты было сложно. Все это было похоже на какой-то низкокачественный ужастик, который выключаешь, не посмотрев и половины. Но это происходило с нами. Сейчас. Мы медленно переглядывались друг с другом, не желая верить в происходящее. Каждый из нас, по мере возможности, прикидывал ситуацию. Уверен, что у всех получалась полная фигня.

— Да вы охренели там совсем! — взмолился на улице Паша. — Никита, ты добрался? Жив ли?

— Жив, — буркнул в ответ Никита.

Бедолага раскачивался из стороны в сторону, глаза его закрывались от усталости и боли. Коля резко встал и подошел к двери, остановившись рядом с Никитой. В руках он все крепче сжимал ружье. Тимур тоже поспешил взять свою вертикалку, чуя, что дело принимает совсем уж неожиданный оборот.

— Так ты думаешь, что... — неуверенно проговорил Колян, покосившись на Никиту. — Что с Пашей что-то не так?

Никита не ответил. Казалось, он вообще на некоторое время выпал из реальности и вот-вот рухнет на пол.

— Мужики! Вашу ж мать, я ранен! Запустите меня! — орал на улице Паша. — Нам надо уходить отсюда! Сейчас!

— Ты считаешь, с ним что-то произошло? То же, что и с Пластом?

Никита продолжал молчать, раскачиваясь из стороны в сторону. Мы с Тимуром уже двинулись ему на подмогу, когда он, наконец, не своим голосом ответил:

— Нет. Надеюсь, что с ним ничего не случилось. А вот со мной…

Он с трудом приоткрыл глаза, и мы дружно отпрянули. В этот момент я готов был умереть, ослепнуть, обезуметь, что угодно, только бы не видеть это, не верить в то, что я вижу. В глазах Никиты не было зрачков, а белки приняли неприятный, мутно-желтый оттенок.

— Никита?

В эту секунду в хижине раздалось утробное рычание. Клянусь, человек издавать такие звуки не мог.

— Что за черт?! — чуть не плача, Колян посмотрел в нашу сторону. — Что это с ним?

— Отошел бы ты от него, — посоветовал Тимур.

Не успел он этого сказать, как Никита, а вернее то, что еще совсем недавно было им, с еще более жутким рыком кинулся на Коляна. Тот не успел отскочить и повалился на пол. Ружье вылетело из его рук. Никита прыгнул на него, норовя укусить или схватить за горло. Завязалась борьба.

— Помогите!.. Помогите мне! — орал Колян, с трудом отбиваясь от твари. — Что же вы встали?..

Но мы с Тимуром стояли, как вкопанные, оцепенев от ужаса и нереальности происходящего.

— Помогите же!

Все поменялось в какие-то доли секунды. Теперь Никита меньше всего походил на человека. Я разглядел его кожу — бледную, слабую, покрытую струпьями и язвами; я видел его волосы — выцветшие, пожухлые, походившие более всего на мочало или старый парик; а еще его руки — опухшие, налившиеся кровью когтистые лапы. Наконец, Коле удалось вырваться из мертвой хватки чудовища. Он откатился в сторону и вскочил на ноги. Следом за ним поднялся и наш друг, Никита.

— Стреляй в него, Тимур! Стреляй! У тебя ружье, стреляй!

— Но как? Это же Никита…

Никита двинулся на нас. По его подбородку стекала кровь, слюна и пена; губы посинели. Он хрипло хихикал, в горле его булькала какая-то жидкость.

— Убей его! Стреляй же!

Прихрамывая, Колян пятился назад.

— Стреляй!

Иного выхода не было, и Тимур решился. Он вскинул ружье, целясь в ноги, отвернулся и по очереди нажал на оба курка. Последовало два оглушительных выстрела; второй ушел значительно выше, так как дуло вздернулось вверх в непривычных к стрельбе руках Тимура. Избу заволокло дымом. В полном хаосе мы метались из стороны в сторону, кто-то кричал, ругался. Пороховая гарь неприятно ударила в глотку, уши заложило. Наконец, дым понемногу рассеялся.

— Подвал! — разобрал я крики Коляна. — Открывайте подвал!

Я машинально метнулся в нужную сторону, но Тимур меня опередил. Он откинул крышку в бок и подскочил к антикварному бюро. Я оглянулся на Коляна. Тот тащил корчащегося от боли Никиту в сторону люка, ухватив за единственно уцелевшую ногу. Другая лежала в стороне, дергаясь в остаточных конвульсиях. Ее первым зарядом дроби отстрелил Тимур. Николай подтащил раненного к люку и сбросил вниз, бесцеремонно придав ускорения ногой.

— Ногу! Забрось ему его ногу! — крикнул он мне.

Но я не решился подойти к отстреленной конечности. Колян махнул рукой и захлопнул крышку, после чего они вместе с Тимуром передвинули на нее тяжеленное бюро. Так, чтобы тварь не смогла выбраться. Наступила относительная тишина, нарушаемая лишь возней Никиты в погребе, да потрескиванием догорающих свечей. Мы замерли каждый на своем месте, переводя дух. Вдруг Колян повернулся к Тимуру и, что было сил, врезал ему в челюсть. Потом подскочил ко мне и сделал то же самое.

— Уроды... — прорычал он, злобно. — Друзья, блин, тоже мне. Не могли помочь даже.

— Мы растерялись. Как стрелять в... в Никиту? — оправдывались мы, поднимаясь с пола.

— Растерялись они, — Колян поднял с пола ружье Тимура, перезарядил и устало уселся на печь. — Надо подумать.

— ЕДА!!!! ЕДА!!! Еда, еда, еда!!! — заревело нечто в подвале.

Оно долго гремело разными предметами, после чего послышалось довольное чавканье.

* * *

Несколько минут молчания показались вечностью. Тварь продолжала жадно чавкать в погребе съестными припасами. Весь пол был залит кровью. Я не мог отвести глаз от сгибающейся и разгибающейся ноги. Ноги, на которую еще сегодня утром живой и здоровый Никита натягивал носок.

— Что мы... Что мы будем делать теперь? — спросил Тимур дрожащим голосом.

— Нужно уходить отсюда.

— Это опасно ночью, — буркнул Колян, утомленно откинувшись на спину. — Надо ждать утра.

— Утра?! — воскликнул Тимур.

— Да, утра, — отрезал Коля.

— Мы не доживем до утра.

— Доживем, если не будем тупить. Просто сидим и ждем. Никаких резких движений. Тима, возьми мое ружье.

Тимур послушно поднял с пола «пятизарядку». Мне оружия не досталось.

— Ты тоже возьми... кувалду, что ли, — скомандовал Коля, не поднимаясь с печи.

Вместо этого я подошел к двери, стараясь держаться подальше от ноги, и прислушался. В досках зияла дыра — второй выстрел Тимура.

— А что с Пашей? — я обеспокоенно обернулся на друзей. — Почему он замолчал?

— Лучше нам этого не знать.

— Вы охренели?! — воскликнул я. — Он же наш друг! Он лучший друг Никиты!

— Вон он, твой Никита, — Колян взглядом указал на люк. Так, словно Никита был в чем-то виноват.

— Он же кричал только что!

— То-то и оно, — покачал головой Тимур. — А теперь не кричит.

— Но Никита сказал, что с Пашей ничего не случилось. Только с ним самим, — не унимался я.

— Мало ли что он сказал!

— Надо проверить.

— Нет!

— Мы не можем так, — разозлился я. — Всю жизнь мы были друзьями, а теперь оставим его на улице?

— Что происходит вообще? — Тимур обессилено опустился на одно колено. — Что происходит, пацаны? Это что за хрень?! Это что за чертова хрень?! Колян слабо приподнялся на одном локте.

— Спокойно, — проговорил он непривычным для нас тоном. — Все нормально. Все пока живы, — он перевел взгляд на меня. — Ты прав, мы не можем так оставить Пашку. Тимур... Тимур!

Тима, поддавшийся было панике, поднялся на ноги.

— Прикрывай. Я буду смотреть отсюда. А теперь очень осторожно открываем двери.

Я замер. Одно дело говорить о действиях, а другое — выполнять их. С неприятным чувством, что мне в спину смотрят два дула, я взялся за засов. Брус был тяжелым и неподатливым. Я кое-как снял его со скоб, отбросил в сторону и медленно открыл дверь.

— Что там? — Тимур поудобнее перехватил оружие.

Слабого света от догорающих свечей не хватало. Я ничего не видел.

«Скоро свечи потухнут, — подумал я. — А запасные в подвале. И мы останемся в темноте».

— Ничего не вижу, — я обернулся на друзей. — Прикрываете?

— Да.

— Окей.

Я шагнул в темноту. Трава мягко склонилась под моим ботинком. Где-то пел сверчок. Я сделал еще шаг, второй и замер.

— Что там? — нетерпеливо поинтересовался Тимур.

Я вернулся в дом.

— Тимур... Тимур, ты... убил его.

— Кого?

— Пашку.

— Кого я убил? — не понимал Тимур.

— Пашку! Пашу! Павлика! Ты убил его! — заорал я.

Через десять минут, когда мы оба немного отошли от первого шока, мы затащили тело мертвого друга в дом. Второй выстрел Тимура был неудачным.

* * *

— Ну, что теперь скажешь, Колянчик? — спросил Тимур, нервно вздернув верхнюю губу.

Не меньше получаса мы просидели над мертвым другом, не смея что-либо произнести. У Паши больше не было лица — его разнес заряд дроби, пролетевший сквозь недостаточно толстую дверь. Вместо забавной и задорной физиономии Павла нам представилась кровавая кашица, среди которой с трудом распознавался нос.

Павлик... Красавец и баловень судьбы, тот, кто из нас всех добился хоть какого-то ощутимого успеха в жизни, был мертв.

— Ждем, — хмуро отозвался Коля. Выглядел он неважно.

— Чего ждем?! — заорал Тимур. — Нам нечего ждать! Я убил... Я только что убил Пашку. Убил! Застрелил!

— Заткнись, урод! — крикнул в ответ Коля. — Я вижу! Я все... все вижу. Все будет нормально. Ждем.

Ждем... И мы ждали. Ждали неизвестно чего. Мы сидели с Тимуром над телом убитого Паши и, не стесняясь, плакали. Нам казалось, что он уже начал пахнуть трупниной, но мы все равно сидели. Так хотелось, чтобы он встал и сказал что-нибудь. Мы не сошли с ума только потому, что не успели сделать этого.

— Колян, — сквозь зубы процедил Тимур. — Колян!

Ответа не последовало. Только Никита продолжал жадно чавкать, да похихикивать в холодном погребе.

— Коля! — позвал я.

— Мне кажется, — испуганно прогнусавил Тимур, — что его не надо звать.

— Ерунда! Коля! — я подскочил к товарищу, но тут же отпрыгнул назад.

Николай барахтался на печи, как обожженный. Он вдруг поднялся и ошалело поглядел на меня. В глазах его не было зрачков.

— Тима, — проговорил я спокойным голосом. — Ступай на улицу.

— Что? — не понял Тимур.

— Иди! — крикнул я.

Тимур, предусмотрительно прихватив ружье Коли, откинул засов и вышел в темноту.

— Что такое? Что с ним?

Животное рычание было ему ответом.

— Теперь понятно?

Мы оба попятились назад. Темнота скрывала нас, мы приближались все ближе и ближе к лесу. Проклятая хижина удалялась.

— Что там?

— Не знаю, — кинул я. — Уходим!

— Куда?

— На дорогу и к железке.

— Стой! — крикнул Тимур и силой повернул меня к дому.

Я обернулся. Дом едва заметно светил окнами и распахнутой дверью. Именно в нее и вышел Коля. Вернее не вышел, а вывалился, будто пьяный из трактира. Мы с Тимуром притихли и затаились в траве. Колян тем временем сделал несколько шагов и остановился. Несколько минут он стоял, время от времени издавая странные, хлюпающие звуки.

— Надо бежать.

— Тихо! Смотри! — Тимур кивнул в сторону дома.

Даже в темноте было заметно, что с телом Коли творится что-то неладное. Он извивался, будто мучимый судорогами, но, тем не менее, оставался на ногах. Потом он закричал. Закричал так громко и пронзительно, что эхо прокатилось по всей округе, а мы с Тимуром дружно вздрогнули.

Коля дергался, продолжая кричать. На плечах и в области ребер одежда его полопалась вместе с кожей. Наружу полетели брызги крови, а в образовавшихся ранах показались отвратительные, длинные хрящи. Они вырастали с неестественной скоростью и переплетались между собой в некоторое подобие крыльев. Оставшееся пространство между ними затягивалось отвратительной, липкой слизью, которая быстро твердела и на глазах превращалась в кожу. Ноги в коленных суставах переломились, чему предшествовал приглушенный хлопок. Нижняя их часть упала на землю, покрываемая фонтанами хлещущей крови. То, что осталось, мгновенно сраслось и вытянулось в одну единую конечность, не то хвост, не то лапу.

— Господи, сохрани! — проговорил Тимур, не веря своим глазам.

Я окончательно впал в прострацию. Так и сидел, как одно большое зрение, как одно ухо — никаких чувств. Ничего. Только зрение и слух, послушно исполняющие свою неблагодарную роль, и поставляющие в мой поверженный рассудок столь невероятную информацию.

— Бежим, братка! Бежим! Не верь ничему!

И Тимур первым побежал. Я до последнего не отрывал взгляда от чудовища, которое еще час назад было Коляном, после чего двинулся следом.

* * *

Мы бежали так, как не бегали никогда раньше. То я, то Тимур со стоном летели на землю, спотыкаясь в темноте о кочку или же наоборот попадая ногой в яму. Мы поднимались и бежали дальше. Несколько раз мы ныряли в лесную чащу, но вскоре вновь оказывались на открытом пространстве. Бег помогал. Бег — это движение. Бег — это действие. Бег — это повод не думать.

— Я больше не могу! — первым сдался Тимур.

Мы оба повалились на глинистую насыпь, возведенную некогда для того, чтобы лесные пожары не проникали на обжитые людьми территории, и несколько минут просто лежали, стараясь побороть мучительные спазмы в легких.

— Где мы сейчас?

— Понятия не имею.

— Ружье... Оно у тебя?

Тимур пошарил руками по траве.

— Да, вот оно.

Я кивнул.

— Что дальше?

— Не знаю.

— Тимур?

— А?

— Тебя не укусили?

— Вроде бы нет.

Я откинулся на землю. Одежда на мне взмокла; руки и ноги тряслись, не то от ужаса, не то от безумного кросса.

— Мы тоже умрем, — обреченно изрек я. — Ты видел, что с ними?

Тимур помедлил, после чего встал надо мной на колени.

— Нет. Нет, не умрем! Не умрем! С чего бы это нам умирать? Мы вырвались и теперь уж спасемся.

— Что это за дерьмо? — простонал я, отворачиваясь от него. — Тима, что это за дерьмо? Я никогда такого не видел.

— Я тоже, — Тимур несколько раз глубоко вздохнул. — У нас есть ружье. Сейчас мы доберемся до железки и пойдем в город. И все будет в порядке.

— В город? До него много километров.

— Плевать!

— Нет, не плевать, — настоял я. — Нужно где-нибудь спрятаться и уже потом бежать на утреннюю электричку.

— Я не хочу здесь оставаться!

— И я тоже! Но иначе мы все…

В этот момент Тимур зажал мне рот. Я выпучил глаза, пуская пузыри в грязную ладонь друга.

— Тихо, — едва слышно прошептал он мне на ухо. — За насыпью кто-то.

Я прислушался. Действительно, неподалеку от нас трещали ветки и шуршала трава.

— Жди здесь, — проговорил Тимур и, сжав покрепче ружье, медленно двинулся в темноту.

Все стихло. Пару минут я послушно лежал, нервно сжимая в кулаке пучок травы и прошлогодней листвы. Но нервы взяли свое. Я поднялся на ноги и, пригнувшись, двинулся в сторону друга.

— Тимур?

Ответа не последовало. Я остановился, вглядываясь в кромешную тьму.

— Тима?

— Тише, я здесь, — послышалось чуть левее. Я облегченно выдохнул. — Видишь кривую березу?

— Вообще-то ни черта не вижу.

— Ну вон же!

— А-а-а... ну, допустим.

— Где-то там.

— Что?

— Не знаю. То, что шуршало, — я внимательнее пригляделся в указанном направлении. — В западне мы, братка.

— То есть?

— Я никого не вижу. А вот оно, возможно, нас видит. Ты бы лег на землю, от греха подальше, — посоветовал он. — Стрелять буду при малейшем движении.

Посчитав это разумным, я медленно опустился на траву.

— Ты вообще ничего не видел?

— Нет. Только слышал. Эта тварь большая... О! Слышишь?

Впереди нас сломалась ветка.

— Погоди-ка... Вижу…

Тимур замолк. Через несколько секунд тишину разорвал выстрел, за ним последовали второй и третий. Не смотря на то, что уши крепко заложило, я услышал брань Тимура и более активное движение впереди.

— Вот жопа! — воскликнул Тима и выстрелил еще раз. — Ты видишь что-то?

Я задыхался от страха.

— Нет!

— Давай-ка беги!

— Куда?

— Куда угодно! Прочь отсюда!

— Ты попал?

— Не знаю. Беги! У меня один патрон!

Шуршание впереди все приближалось, а потом неожиданно стихло.

— Тимур, иди сюда, — с мольбой в голосе проговорил я.

— Страшно... Беги, я тебя прикрою. Потом за тобой…

В этот момент совсем близко от нас кто — то зарычал. Раздался треск веток и топот.

— Помоги мне! Помоги, блять!.. А-а-а-а-а!.. А-а-а…

Тимур захрипел и умолк. Борьбы как таковой не было. Судя по звукам, все решилось мгновенно. Я побежал, хотя и не понял в темноте, в какую сторону бегу. Сердце бешено колотилось и буквально выпрыгивало из груди. Каждую секунду я ждал, что нарвусь на какое-нибудь чудище или неверным шагом ступлю в яму, которая станется для меня бесконечным полетом, прямой дорогой в ад.

* * *

Когда я остановился, вокруг не было ничего, кроме тишины и темноты. Я курил. Я всегда много курил, начиная с пятнадцати лет. И вот теперь это сказалось. Судорожный кашель раздирал мои легкие. Я хрипел, выплевывая куски коричневой мокроты на траву и скручиваясь в рвотных спазмах. Если бы я знал, ах, если бы я только знал! Я бы никогда не начинал курить. Я бы не взял ту половинку сигареты от Гоши. Он (старшеклассник и бандит) предложил мне покурить перед школьной дискотекой в знак своего расположения. А я согласился. Согласился, потому что отказ был бы расценен, как оскорбление. Я выкурил ее так, будто курил всегда. Ни разу не подавился и не закашлялся, продолжая разговор.

Бывалый.

Гоша знал, что я никогда не курил. Когда я выбросил окурок, он похлопал меня по плечу и сказал:

— Крутой.

С тех пор я курю. И курю я по полторы-две пачки в день. Дурак.

Не в силах больше бежать я, шаркая ногами, побрел дальше пешком. Все слилось в единый калейдоскоп каких-то маленьких, индивидуально ужасных кошмаров. Для того, чтобы осознать, что никого из моих друзей больше нет в живых, понадобятся годы. А вот то, что я остался один, я понял быстро и как-то сразу. Я огляделся по сторонам, но не увидел ничего нового: лес, силуэты заброшенных дач, земля, небо, трава. Стало страшно и одиноко. Мне отчаянно хотелось, чтобы сейчас из темноты меня позвал Тимур. Но Тимур был мертв, равно, как и Коля с Пашей и Никита. Хотелось курить. Давясь собственным отчаянием, я пошарил по карманам и, к своему великому счастью, нашел полупустую пачку «Данхилл». В этом же кармане валялись и спички.

Закурить удалось не с первого раза: несколько спичек просто полетели на землю из дрожащих рук, некоторые сломались. Наконец, когда на сигарете замерцал желанный уголек, я присел на корточки и закурил. Нужно было бежать дальше. Бежать отсюда. Но я не мог. Не было сил. Все случившееся казалось страшным сном, а от страшного сна невозможно убежать — он всегда будет с тобой. Я постарался собраться с мыслями. Тимур был прав, когда говорил, что надо рвать к железной дороге. Я прислушался, но вместо звуков поезда услышал отдаленное рычание и вой. Я съежился от страха. Хотелось потушить сигарету, будто меня сейчас вычислят по свету или по запаху; хотелось лечь на землю и вдавиться в нее, срастись с ней, как крот, чтобы никто и ничто не могло меня найти.

Рычание утихло, и вновь установилась тишина. Я постарался прикинуть, где я сейчас нахожусь. Ничего из этого не вышло — здешние места не были достаточно хорошо мне знакомы. Луны не было. Я находился в полной тьме. Вдруг грохот, напоминающий, что есть и другой, внешний мир, привлек мое внимание. Это был товарняк и, судя по тому, как хорошо его было слышно, он либо шел пустым, либо совсем рядом от того места, где я находился. Я полностью обратился в слух, с наслаждением прислушиваясь к этому звуку и стараясь как можно точнее определить направление.

«Туда!» — решил я в какой-то момент.

Ошибки быть не могло. Я поднялся на ноги и побежал.

* * *

А помутневшее сознание, тем временем, делало свое дело. Я бежал, но безумие, осознание того, что случилось, шаг за шагом приближалось к финальной точке. Той, где уже нет пути назад. «Твои друзья умерли или превратились в ужасных монстров», — твердил мой обезумевший мозг. «Твоя жизнь уже никогда не станет прежней. Ты никогда не будешь спать, как раньше, просыпаться, как раньше, есть, пить, покупать одежду в магазине, отмечать Новый год, драть свою жену, — ты уже ничего не сможешь делать так, как раньше. Потому что ты видел. Видел, что бывает... иногда».

Но я бежал, не смотря ни на что. Сейчас мне необходима была цель, хоть какая-то. Целью этой я поставил для себя жизнь. Выжить. А потом, хоть трава не расти.

Плевать, что я сойду с ума, и жизнь никогда не станет прежней. Я должен выжить, должен добежать до проклятой железной дороги. Стук колес товарняка стих. Изо всех сил я старался не сбиться с пути. В конце концов, он был не так уж и далеко. Я перемахнул через какой-то канал, углубился в рощицу, после чего проскочил несколько проулков брошенных дачных хозяйств. Зловещая тишина окружала меня, но она уже не могла напугать — сегодня ночью я видел кое-что пострашнее, чем тишина.

Передо мной открылся пустырь, с небольшими, полутораметровыми сосенками. Что-то было знакомое в нем. До боли знакомое. Я перешел на шаг и побрел дальше, шаркая ногами и время от времени спотыкаясь. Хотелось немедленно сесть и сидеть, сидеть, пока дыхание не восстановится. Но я не мог позволить себе такой роскоши, не мог просто взять и сесть. Тимур погиб, когда мы остановились, а я не хотел умирать. Я шел, внимательно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому звуку. Дурное предчувствие поселилось во мне, потому что я уже должен был выйти на железнодорожную платформу. Даже с учетом того, что я попетлял в растерянности, поблуждал. Даже с учетом этого. Платформы не было.

В задумчивости я сорвал молодой пестик, сунул его в рот и побрел дальше. Местность становилась все более узнаваемой, и это настораживало меня. «Оружие. У меня нет оружия. Если на меня нападут, мне крышка». Что-то появилось впереди, что-то знакомое, но уже не отдаленно и неясно, как округа, а вполне четко и осознанно. Что это было? Я прошел дальше, а поняв, что находится передо мной, упал на колени, едва сдерживая слезы.

— Нет, — простонал я. — Нет! Нет, нет, нет!!!

Это был сарай Пласта. Тот, где я совсем недавно брал гвозди и молоток, чтобы заколотить ставни, а Тимур брус для засова. Неподалеку слева стояла хижина, свечи в которой, судя по отсутствию света, уже погасли.

— Боже…

Я ходил кругами. Все это время я ходил кругами или... делал один большой круг. Я был совсем недалеко от железной дороги, я слышал поезд, но пошел в другую сторону и вновь пришел к хижине. Нервы были напряжены до предела. Я попятился было назад, но в этот момент что-то хрустнуло за моей спиной. Я повернулся на сто шестьдесят градусов и уже стал пятиться в сторону хижины.

— Хе — хе — хе, — раздалось из темноты.

Я побелел и, возможно, поседел. Ноги онемели. Дыхание прекратилось, как таковое. Я будто бы абстрагировался сам от себя, видя свое тощее, вытянутое и так и не повзрослевшее тело со стороны.

— Уль — хе — хе — хе — хе, — пробулькало что-то.

Оно не двигалось. И в то же время я ощущал, что нечто, наблюдающее за мной из тьмы, готово к броску. «Если в хижине кто-то есть, то я покойник», — почти спокойно подумал я и побежал в сторону дома.

Нечто из темноты стремительно двинулось за мной.

* * *

Я заскочил внутрь, стараясь не думать о том, что могло скрываться в темноте дома. Топот с улицы все приближался. «Кто откинул засов? Кто?! Это я... Куда? Где он?».

Я шарил руками по полу, но никак не мог найти чертов брус. Все: сейчас меня будут кушать. Отчаявшись найти засов, но при этом решив бороться за жизнь до конца, я захлопнул дверь (в ней по-прежнему зияла дыра от неудачного выстрела Тимура) и подпер ее собственной спиной. В следующую же секунду что-то (а если быть точным — нечто) ударилось в нее с такой силой, что я едва не отлетел в середину комнаты. Вернувшись на место, я в панике закричал.

— А — а — а — а — р — л — л — л — х — х — р — р — л — л!!! — передразнила меня тварь на улице и снова пихнула дверь.

На этот раз я повалился на пол и, выставив руки перед собой, чуть не вывернул кисть о неизвестный мне предмет. Я пошарил руками и чуть не вскрикнул от радости — это же засов!

Тварь тем временем протискивалась внутрь, кряхтя и издавая неприятные утробные звуки. Схватив тяжелый брус, я решительно вскочил на ноги и изо всех сил ткнул им в темноту дверного проема. Деревянная балка была настолько тяжела, что я едва почувствовал, как она врезалась в чью-то плоть. Тварь отлетела назад, издав почти человеческое «Ох!». У меня образовалось несколько секунд. Я вновь захлопнул дверь и опустил засов на скобы.

— Так-то!

В тот же миг неизвестное чудовище стало ломиться внутрь, не жалея ни дверей, ни собственных кулаков.

* * *

Отдышавшись и немного придя в себя, я первым делом двинулся к печи. По пути я споткнулся обо что-то твердое, но, в то же время, достаточно податливое. Ощупав в темноте препятствие, я понял, что это мертвый Паша. Он так и лежал с изуродованным лицом, с того момента, как мы заволокли с Тимуром его мертвое тело в дом.

«Чудесно!».

Я подскочил к печи и вслепую пошарил руками, в поисках ружья. Под руками у меня скользил грязный, местами скатавшийся в плотные комки мех. Пласт, как ни крути, был большим оригиналом и спал на медвежьей шкуре, что добыл лет пять назад. Он утверждал, что лично освежевывал убитого медведя и с тех пор эта шкура не подвергалась ни стирке, ни какой-либо другой чистке. Я был склонен верить ему. Шкура воняла просто безбожно.

— А — а — а — р — р — л — л — л!!! А — а — а — р — р — л — х — х!!!

Я на миг повернулся к двери:

— Заткнись, мразь!

— А — а — а — а — а — а — а!!!

— Завали свою пасть, урод!!!

Тварь на улице все еще силилась выбить дверь. На пол сыпались щепки, куски мха (им были забиты щели между бревен), что-то еще. Вот-вот дверь разлетится на куски.

— Сейчас... Сейчас, сволочь... — бормотал я, прошаривая ложе. — Ага! — торжествующе воскликнул я, наткнувшись на ружье.

Я не знал, заряжено оно или нет. Наверняка Колян вогнал в него патроны перед тем, как обратиться в монстра. Я надеялся на это всей душой. Я схватил ружье и зашагал к двери, не забыв на этот раз переступить через труп Паши. Тварь все еще ломилась в дверь. Я подставил оба дула к отверстию в двери и по очереди нажал на оба курка. Грянуло два оглушительных выстрела.

— На, сука, получай!

Что-то упало там, за дверью, и заскребло когтистыми лапами по земле.

— Надеюсь, тебе этого хватит, — пробормотал я, отчаянно кашляя от пороховой гари.

— А — а — а — р — ла — р — ла — р — ла!!!

Я подскочил на месте и, повернувшись спиной к двери, ткнул уже бесполезным стволом в темноту. Что-то заорало совсем рядом. Много времени понадобилось мне, чтобы сообразить, что хохот исходит из подвала.

— Фу, сукин сын, — выдохнул я, и в этот момент что-то обхватило мою шею сзади.

— Еда! Еда! Еда! Ар — ла — ла — ла — ла — ла!!!

Завизжав, наверное, как девчонка, я с трудом вырвался из чудовищной хватки, упал на пол, наставил на дверь ружье и раз пять надавил на курок.

— Умри! Получи, сука! На! Умри!

Ни одного выстрела не прозвучало. Только Никита в подвале продолжал хохотать и улюлюкать, да неизвестная тварь за дверью с утробным бульканьем удалилась в сторону. Все крепче сжимая приклад ружья, я лежал на полу, не зная, жив я или уже мертв.

— Патроны, — прогундосил я, водя глазами по темноте. — Мне нужны патроны.

* * *

Патроны нашлись в рюкзаке Коляна. Он стоял рядом с печью. Обнаружив початую коробку, я первым делом откинул ствол ружья. Две пустых гильзы улетели в сторону.

Я зарядил ружье, рассовал оставшиеся ракушки по карманам рубашки и, немного успокоившись, уселся на пол между окном и дверью.

— Что теперь? — спросил я сам себя.

Неизвестность. В подвале без устали шебуршало то, что еще совсем недавно было Никитой, где-то передо мной лежало бездыханное тело Паши, а на улице сновали твари. Сколько их там было, я не мог предположить. На всякий случай я направил ружье на дверь. Если кто-то попытается ломиться внутрь, я спущу курок немедленно.

* * *

Часы шли один за другим. Часы ужаса. Часы безмолвия. Часы откровения с самим собой. Я думал и надеялся, что сойду с ума. Но не сошел. Разум был загнан в угол, в самую узкую щелку сознания, но при этом был чист, как капля водки. На несколько раз я продумал и перепродумал свое положение за эти несколько часов. Времени мне вполне хватило, чтобы приготовиться к смерти и не только. Я был готов настолько, насколько это вообще было возможно.

А, может быть, я просто спал.

Я встрепенулся и огляделся. Утренние сумерки, уже блеклые, молочные и прозрачные, как паутина, обволакивали единственную комнату хижины. Я отчетливо увидел труп Паши, печь, рюкзак Коли, крышку подвала, перекрытую старинным бюро, входную дощатую дверь и дыру в ней. Мягкий серебристый свет просачивался сквозь щели в заколоченных окнах. Нужно было что-то решать.

«При свете я не заблужусь. Надо просто добежать до станции. Уже скоро придет первая электричка. Я сяду на нее и уеду. Надо просто добежать. А для этого... для этого надо выбраться из дома».

Сил не хватало. Все болезни от нервов, как любят повторять многие. А я добавлю: знаете ли Вы, что в человеческом организме способностью «уставать» обладают только мозг и желудок? Да, такой вот факт. Все остальное (боль и тяжесть в мышцах, вялость и прочее) лишь сигналы и импульсы, подаваемые мозгом. Дескать: «Хозяин, неплохо бы и отдохнуть!». Что творилось с моим мозгом сейчас? Что творилось с моим телом?

— Бежать, — промычал я и, не обращая внимания на плотоядные повизгивания Никиты, откинул голову на стену. — Я должен бежать.

* * *

Это был не просто сон. Сон-воспоминание, от которого у любого навернутся слезы. Да…

— Эй, дебил, а ты уверен, что нас пропустят? — хохотнул Паша.

— А ты уверен, что нас кто-нибудь остановит? — передразнил я его.

— Ты же сам хвастал, что здесь круглый год охрана.

— Ладно тебе, меня бабушка ждет. Она предупредила, — успокоил я.

Нас четверо. Я, Паша, Никита и Колян. Тимур поехать не смог — помогал матушке в деревне. Всем нам по шестнадцать. Начало декабря. Дачи.

— Эта хрень меня с ума сведет! — простонал Коля, перехватывая поудобнее телевизор.

— Говорили тебе, надень рукавицы.

— Да ну вас!

Вчетвером мы шли на зимовку. Дача моей бабушки располагалась в черте города и топали мы с остановки. Каждый был загружен по-своему: Колян нес небольшой, но тяжелый черно-белый телевизор, Паша с Никитой вместе волокли пиво, я кое-как справлялся с огромной сумкой продуктов. Солнце опускалось за горизонт. Только зимой бывает такой красивый и грустный закат. Под ногами хрустел первый слой снега, и откуда-то ароматно тянуло дымком. Не иначе кто-то устроил зимнюю баньку.

Только зимой дым так вкусно пахнет.

— Остынь, Колян, — успокоил Никита. — Все что-то несут.

— И только ты, кретин, не надел перчаток, — вновь засмеялся Паша.

— Я ща домой пойду, — засердился Коля.

— Тихо!

Основной проулок преградили внушительные стальные ворота.

— Тетя Люба! — позвал я. Овчарка за забором сторожевой избы отозвалась яростным лаем. — Тетя Люба! Эй!

— Давай пока пивка откроем? — предложил Паша.

— Да вы охренели! — поежился Колян.

— А че? Аккурат холодное! — поддержал Никита.

Я резко обернулся.

— Не стоит. Тетя Люба суровая баба. Да и бабушка не лучше. Потерпите немного.

— Во-во! — Колян дыханием пытался согреть ладони.

— Ну ладно, — скис Никита. — А может, все-таки осторожно?..

— Нет, — отрезал я с усмешкой. — Тетя Люба! Тетя Люба!

— Любовь Михайловна!!! — хором крикнули Никита с Пашей.

— С чего вы взяли, что она — Михайловна? — улыбнулся Коля.

— Хрен знает, — пожал плечами Паша и пояснил. — Все Любови непременно Михайловны.

— Откуда вы это взяли, — удивился я и, завидев здоровенную тетку в ватнике, немного присмирел. — Здрасте, тетя Люба!

— Здаров, — бодро кинула она. — Погостить приехали?

Это была высоченная, крепкая женщина с фигурой мужчины-пловца.

— Ага, — кивнул я.

— Ну, давайте, проходите, — улыбнулась она, отпирая ворота. — Только смотрите, чтобы…

— Тетя Люба, — перебил я. — Вы же знаете бабушку.

Ребята тем временем ржали за спиной, как кони, по очереди отпуская сальные шуточки.

«Единственная баба на округу...»

«Будем знать, куда идти...»

«В жопу баб — не до них!»

«Точно — точно, именно в жопу!»

...Доносилось до меня. Едва сдерживая смешок, и моля Бога, чтобы этого всего не услышала тетя Люба, я честно посмотрел ей в глаза.

— Да понятно, — улыбнулась она, неожиданно приветливо. — Футбол глядеть поехали? — она кивнула на телевизор.

— Ага, его, — ответил Коля. — Наши ведь…

— Ну-ну. Поболеем, — протянула тетя Люба, и мы беспрепятственно миновали ворота.

Дачи пустовали. Я хорошо знал эти места. Я провел здесь значительную часть детства. Каждый дом, каждый участок и, пожалуй, каждый куст был знаком. Сейчас здесь царило зимнее омертвление. Пустота... Ни листочка, ни ягодки, ни единого слова со стороны. Обычно, это унылое и тягостное зрелище, но мы, своей шумной компанией, как будто оживляли здешние места. И это было…

— Ну вы и уроды! — воскликнул я с улыбкой, когда мы удалились на достаточное расстояние от ворот. — На хрен вы такие уроды?

— А чего?

— Да ничего... Сейчас при бабке ведите себя нормально, ок?

— Ок!

— Ладно!

— Никаких проблем!

До дома мы добрались без проблем. Бабушка довольно сурово оглядела нас, но, как ни странно, осталась довольна. Парни (молодцы) сумели подтянуться и на время стать серьезными. Бабушка провела долгий и муторный инструктаж, по поводу печи, вьюшки, электричества, электроплитки, дров, погреба и всего такого. Наконец, она ушла.

— Ну, — протянул отогревшийся у печки Колян, убедившись, что бабушка окончательно скрылась в проулке. — Начнем?

— Давайте, — с удовольствием пропел Никита, распаковывая «алкогольную» сумку. — Кто хочет пивка?..

— Погодите, — притормозил я. — Давайте покончим с организационными вопросами.

— А?

— Колян, — усмехнулся я. — Настрой телек. Там, в тумбочке, должна быть антенна. Паша, распакуй сумки. А мы с тобой, Никита, перетащим стол. За приятной и неторопливой возней прошел час. Мы смеялись, шутили, а за окном тем временем сгустились стремительные зимние сумерки.

— Сколько до начала?

Никита поглядел на наручные часы.

— Сорок минут.

— Ништяк.

Мы расселись на двух больших кроватях, где летом спала хозяйка и приходящие иногда гости.

— Переключи пока канал, — попросил я и передал Паше бутылку.

— А че?

— Да хрена ли рекламу смотреть?

— Погоди, — вмешался Коля. — Ща самое интересное будет.

— Что же?

— Предматчевые анонсы.

— А-а-а... Интересно, как там Тима?

— Да уж поди коров ебет!

Мы засмеялись.

— Жаль, что он не смог поехать, — протянул я.

— Да хер с ним, — махнул рукой Паша. — Глядишь, не в последний раз.

— Глядите! — воскликнул Никита. — Это же Эвелина Бледанс!

— О, точно!

— Епта…

Было хорошо в тот зимний вечер. Чертовски хорошо. Глядя, как наши сливают очередной матч, мы пили пиво, ели пирожки, приготовленные бабушкой, болтали о том о сем. О чем могут говорить пьяные, пятнадцатилетние юноши? О всякой ерунде, да о женщинах.

— Она не любит меня... Вообще не любит, — сокрушался Паша. — Я так и не могу понять, почему она со мной.

— Все ерунда, Паха, — похлопал его по плечу Никита. — Тебя нельзя не любить…

— Затухли! — скомандовал Коля. — Второй тайм пошел…

Наши проиграли, как и ожидалось. Мы живо отреагировали на это событие матом, ударами в стену и тостами, за будущее величие российского спорта. Потом снова пошли разговоры и причитания по поводу отсутствия канала «Эротика», обсуждения каждого игрока нашей сборной. Потом нас потянуло гулять.

— Ой, бля... Ой! Бля!

— Осторожнее!

Лед под Никитой и Пашей хрустел и почти заметно прогибался. Под светом Луны и мерцанием звезд, они выглядели, как два телевизионных персонажа, решившихся покорить Антарктиду. На самом же деле они взялись перейти небольшую реку, только-только покрывшуюся льдом.

— Эй, дебилы! — позвал я. — Давайте-ка назад!

— Идите в жопу!

— Мы открываем вискарь! — предупредил Коля.

— Возвращайтесь, короче.

— Страшно, — проговорил Паша.

— Ага.

— А может, обратно? Ну его на хрен?

— А может, обратно? — повторил Никита. — Ну его на хрен.

В этот же момент они вернулись.

Вчетвером мы отошли на то место, где летом располагался пляж. Небесные светила обрамляли нас, как призраков, было холодно, но бесконечно уютно. Где-то неподалеку синим светом горел мощный сторожевой прожектор. Мы откупорили бутылку виски (дорогая штука для школьников) и, с отвращением отпивая по чуть-чуть, уселись болтать. Прямо на снег. Мы не знали, что тем самым рисковали простатой и другими штуками, которые может подпортить мужчина, сидя на холодном.

Плевать.

А что же мы тогда напевали? Дайте-ка припомню… так-так… О! В то время еще только вышел альбом Depeche Mode «Ultra» и Колян купил его. Эту кассету мы переслушивали и перезаписывали раз сто, а песня «Sister of Night» вообще стала гимном нашей дружбы. Не знаю, почему. Просто она нам очень нравилась.

— …sister, come for me!!!

Embrace me!!! Assure me!!!

Эй sister!!! I feel it too!..

Нам очень нравилось петь ее хором, соревнуясь, у кого голос громче. Выглядело это, конечно, глупо: попробуйте спеть у костра толпой что-нибудь в духе «ТаТу» (я не в коем случае не сравниваю две группы). Как это будет звучать и выглядеть? Во-во…

— Пацаны, — бормочу я уже изрядно пьяный, — вы главное, что есть в моей жизни.

Знаете эту банальную, романтически-грустную позу, когда два товарища сидят, прислонившись спиной друг к другу? Так вот, нас было четверо. Нам не хватало Тимура.

— Тимур классный парень, — заплетающимся языком говорил я. — Просто он... он…

— ...погиб, — подсказал чей-то голос.

Мой голос.

Я резко открыл глаза.

* * *

Самый страшный момент. Голова пуста после сна. Нет прошлого и будущего — ничего нет. И вот медленно, густыми, неясными струйками в нее втекают воспоминания…

Зима... Друзья... Мороз и свежесть... Алкоголь…

Почему я сижу на полу? Где я? Почему у меня в руках ружье? Куда делись пацаны?

Я медленно поворачиваю голову в сторону двери. Сколько я спал? Говорят, все сны за ночь снятся в течении нескольких минут или секунд. Этого не могло быть. Это не был сон. Это длилось вечность. Я снова пережил это — лучшие мгновения своей жизни. Руки, ноги, голова, тело, глаза, уши. Все приходило в себя. За ощущением собственного тела вернулись и воспоминания. Некоторое время я отчаянно боролся с ними. Хотелось верить, что все произошедшее лишь сон, а все приснившееся — реальность. Но нет: я сидел на полу, сжав в руках ружье, а передо мной лежал труп старинного друга Паши.

— О-х-х, — выдохнул я и вновь закрыл глаза.

Может быть, удастся снова заснуть и оказаться в том прекрасном зимнем вечере?..

Нет.

Я открыл глаза и мрачно огляделся. Старые мысли вернулись валом, усталость навалилась на плечи опытным борцом.

— Снова бежать…

Свет уже беспрепятственно проникал в избу. Там, за стенами, светило солнце. Сегодня я не верил солнцу.

«Курить... У меня есть сигареты...».

Я похлопал по карманам, нащупал сигареты и спички, и закурил. Прекрасна сигарета после сна! Тишина... Только мое дыхание и потрескивание уголька. А ведь я уснул на рассвете. Уснул, окруженный трупами и монстрами. Что это: верх хладнокровия, или пик изнеможения? Я вдруг сообразил, что не слышу ни шороха, ни скрипа, ни единого вздоха. В этот момент призрачная надежда серебряным ручейком протекла по моему сердцу.

«А вдруг они... отошли?».

Отложив ружье в сторону, я медленно подполз к крышке погреба.

— Некит, — негромко позвал я. — Никита!

Самовнушение — великая сила. В тот момент я готов был поклясться, что слышу мерное похрапывание друга.

— Никита! Проснись, дружище! — едва ли не закричал я. — Некит! Не…

Удар в крышку люка заставил резко отскочить меня назад. Сильный, агрессивный удар кулаками и головой.

— Черт, — я отполз назад и схватил ружье, в то время как за первым ударом последовал второй и третий.

Каждый раз крышка люка немного открывалась, не смотря на тяжесть бюро. Я мог видеть седые, безжизненные волосы Никиты, его лоб, цвета известки и мертвые глаза. Он рычал и хрипел, как бешеный зверь, рвущийся на волю. Я заплакал в бессилии. Это очень больно: переходить из прекрасного сна в ужасную реальность. В эту секунду в дверь снова заколотили. Я резко обернулся. От слез перед глазами все плыло. Я утерся рукавом, силой воли заставил себя прекратить истерику и пригляделся к двери. Еще минуту назад в отверстии, оставленном выстрелом Тимура, можно было разглядеть кусочек голубого, летнего неба. Теперь же я видел пустой, неосмысленный глаз, наблюдающий за мной и такую же, как у Никиты, белую кожу.

— Тима... — простонал я.

Это был он. Я узнал его по заметному шраму над левой бровью. Я надеялся, что солнечный свет разгонит тени. Как в фильмах. Как в тех чертовых фильмах, что мы смотрим по вечерам. Вампиры и оборотни, любая тварь боится солнца. Но я ошибся. Этим было плевать на солнце и на день, как таковой.

Я оказался в западне.

* * *

— Кушать, — загоготало нечто в подвале. — Скоро будем кушать.

— Эй! — позвало чудовище с улицы, обращаясь, по всей видимости, ко мне. — Ты хочешь кушать? На, откуси кусочек!

Тварь просунула в отверстие руку и мерзко зашевелила пальцами, на которых болталась отвратительная, мертвая, обвисшая кожа. Следом послышался булькающий хохот.

— Зачем вы издеваетесь надо мной? Что вам надо? — закричал я в панике. — Что вам от меня надо? Что вам надо?!

Я орал так, что мог вот — вот сорвать голос. Слезы, пот и грязь на лице и теле смешались в единое, липкое желе.

— Нам надо куша-ть-ть... — протянул Никита.

— Жрите говно, уроды! — снова зарыдал я, добела сжав пальцы на прикладе.

Что-то негромко стукнуло справа. Я обернулся и вздрогнул: Тимур просунул руку глубже и теперь старался открыть засов.

— Убери руку, Тима, — предупредил я, поднявшись на ноги и наставив на него ружье.

— А ты откуси ее... Откуси!!!

— Ну все…

Я подошел почти вплотную к двери и в упор приставил дуло к локтевому суставу.

— Уберешь? — грозно спросил я, заикаясь от слез.

— Откусишь? — глумливо хохотнуло дьявольское создание.

Не говоря больше ни слова, я нажал на спуск. Грянул выстрел. Ружье вылетело из рук и упало на пол, неподалеку от окна. Отстреленная рука отлетела в сторону, а тварь за дверью взвыла не то от боли, не то... от удовольствия.

— А — а — а — а — а!!! А — а — а — а — а!!! — ревела она, топая по траве ногами. — На! Возьми ее! Приятного аппетита! Откуси немного, это вкусно! А — а — а — а — а!!!

Рука тем временем зашевелилась и, скребя ногтями по дощатому полу, поползла в мою сторону. Я устал пугаться. В моей душе просто не хватало места для такой порции страха. Попятившись назад, я схватил с пола ружье и несколько раз опустил приклад на оторванную конечность, пока не брызнула кровь. «Мертвая» рука осталась лежать с переломанными пальцами и лопнувшей кожей, а я выпрямился на месте.

С минуту я приходил в себя, тупо уставившись на дверь, где все еще хохотало и улюлюкало животное, еще день назад бывшее Тимуром. Потом обернулся. Изба Пласта теперь выглядела, как павильон для съемок фильма ужасов. Весь пол залит кровью, воздух затянут едким дымом, слева от меня валяется нога, из которой торчит поломанная кость, справа разможеная рука, в центре — тело Паши с изуродованным лицом. Тело Паши с изуродованным лицом.

Тело Паши с изуродованным лицом…

Тело Паши…

Я побелел и похолодел одновременно. Тело Паши. Его не было. Только лужица спекшейся крови на том месте, где он лежал…

Если бы джинн сейчас сказал мне: «Выбирай любое умение. Какое хочешь: летать, быть невидимым, пускать из рук молнии. Какое угодно», — я бы, не задумываясь, ответил: «Проваливаться сквозь землю». Паши не было. Его не было на полу и на печи тоже. Стараясь не дышать, я одними глазами осмотрел комнату. Может быть, это Никита утащил его в подвал? Спрятаться Паше было больше некуда. Кроме…

— Ар — р — р — л — л!!!

* * *

Паша сзади схватил меня за горло и грудь и швырнул на пол. Я с грохотом повалился, основательно отбив локоть, и в ужасе повернулся. Все, что я увидел, это ожившее тело с кровавой кашей вместо лица, прыгнувшее на меня, как на мягкий матрац. Я заорал севшим голосом и бестолково задергался под весом монстра.

— А — х — р — л — л — л!!! Еда! Еда, еда, еда!!! — заорал Никита и с удвоенной силой стал ломиться головой в крышку подвала.

Тимур за дверью пророкотал что-то нечленораздельное и просунул в отверстие вторую руку, силясь дотянуться до засова. Все они хотели только одного — добраться до меня. Я отпихнул было Пашу назад, но он, новым стремительным скачком, оказался сверху. Завязалась борьба. В моем сердце, во мне самом проснулась небывалая злоба. Так бывает только тогда, когда борешься за жизнь на последней капле пота. Я готов был сражаться, нести смерть, выцарапывать глаза и делать все, что угодно. Но монстр оказался гораздо сильнее. Он поймал одно мое запястье, потом второе, прижал их к полу и что-то с удовольствием пробулькал. Он не мог говорить, как остальные уроды — рот его остался без зубов от ночного выстрела. Но я видел его плотоядную улыбочку на остатках губ. Он склонился к моему горлу.

— Нет! Нет, Паша! — умолял я, стараясь увернуться от его морды. — Ты же наш друг! Любовь Михайловна... Она... Она всегда Михайловна, помнишь? Не надо, Паша!

Но он не слышал меня. Его покалеченная пасть прислонилась к моей шее, но только ободранные десны скользнули по ней, едва царапнув кожу осколками зубов.

Тимур, тем временем, дотянулся до засова. Его уцелевшая рука неуклюже схватилась двумя пальцами за грубо отесанную балку и теперь пыталась оторвать ее от скоб. Никита продолжал биться головой и кулаками в люк. Массивное бюро потихоньку отъезжало в сторону.

— Нет, Паша, — едва слышно прогнусавил я, после его очередной попытки вгрызться в мою глотку. — Нет! Не надо…

— Сейчас... — пыхтело от старания чудище на улице. — Сейчас ты покушаешь... Сейчас ты узнаешь, как это вкусно!

— Еда — а — а — а!!!

Мне удалось вырвать сперва одну руку, потом вторую. Вращательный рывок кистью через большой палец — айкидо. Этот прием используется почти во всех борцовских техниках, но приписывается почему — то именно к айкидо. Будь ты хоть годзилой, хоть кандарийским демоном, физика при этом остается физикой. Руки мои были свободны. Паша выпрямился на мне и в недоумении зарычал. Он был все еще голоден. Правой рукой, как лопастью ветряной мельницы, я скинул его с себя, со всей силы ударив по шее. Он отлетел с коротким рыком. Мне хватило секунды, чтобы вскочить на ноги, схватить с пола ружье и навести дуло в сторону монстров. Руки дрожали, но я все крепче и крепче сжимал оружие.

— А ну стоять всем! — процедил я сквозь зубы.

Паша медленно поднимался на ноги, на его фоне рука Тимура уже отбрасывала засов в строну. Никита не прекращал попыток вырваться на волю.

— Стойте! — предупредил я, отступая назад. — Стойте, а то я вас всех пристрелю.

Паша выпрямился и, не обращая внимания на мои угрозы, медленно двинулся вперед. За ним распахнулась дверь, впустив в комнату яркий и столь неуместный своей жизнерадостностью солнечный свет. Вскоре его перегородил изуродованный силуэт Тимура. Удар, еще удар... Я повернул голову. Бюро откатывалось назад, к стене. Нечеловеческая физиономия Никиты проглядывала все более явно в щели между полом и крышкой люка.

— Отойти назад, — в последний раз проговорил я, прислонившись к стене.

Безликий Паша глянул влево, вправо, после чего прыжками кинулся на меня. Я зажмурил глаза и нажал на курок. Новый выстрел сотряс округу. Ноги Паши оторвались от пола и он, совершив в воздухе изящную дугу, приземлился у двери. Я прицелился в Тимура.

— Шагнешь сюда, и тебе конец…

Тот лишь безумно заклокотал в ответ и шагнул через труп товарища. Только сейчас я увидел его увечья. Правой руки не было; кусок шеи, плеча и ключица были вырваны напрочь, правого глаза нет, лицо изодранно и походило теперь на страшную маску. Только ноги Тимура не вызывали отвращения: невысокие резиновые сапожки и заправленные в них коричневые джинсы-комбаты. Ничего страшного, если не считать бордовых пятен крови и кровянистых ошметков чуть выше колена.

— Тима... Тимур! — прокричал я. — Стой! Стой, у меня ружье! Я же выстрелю в тебя!

Он не слышал меня. Шаг за шагом он сокращал расстояние, ворочая единственным уцелевшим, пустым, как бильярдный шар, глазным яблоком. Я поднял ружье, облизнул губы и, не смотря на то, что разделяло нас каких-то три метра, хорошенько прицелился. Тварь даже не дрогнула, и я медленно нажал на курок.

Пустой щелчок.

— Что такое?! — воскликнул я в панике.

«А ты забыл, урод, что в ружье иногда кончаются патроны?» — с издевкой проговорил внутренний голос.

«Патроны!!!».

Я еще сильнее вжался в стену, нащупывая в кармане рубашки заветные помпы. Тимур, выпучив свои пустые глаза, шаркал ногами по полу. Он был уже совсем близко. От него воняло смертью, но еще сильнее тянуло псиной. Наконец, мне удалось выудить заряд дроби из нагрудного кармана. Неловко зажав его между пальцев, я попытался откинуть приклад. Безуспешно. Я попытался еще раз, и еще. Счет шел на секунды, и секунды эти могли стать последними в моей жизни. В какой-то момент две гильзы с щелчком полетели в сторону окна, но при этом патрон выскользнул из рук, упал на пол и медленно, будто издеваясь, покатился прочь.

— Ч-черт, — выдохнул я, снова копаясь в кармане. Помню, как покупал эту рубашку, восхищаясь ее глубокими, почти необъятными карманами. — Боже...

* * *

Бог помог, и в следующий миг заветный патрон оказался в моей руке. Тимур на мгновение замер, слегка склонив голову на бок и коротко помаргивая синим веком. Не глядя, я вогнал патрон в один из стволов и рывком вскинул оружие.

— Назад! Назад! Отходи назад! Сейчас!!! — у меня изо рта летели слюни, иные капли попадали на изорванные лохмотья монстра. — Повторять не стану!..

«Стреляй же! Стреляй, болван!» — кричал внутренний голос, но я не мог. В этом безумном лице, в седых волосах, в пустом взоре я все еще видел Тимура: нашего доброго друга, которого так не хватало на той зимней поездке.

— Пожалуйста, стой... — прошептал я одними губами.

Монстр поднял голову и вновь наклонил ее, на этот раз к другому, покалеченному плечу. Он как будто прислушивался к тому, что я говорю. А может мне просто казалось, и я снова видел то, что хочу видеть.

— Господь, помоги нам всем... Спаси их души и мою жизнь... Если ты есть, Бог... — стал молиться я, беспрестанно шмыгая носом и часто моргая от капель пота, что затекали в глаза.

Струйка крови стекала со свежей культи Тимура. Он так и стоял с открытым ртом, не то вслушиваясь в мои слова, не то просто готовясь к финальному прыжку. И снова я на какое-то мгновение поверил, что все сейчас кончится и молитва поможет. Верил, потому что Тимур остановился в полушаге от меня, потому что монстр в погребе немного приутих, потому что светит солнце и ночь позади; и потому что я никогда не верил, а сейчас поверил, всем сердцем и всей душой. Но вера не спасла меня…

На этот раз демон не стал издеваться, ограничившись лишь утробным рыком. Он выставил вперед единственную руку и неуклюже двинулся вперед. Я сжал зубы и надавил на курок. Тело твари, подобно тряпичной кукле, отлетело к двери, шмякнулось об косяк, да так и осталось лежать в нелепой позе, упершись лбом в доски.

Никита вновь забился, отчаянно рвясь на свободу и ругаясь на непонятном мне, да и несуществующим, скорее всего, языке.

— Заткнись, Никита, — проговорил я в оцепенении.

Мне никак не удавалось оторвать глаз от Паши с Тимуром, похожих сейчас на два недожаренных бифштекса. Паше наполовину оторвало голову; ее теперь удерживало на плечах всего несколько жил да кусков кожи. Тимуру оторвало вторую руку и еще сильнее разворотило грудь. Лужи густой, темно-вишневой крови растекались под их телами. Я надеялся, что оба они были мертвы. Сглотнув и проморгавшись, я оглядел комнату. Все вокруг было в крови и кусках мяса; то и дело на глаза попадались оторванные конечности, осколки костей, пучки волос. Беспорядок из комнаты детских кошмаров. Я не сошел с ума только из-за адреналина в крови и жажды выжить. Когда это все закончится, я тут же впаду в безумие. Разумеется, если останусь жив.

— Никита, я прошу, закрой рот.

С каждым ударом бюро отскакивало в сторону на пару сантиметров. Совсем скоро, Никита окажется на свободе.

«Не повторяй своих ошибок. Заряди заранее ружье», — посоветовал голос внутри. Я не преминул воспользоваться его советом.

* * *

Мне не хотелось задерживаться в этой хижине. Сейчас нужно было любой ценой добраться до железнодорожной платформы. Уже во второй раз, но теперь уже при дневном освещении. Перезарядив ружье, я осторожно подошел к крышке погреба.

— Прости, Некит, дружище. Мне придется похоронить тебя заживо, — с этими словами я опрокинул бюро так, чтобы оно намертво заблокировало выход.

Постояв пару секунд, я двинулся к выходу, аккуратно перешагнул через Пашу, потом через Тимура и оказался на улице. Прекрасное утро. Замечательно утро. Такое же, как было вчера и позавчера. Яркое солнышко, чистое голубое небо, зелень на ветках деревьев. Только птицы затихли, и ветер не дует.

Позади послышалось шевеление. Я обернулся и увидел, как с трудом переворачивается на спину Тимур. Ноги его остались в доме, а плечи и голова выпали на улицу. Перехватив ружье поудобнее, я медленно подошел к нему. Демон смотрел на меня почти осмысленно. На морде его появилось нечто вроде улыбочки.

— Скучаешь по ним? По своим друзьям?

— Пошел ты.

— Ты скучаешь. Твой сон сегодня был таким... грустным, — рожа скривилась в ехидной гримасе. — Как мы плакали, как мы хотели туда, у — хе — хе!

— Я убью тебя! — взревел я. Палец перепрыгнул с одного спускового крючка на другой, и обратно.

— Хочешь к ним, а? Хочешь? Очень скоро вы встретитесь... — демон замолчал и, в какой-то момент мне почудилось, что в глазу его показалось очертание зрачка.

Я вздрогнул и с надеждой и болью вгляделся в бледную глубину этого взора. Ошибки быть не могло — это был он, Тимур. Наш Тимур. Он выглядывал наружу робко, слабо, боязливо, но я не мог не увидеть его.

— Тима? — тихо спросил я.

— Я, — так же тихо ответил он.

— Дружище... — я опустился на одно колено. — Как же мы так…

— Мне очень больно.

— Знаю, — кивнул я. К горлу подступил комок, а подбородок предательски задрожал. — Знаю, братка. Кто они?

Взгляд Тимура то пропадал на некоторое время, то появлялся снова, как картинка на неисправном черно-белом телевизоре.

— Это твари из самых худших уголков ада.

— Что им нужно?

Он долго молчал. На изуродованном лице отражались невыносимые муки.

— Они жрут наши души. Мы теперь навсегда останемся здесь... Навсегда. Нас не спасти, — грудь его затрепалась в конвульсиях. Он пытался дышать, но не мог. — Сбереги себя, друг. Спаси свою душу, ты должен…

— Постараюсь, — по моим щекам потекли слезы.

— А теперь покончи с этим. Прошу.

Я понял, о чем он говорил. Несколько долгих секунд я всматривался в его угасающий взгляд, после чего вставил дуло ему в рот.

— Прощай.

В этот миг на меня снова уставился демон. Перед тем, как я нажал оба курка, он успел скорчить глумливую рожу и иронично вскинуть брови, будто говоря: «Вот видишь!». В следующее мгновение голова его разлетелась на мелкие куски от двойного заряда дроби.

* * *

Следопыт из меня никакой, но теперь, при свете солнца, я безошибочно находил путь к железной дороге. Рощицы сменялись заброшенными домами, те в свою очередь пустырями и поросшими полевыми цветами оврагами. Казалось, что бег мой продолжается уже целую вечность, но радостный трепет в груди подсказывал — я совсем близко. Вот уже и поезд не спеша постукивает где-то впереди. Заслышав это, я, как мог, добавил ходу. Сил оставалось немного, а легкие скручивало в ужасных спазмах.

«Я добрался... Я почти добрался...».

Солнце нещадно припекало, хотя и не достигло еще зенита. Пот заливал лицо, приходилось бежать практически вслепую. Только бы не упасть, не свалиться в траву с солнечным ударом. Неожиданно солнце скрылось, словно услышав мои стенания. Я не сразу сообразил, в чем дело, а когда понял, было уже поздно. Когтистая лапа впилась мне в спину и жестоко повалила на землю. Над ухом раздалось клокотание, чем-то напоминающее кваканье жабы. Вскрикнув от боли, я отчаянно заколотился в траве, но, не ощутив на себе лишнего веса, резко перевернулся.

Уродливая, омерзительная тварь парила надо мной метрах в трех, размахивая перепончатыми крыльями. Что-то вроде гигантской птицы с неуклюжим отростком вместо хвоста, на конце которого сжималась и разжималась конечность с длинными когтями. Монстр отдаленно смахивал на птеродактиля, вот только вместо черепушки с продолговатым клювом и отростком на затылке на плечах болталась обезображенная человеческая голова.

«Колян, как я мог забыть про тебя? В какую дрянь ты превратился?».

Я схватил ружье и, практически не целясь, нажал сначала на один курок, затем на второй. Мимо.

— Проклятье!

Перезарядиться не удалось. Существо спикировало на меня, выбив из рук оружие, а заодно оставив на груди длинную и глубокую рану. Я скорчился от боли. Теперь кровь текла и по спине, и по животу. Боль была невыносимой, и успокаивало меня в этой ситуации только то, что терпеть оставалось совсем недолго. Тварь зашла на новый и последний круг.

Словно зачарованный я наблюдал за ее полетом. Мне даже удалось отметить ремень на поясе с ножнами от охотничьего ножа. Единственный уцелевший предмет гардероба. То, что было Коляном, стало снижаться, нацелив на меня свою лапу.

«Не спас я ни себя, ни душу свою», — подумал я почти спокойно и попросил за это у Тимура прощения.

Снова скрылось солнце. Мне предстояла гибель в тени этого демона. Я зажмурил глаза и сделал уже последний глоток воздуха, как вдруг откуда-то прогремел выстрел. Тварь болезненно взвизгнула и плюхнулась на землю, прокатившись несколько метров по траве.

— Давай сюда! Эй! Скорее!

Едва понимая, что все еще жив, я приподнялся на локте и оглянулся. Какой-то человек стоял у бровки леса и отчаянно размахивал руками. С трудом вскочив на ноги, я бросился к нему.

* * *

— Ты кто? — спросил я, добежав до незнакомца.

Это был невысокий толстяк средних лет с обвисшими, небритыми щеками, губами, толстыми и влажными, как у капризного ребенка и обширной лысиной с едва заметным пушком вместо волос. Выглядел он немногим лучше меня: футболка и джинсы были изодраны и заляпаны грязью. Правда, крови я не обнаружил.

— Потом все вопросы, — в руках он держал одноствольное ружье неизвестной мне модели. Перезарядив его, толстяк вновь прицелился. — Сейчас ты у меня получишь, хренов недобиток!

Тварь тем временем поднялась на заднюю конечность. Только сейчас я обратил внимание на массивный сустав, вывернутый в обратную сторону. Одно крыло ее было пробито.

— Лови, сучье отродье! — грянул очередной выстрел, но на этот раз мой спаситель промахнулся. — Вот дерьмо!

Придя в себя, тварь злобно заклокотала и бросилась в нашу сторону, прыгая на единственной лапе, подобно кенгуру.

— Ах ты ж, блять! Бежим!

— Куда?

— За мной.

И толстяк первым кинулся вглубь леса. Измученно застонав, я побежал следом. Мы бежали минут пять, почти не разбирая дороги и тупо проламываясь через чащу, прежде, чем деревья и кустарники впереди стали редеть. Слева и справа тоже слышался треск веток. Означать это могло только одно — к крылатому монстру присоединился кто-то еще. Я старался не отставать от своего спутника, но он, не смотря на свою комплекцию, демонстрировал удивительную прыть.

— Подожди! — крикнул я, падая на колени. — Не могу больше... Все…

— Нет, можешь! — толстяк вернулся, схватил меня за локоть и рывком поднял на ноги. — Иначе сдохнешь, — он прислушался к хрусту. — Быстрее, осталось чуть-чуть.

Мы снова побежали. Еще через несколько минут кросса мы выскочили на большую поляну, в самом конце которой возвышалась старая водонапорная башня.

— Туда!

Я остановился перевести дыхание, хоть и понимал всю глупость и опасность этого поступка. Толстяк удалялся, а я, опершись руками о колени, тупо озирался по сторонам. Звуки из леса все приближались и через пару секунд, в какой-то сотне метров левее меня, на поляну выскочило чудовище, едва ли не более уродливое, чем все остальные. Тело его совсем не походило на человеческое: оно набухло, вытянулось и потеряло всякую форму. Передние и задние конечности изогнулись в обратную сторону; на руках, чуть ниже локтей, вместо пятипалых ладоней щелкали две огромные, гипертрофированные клешни. Голова, с длинными не ухоженными волосами и такой же бородой, болталась на неестественно вытянутой шее и плотоядно скалилась мне.

Это был Пласт.

— Что же ты? — толстяк оглянулся и стал торопливо заряжать ружье. — Вот дурак!

Собрав последние силы, я рванул за ним. Пласт, отвратительно перебирая лапами, двинулся наперерез мне. Где-то уже позади из леса, все с тем же неприятным клокотанием, выскочил Колян.

Я бежал, как мог, то и дело спотыкаясь и каждую секунду предчувствуя смертельный удар в спину. Воздух вырывался из груди уже не хрипением даже, а протяжными, болезненными воплями. Слюна во рту превратилась в густое, соленое желе. Я ничего не видел, перед глазами непроницаемой пеленой повисла чернота, на фоне которой расплывались большие и маленькие круги всех цветов радуги. Сыпались пестрые искры, мигали вспышки. Голову наполнил ровный шум, медленно нарастающий вместе с пульсацией в висках. Тело практически отнялось, и если бы меня убили сейчас, то я был бы почти благодарен.

Я споткнулся обо что-то жесткое и, теряя сознание, повалился на твердую поверхность. Бетонный пол, или какая-то плита. Не было сил ни встать, не пошевелиться. Оставшиеся отголоски сознания выхватывали сквозь нарастающий шум последние звуки. Шум. Шум. Топот ног. Пронзительный скрип двери и скрежет металлической задвижки. Шум. Торопливые шаги. Выстрел. Отчаянная брань и ругань. Тишина. Где-то рядом проскакала пустая помпа. Шум. Снова выстрел. Следом за ним еще один. Шум. Тишина. Радостный возглас. Еще одна гильза падает на пол. Шаги. Кто-то переступает через меня и удаляется. Тишина. Еще один выстрел. Неразборчивая речь. Тишина. Тишина...

* * *

На этот раз мне приснился менее реалистичный сон. Мы гуляли с Тимуром по набережной. Тимур жаловался на здоровье, я советовал обратиться к врачу, а он все отнекивался — мол, «да что эти врачи могут!». Дул сильный ветер. Во сне у Тимура почему-то были длинные, рыжие волосы. Он отвернулся к реке, продолжая что-то говорить, а я копался в телефоне. Мне пришло смс-сообщение с неизвестного номера. Не помню, что там было написано, но это меня позабавило.

— Нет, ты сам погляди, — Тима снова повернулся ко мне.

Я отвлекся от телефона и без особого интереса глянул на друга. На меня уставился демон с уродливой, бледной кожей и глазами без зрачков. При этом, по ощущениям, он не нес никакой угрозы и вел себя вполне адекватно. Я даже бровью не повел.

— Вот видишь, — прогундосило чудовище. — А ты говоришь, врачи.

— Так это легко исправить, — рассеянно хмыкнул я и выставил ладонь перед лицом товарища. В тот же миг демон ушел.

— Я знаю, что ты можешь это исправить, — посетовал Тимур. — Но если ты уберешь руку, то я снова стану им.

— Значит, я ее не уберу, — просто ответил я.

— Никогда?

— Никогда.

Он благодарно улыбнулся, и мы молча пошли дальше. Начинался дождь, но мы не спеша прогуливались по набережной, будто не замечая непогоды. Я увлеченно копался в телефоне, а Тима, сунув руки в карманы брюк, любовался небом. Взгляд мой отлетел в какой-то момент в сторону, и наши фигуры медленно скрылись в тумане.

* * *

Придя в себя, я снова пережил то неприятное чувство, когда заново знакомишься с реальностью. Я прислушался к своим ощущениям. Тишина. Ветер не дует. Я где-то в помещении. В безопасности. Мне даже удалось каким-то образом выспаться. Да, тело невыносимо ныло, и болели раны; да, голова трещала и с трудом переваривала любую информацию, но общее состояние улучшилось. Утомление прошло.

Я долго лежал с закрытыми глазами, не желая окончательно просыпаться. Отчаянно хотелось перевернуться, но тогда, скорее всего, мой спутник разбудил бы меня (я чувствовал его присутствие рядом). А мне не хотелось пробуждаться. На фоне страха и боли, на фоне пережитого ужаса мне вдруг стало грустно. Я вспомнил о своей крохотной квартирке и любимой жене. Что она делает сейчас, моя милая полнушка? Что приготовила на обед? Скорее всего, суп («Раз в сутки суп должен быть в желудке!») и что-нибудь еще. Волнуется ли за меня? Наверняка продумала четкую стратегию, как довести меня до крика, когда я вернусь. Она такая, хоть и не вредная. Моя милая Лида.

Я, вдруг, с удивительной четкостью представил себе жену и наш дом. Окна открыты, летает пара мух, детские крики доносятся с улицы. У них в самом разгаре каникулы, радостная пора, что тут скажешь. Лида сидит за кухонным столом, опершись о него локтями, и без умолку болтает по телефону с подругой, в то время, как на плите важно булькает аппетитное варево.

— Умотал опять, ага, — улыбается женщина. — Да ну их... Они, как вместе соберутся, так дети детьми, — добродушный смех. — Ну... Обещал обои переклеить, так теперь и не знаю даже. Отпускные хорошие, да. Собирались на отдых, а у меня, видишь, с отпуском не получилось. Вот... Как у тебя с детским садиком? Все уже? О-о-о... Ну, пусть мама помогает. А ты…

Я бы с радостью слушал эту болтовню целую вечность. Но это моя фантазия придумывала слова Лиды, а фантазия была потрясена. Мне так хотелось в город. Мне так хотелось домой.

Наконец, я открыл глаза и, коротко осмотревшись, принял полу сидячее положение. Я находился в каком-то брошенном помещении с круглыми, кирпичными стенами.

Потолок находился высоко над головой, метрах в семи, а окружающее пространство было завалено ржавой арматурой. Свет беспрепятственно проникал через дырявую крышу и несколько окон, располагавшихся на разных уровнях. У одного из них задумчиво сидел мужчина, спасший меня намедни. Когда я зашевелился, он повернулся ко мне.

— Очнулся?

Я не ответил. Язык, как будто онемел. Хорошо было лежать с закрытыми глазами: так бы и погибнуть, витая в собственных грезах. Едва я разомкнул веки, тяжесть всего произошедшего с новой силой надавила на плечи. Вернулось прежнее оцепенение, сковывающее и тело, и психику.

— Они вон там, в роще, из которой мы выбежали. Я нашел у тебя четыре патрона, один оставался у меня. Итого, пять. Не так уж и плохо.

Я снова промолчал, пытаясь вспомнить, как говорить слова. Незнакомец уставился на меня пустыми, не выражающими особых чувств глазами. Он ждал от меня ответа, а я не знал, что сказать. Что будет уместно в такой ситуации? Что прозвучит не глупо?

— Кто... Кто ты? — промямлил я.

Мужчина поднялся с места, отставил в сторону ружье и, не спеша, подошел ко мне.

— Митя, — протянул он руку.

Я глянул на него с пола, заторможено представился и хотел ответить на рукопожатие, но что-то плотно сдавило мою грудь. Опустив голову, я обнаружил под рубашкой тугую повязку из какого-то грязного тряпья.

— Как мог, обработал, — пожал плечами Митя и достал из кармана фляжку. — Продезинфицировал, опять же.

— Спасибо, — выдавил я, изучая повязку. — Водкой нынешней дезинфицировать…

— Обижаешь — водка! Выпьешь? — он протянул мне флягу.

Я немного отхлебнул, но тут же поперхнулся. Это был спирт, градусов восемьдесят, как минимум.

— А вода есть?

Митя кивнул, достал другую флягу, бОльшую по объему и протянул мне. Я не пил уже сутки и жадно вырвал емкость из рук мужчины.

— Только не выпивай... — начал он, но я уже отбросил пустую флягу в сторону, — ...все.

— Извини, — смутился я.

Он недовольно фыркнул.

— Что же мы пить с тобой будем?.. Ладно, верни хоть флягу, — попросил Митя и пояснил. — Я бывал в стольких передрягах, что и не счесть. Если после каждой из них выбрасывать фляги, то их ей Богу не напасешься.

Я так же смущенно поднял флягу с пола и вернул хозяину. На ней виднелась какая-то гравировка; надпись, впрочем, мне прочитать не удалось. Прикрепив фляжку к поясу, Митя снова перебрался к окну.

— Живучие твари, — проговорил он, поглаживая ружье. — Но одну я подстрелил. Гляди, вон она неподалеку лежит. Как раз та, что напала на тебя. Кажись, насмерть.

Я не разделял его оптимизма: удушливый смрад в лице ужаса обволакивал всю мою натуру. Я чувствовал себя ребенком, почти младенцем, от которого ничего не зависит и он цепляется за платье матери и просит, рыдает, умоляет: «Мама, я хочу домой!». Вот только теперь вместо матери рядом сидел небритый, толстый мужик, который мог погибнуть с такой же вероятностью, с какой и я. В отличии от мамы. Потому что когда ты ребенок — мама бессмертна. А мужик этот смертен, и еще как. Но и ему я хотел закричать: «Забери меня! Сделай, что хочешь! Забери меня домой! Знаешь, как там хорошо?..».

Я зарылся руками в волосах и стал мотать головой из стороны в сторону.

— Господи, да что же это... Все мертвы. Все. Еще вчера мы ужинали вместе, а теперь они все мертвы.

— Тихо, тихо, — с едва различимым сочувствием в голосе проговорил Митя. — Не сходи с ума, не надо. Нам еще выбираться отсюда.

Последняя фраза ободрила меня. Она звучала хорошо. Она звучала прекрасней всех фраз, что мне приходилось слышать ранее. Когда миниатюрная девчоночка из параллельного класса, призналась мне в любви в зимней темноте на заднем дворе нашей школы, голос ее стоял у меня в ушах несколько лет. Это был миг откровения и чуда. Миг, когда сам Бог пролетал где-то мимо или, как минимум, небольшая стайка ангелов. Я помню все с тех времен. Вот только девчоночка эта уже давно в другом городе. Иногда ее можно увидеть на экране телевизора, и помнит ли она вообще обо мне? Возможно. Голос ее изменился, его поставили и развили, а я же до сих пор вспоминаю пар изо рта и ее робкий шепот: «Люблю тебя».

Но толстый Митя ее переплюнул. Его голос не давал жизнь, но вселял надежду, что жизнь продолжится. Он не просто надеялся выбраться, он намеревался сделать это. В его хрипловатом и немного сиплом голосе чувствовалась сила и уверенность. Я проникся ей и приободрился.

— Еще вчера, Митя, мы с друзьями были дружной бандой. Вместе ели, охотились, болтали, — хрипло проговорил я. — А теперь они либо трупы, либо демоны. И только я выжил.

— А я вчера вечером уже тут куковал, — невесело усмехнулся Митя. — Я слышал, как вы палили ночью. Тут, неподалеку от меня. Но выбираться по темноте из укрытия опасно. Я не стал. Потом услышал пальбу утром, решил, что самое время рвать когти и двинул. Вот и наткнулся на тебя.

Успокоившись немного, я перевел на него взгляд.

— А что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты, — пожал он плечами. — Стараюсь спастись от этих уродов.

— Как ты тут оказался?

Митя нервно хохотнул и потер ладонью небритую щеку.

— Я, знаешь ли, моряк. Да! Неделя, как из Северной Зеландии — клянусь!

— Северная Зеландия?

— Ну да. Она же на двух островах, не считая мелочи. Северный Остров и, соответственно, Южный. Я был на Северном, причем в теплые месяцы — с февраля по апрель. Там знаешь, как? — он задорно глянул на меня. — О, это настоящий рай! Зелени — тьма. Как там замечательно... Как там хорошо! Горы, горы, горы — везде горы. Там ведь тоже есть Альпы, ты не знал?

Я покачал головой.

— Они находятся на Южном Острове, да так и называются — Южные Альпы. Но и на Северном тоже хватает гор. Они не высокие, но все такие красивые. Такие... — Митя замолк на несколько секунд, потупившись в пол. — Наверное, я хотел бы жить там, хоть и повидал много стран. И непременно переехал бы, но тут родня. Мамка, тетки, племяши, братья. Да и Россия опять же, окаянная, — он снова замолчал, но вскоре продолжил. — Потом мы двинули обратно, зашли в Токио... Знаешь, какие там проститутки, а?

Не сдержав улыбки, я опять отрицательно покачал головой.

— Ого, какие они там! Девчонки работают сутками, почти без отдыха, уверяю тебя! А если одна девчонка устанет, то к тебе придет другая (клянусь!) и доплачивать не надо. Небольшие такие, в коротких юбчонках и, казалось бы, куда им до наших минерв? Но, нет! Из каждого, из тебя и из меня, а понадобится — то и из нас обоих эти бестии выжмут все соки, до последней капли. Вот так!

— Я женат, — буркнул я, тем не менее, обрисовывая в голове соблазнительные формы японских блудниц.

— Да много, кто женат, — отмахнулся Митя. — Это все ерунда, правда. Ты, ежели моряк, то либо не женись совсем, либо женись на той, которая сама не загуляет, а на твои проделки глаза закроет. Вот был один мичман…

— Довольно, — отрезал я. — Что у вас произошло?

Митя, очевидно заметив, что разговорился, приосадил и снова стал серьезным. Он подошел к окну, взял ружье и долго смотрел на улицу, время от времени нервно подергивая рукой. Потом он, гораздо более серьезный, нежели минуту назад, повернулся ко мне.

— Потом я приехал домой. Повстречался с родней, отоспался, мамке купил, все, что нужно было. На свадьбу сходил, туда-сюда. Скучно стало, а работы пока нет. И денег вал, вот и решил съездить отдохнуть к двоюродному братцу.

— К Пласту?

— Ну, — кивнул толстяк. — Собрались со старыми друзьями и умотали. Отдохнули, блин…

— Что произошло?

— А хрен его знает, — сплюнул Митя. — Вроде, все нормально было, в бане попарились, по полтинничку пропустили. Анекдоты, истории разные; повспоминали прошлое, опять же. Потом утром на охоту двинулись, а там... — он помолчал, не то, припоминая произошедшее, не то, заново переживая. Полные губы его без конца юлозили из стороны в сторону. — Я... Я целую ночь от них по лесу бегал. Сначала не понял, что к чему, разговаривал с ними, ругался. Потом стало ясно, что что-то здесь попахивает ядреной трупниной. Один за другим все они обратились в уродов. Я носился, как угорелый, прятался, вжимался чуть ли не в кроличьи норы. Только под утро мне удалось укрыться здесь. Но я долго, слишком долго не решался выйти.

— С кого все началось?

— С Пласта, — уверенно кивнул Митя. — Я помню, как он рассказывал, что какой-то неведомый зверь обитает южнее, в одной из рощиц. Туда мы и двинули, хоть это и было далековато. Да разве Пласта переспоришь?

Я выглянул в окошко. Вечерело.

— А сколько вас было? — спросил я.

— Включая Пласта, пятеро, — ответил Митя. — Одного этого твари разорвали на куски: Санька, сослуживец мой, два раза в Чечню вместе ездили. Еще одному я голову разнес. Третий вместе с Пластом сейчас караулит нас в лесочке.

— Ты был в Чечне? — удивился я.

— А как же! Что может быть лучше, чем разнести паре чехов короткой очередью рыло?

— Ты не похож на нациста, — с сомнением протянул я.

— И ты не похож, — усмехнулся Митя. — Но станешь, если придется. Это война, а там любой научится ненавидеть. Да и любить по-настоящему можно научиться только на войне. Я воевал против них, и я ненавижу и презираю их. Поверь, чеченцев там было немного. То есть много, но не большинство. Они вайнахи или, как иногда сами себя называют, нохчу. Но что же здесь делают арабы? Что здесь делают негры? Почему еще вчера вы работали на комбайнах, а сегодня стреляете нам по ногам, чтобы взять в плен и замучить? — я не думал, что одутловатое и обвисшее лицо Мити может принять такое выражение. — И они нас ненавидят. По телевизору только и кричат: «Что вы делаете на нашей земле?!». Но это чушь... Это кричат женщины и дети. Мужчины — все, включая юношей и стариков, — довольны. Их дело война, и они всем довольны. Я считаю их собаками, и они считают нас собаками, — Митя наклонился ко мне, и в этот момент его лицо показалось мне безумным. — Без этого не было бы войны. Без ненависти. Ненависти не к человеку лично, а к целой общности людей.

— Но ведь это хорошо, — справедливо заметил я. — Нет ненависти, нет и войны.

— Это замкнутый круг, — зло усмехнулся толстяк. — Война есть и будет. А потому и ненависть прими, как данность. Вот так.

Захваченный воспоминаниями, Митя прошелся взад и вперед. Он перекидывал ружье из одной руки в другую, но при этом на лице его сохранялось спокойствие.

— Я работник спецвойск, — проговорил он. — Разберемся, дружище. Все, что происходит вокруг неестественно, но менее страшно, чем «там». Говори!

— Что говорить? — помедлив, спросил я.

— Все, — кивнул Митя. — Сперва нужно прикинуть все расклады и, исходя из данных, выработать стратегию. Давай, излагай. Только кратко, — предупредил он. — Дело к вечеру.

Я задумался, все еще переваривая неожиданную смену настроения своего спутника. Сейчас он выглядел, как мечущийся тигр в клетке. Возможно, он был безумцем, или стал им, но этот безумец был на моей стороне. И это успокаивало.

— Нас тоже было пятеро, — начал рассказывать я.

— Пять?! — изумился Митя.

— Да.

— Где остальные? — обеспокоился он.

— Двоих я завалил. Одного завалил ты, — я кивнул на окошко. — Еще один закрыт в погребе.

— Надежно закрыт?

— Да. Надеюсь, что да.

— Дай-то Бог, — вздохнул Митя. — А те двое? Они точно мертвы?

— Точно.

— Учти, что их убивает только точный выстрел в голову, — пояснил Митя. — Да и то не всякий. Нужно, чтобы голова разлетелась. Только тогда они подыхают.

Мне нечего было сказать. Я снова задумался о Тимуре, который, как выяснилось, теперь уже точно был мертв. Был убит мной. А теперь еще и Коля. Он, если верить Мите, лежал мертвым неподалеку от нашего убежища. Я сник.

— На, выпей немного, — Митя снова протянул фляжку со спиртом. — Давай прикинем, брат, все варианты. Пласт и Гоша в лесу, ждут нас. Плюс еще тот, с кого все это началось.

Я вопросительно глянул на мужчину, тот лишь развел руками.

— Я до сих пор не знаю, кто стал первым! Итак... В худшем случае, трое. У нас пять патронов. Ты хорошо стреляешь?

Я смущенно пожал плечами.

— Но ведь ты говоришь, что убил двоих?

— Я стрелял в упор.

— Ясно, — сморщился Митя. — Поднимайся, понемногу. Некогда тут разлеживаться. Я так понял, вы тоже на электричке прибыли?

— На ней.

— Значит, путь нам до железки.

— Тимур так же говорил.

— Что?

— Нет. Ничего.

Митя задумался, поглядывая в окно.

— Значит, трое, — проговорил он. — И пять патронов... Нормально, че, прорвемся! Бежать-то сможешь? — он обернулся на меня.

— Куда я денусь.

— Правильно, — кивнул он. — Ружье одно, значит, я пойду первым.

— А мне что делать? — я в последний раз отхлебнул из фляжки и вернул ее Мите.

— Оптимально было бы убить их всех, — задумчиво проговорил Митя. — И, как по бульвару, дойти до станции. Но это вряд ли получится.

— Почему?

— Да потому что мы не в тире, — пояснил Митя. — А эти, хоть и уроды, но не дураки. И не мишени.

— Что же делать?

— Их надо выманить, — Митя кивнул на окно. — На эту поляну.

— Как?

— А никак, — отрезал толстяк и поудобнее перехватил оружие. — Просто пойдем и все.

* * *

Вечернее солнце уходило за кроны вечно зеленых деревьев, озаряя их ласковым, местами бордовым, местами розовым цветом. Тишина, и только где-то вдалеке запела птица. Голос ее был едва слышен, словно это было в параллельном, более знакомом нам мире.

— Ты готов? — спросил Митя.

Я держал в руках тяжеленную арматуру, что было непросто с тугой повязкой на груди. Митя уже откинул металлическую задвижку на двери и нервно поглядывал в крохотное оконце, находящееся в полуметре справа.

— Надо идти.

— Что мне делать с этой балкой? — спросил я, наверное, в сотый раз. — Я не добегу с ней.

— Просто защищай меня, когда они кинутся, — в сотый же раз пояснил Митя. — Отмахивайся, кричи, ори, бей всех, кого ни попадя…

— А ты?

— Я буду стрелять. Их нельзя подпускать слишком близко, потому что я должен успевать перезарядиться, но и слишком загодя палить не стоит — могу промахнуться. А патроны на вес золота.

— Им плевать на мои удары, — покачал головой я. — Они почти неуязвимы.

— Им надо раскрошить бо́шку, — для наглядности Митя похлопал ладонью по лбу. — Для этого я должен точно стрелять и не промахиваться. Вот и все.

— Я постараюсь помочь.

— Уж будь добр, — кивнул Митя, но тут же резко и почти зло поглядел мне в глаза. — Хотя вообще нет, не надо стараться помочь. Мы не картошку копать идем, и не сарай строить. И помогаешь ты не мне, а себе. Вот так.

— Понял тебя. Не придирайся к словам.

Толстяк не ответил и снова поглядел в окно.

— Страшно, — проговорил он. — Кто же они такие…

— Знаешь, — неуверенно протянул я, — а ведь мне удалось поговорить с одним из них.

Митя удивленно вскинул брови:

— Серьезно?

— Ага.

— И что же они тебе сказали?

Я пожал плечами, предвидя реакцию собеседника на столь нелепый ответ.

— Они демоны из ада. Они жрут наши души. И они всегда голодны.

— Значит... значит, плохи наши дела.

Некоторое время мы молчали. Митя достал из кармана спички и пачку сигарет, взятых, по всей вероятности, у меня. Он закурил сам и протянул мне:

— Покурим и идем. Перед смертью не надышишься, но попердеть стоит.

Я молча закурил, жадно смакуя каждую затяжку. По животу пробежал холодок, а сердце, перед последним прорывом, билось от волнения все чаще.

— Какое дерьмо ты куришь! — сморщился Митя и усмехнулся.

* * *

Митя медленно шел впереди, отмеряя каждый шаг и постоянно оглядываясь. Лоб его вспотел, лицо подергивалось от нервного напряжения, но руки уверенно и привычно сжимали ружье. Я плелся позади, едва волоча за собой тяжеленную балку.

— Если кого увидишь, сразу сообщай мне, — наставлял Митя. Говорил он, уже не таясь, в полный голос, и это еще сильнее пугало меня. — По моим прикидкам, последняя электричка будет минут через тридцать-сорок. Нужно успевать. Еще одну ночь мы просто не протянем.

— Они... они могли запросто нас обойти, — пробормотал я.

— Могли, — согласился Митя. — А потому побольше озирайся по сторонам.

Мне показалось, что мой спутник забирает немного влево от того маршрута, что я мысленно для себя прорисовал.

— Куда мы идем?

Митя остановился и повернулся ко мне. Мы уже отошли от водонапорной башни метров на двадцать. Справа от нас в траве лежал труп Коляна.

— Я бы не хотел лезть в рощу, — пояснил мужчина. — Попробуем обогнуть ее слева, благо, это в нужном нам направлении.

Слушая его, я заметил движение среди деревьев. Сердце покрылось инеем, а в желудке перекатилось несколько камней. Твари приближались.

— Там…

Мгновенно сообразив, о чем я, мужчина резко обернулся и вскинул ружье. Из леса тем временем вышел гигантский, уродливый богомол, бывший некогда Пластом, и еще один монстр, на этот раз без ярких отличий от человеческого строения. Оба двинулись в нашу сторону.

— Началось, — зло пробормотал Митя.

Ему немного не хватило выдержки, и уже через пару секунд прогремел первый выстрел. Пласта отбросило назад, он осел на задние конечности, но вскоре поднялся и снова двинулся к нам. Тот, что внешне не отличался от человека, перешел на бег.

— Проклятье... Вот дерьмо... — ругался Митя, торопливо перезаряжая ружье.

Замерев на месте и разинув рот, я, оцепенело, наблюдал за всем происходящим. Монстры рычали, похрюкивали и время от времени гоготали. Это мало походило на смех. Я вновь имел возможность разглядеть их. Какой ужас. Какие уроды! Что с ними произошло? Ведь это люди. Это все бывшие люди. Одними губами я зашептал молитву. Я не знаю молитв, но на этот раз слова сами приходили на ум.

— Вот так, — Митя захлопнул ружье и снова прицелился. — Лови еще!

Снова выстрел и снова Пласт отлетел назад на полметра. Но на этот раз монстр не поднялся, а медленно повалился на землю. Разможеная голова не позволила ему простонать. Упав, он задергался было в предсмертных конвульсиях, но вскоре замер. И только клешня без конца сжималась и разжималась, словно желая напоследок ущипнуть кого-нибудь.

— Есть один, — удовлетворенно кивнул Митя и закинул третий патрон. — Прощай, брат. Далее... Сейчас…

Второй монстр приближался с угрожающей скоростью. Он даже не собирался петлять, а несся на нас, подобно быку. Мой спутник тщательно прицелился. Я же, вспомнив о предполагаемом числе монстров, повернулся назад, чтобы обезопасить тыл, и в этот момент получил сильнейший удар в голову.

— Митя! Митя!.. — заорал я, повалившись на землю.

Я не смог рассмотреть тварь, подобравшуюся к нам сзади. Уже через секунду она трепала меня, как щенка.

— На помощь!

— Твою мать…

Грохнул выстрел и монстр повалился замертво, совсем неподалеку от меня.

— Поднимайся! Быстро! — заорал Митя.

Пока я вставал, он перезарядил оружие, прицелился и выстрелил, но промахнулся.

— Обратно! В башню!..

Я оцепенело наблюдал за происходящим. Митя метнулся в укрытие, на ходу заряжая последний патрон.

— Ты слышишь? Иди сюда!

Он стоял в дверях, ожидая меня, когда за его спиной мелькнула тень.

— Митя, сзади!.. — закричал я изо всех сил, но было уже поздно.

Еще один урод схватил мужчину за горло и жадно впился ему в область трапеции. Раздался хруст, брызнула кровь; ружье полетело в сторону. Митя даже не закричал, а только бешено выпучил глаза и растянул рот в безумном оскале, демонстрируя крепко сжатые челюсти. Он проявил невероятную для своей фигуры прыть: отскочил немного вперед, развернулся и бросился монстру в ноги, повалив того на землю. Действуя, как заправский борец, он нырнул уроду за спину и сжал его шею в удушающем приеме.

— Ружье, парень... Хватай ружье... И беги…

Я схватил оружие. Монстр из леса был уже совсем близко.

— Ну что, сука, поборемся? — прорычал Митя, еще сильнее сдавливая тиски. Тварь, лежавшая до этого момента почти покорно, подняла лапы и без труда разомкнула хватку. — Ч-черт... Что же ты стоишь? Мне не справиться! Уходи!

— Спасибо тебе, Митя, — по моим щекам потекли слезы. — Спасибо тебе.

Я развернулся и двинулся в сторону второго демона. Когда он оказался на расстоянии двух метров, я пальнул по нему, почти не целясь, от бедра. Заряд дроби попал в грудь, монстр отлетел, и я из последних сил побежал. Уже в который раз за последние сутки.

* * *

На платформе никого не было. Я упал на единственную скамейку и закрыл глаза. Ни мыслей, ни чувств и только одно желание. Странно и нелепо, но, пережив все это, я отчетливо хотел только одного — поесть. В другое время меня это даже позабавило бы, но сейчас мне было плевать. Вернусь домой и поужинаю. Вот и все. Вскоре показалась электричка. Без каких либо эмоций и даже без особой радости я поднялся со скамейки. Мое внимание привлекли фигуры, замелькавшие вдали. Это были демоны. Они бежали за мной. Мы с Митей просчитались, и просчитались круто. Один, второй, третий... девятый... Сколько их? Да какая теперь разница.

«Кто первей: они или электричка?» — подумал я с безразличием.

Это шествие походило на парад уродов: кто-то хромал, кто-то прыгал, а кто-то подтягивал за собой ногу. Я даже разглядел Митю: он шел последним, уже не опасаясь монстров; еще живой, еще в сознании, но уже обреченный... Двери электропоезда отворились, когда до демонов оставалась метров сто. Я шумно ввалился в почти пустой вагон и прильнул к окну. Монстры ускорились, явно не желая отпускать жертву.

«Если машинист увидит их и примет за дачников, то всем конец», — подумал я все с тем же безразличием.

Но в этот момент двери с шипением закрылись, и поезд тронулся, оставляя позади хижину Пласта, заброшенные дачи, реденькие рощицы и моих покойных друзей.

* * *

Находясь где-то на грани между сознанием и отключкой, я оглядел вагон. Несколько дачников, пожилая пара, недобро поглядывающая в мою сторону, женщина с ребенком лет пяти и совсем молодой милиционер, задумчиво расковыривающий прыщ на щеке. Электричка зашла на достаточно крутой, по меркам железных дорог, поворот, и я увидел несколько бегущих за ней демонов. Они явно отставали, хотя и неслись на невероятной для человека скорости. Не догонят.

Я откинулся на спинку и прислушался к собственным чувствам. Ничего. Ни скорби, ни страха, ни мыслей не было, словно их выкачали гигантским насосом. Боль — это да. Стонало тело от усталости, жгло раны на груди и спине, бурлил желудок от голода и рвотных спазмов, глазные яблоки разрывались изнутри. И рука... Я опустил глаза и увидел на левом запястье рваную рану. Кровь еще не свернулась и капала на пол, а это значило, что рана достаточно свежая. Я закатал рукав и вздрогнул: в общем месиве кожи, жил, крови и сукровицы едва заметно различались синяки от зубов...

ЭПИЛОГ

— ...Да, у нас аппарат сломался, а маме давление мерить нужно. Ну... Слегла два дня назад. Ага. Ну так восемьдесят восемь лет все таки... У Марины? Хорошо, хорошо. Я сегодня часов в одиннадцать освобожусь, у тебя есть ее номер? Дай мне его, я запишу. СМС-кой вышлешь? Ну, прекрасно. Хорошо. Жду.

Екатерина — привлекательная, полноватая женщина лет сорока, — убрала телефон в карман, и некоторое время задумчиво стояла в тамбуре. Трудно представить, сколько проблем навалилось на нее одну за последние несколько дней. Мама слегла с приходящим инсультом, Мишу (ее сына) отчисляют из института, сидеть со старухой некому. Миша не особо стремился помочь, его вообще интересовали только клубы и друзья. Он был одним из тех, кого нынче называют «мажор». Да, он обещал последить за бабушкой, но доверие к нему пропало после ряда случаев, и у Екатерины было очень неспокойно на душе. А еще работа…

Женщина поправила сумку, зашла в очередной вагон и пригляделась к пассажирам. Наметанным глазом определила единственного нового и направилась к нему.

— Мужчина! Мужчина!..

Выглядел тот совершенно ужасно: весь в крови, потрепан и к тому же пьян. Часто приходилось иметь дело с такими, но Екатерину все равно напрягало подобное общение.

— Мужчина! Ваш билет…

Тот слабо поднял голову, но глаз не открывал.

«Вот черт! Безбилетник на последней станции... Не повезло. Господи, что с ним? Ну и урод! Что с его лицом?»

— Мужчина, покажите ваш билет или заплатите за проезд!

Тот никак не отреагировал. Голова его раскачивалась в такт движения поезда.

— Мужчина…

— Еда, — перебил он, с трудом разлепив иссохшие бледные губы.

— Что?

— Где у вас вагон-ресторан? Я хочу есть…

Екатерина раздраженно вздохнула. Очередная пьянь.

— Какой еще вагон-ресторан? Это электричка! Если вы не оплатите проезд, я буду вынуждена…

В этот момент вагон наполнился утробным, нечеловеческим рычанием.

А за окном тем временем замелькали окраины города...