Мой отец всегда был довольно необычным человеком. Некоторые странности я замечал даже в детстве, о других же задумывался лишь много позже. Далеко не всегда такое пугало, но сейчас, особенно сегодня я осознаю, что, возможно, прошел по лезвию бритвы. Хотя, пожалуй, стоит начать с начала.
Вернувшееся полузабытое воспоминание можно списать на сон. На детское воображение. Тогда я так и сделал. Четыре года всё же было, мало ли, какие шутки могла учудить память. Теперь лишний кусочек мозаики встал на соответствующее место. Дело в том, что просыпаясь в выходной день позже обычного, я, посмотрев на отца, переставившего в комнате шкаф с книгами, в первые мгновения заметил какие-то неправильные очертания. Какую-то шерсть, скрывающую кожу лица, кроме только глаз, бликующие глаза, что-то вроде рогов... Нет, я мог бы предположить, что так странно разглядел его растрепанные волосы. Если бы только он с самого утра не причесался в честь поездки к бабушке.
Его бабушке. Родственников со стороны отца было нехарактерно много, причем все прямые предки отличались особым долгожительством. Я лично знал своих прабабушку и прадедушку, только чуточку не успел застать прапрабабушку, о которой только слышал разные истории. Что была не из робкого десятка и всегда цеплялась за жизнь, не очень говорила по-русски, дрессировала собак в тридцатые-сороковые и что у неё был шрам на шее. Вообще много баек помню о его семье, ничего не зная о родне матери.
Приезжали они редко и ненадолго. Чаще отец навещал их сам, оставляя нас с сестрой на мать. Даже о помощи по хозяйству не говорили вообще. Хотя наш двор на окраине города напоминал о деревне. Из коллективного он со временем стал полностью принадлежать только нам — ещё до моего рождения остальные собственники либо уехали и не возвращались, либо просто погибли от разнообразных причин. Мы не бедствовали, ели досыта, отец вон вообще всегда бросал вниз крошки или небольшой кусочек еды, причем я потом не замечал их на полу.
Родители пользовались землей умело — были пара огородов, сад буйно заполнял пространство между зданий неравномерной амебой, вдоволь было и живности: коза, куры, собаки, кошка, когда-то кролики, но однажды что-то случилось, из-за этого отец сначала сразу убил кролика и крольчиху, после чего трупы выбросил далеко от дома, а потом потихоньку избавился и от остальных. Тогда обильные урожаи на время исчезли, но вернулись, когда коза окотилась, а следом и кошка. Из рожденных котят одна была заметно слабой, другие тоже видимым здоровьем не отличались, но когда самую хилую то ли пес укусил, то ли петух клюнул, что та умерла, только трупик помню с раной, маленькие котик и кошечка пошли на поправку. Когда они выросли, я по детской наивности укладывал их в одну коробку будто супружескую пару, думая, что так они заведут котят. Отец посмеивался, как-то раз сказал, что поможет. Тогда взрослая кошка куда-то пропала. Затем кот стал чаще обычного убегать, пободрел и вообще в начале осени вел себя как в марте, кошка тоже оживилась и вскоре забеременела, родила котенка интересной расцветки, весьма похожего на старую кошку.
Растениями всегда занималась мать, ну и посильно мы с сестрой. Неучастие отца обычно объяснялось тем, что он якобы уставал на работе, куда ходил не столько за зарплатой, сколько выносить металл и инструменты, но однажды мама поделилась более тайной причиной. Оказывается, отец очень не любит всю эту возню в земле, а если его заставляют насильно, то затем на месте такого труда либо вообще ничего больше не растет, либо вымирает только всё культурное и декоративное, остаются лишь неприятные сорняки — репей, амброзия, якорцы, борщевик. Но за животными ухаживал спокойно и даже ласково, те любили его в ответ. Даже несмотря на то, что забивал, разделывал и готовил он их лично.
Причем явных поводов, не притянутых за уши, вроде крупного застолья или старения животного, я не помню, зато помню, что не раз заставал примерно за пару дней до такого отца с календарем, звездной картой и тетрадкой. Вести расчеты в свободное время для него было чем-то довольно естественным, всё же он человек неглупый и немного нелюдимый, а, например, я сам в школьные годы математикой очень даже увлекался, потому считал просто зарядкой для ума. Да и некий интерес к астрономии тоже нельзя назвать странным, у кого-то папы вечером покурить выходят, а мой отец — посмотреть на звезды. Кроме того, у него по работе постоянно пополняся запас книг, связанных с электротехникой, которыми он даже не пользовался, ремонтируя как-то не так. Телевизор, например, после такого включился без замены деталей, но когда я позже из интереса залез в него посмотреть, то не смог понять, как эта схема работает. Ещё отец не чурался резьбы по металлу, украшал пуговицы разными знаками, сделал мне бляху для ремня с необычным узором.
Я любил его носить, тем более, что с ним мне как будто чаще везло. Но вот однажды я надел в школу другие штаны и пошел без пояса. В тот день класс отвели на открытие памятника, куда пригласили попа, хоть без кадила и ладана, но он обляпал учеников водой, мне немного попало на рубашку и руку. Дома отец принюхался и сказал, что от меня сильно чем-то воняет, посмотрел с неприязнью, что аж будто по телу тараканы расползлись, но злился не на меня, хотя всё равно чувствовался какой-то стыд, будто чужой взрослый сделал что-то плохое, а я по малолетству не понял и не помешал. Достал откуда-то кусок старого дешевого мыла с буквами RJF, каким только стирать разве что, и заставил меня мыть им руку, рубашку забрал и сжег. Потом попарил в бане, облил водой и посадил в ванну с отваром каких-то трав, что у меня аж кожа, казалось, стала немного темнее. Накормил мясом, напоил козьим молоком и предложил притвориться заболевшим, чтобы некоторое время в школу не ходить и больше помогать по хозяйству. Вернувшись на следующей неделе, я узнал, что у классной руководительницы случился инсульт, до самого выпуска такие мероприятия не повторялись.
Отец вообще не любил христиан. Бросив на улице взгляд на крест, непременно тихонько сплевывал за правое плечо. Надо ли говорить, что дома не было ни икон, ни библии? Только железная статуэтка кого-то крылатого, шестиглазого, с толстыми прядями бороды и длинными когтями. Если до нас доходил звон колоколов, он сразу заходил в дом и включал телевизор громче обычного. Делал так, пока козлята не выросли, тогда он зарезал старую козу, после чего в церкви проржавел и обвалился купол, так что её закрыли как аварийное здание. Вот с церковными праздниками странностей почти не было, разве что он перед пасхой ездил на охоту на пару дней, но не приносил потом дичь.
Я никогда не был крещён. Отец, по словам моих бабушки и дедушки, тоже, даже если кто-то из друзей семьи и говорил, будто его маленького отпели заживо во время тяжелой болезни. На самом деле, знали все близкие, он в принципе никогда ничем не болел дольше суток. Слухи окружали его всегда, ибо малознакомые люди почти всегда странно плохо его запоминали, несмотря на несколько нехарактерную тому времени внешность. Смолоду отпускал бороду, волосы постоянно были длиннее обычного, черты лица проступали сквозь кожу довольно остро, а пронзительные глаза разного цвета часто оказывались в тени тяжелых бровей, от резкого изучающего взгляда у многих будто по телу начинали бегать невидимые насекомые. Ростом самую малость выше среднего, но сложения худощавого, кое скрывалось под свободной одеждой и удивляло меня с тех пор, как я обратил внимание на мышцы других людей той же физической силы.
Он почти всегда отказывался поднимать тяжести при чужих людях, врал, отшучивался. Однако, обустраивая домашнее хозяйство, не стеснялся ручного труда. Прошептав что-то, он, как мне поначалу казалось, слегка разминался — так, что руки двигались будто рукава надеваемого пиджака, после чего мог, например, в одиночку поднять холодильник и дотащить его от калитки до кухни. Залезть на старую шелковицу без страховки, чтобы отпилить лишние ветки. Вбить в землю кол для загородки из рабицы. Выкорчевать пень. Подняться на крышу без лестницы, поправляя черепицу. Обычно я только радовался. Однажды сравнил с Брюсом Ли, тоже не отличавшимся крупными габаритами.
Кроме силы и ловкости, неожиданных для его немалого возраста, он также практически не боялся боли. И возле локтя у него был большой бледный шрам, похожий на отпечаток многопалой ладони, где боль он не чувствовал совсем, что я заметил, когда мы учились паять и я, отвлекшись, подался ближе к разобранному приемнику и случайно ткнул отца туда нагретым жалом. Ну шрам и шрам, так я себя успокаивал, ведь могла же просто там чувствительность потеряться. А что ожога не осталось, так это я просто быстро убрал. Хотя странность меня и заинтересовала, что и подтолкнуло учиться на врача. Ещё он никогда не резался ножами, ни когда брал за лезвие, ни когда нож случайно повело при готовке, ни даже когда схватил в полете упавший со стола, хотя кожа у него не грубая и он часто царапался, если лез сорвать себе ягоду ежевики или поправлял колючую проволоку на заборе.
Когда мы с сестрой были в старших классах, он сказал, что время кризисное, куры много едят. Стал забивать их чаще, пока совсем не закончились. Тогда я попал на олимпиаду, потому что отличник заболел, где мне повезло с вопросами, что вывело на областной уровень, где меня заметил преподаватель из медицинского, по чьей протекции я поступил на стипендию. Сестра ушла после девятого в техникум при ВУЗе в том же городе, ведь отец выиграл в лотерею и купил нам квартиру. По странному совпадению, за день до нахождения билета стала известна новость о пропаже в нашем районе бомжа, которого подкармливали сердобольные соседи.
С отцом потом долго не общались, когда он зарезал козла и козу. Учились. Строили карьеры — я в частной клинике, сестра же поднялась до аспирантуры и тоже не останавливалась. Сменили телефоны. Фамилии. Женились. Заводили детей. Учились новому. Двигались вперед, в общем.
Однажды отец просто позвонил мне, набрав номер наугад. Сказал, что мать умерла от старости, попросил приехать, помочь. Встретил, улыбаясь покрасневшими губами, будто не постарел ни на день и даже набравшийся новых сил. Угостил блюдами из дикого кабана — обжаренное сердце, отварные легкие, паштет из печени. Я пошел к гробу посмотреть и невольно потянулся сдвинуть одежду, глянуть на мастерство патологоанатома, но обратил внимание, что шов будто разрезали, а потом добавили новый, менее похожий на докторские стежки.