Всё, что когда-либо происходило с нами, так или иначе влияет на нашу жизнь. Каждая постыдная история рано или поздно всплывает, как покойник на поверхность лесного пруда, и словно кричит: «Эй, я тут! Я никуда не пропала!» Каждый наш потаённый страх рано или поздно становится поводом отказаться от чего-то значимого, каждый мелкий грешок становится оружием в руках наших врагов. И каждый наш детский кошмар перерождается в монстров, спящих где-то глубоко внутри черепных коробок, терпеливо ожидающих своего часа.
Саша боялся темноты.
Этот страх, свойственный многим людям, посеяли в его душе рассказанные бабушкой страшные истории и неожиданные отключения света во всём районе. Когда старая квартира, в которой он часто гостил, внезапно погружалась во тьму, бабуля доставала откуда-то из пахнущих нафталином шкафов церковные свечи и принималась ходить по комнатам, скрипя половицами и шепча молитвы. Современная цивилизация рушилась, не выдержав напора живших в душе старой женщины деревенских суеверий. И он, Саша, оставался один на один с первобытными инстинктами, которые буквально сходили с ума, убеждая его, что там, где ничего не видно – обязательно таится опасность. Потом, когда он подрос, были долгие часы общения с психологом, даже гипноз и специальные упражнения. Это помогало, он вроде бы начал верить, что смог преодолеть необъяснимый ужас перед неизвестностью тёмных углов. Но ошибался.
В принципе, психолог предупреждала его о подобном. Фобии иногда возвращаются, чаще всего – в самый неудобный момент. Он понимал это, был к этому готов, но такой нелепости, как ситуация, в которую он попал, Саша ожидать не мог никак.
Не было никаких предзнаменований, неприятного чувства в животе, беспокойства или иных симптомов. Самый обычный вечер самого обычного рабочего дня. Он просто устало брёл через погружавшийся в ранние осенние сумерки парк, неторопливо перебираясь от одного очерченного фонарём круга света до другого. Это было даже забавно. Как будто плывёшь по океану мрака от одного светлого островка до другого.
А потом один из фонарей, под который Саша только собирался отправиться, мигнул и погас. И всё вернулось.
Он замер посреди светлого пятнышка, как назло, расположенного довольно далеко от предыдущего, и понял, что не в состоянии сделать очередной шаг через границу света и тьмы. Сердце учащённо забилось, на глаза навернулись слёзы, а ноги налились свинцовой тяжестью. Дальше идти было нельзя. Вся память, весь опыт, накопленный поколениями, живущими в полном опасностей мире, вопил об этом, парализуя мужчину и оставляя только одно желание: забиться в какой-нибудь укромный уголок и сидеть как можно тише, дожидаясь рассвета.
Но прятаться было негде. Саша с подозрением покосился на фонарь, под которым стоял. Тот весело подмигивал, заставляя мелкие снежинки, предвестницы лютых заморозков, искриться, словно лампочки на гирлянде. Но доверять ему было нельзя. Свет – чертовски непостоянная материя. Сейчас есть, а в следующий миг уже пропал, растёкся разноцветными кругами перед глазами.
Для начала Саша решил мыслить логически. Он взрослый мужик, ему уже двадцать восемь лет. У него классная, приносящая доход и радость одновременно, работа, хорошие отношения с начальством, коллегами, да и вообще со всеми. Он – душа любой компании и желанный гость на каждой вечеринке. Разве может такой человек, уверенный в себе, целеустремлённый и умный, бояться темноты? Конечно же, нет!
Покачав головой, как это делают те, кто подумал о чём-то глупом и стремятся поскорее избавиться от нелепой мысли, молодой мужчина повёл плечами и небрежной походкой пошёл к краю освещённого пространства.
И замер, подняв ногу.
«Если рука или нога вниз свесятся – уволочёт тебя под кровать и съест!» — прозвучал в Сашиной голове скрипучий бабкин голос, и он торопливо отпрыгнул подальше от размытой кромки, на которой встречались свет и тьма. Кто ещё уволочёт?! Разозлившись на самого себя, мужчина пнул небольшой снежный барханчик, который намело под ногами.
Подкроватный монстр. Тот, кто глухой ночью шуршит и вздыхает, тот, кто только и ждёт, как ухватить свою жертву за ногу или руку, безвольно свесившуюся из-под одеяла. Бабушка никогда такими словами не пользовалась, но сам Саша называл его именно так. Подкроватный монстр. Глупый детский термин, чтобы ни в коем случае не давать имени тому, кто таится в неосвещённых углах. Саша снова потряс головой, но мыслительный процесс уже пошёл.
Он, Саша, рос, проживал свою жизнь, вырастая из своих детских страхов, как змея из кожи. Неужели чудовище, каждую ночь ждущее, когда с высокой кровати повиснет детская рука или нога, не росло? Неужели оно, так пугавшее его в детстве, до сих пор бегает по старой квартире, стуча маленькими коготками по рассохшемуся, вздыбившемуся волнами паркету, и шепчет кому-то на ухо, сладко причмокивая от возбуждения: «Свесь ножку… Свесь…»?
Саша сильно наклонился, почти достав кончиком носа до коленей, и обхватил голову руками. Как будто свернулся калачиком, это всегда помогало. Постояв в такой позе, пока в ушах не зашумело, он распрямился. Перед глазами засверкали разноцветные пятна. Зато отступил парализующий ужас, позволяя оценить ситуацию более-менее трезво.
Просто тёмный парк. Просто погас фонарь. Ничего страшного, такое случается довольно часто. Нужно всего лишь пройти очередной участок без света, который чуть длиннее предыдущих. Вот и всё. Ничего такого, с чем не справился бы сильный, молодой, здравомыслящий мужчина. Саша вообразил, как смотрели бы на него коллеги и подчинённые, если бы узнали, что он так позорно застрял посреди пятна желтушного света в вечернем парке.
Решительно одёрнув пальто, он выпрямился и на негнущихся ногах направился во мрак, как в рукопашную атаку. Никаких подкроватных монстров не бывает! Умирают они, когда дети вырастают!
Дыхание слегка перехватило, когда Саша решительно переступил зыбкую границу, но в остальном всё было в порядке. Он стоял на припорошённом ранним снегом асфальте, за его спиной равнодушно сияла примитивная лампа, закреплённая на бетонном столбе, а впереди расстилался серый, лишённый красок сумрак. Не такая уж она и густая, эта вечерняя парковая темень. Примерно так же всё выглядит летом сразу после заката, разве осенью гораздо холоднее.
Только тень была чернильной кляксой. Его собственная тень.
Саша с опаской покосился на пятно, прилепившееся к подошвам его ботинок. Льющийся сзади свет чётко очерчивал его силуэт на земле. В этом силуэте не блестел снег, не было видно кирпичиков брусчатки. Словно вся темнота, в которой могли прятаться чудовища, сжалась в одном этом месте, притаилась там, в контурах его собственного тела. Словно он неосмотрительно и глупо свесил ногу с кровати, только в иных масштабах. Мужчина остановился, закусив губу. Напряжение росло, электризуя воздух вокруг.
Тень дёрнулась, на мгновение изменив очертания. Будто рябь прошла по экрану телевизора, исказив мельтешащие на экране фигуры. Мужчина даже не понял, как снова оказался под фонарём. Вместо трёх или четырёх шагов он, кажется, совершил один большой прыжок, инстинктивно рванувшись обратно в безопасное место. Сердце бешено заколотилось, дыхание стало тяжёлым. Пот, несмотря на холодный ветер, заструился по его лицу, искажённому гримасой ужаса.
Саша неожиданно вспомнил бабушкино лицо, посмертную маску, которую он увидел, когда подошёл к гробу для прощания. Он так и не смог тогда поцеловать её в лоб, с ним случилась истерика. Он выл и рыдал, а его крики гулким эхом отдавались под сводами храма, древнего и безучастного к сиюминутным людским скорбям и радостям. Мама подумала, что он просто перенервничал, но на самом деле его напугало лицо лежащей в деревянном ящике старухи. Она уже не была похожа на странноватую и суеверную, но такую милую и любимую бабулю, которая всегда ждала приезда родственников, готовя яблочные пироги на огромных металлических сковородах. Это была побитая жизнью и вымотанная борьбой женщина. В последние годы жизни внуков к ней уже не отпускали – родителям надоели истерики, которыми дети страдали каждую ночь в старой квартире, углы которой были полны теней и пыльных кроликов. Наверное, говорить, что она жила одна, неправильно. Она жила один на один. С тем, кто в конце концов напугал её достаточно, чтобы старое сердце не выдержало, а на прорезанном глубокими морщинами лице навсегда отпечатался животный страх.
Неизвестно, сколько Александр так простоял, дрожа от нахлынувших воспоминаний и непроизвольным движением вытирая рукавами катящиеся по щекам слёзы.
Вокруг стало темнее. День, и без того короткий, закончился. Закат, едва видимый сквозь снегопад, догорел где-то за ближайшими домами. Обычно в это время Саша уже приходил домой, включал свет во всех комнатах и устраивался на диване, чтобы под плотный ужин посмотреть несколько серий любимого сериала. Или на том же диване устраивался вместе с Леной, если та могла остаться на ночь. А сегодня он встречал ночь в плену у тьмы, внезапно обретшей злую волю.
Кроме того, было холодно. Осень выдалась морозной и снежной, в пустом парке завывал пронизывающий ветер, заметно усилившийся после захода солнца, а Саша был одет совсем не по погоде. Шапка осталась дома, а лёгкое пальто, которое уже следовало сменить на что-нибудь более тёплое, почти не грело. Пальцы на руках начали деревенеть.
Потоптавшись в центре своего эфемерного убежища, он беспомощно огляделся по сторонам. Ни одного прохожего не было видно ни с одной стороны, что было совсем не удивительно: кто сунется в парк в такую погоду? Только он, любитель коротких дорог. Надежда прицепиться за кем-нибудь и благополучно преодолеть неосвещённое пространство растаяла. А на голове между тем уже образовалась плотная корка из снега, наметённого ветром и слегка подтаявшего на волосах. Саша попытался сбросить снег, но получилось только хуже: снежинки начали таять от прикосновений, шевелюра моментально промокла, и ледяные струйки воды потекли за воротник.
Внезапно Саше остро захотелось позвонить кому-нибудь, желательно Вовке – старому приятелю, живущему в соседней квартире. Объяснить всё. Тот в курсе всех страхов, связанных с темнотой и подкроватным монстром. Вовка вообще мировой парень, всегда таким был. С самого детства ему можно было доверить что угодно, любую тайну. Он поймёт, придёт на выручку, как когда-то давно приходил папа, лучом фонарика, как волшебным мечом, кромсая тьму в углах.
Но…
Но даже Вовка будет смеяться. Не в открытую, а про себя. Будет смотреть с сочувствием. С жалостью. А прощаясь, вздохнёт тяжело и измученно, хоть и по-доброму.
Саша сплюнул на снег и засунул вынутый было из кармана телефон на место. Нет, так не пойдёт. У него же есть гордость, в конце концов. Он же посещал психолога. Ему помогли.
— Не бывает никаких чудовищ! – громко возвестил мужчина, обращаясь к ночному небу, ветру и чёрным теням кустарника.
«И именно поэтому тебе надо ему об этом рассказать!» — мерзко хохотнул визгливый голосок в Сашиной голове.
Мужчина поёжился на ледяном ветру и поглубже засунул руки в карманы. Волосы уже смёрзлись в ледяные сосульки, казалось, ещё немного – и их можно будет отламывать, просто чуть сжав пальцами.
«Если, конечно, пальцы ещё будут тебя слушаться…»
Заскулив от отчаяния, Саша принялся торопливо рыться в карманах, пытаясь отыскать сигареты и зажигалку, но вспомнил, что бросил курить полгода назад. Курение помогало побороть страх темноты, огонёк сигареты превращался в ярко пылающий факел, изгоняющий призраков и монстров. Но психолог убедила его, что это крайне опасно для здоровья. И для психического в том числе. Курение в такой форме – ещё один способ потакать своим детским фобиям.
— Много ты понимаешь, старая мразь… — прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Много она понимает. Ей не приходится спать при свете. Ей не приходится вслушиваться в ночные звуки, раздающиеся в пустой квартире, боясь услышать знакомое из детства цоканье когтей по полу. В конце концов, ей наверняка не доводилось застревать посреди ночного парка один на один со своими кошмарами!
Снегопад усиливался, сокращая и без того плохую видимость практически до нулевой. Пальцы на обутых в лёгкие кожаные туфли ногах уже перестали ныть, превратившись в ничего не чувствующие ледышки. Необходимо было что-то делать, причём срочно!
Дёрнув руками, чтобы сбить прилипший к пальто снег, Саша торопливо зашагал в темноту. Это было похоже на то, как в детстве он решался выйти в тёмный коридор, когда переполненный мочевой пузырь выгонял из кровати. Три шага – и он у выключателя. Раз, два, три, щелчок! И яркое, благословенное сияние древней лампы накаливания взрывает темноту, словно световая бомба. Глаза слезятся, видно только желтовато-белое сверкание, но зато приходит уверенность в том, что опасность миновала, что всё уже позади… Тут, конечно, придётся пройти подальше.
Внутренне содрогаясь, готовясь к чему-то страшному, сродни внезапному удару в лицо, он пересёк границу и замер, прислушиваясь к своим ощущениям и вглядываясь в окружающие предметы. Всё было нормально. Картина мира не пошла мелкой рябью, современная цивилизация выдержала и устояла. Чудовище не выскочило из темноты. Чудовища в этой темноте вообще не было. Тень осталась просто тенью: его, родной, Сашиной. С которой его в детстве учил играть отец, показывая силуэты животных на стене. Это зайчик, это слон, это голубь…
«Это монстр, который живёт под кроватью…» — глумливо подсказал внутренний голос.
— Никто не живёт под кроватью! – громко возразил Саша. – И темноты боятся только малыши!
Заученная с детства мантра сработала. Темнота – это просто отсутствие света. Это не прибежище для неведомых опасностей.
— А чудовищ вообще не существует! – торжествующе заключил Саша и твёрдым шагом направился туда, где за непривычно большим разрывом уже виднелся следующий фонарь, уютный усечённый конус света, ярко разукрашенный вертящимися на ветру снежинками. Ноги стали отогреваться движением, кровь снова начала поступать к пальцам, и их закололо. Мужчина поморщился, но сразу же заулыбался. Сам виноват, балда, никто не заставлял тут куковать на морозе! И чего он перепугался? Права всё же была психолог: фобии – очень сложная проблема, которая может вернуться в любой момент. Нужно просто быть готовым к этому. Саше стало даже немного стыдно за то, что он обозвал эту женщину старой мразью. Пусть даже и мысленно, делать этого всё равно не стоило. А вот рассказать ей об этом происшествии стоит однозначно. Наверняка она сможет как-нибудь объяснить произошедшее.
Проходя под так не вовремя погасшим фонарём, Саша расхрабрился настолько, что даже задрал вверх голову, чтобы рассмотреть виновника своего состояния. Ничего необычного. Фонарь как фонарь. Лампочка, плафон из жести. Просто осветительный прибор, отслуживший свой срок. Саше даже захотелось смеяться. Как приятно вернуться во взрослый мир, прочный и устойчивый, из жалкого и пыльного мирка детский страхов и фантазий! А как ярко ему вспомнилось то, что давно бы уже пора запереть в самых дальних уголках разума! Ночные шорохи, суеверная бабушка, пыльные кролики, лениво перекатывающиеся по покорёженному паркету, запах мёда и ладана от тоненьких жёлтых свечей…
Второй фонарь погас, когда Саше оставалось пройти до него всего несколько шагов. Громко, с хлопком, выплюнув оранжевые искры. А затем – ещё один. Сразу же, почти без паузы. Свет, спасительный свет отдалился от него. Вспышки ослепили его, заставив вскрикнуть и присесть, инстинктивно метнувшись в сторону. Темнота, в безопасности которой он только что уверился, перешла в наступление.
— Да что же это такое… — жалко прошептал мужчина.
И погас ещё один фонарь. Вой ветра заглушил громкий хлопок, а искры умерли сразу же, не успев даже отпечататься на сетчатке. Съёжившись, Саша развернулся на каблуках и направился обратно, туда, откуда пришёл, в спасительный круг света. Нездорового, желтушного, но всё же света.
И свет предал его. Лампа, совсем недавно дарившая ему укрытие, несколько раз мигнула на прощание и лопнула, оставив на память красно-фиолетовые разводы перед глазами.
— Мама, нет, нет, пожалуйста… — зашептал Саша, кусая пальцы левой руки и изо всех сил стараясь справиться с паникой. – Это просто перепады напряжения, неполадки на подстанции, чья-то шутка, розыгрыш на первое апреля среди осени…
Мужчина всё искал и искал оправдания тому, что происходило вокруг него. Он держался даже тогда, когда все оставшиеся фонари в парке выключились разом, погружая аллеи в густую непроглядную тьму. Саша разразился криками только тогда, когда сквозь завывания ветра до него долетел голос, изменившийся за много лет, но по-прежнему узнаваемый.
— Свесь ножку, Сашенька…
Завизжав, мужчина крутанулся на месте и побежал. Глаза его ещё не привыкли к отсутствию света, поэтому он даже не пытался понять, в какую сторону двигается. Туфля слетела с правой ноги, и ступню обожгло холодом, но он не обратил на это внимания. Единственное, что осталось в мире – это ветер, хлеставший по лицу снежными плётками, тьма и голос. Голос, зовущий его. Тихий, дрожащий от возбуждения, перемежающий слова противным сладострастным чмоканьем.
Земля под ногами внезапно ушла вниз, и Саша, потеряв равновесие, кубарем покатился по крутому склону. Мысль о пруде и о том, как опасна холодная вода, вспыхнула в мозгу, словно бенгальская свеча, но также быстро погасла, вытесненная паникой. Ледяная вонючая жидкость сжала тело стальными тисками, перебивая дыхание. Тоненькое пальтишко, не приспособленное к осенним морозам, мгновенно напиталось влагой и тяжёлым грузом повисло на плечах.
— Помогите! – крикнул Саша, и голос его растворился в темноте.
Темнота ответила ему похотливым причмокиванием. Повернувшись на звук, Саша разглядел берег. Берег – и собственную тень, внезапно обретшую объём, стоящую у самой кромки воды и тянущую к нему руки.
— Свесь ножку… — хрипел силуэт. – Свесь ножку… Свесь…
Мужчина попытался ещё раз позвать на помощь, но его крик быстро оборвался, когда грязная, обжигающе холодная вода хлынула ему в глотку, наполняя лёгкие, лишая возможности дышать и думать…
— Свесь... – прозвучало где-то совсем рядом, со странным булькающим отзвуком.
А потом наступила тишина.
Автор: Валерий Лисицкий