– …бля, да куда ты… Лицо снимай! Вот так, чтоб ебальник наглый видно было!
– Девочки, вы чего? Ну хватит уже!
– Че хватит? В камеру смотри! Сюда смотри, сука пиздоглазая! Жри давай, чтоб видно было. Ну? Или тебе добавить?
– Лен, идет кто-то…
– Похер! Жрет! Реально жрет! Машка, зазумь! Че, вкусно тебе? Нравится?
– Воды! Пожа… Кха! Воды!
– Говнецо чаячье запить? Вик, дай бутылку.
– Фу, Лен, у нее ж рот в…
– Давай. На, глотни пивка… Твою мать!
– Бля, она мне на пуховик струганула…
– Протрешь, не ной.
– Да какой, тут на джинсы еще...
– Че, не в то горло, да, сука? Будешь знать, как чужим мужикам свои зырки узкие строить.
– Лен, я…
– Кто вставать разрешал? Не рыпайся, епт!
– Лен, он сам…
– Епт, опять-двадцать пять. Не доходит? Димас – мой парень, мой! Или не ты с ним в подъезде зажималась, а? Может Машка мне пиздит? Машка, пиздишь? Не, не пиздит. Значит, пиздишь ты!
– Леночка, честно, он меня подкараулил и… Ай!
– Это тебе за пиздабольство. А это…
– Ай! Зуб!
– Это за то, что с моим парнем сосалась, а это… Сука, ты сопротивляешься? Руки убрала! Руки, манда! Ах ты…
– Извини, я не хотела...
– Вы видели? Эта сука меня ударила! А ну-ка, нахуй…
– Лен, хорош, пойдем уже!
– Какой пойдем? Ты видела? Ну-ка, держи ее.
– Девочки, ну хватит…
– Давай, джинсы с нее стягивай! Поебаться хотела? Щас устроим!
– Лен, хорош, перебор уже!
– Ты снимаешь? Вот и снимай. Я решу, когда хорош.
– Девочки, пожалуйста, не надо! У меня папа богатый, он заплатит, сколько скажете! Не надо!
– Мож реально с нее поиметь, а, Лен? Потом бы в «Баркасе» посидели.
– Не насиделась? Бутылку давай!
– Не на-а-адо!
– Ах ты… Не верещи, мать твою! Пасть закрой!
– Девочки, не надо, я девственница еще…
– Вот и проверим. Ну-ка…
– Ай, больно! Больно!
– Кажись, не спиздела. Туго идет.
– Лен, ну все, она поняла уже…
– Нет уж. Распечататься хотела? Я помогу. Вик, держи крепче.
– Лен, реально борщ, у нее кровь…
– Это нормально, она женщиной становится. Держи, кому говорю!
– Хватит! Пожалуйста-пожалуйста, хватит…
– Ты! За! Е! Ба! Ла! О! Рать!
– Блядь! Лен, ты бутылку разбила!
– Сука… Как она?
– В отключке по ходу. Тут кровь везде.
– Руки убери, дура, хули ты ее лапаешь?
– Скорую надо.
– Ага, скорую. И полицию заодно. Телогрейки шить хочешь? Машка, убери телефон, не видишь…
– Лен, она истекает...
– Отъебись, я думаю… Давай, ты за руки, я за ноги. Туда ее… Люк подергай.
– Шире никак.
– Похер, пропихнем.
– А если найдут?
– Кто найдет? Дядя Лева? Он хер свой в штанах найти не может. Помогай.
– Тут вода!
– Так вся баржа как решето. Тем лучше. В воде от нее нихера не останется.
– Лен, она дышит.
– Я че, слепая по-твоему? Резче давай!
– Фух! Тяжелая. А на вид мелкая…
– Давай, на раз-два. Уф! Ну че, видно ее?
– Да хер знает.
– Посвети. Не, вроде нет. Помоги люк закрыть.
– Застрял…
– Маха! Подмогни! Епт, ты что, еще снимаешь? Совсем…
* * *
Славик зарылся пальцами в волосы, закусил губу, по-детски зажмурился, надеясь, что стоит ему вновь открыть глаза – и он проснется от кошмарного сна. Он с усилием разлепил веки, сморщился от света монитора. Сообщение от однокурсника никуда не исчезло:
«Если не хочешь чтоб это увидел весь Морск, жду 500 косых к понедельнику»
«Это» – двухминутное видео, где субтильный юноша в чулках с подвязками и венецианской маске насаживался на неестественно-огромный фиолетовый фаллос. Сама сессия длилась часа полтора, но именно на этом двухминутном отрезке от особенно интенсивных движений маска сползла на подбородок, обнажив лицо. Славику тогда задонатили немного, и большая часть суммы ушла на заживляющие мази.
Славик выдохнул сквозь зубы; набрал:
«Ты понимаешь, у меня нет таких денег? Мож договоримся на разумную сумму?»
«Еще я с петухами не договаривался. Мне похуй. роди укради заработай. Тебе ж там чето платят на твоих петушиных сайтах? Напрягись. На кактус сядь мож задонатят»
На самом деле, денег с вебкама хватало в лучшем случае на еду и аренду – в общаге не нашлось мест, пришлось снять однушку. Родителям врал, что подрабатывает грузчиком на доживающем последние дни рыбокомбинате. Если бы отец узнал, чем Славик зарабатывает на жизнь – не поленился бы оттрястись три часа из поселка на маршрутке, чтобы лично своротить сыну челюсть. А мать, пожалуй, и вовсе слегла бы с очередным приступом.
«Блин Леш войди в положение. Я не раздобуду пол-ляма к понедельнику. Ты понимаешь мне жизни не дадут?»
«За дело. Прикинь че с тобой пацаны сделают если узнают? Вы ж за руку здоровались. И не заливай мне. Все по общагам, а ты хату снимаешь, айфоном светишь. Короче, пидор, 500 косых стоит твой видос. Неделю срока. Жду.»
Славик хотел написать что-то еще: просить, умолять, валяться в ногах, даже предложить отсосать, но Леха был уже оффлайн.
От отчаяния Славик завыл, зажав лицо подушкой, а когда разрывавший грудную клетку крик иссяк, поднял взгляд на окно. С девятого этажа открывался вид на кривые шеи портовых кранов, ржавые баржи на приколе и неприветливую кромку залива цвета свинца – в цвет набухших на горизонте туч. Бушующие волны играли с огромным траулером, как с бумажным корабликом, не давая приладить трап.
Унылое местечко, Морск, раньше именовался Сталиноморском, но в рамках борьбы с культом личности имя вождя народов хирургически отделили, оставив лишь огрызок – Морск; как насекомое раздавили. Город и был похож на огрызок: зажатый с двух сторон подступающими волнами, полуостров, подобно червям, вытачивали холодные ветра, носились меж зданий в поисках заплутавших прохожих, чтобы выморозить до костей. Сквозь пелену слез Славику легко представилось, будто Морск затоплен: Японское море вышло из берегов, перелилось через блоки волнорезов, накрыло бараки рыбацких общежитий, смыло скорлупки цехов, и там, где раньше в бессмысленном бытии копошились людишки теперь властвовала морская стихия.
Геем Славик был, скорее, номинально, так как до сих пор оставался девственником. Из страха разоблачения он не осмеливался искать партнера в Морске, не говоря уж о родном поселке. С девочками тоже не клеилось – они были неинтересны ему, а он – им.
Славик не имел ни малейшего понятия, что делать. На счете лежало тысяч пять с копейками. Недостаточно, чтобы заткнуть шантажиста. Зато достаточно, чтобы допиться до алкогольного отравления и выйти в окно, прежде, чем протрезвеешь. Не раздумывая, Славик спустился в «стекляшку», отстоял очередь за суровыми, провонявшими треской рыбаками и купил четыре бутылки виски средней паршивости. Закуску брать не стал – незачем разбавлять яд. Усевшись перед ноутбуком, отхлебнул из горла, уравнивая жжение в горле с огнем в душе. Огнем, поделиться которым ему было не с кем.
Размышления прервал щелчок – новое сообщение. Славик поспешил открыть вкладку в надежде, что Леха передумал, готов сторговаться на меньшую сумму, или наоборот – решил выложить видео просто так, потехи ради. Но вместо Лехиной аватарки – красного спорткара – в кружочке виднелась симпатичная девичья мордашка.
«Привет. Пообщаемся?»
Он кликнул на аватарку. Девушка была ему незнакома. Ориентация не помешала Славику оценить: настоящая красотка. Тонкие черты лица, миндалевидный разрез глаз – в ней явно текла азиатская кровь, чувственные губы, изящная фигурка, подчеркнутая костюмом школьницы — из тех, что продаются в секс-шопе. Скол на левом верхнем резце лишь добавлял шарма лукавой улыбке. Казалось, она явилась из какой-нибудь дорамы или, скорее, хентайного аниме. Никнейм соответствующий: Мари-Тян. Страница пуста – лишь несколько фотографий, где Мари-Тян соблазнительно позирует на камеру, почему-то на фоне затопленного подвала – да строка «семейное положение: в активном поиске». Наверняка, бот. Славик собирался ее заблокировать, когда пришло новое сообщение.
«Эй! Че молчишь?»
Какой настырный бот! Отхлебнув еще виски, Славик отбил, сам не зная, зачем, безразличное:
«А че говорить?»
«Что ты любишь? Я люблю целоваться, море и гулять. А ты?»
Он невесело усмехнулся. Бот не тянул на полноценного собеседника. Но альтернатив Славик не наблюдал. По крайней мере, бот не станет отговаривать, когда он встанет на карниз и шагнет в пустоту – навстречу разбитому асфальту и припаркованным во дворе японским иномаркам. Со злым озорством напечатал:
«А я люблю пищять ня и uwu насаживаясь на огромный дилдак пока на это дрочат извращенцы по ту сторону экрана»
Нормальную девушку такой ответ отпугнул бы, но бот продолжал щебетать, как ни в чем ни бывало:
«Прикольно. Чем занят?»
«Собираюсь покончить с собой. А ты?»
Ответ был так неуместен, что Славик аж прыснул.
«Да тоже в общем-то ничем. Скучно. Хочешь, увидимся?»
Даже так? Никаких ссылок на букмекерские конторы или сайты знакомств? Славик задумался – а зачем тогда вообще написан этот бот? Просто поднимает активность сайта? Или будет клянчить деньги? Выпитый алкоголь вкупе с любопытством вмешался в переписку:
«Почему нет? Приезжай»
«Хорошо, скоро буду, жди»
Славик опешил настолько, что ненадолго забыл о намерении свести счеты с жизнью. Очень странный бот. Или все же не бот, а не слишком опытная проститутка? Но ведь у них заведено сначала писать прайс или хотя бы намекать на характер услуг… Не успев толком додумать мысль, он написал первое, что пришло в голову:
«Адрес ты у меня спросить не хочешь?»
Но бот уже был оффлайн. Сообщение осталось непрочитанным.
– Хрень какая-то!
Нелепая переписка оставила скребущее чувство беспокойства, которое, впрочем, вскоре потонуло в бездонном болоте жалости к себе. Мысли скакали блохами, не удавалось сосредоточиться на ни чем. Мозг лихорадочно искал выход из ситуации. Свалить в поселок к родителям, пока ничего не вскрылось? Наверняка Леха позаботится, чтобы видео дошло и до них. Сбежать из города, куда глаза глядят? В Питер, например. Но остатка средств на счете хватило бы в лучшем случае на трамвай и шаурму. Может, совершить каминг-аут? Раскрыть всем свою ориентацию, и пусть распространяют его «две минуты Славы» сколько вздумается. Последний вариант Славик отмел быстрее прочих – слишком хорошо он знал, что делают в Морске с такими, как он.
Сдавшись, он от нечего делать принялся листать ленту местных новостей. Верхние строчки занимали штормовые предупреждения и осторожные расшаркивания коммунальных служб, мол, «возможны подтопления». «Сокращения на рыбокомбинате: из восьми цехов на плаву остался один». «На должность градоначальника повторно назначен Тимур Ревякин». «Очередная жертва эпидемии селфхарма: в квартире на Судоремонтной обнаружен труп мужчины с изуродованными гениталиями. Смерть, предположительно, наступила от потери крови в результате суицида. Свидетельница, обнаружившая труп – владелица квартиры, где проживал потерпевший – описывает увиденное: «Захожу, а кругом свет горит, компьютер включен, и этот – без штанов в кресле. А там, батюшки – в лапшу все, в макароны!» На слитом кем-то из полицейских фото «лапшу» стыдливо прикрывала мешанина пикселей. «Комитет матерей города Морска усматривает в этом следы деятельности организации «Синий кит» или ей подобных. Прокуратура воздерживается…»
Славик свернул ленту, задумался. Может, это знак? Сходить в аптеку, купить снотворное, смешать с виски. Обнаружат его через месяц-другой – когда соседи устанут жаловаться на вонь. Вскроют квартиру, обнаружат труп – высохший, как тарань, с провалившимися глазами, спишут на очередную жертву «эпидемии самоубийств Синего Кита». От жалости к себе выступили слезы, Славик зарыдал в голос. Размазывая сопли по лицу, диагностировал – он пьян в стельку. Сейчас — самый удачный момент, пока не передумал. Он поднялся с кресла, рывком распахнул окно. Вскочил на карниз – быстрее, пока ледяной ветер не сдул остатки решимости. Славик занес ногу над детской площадкой – словно собираясь раздавить заваленный набок грибок песочницы. Не смотреть вниз! Лучше остановить взгляд на заливе – чуть меньше тысячи километров стылых вод, отделявших его от берегов Страны Восходящего Солнца.
Звонок в дверь застал врасплох, и Славик едва не поскользнулся на колючей наледи карниза, рискуя превратить все свое существо в кровавое пятно на асфальте. Ужаснувшись вдруг этой нестерпимо-четкой картинке, слез с подоконника, ударился ногой о батарею, зашипел от боли. Звонок раздался снова.
Он затаился, надеясь, что неведомый визитер уйдет, но трель звонка не унималась.
– Кто там?
Ответа не последовало. Разыгравшаяся фантазия нарисовала за дверью Леху с дружками, пришедшего поглумиться над Славиком. Он приник к дверному глазку – осторожно, так, чтобы стоявший за дверью не заметил. Рыбий глаз линзы показал замусоренную окурками лестничную клетку, кусок перил, соседские калоши у двери и… ее.
Шокированный, Славик сам не заметил, как открыл дверь.
Он был уверен, что фото на страничке девушки – лишь гибрид мастерского макияжа, удачных ракурсов и фотошопа, но на самом, деле плоское изображение не передавало и части ее красоты. Юная, свежая, как морской бриз, она казалась чьей-то влажной фантазией, воплощенной в реальность; кадром из аниме, ожившим посреди провонявшего мочой и куревом подъезда. Мари-тян кротко переминалась с ноги на ногу, и белые гольфы резко контрастировали с размазанной по кафелю осенней грязью.
Славик отступил, пропуская ее. Девушка улыбнулась, продемонстрировав умильный скол на резце, тряхнула хвостиками. От нее пахло соленым морем, сладкими духами и почему-то гниющими водорослями. Она прошла в квартиру, наклонилась, чтобы расстегнуть туфельки. Из-под плиссированной юбки сверкнула белая ткань трусиков. Славик мучительно осмысливал происходящее: может, его приняли за кого-то другого? Откуда она узнала его адрес? Что ей надо?
А Мари-тян подскочила к нему, дохнула жвачной мятой; впилась в губы страстным поцелуем. Зашумело в ушах, Славик потерял равновесие; облокотился на стену. Гостья приникла к нему всем телом; навалилась неприлично глубоким декольте. Ее язык ловко проник меж его губ и теперь метался во рту, будто в поисках остатков пищи. Совершенно ошеломленный, Славик не находил в себе сил сопротивляться, а девушка дрожала всем телом, тихонько постанывая, и этот стон напоминал почему-то печальные китовьи напевы. Ее пальцы оттянули резинку треников, обнаружили искомое и сомкнулись вокруг вялого естества Славика. Незнакомка опустилась на колени, стащила с него штаны…
Будь Славик натуралом, он бы, наверное, сошел с ума от счастья: прекрасная незнакомка явилась без лишних уговоров и свиданий, с порога оформляет ему первостатейный минет – ее язык вился угрем, а от мятной жвачки головку члена приятно покалывало, но… Все это предназначалось не ему. Были лишь влажный холод чужой слюны, натужное сопение и жгучий стыд – его член так и оставался поникшим, как дохлая рыба. Заметив это, Мари-тян отстранилась. На симпатичном личике застыл немой вопрос.
– Я – гей, – прошептал он едва слышно. Это был первый раз, когда он признался вслух. И кому? Какой-то девчонке по вызову? Первой встречной? Хотя какая разница? Сейчас она сплюнет на пол, обматерит его и выйдет за дверь, а сам он покинет квартиру через окно, и все станет неважно. Скорчившись от кома в горле, он набрал воздуха и гаркнул во весь голос, признаваясь себе, незнакомке, соседям и всему миру: – Я – гей, слышишь? Пидор! Гомик! Поняла?
Гостья наклонила голову, как собака. В глазах отразилось непонимание.
– Я… меня не возбуждают женщины, понимаешь? Совсем.
Он натянул треники, а девушка так и осталась сидеть на коленях, пялясь остекленевшим взглядом перед собой. Ее нижняя челюсть подергивалась, точно та хотела что-то сказать, но звука не получалось. На секунду у Славика возникло впечатление, что перед ним и правда интернет-бот с ограниченным набором действий. И, кажется, в ее алгоритме не оказалось нужной реакции на такой сценарий.
– Извини, я не знал, что ты правда приедешь. Я даже не назвал адрес. Откуда ты взялась?
Мари-тян пожала плечами. Славик пригляделся к гостье: во всем ее существе читалось что-то иномирное, нечеловеческое. Точно некое морское существо выплыло из глубин, натянуло человеческую шкуру, чтобы… что? Невпопад вспомнились новости о тех парнях, найденных мертвыми с разодранными гениталиями. «Эпидемия селфхарма». Или у эпидемии был источник?
Ноги стали ватными, Славик сполз по стене. Мозг лихорадочно пытался переварить то, что едва не случилось. Кто она такая? Или что? Почему ее язык холоден как лед, откуда смрад гниющих водорослей, откуда она знает его адрес? В голове кипело от вопросов.
– Кто ты?
Гостья неожиданно содрогнулась в рыданиях, гримаса скривила красивое лицо, и лишь в этот момент Мари-тян стала похожа не на ожившую картинку с порносайта, не на хентайную фантазию озабоченного художника, а на обычную девушку. А Славик, даже будучи мужчиной «лишь наполовину», как его бы охарактеризовал отец, не терпел женских слез. Он неловко приобнял гостью, та вжалась лицом в его плечо, и лишь сейчас Славик заметил, что она как будто… остывшая.
– Ну-ну, перестань… – лепетал растерянно Славик.
Гостья выпрямилась, в заплаканных глазах горела какая-то мысль. Она встала и безошибочно прошагала туда, где у Славика стоял ноутбук. Ткнула в экран. Раздался щелчок сообщения. Славик взглянул на экран и похолодел: ему писала Мари-тян.
«Я стала не тем, чем была».
Он недоуменно поднял взгляд на девушку. Что это? Какой-то фокус?
«Помоги» – пришло сообщение. Потом еще одно, и еще. В ушах затрещало от бесконечных щелчков. Мари-Тян вдруг вцепилась в его одежду – так, что Славик повалился в кресло, а она продолжала хвататься за футболку, забираясь на него; ноготок чиркнул по горлу. В темных глазах больше не осталось масляной поволоки ложной похоти, ее заменил бушующий огонь ярости.
«Помоги-помоги-помоги» – сыпались сообщения, пока Мари-тян взбиралась на него, то ли как любовница, то ли как голодная самка богомола. Грудную клетку сдавили навязчивые объятия, острые коленки пригвоздили Славика к спинке кресла, а под юбкой что-то остро скребло по штанине, оставляя полосы торчащих ниток. Перед внутренним взором встала кровавая пиксельная каша из новостного канала. «В лапшу...»
– Хорошо-хорошо! – взмолился Славик, выворачиваясь. – Я помогу!
«Обещай-обещай» – затрещал мессенджер.
– Обещаю.
Тут же на экране открылись три странички каких-то незнакомых ему теток: Викочка Кузова, Mawa 0torBa и Елена Ревякина. Славик вопросительно повернулся к гостье.
– И кто это?
Ноготь, выкрашенный нежно-салатовым лаком ткнулся в экран.
«Видео».
– Видео? У них есть какое-то видео, и ты…
«НАЙДИ ВИДЕО» – щелкнул мессенджер, устраняя любую неясность.
Славик молчал. В районе груди свербело чувство, что он должен воспользоваться ситуацией, что это – его шанс, способ решить все проблемы. Поборов трусость, он выпалил:
– Ладно. Но и ты поможешь мне, хорошо?
Гостья кивнула, подпрыгнули хвостики.
– Ну… – Славик смутился, потом выплюнул скороговоркой. – Ты же встречаешься с мужчинами, да?
Мари-Тян хищно ухмыльнулась, мелькнул меж губ плотоядный язычок.
– В общем, есть у меня один знакомый. И у него тоже есть видео…
* * *
Викочка Кузова, Mawa 0torBa, Лена Ревякина. Славик решил начать с первой. Он листал фото из отпуска – вот солнышко на ладони, вот она с кальяном, вот в обнимку с какими-то арабами. Прокрутил «стену» на несколько лет вниз: мемы, поздравления и прочая шелуха. Наткнулся на искомое: фото напротив окна, из которого просматривался двор. Узнать место оказалось нетрудно – жила Кузова в паре кварталов от Славика.
Тучи с моря шли плотным косяком, накрапывал гадкий дождь, просоленный ветер завывал между «панелек». Славик, дрожа, простоял у подъезда не меньше часа, когда во дворе припарковался синий Ниссан, узнанный по фото со свадьбы – подарок свекра. Плана не было. Он понятия не имел, как будет добывать видео. Угрозами? Шантажом? Да и о том, что это за видео, имелось очень смутное представление. Мари-Тян написала лишь: «Там буду я… и они».
Кузова – крупная тетка с бульдожьей челюстью – уже подходила, выговаривая кому-то по телефону:
– А я тебе говорила, надо было подлизать лишний раз. Повысят Васнецова, а ты так и будешь принеси-подай…
Телефон Кузова держала в правой руке, в левой висели сумка и продуктовые пакеты. Она прижала трубку ухом к скользкому от мороси плечу, полезла за ключами, и телефон с треском грохнулся на подъездную наледь – прямо перед Славиком. Сердце заколотилось с удвоенной силой.
– Молодой человек, может, поможете? – капризно обратилась Кузова к Славику.
Он нагнулся, сжал пальцы на алюминиевом корпусе; из динамика раздавался ноющий тенорок. Экран разблокирован. Вот он, шанс!
— Ну? Давайте его сюда!
Славик стартанул с места, как спринтер; подскользнулся на обледеневшей луже, кое-как обрел равновесие и рванул через детскую площадку, перепрыгивая чахлые кустики. Сердце стучало в ритм шагам, а в спину неслось:
– Вор! На помощь! Держите вора!
«Отлично. Теперь я еще и вор. Пидор-вор».
Славик перевел дух в промзоне, у одного из цехов комбината, где облезлые дворняги безуспешно дербанили брусок смерзшейся рыбы. Там, негнущимися от холода пальцами он пролистал сотни фотографий электросчетчиков, корпоративов, шмоток из онлайн-магазинов, закатов над морем, проверил облачное хранилище, но тщетно.
Приходилось признать, что это голяк. Если Кузова и хранила где-то «то видео», то не на телефоне. Сколько лет прошло с тех пор? Десять? Двадцать? Первые телефоны с камерами появились в Морске году в 2005, Славику тогда едва шесть исполнилось. Сколько тогда лет самой Мари-Тян? На вид не больше двадцати. Зачем ей это видео? Столько вопросов и ни одного ответа. Однако, тратить время на их поиски было глупо. Данное обещание требовало действовать. Славик лишь надеялся, что странная красотка исполнит свою часть сделки.
* * *
Лехе давненько не перепадало. В шараге среди однокурсниц симпатичных не водилось, да и общаться с противоположным полом он не особо умел. На вписках выручали конские дозы дешевого пойла и легкое принуждение. Но к середине месяца бабкина пенсия уже иссякла, а корешам не упало тянуть «пассажира» за свой счет.
«Ниче, разведу пидора – будут и телки, и бухло. Не обеднеет, петух вебкамный».
Леха открыл отложенную запись с таймером на утро понедельника, воткнул наушники и нажал на «плей». Обычно скромный и нелюдимый Славик, постанывая, как самая распоследняя шлюха, насаживался своей аппетитной, почти женской задницей на огромный фиолетовый фаллос.
«И где он там помещается?» – бесхитростно подумал Леха. Неожиданно нахлынуло возбуждение. Похоть сама направила руку в трусы. Почувствовав легкий стыд, он себя успокоил:
«Да мне бы щас хоть кого...»
И тут мессенджер щелкнул сигналом нового сообщения. Писала незнакомая Мари-Тян.
«Привет. Пообщаемся?»
* * *
Встретиться с Машей-Оторвой оказалось легче всего. Ее страница находилась на сайте с индивидуалками. Трубку она взяла не сразу, сонным голосом назвала прайс – 3000 классика, из допов – МБР еще за штуку и анал за пять. Славик сходу заказал все, лишь бы не сорвалась.
«Оторва» встретила его в прозрачном пеньюаре – тяжелые груди, крупные соски, выбритый лобок; ее можно было даже назвать красивой, если бы не тяжко пропитое лицо под густым слоем косметики и розовый шрам от удаленного аппендикса.
– Чего встал, заходи, – скомандовал огрубевший от табака голос. Славика затянули в прихожую. Закрыв дверь, хозяйка сменила манеру на ласковое мурлыканье. – А ты симпатичный. Стесняешься?
Славик пробурчал невразумительное.
– Иди в душик – там, по коридору, а я все приготовлю. Винишка для храбрости?
Славик кивнул.
Хозяйка скрылась в кухне, а Славик прошел вглубь квартиры. Из ванной тянуло канализацией. Справа спальня: кровать, пепельница, ваза с презервативами. Слева – плотно затворенная дверь.
«Если у нее и есть это видео, вряд ли она хранит его там, где бывают клиенты» – рассудил Славик.
С замирающим сердцем приоткрыл дверь, прошмыгнул внутрь. Заморгал, привыкая к темноте. Окно наглухо зашторено, свет выключен. Сощурившись, Славик разглядел югославскую стенку, телевизор, продавленный диван и детскую кроватку. Неосознанно, подошел к краю и заглянул. В кроватке лежал младенец, в смешном чепчике с утятами и рукавичках – чтобы случайно не поцарапался. Малыш не спал и глядел на Славика. Словно оценив и взвесив увиденное, младенец закряхтел, готовясь заплакать.
С кухни раздалось наигранно-ласковое:
– Милый, подожди в спальне, я сейчас…
А следом, уже с настоящей нежностью:
– Мама идет, мама тут…
Дверь открылась. «Оторва» застыла на пороге, увидев Славика. Льстивую улыбку сменил звериный оскал.
– Ты хули здесь забыл, а? Отошел быстро!
Разъяренная мать в распахнувшемся пеньюаре двинулась к нему. Нужно было что-то предпринять. Рука сама схватила что-то со стенки, и проститутка вдруг застыла на месте, будто врезалась в невидимую преграду. Пальцы ощутили нечто холодное, твердое, с острыми краями. Переведя взгляд на занесенную над колыбелькой руку, Славик с запоздалым ужасом опознал тяжелую статуэтку в виде якоря.
«Что я творю?»
– Бери, что хочешь и уходи, – просипела «Оторва». – Деньги в секретере. Только не тронь.
Не сразу до него дошло, что хозяйка испугалась не за себя – за ребенка. Надо было брать быка за рога.
– Мне нужно то видео.
– Какое видео? – непонимающе наморщилась проститутка.
– Где Кузова и Ревякина, – брякнул Славик наугад.
Хозяйка открыла было рот, но младенец, будто осознав, что перестал быть центром внимания, оглушительно заорал, так что слов Славик не разобрал. Вдруг «Оторва» дернулась к нему, целя наманикюренными когтями в глаза. Славик рефлекторно отмахнулся, забыв совсем про якорь, и задел квадратным постаментом проститутку по лбу. Та обрушилась на пол, кровь из рассеченной брови залила левый глаз. Славик ошеломленный, застыл, а «Оторва» принялась причитать, перемежая всхлипы руганью:
– Ленка, проблядь злобная… Думает, я ее шантажировать буду, да? Хвосты подчищает, сука. Давай, убей его! И меня убей, все равно мне без него не жизнь! Че ждешь, хуйло?
Страх затмил жалость, выдавил из глотки:
– Где видео, сука?
– Да подавись!
«Оторва» открыла ключиком секретер, запищала замком сейфа, достала древний, еще с кнопками, телефон. Швырнула Славику вместе с зарядкой, но ему не хватило реакции поймать. Наклонившись за телефоном, он поставил тяжелый якорь, от которого затекала рука, рядом на полку. Проститутка тут же вскочила на ноги, рванулась вперед. Славик закрыл лицо руками, ожидая нападения, но та бросилась не на него, а к младенцу – подхватила на руки, прижала к себе, зашептала:
– Все, маленький, ну-ну, мама рядом…
Младенец сразу успокоился, ткнулся под распахнувшийся пеньюар к сиське и довольно зачмокал. «Маша-Оторва» достала из колыбельки пеленку и зажала ей кровоточащую бровь. Славик стыдливо, бочком, вышел из комнаты, испытывая болезненную гадливость. Хуже всего – гадливость он испытывал именно к себе.
* * *
Телка на фото была симпотная. Настолько симпотная, что Леха подумал даже, что это развод, иначе с хера ли такая чуча будет писать ему, прыщавому пацану из бараков – без денег и крутой тачки. Ответил из любопытства, и так все кайфово складывалось, что Леха до последнего не верил в искренность незнакомки – вот сейчас или попросит прислать нюдс, чтоб пацаны потом поржали всем потоком, или начнет разводить на бабки. Не верил, пока не раздался звонок в дверь.
Он застыл на пороге, не в силах осмыслить происходящее: в зассаном подъезде деревянного барака для работников рыбопромышленного, эта фея, одетая в порно-аналог школьной формы смотрелась, как грубо втиснутый в фотошопе фрагмент – без корректировки света, с рваными пикселями по краям. Леха сипло цедил воздух, неспособный сказать ни слова; бабка из соседней комнаты сварливо вякнула:
– Кого там несет на ночь глядя?
– Умолкни, перхоть, это ко мне!
Леха все еще не верил своему счастью, когда в губы впился морозный поцелуй с привкусом мятной жвачки. Не верил, когда острые ноготки пощекотали мошонку. Не верил, когда красотка задрала юбку и отодвинула в сторону белые трусики. Не верил, когда жар чужой плоти обхватил его сладким пленом. И не смог поверить в происходящее даже, когда ощутил, как крючья внутри скачущей на нем мечты фаната японских порнофильмов вцепились в самое что ни на есть Лехино естество и принялись раздирать в кровавую кашу. Он закричал, принялся вырываться, но узкое лоно ночной гостьи держало крепко. Пока член превращался в ошметки, будто оказавшись в пасти глубоководной рыбы, чья глотка на всю длину оснащена кривыми острыми зубами, Леха визжал и звал на помощь, но жители барака были привычны к крикам, а неходячая бабка только причитала из соседней комнаты:
– Господи, да что ж это делается? Лешик, что случилось? Лешик?
Лешик же бился в судорогах геморрагического шока, внося свою лепту в рисунок танца любви и смерти, а гостья сладко и тонко постанывала, как от едва выносимой боли.
Наконец, Леха весь излился в нее – не семенем, но кровью, глубоко пропитавшей диван и уже сочившейся на половицы. Мари-Тян соскользнула с изодранного в лоскуты Лехиного члена; из рассеченной надвое головки торчало зеленое бутылочное стеклышко. Мари-Тян наклонилась к Лехиному лицу, ставшему мраморно-бледным и оттого даже слегка благородным; закрыла пальчиками закатившиеся глаза и коснулась губами прыщавого Лехиного лба, чего никто, кроме бабушки, раньше не делал. А после – перестала существовать, растворившись в прокуренном мраке. В соседней комнате прикованная к постели старуха тщетно звала на помощь.
* * *
Снова и снова Славик запускал зернистое видео, и каждый раз ком подкатывал к горлу. Скромная девушка на видео лишь отдаленно напоминала неправдоподобно сексуальную Мари-Тян: так мало общего было между той воплощенной мечтой эротомана и этой несчастной, забитой школьницей, но все же это была она. Славик не понимал, как такое возможно, но факты говорили сами за себя: если это не бред или галлюцинация отчаявшегося мозга, то оставалось одно объяснение – из люка бедняжка так и не выбралась, став жертвой ошалевших об безнаказанности гопниц. Но кто тогда такая Мари-тян? Призрак? Русалка из старых сказок?
Больше она ему не писала. А, значит, уже в понедельник…
Славик хотел знать точно. Натянув капюшон, он выскользнул из дома. Зима вступала в свои права, и меж домов носилась промозглая вьюга, швыряла порошу за шиворот. Подгоняемые ветром, кружили в небе чайки, предрекая грядущий шторм.
Видео начиналось от крыльца школы: девушку преследовали, кидались грязью, отвешивали пинки по рюкзачку с картинкой Hello Kitty, так что отследить путь к месту преступления оказалось несложно. Вскоре Славик оказался на перекошенной палубе ржавой баржи на приколе. Под наступающими волнами посудина неохотно ворочалась; в стоячей воде, залившей ближний край палубы, плавал мусор – бычки, презервативы.
Славик ступил на баржу, и ногу схватило судорогой – вода была ледяной. Стиснув зубы, он кое-как отогнул перекосившийся лючок темного зева – на пару сантиметров, и заглянул внутрь, пошарил фонариком, но видел лишь мутную темную лужу.
– Эй! Есть здесь кто?
Какое-то шестое чувство заставило обернуться. Мари-Тян стояла на берегу. Вьюга обходила ее стороной, даже юбка не колыхалась от порывов ветра.
– Так ты…
Славик указал на люк. Мари-тян кивнула. Страшная догадка вышибла его из колеи, мозг кипел. Вопрос вырвался сам собой:
– А этот… Леха?
И сам же обнаружил ответ на дисплее телефона. Мари-тян прислала ссылку на новость: «В доме на Портовой улице обнаружен труп студента мореходного училища, Алексея Марцинкова. Причиной смерти послужили серьезные повреждения гениталий, вызвавшие потерю крови. Следствие предполагает так называемое аутоэротическое травмирование, но единственная свидетельница утверждает…»
И Славик к своему стыду облегченно выдохнул. Вьюга взвилась ледяным смерчем вокруг девушки, а когда улеглась – Мари-тян уже не было, точно снесло ревущим ветром. Очередное сообщение он прочел уже дома:
«Покажи всем. Заставь их заплатить».
* * *
На новостных каналах и в городских пабликах видео провисело в топе недолго. Комментаторы поупражнялись в остроумии и выдумывании кары для гопниц с видео. Вскоре появилась новость, что началась «доследственная проверка». Из архивов достали дело пропавшей без вести Марины Симидзу – дочери бывшего владельца рыбокомбината. Судьба безутешного отца тоже оказалась трагичной – когда поиски дочери прекратили, он пил неделю, не просыхая, а после —вышел пьяным на байдарке в шторм. Оставшись без руководства, предприятие загнулось. Город спустя несколько лет спохватился, назначил внешнее управление, но управлять уже было нечем. Под старыми новостями о пропаже Симидзу-сан чернели строчки комментариев: «нехер гукам тут заправлять», «туда и дорога этим суньхуйвчай», «вообще не жалко».
Просидев допоздна за просмотром новостей – предупреждения о грядущем шторме становились более тревожными – Славик уснул перед ноутом.
Следующие несколько дней он не выходил на улицу, провел их как в горячечном сне, где перед ним калейдоскопом возникали образы искалеченной и истерзанной Мари-тян на дне трюма, Лехи с изуродованными гениталиями, а в ушах почему-то гудело от печальной песни без слов – как ревел бы умирающий кит.
Утро понедельника встретило ломотой в шее и дурным предчувствием. Телефон почему-то оказался разряжен, будильник не сработал, и Славик проспал. В трамвае он дремал всю дорогу к училищу и едва не пропустил остановку. Фотография Лехи с траурной лентой встретила в фойе – на стенде с расписанием.
Славик вошел в аудиторию и сразу понял – что-то не так. Взгляды однокурсников выражали нечто большее, чем обычное пренебрежение к нелюдимому дрищу, ютившемуся на галерке. В них читалась крайняя степень презрения, вперемешку с омерзением и любопытством. Хихикали девчонки, передавая друг другу телефоны. Хмыкали, по-бычьи раздувая ноздри, кореша покойного Лехи. Наконец, один не выдержал:
– Слав, мы тут с пацанами забились – огнетушитель в тебя поместится?
Вспыхнули щеки. Славик хотел переспросить, но слова превратились в кашу – как при инсульте.
– Хуле ты нам раньше такие фокусы не показывал? Ебать, да там елдак с мою ногу, как тебя не порвало?
– Слышь, а манжеты держат? Или ты в подгузниках?
Славик на ватных ногах поднялся и выскочил из аудитории. Он, пошатываясь, брел по коридору, и казалось, взгляд каждого встречного направлен на него. Найдя розетку, воткнул штекер зарядки, включил телефон. Дрожащими пальцами открыл группу потока, где жаловались на преподов и скидывали конспекты. Сто шестьдесят сообщений. «Нихера себе!!», «вот это елдак», «какая попка!» и блюющие эмоджи. Он отмотал наверх – до видео с подписью «Гля, че Леха выложил!». Ему не нужно было нажимать на «плей», чтобы узнать двухминутный отрывок. Слезы смазывали изображение; он не сразу понял, что дрожат не руки, а вибрирует телефон. Звонила мама, но стоило поднять трубку, как в ухо вгрызся рычащий голос отца. Славик нажал на отбой, не вслушиваясь, но одна фраза все же достигла ушей – «Нет у меня больше сына!»
Не надевая куртки, в чем был, Славик выбежал на улицу. Дрожа от холода, он зашагал по трамвайным путям, куда глаза глядят под оглушительный хохот чаек, надеясь, что рано или поздно попадет под колеса. Ноги вынесли к набережной, где ветер швырялся в лицо соленой морской взвесью, так что идти приходилось почти вслепую. У кафе «Баркас» он едва не сбил с ног вышедшую покурить холеную блондинку в пышной шубе. Та грубо оттолкнула его, выматерилась:
– Ты, блядь, в глаза долбишься?
Голос показался знакомым. Проморгавшись, Славик поднял взгляд – за выточенным ринопластикой носом и раздутыми от гиалуронки губами он узнал ту Лену с видео, что вколачивала злополучную бутылку в Мари-тян.
– Вы… – выдохнул он.
– Вить, разберись, а? – капризно бросила она, и Витя – вышибала «Баркаса» – споро сбежал вниз по лестнице. Славик поспешил прочь.
Лена Ревякина. Третье имя, названное Мари-Тян. Где-то ему уже попадалась эта фамилия. На ходу Славик открыл ленту городских новостей и между сообщений об очередных сокращениях на комбинате и рекламой шиномонтажа по диагонали прочел: «Обвинения не предъявлены… ввиду несовершеннолетия участниц… за сроком давности… ввиду погодных условий следственные мероприятия откладываются… гражданка Ревякина…». Вбил фамилию в поисковик; первой шла ссылка на интервью с заголовком «С чистой совестью на второй срок! Т.Э. Ревякин». Упитанное лицо на фото снисходительно улыбалось, на лацкане пиджака блестел значок с триколором. Славик исступленно хохотнул: вряд ли градоначальник даст ход делу, где фигурирует его дочь. Посты с ужасающим видео оказались удалены – «за демонстрацию жестоких сцен».
Совершенно раздавленный, продрогший до потери чувствительности, Славик дошел до злополучной баржи – трапы ушли под воду, цепи надорвались; можно было подумать, что их кто-то подпилил. Волны нещадно мотали ржавую посудину. Перегнувшись через парапет, он прошептал:
– У меня не получилось. Слышишь? У меня ничего не вышло. Бесполезно…
Измотанный рассудок отключался, шум моря убаюкивал, а холод казался мягким пуховым одеялом. Славик уронил голову, закрыл глаза и мысленно поплыл на баюкающих волнах. Вдруг телефон пиликнул. Ссылка. От Мари-тян. Очередное видео. Он открыл ссылку. Поплыли иероглифы. Перед ним оказалось аниме — на японском. Роль перевода исполняли субтитры. Потерявшими чувствительность пальцами он удерживал телефон перед собой и мучительно вглядывался слезящимися глазами в мелкие белые буквы:
«Давным-давно молодой капитан китобойного судна провел в море без добычи много дней и ночей. В отчаянии он заплыл в неведомые воды, где встретил одинокого китенка, отставшего от стаи.»
Китенок на экране казался почти игрушечным, по-анимешному милым; экипаж же судна больше напоминал каких-то уродливых вырожденцев. Сюжет продолжался:
«Малыш не осознавал опасности, подплыл совсем близко. Трогать молодняк считалось дурной приметой, но дома капитана ждала больная мать, нужны были деньги на лекарства. Он сам направил гарпун.»
Черная тень капитана замахнулась чем-то острым, китенок жалобно пискнул, экран залила кровь.
«Подняв тушу на берег и вскрыв ее, моряки обнаружили внутри новорожденного младенца, девочку. Старые рыбаки шептались, что это душа китенка погибшего раньше срока.»
Удивленное лицо капитана, когда тот прижимал младенца к груди, выглядело единственным человеческим на фоне почти орочьих морд рыбаков.
«На берегу выяснилось, что мясо несъедобно, ядовито. Мать капитана не выжила – ее задушила вода в легких.»
На экране голая старуха долго и мучительно выкашливала тину с какими-то рачками, пока не свалилась без сил на циновку.
«И осталась у капитана одна лишь девочка. Каннуси в храме сказал, что дитя – это шанс на прощение, и долг капитана – вырастить и воспитать ее, как свою дочь, дать ей прожить счастливую жизнь, прежде, чем та вернется в море, чтобы дух не держали зла на людей. Отец дал ей имя – Мари.»
Стиль немного сменился, охладел — будто уже не аниме, а тот мультик про пингвинят — Лоло и Пепе.
«Они уехали за океан, в далекие холодные земли, чтобы начать новую жизнь. Деньги с продажи судна капитан вложил в рыбацкое дело. Он лелеял девочку, баловал ее и называл на русский манер «Марина» – морская.»
На фоне серых девятиэтажек и ржавых кранов по-анимешному большеглазая яркая и подвижная школьница казалась чужеродной. Таковой она и была. Вместо страшной сцены на барже в аниме пошла заставка-перебивка с резвящимися в море китами.
«Когда та пропала, капитан не вынес горя и предпочел смерть.»
Одинокая лодка с единственным пассажиром неумолимо плыла навстречу шторму.
«Душа Марины осталась гнить заживо в затхлом трюме, ее плотью кормились рачки и крабы, а в остановившемся сердце полыхали ярость и жажда мести – мести всем сухопутным, что выскребли ее плоть из алчности и осквернили ее душу потехи ради.»
От увиденного хотелось блевать — будто в ускоренной съемке неведомые художники в подробностях зарисовали весь процесс разложения: как угри высасывали глазные яблоки, как отслаивалась в процессе мацерации кожа, как мелкие крабики набивались в грудную клетку, в которой ярко мерцал, разгорался призрачный огонь.
«И тогда грудная клетка Марины треснула, а на свет появилась я – дух гнева.»
Тень Мари-Тян, совершенно обнаженная, судя по силуэту, судорожно подергивалась и сбрасывала с себя оставленную «скорлупу», будто паучиха, покинувшая старый панцирь после линьки.
«Ее душа сгорает от ненависти и злобы, но не способна дотянуться до своих обидчиц – воды Сандзу, Реки Мертвых непредсказуемы и имеют гадкое чувство юмора. Она страдает и хочет вернуться в море… Помоги ей.»
В последнем кадре Славик увидел себя — прямо в этот момент. Его анимешные глаза были полны неестественно-крупными градинами слез. Сам он уже не плакал — глаза высушил соленый морской ветер. Славик понял, что надо делать.
Цепь оказалась скользкой из-за налипших водорослей, пальцы едва гнулись от холода, так что он чуть было не ухнул в бушующие воды, карабкаясь по цепи к судну. Палуба ходила ходуном; каталась пустая бочка, грозя отдавить ноги. Из-за шторма полиция не совалась на баржу, и тело Марины наверняка было все еще здесь. Спустившись и излазив трюм вдоль и поперек с фонариком, он обнаружил-таки объеденный рыбами и рачками скелет. Вытянул его из грязной воды, кое-как поднял на палубу, промокнув до нитки и уже не чувствуя рук. Сердце болезненно сжалось – так мало осталось от симпатичной юной девчонки, чья жизнь только начиналась. Почти без усилий он перекинул через борт разваливающиеся останки; махнула на прощание лапкой кошечка Hello Kitty на позеленевшем рюкзаке, прежде, чем уйти на дно.
– Вот и все, – прошептал он сам себе, и Мари, невидимая, бестелесная, едва слышно согласилась:
– Вот и все.
Славик поднял голову, посмотрел вдаль. Горизонт взбухал, вздымался темным пузырем – к берегу стремительно приближалась гигантская, маслянисто-черная волна. С каждым мигом она становилась все выше, загораживая собой тусклое солнце, серые облака и весь этот паршивый мир. Над ней панически метались чайки. Настоящее цунами шло на Морск. Нутро волны кипело, бурлило разнообразной живностью – обитателями дна, живыми и мертвыми. Даже на таком расстоянии Славику удалось разглядеть рыбьи кости, разложившиеся до жижи водоросли, жутких осьминогов-падальщиков и гигантских глубоководных крабов. Когда волна нависла над берегом, окончательно загородив небо и накрыв Славика густой чернильной тенью, он вдруг усмехнулся и спросил неизвестно кого:
– Интересно, а каково это – с женщиной?…
Ответа не было. Исполинский скелет кита – истлевшая, изъеденная болью и яростью душа Мари-тян – просвечивал через воды волны-убийцы. Печальная песнь разносилась в воздухе. Призрак мщения махнул хвостом, и Морск скрылся под холодными беспощадными водами.