В тот всем известный слякотно-серый период, когда зима медленно переходит в весну, отчаянно сопротивляясь и не желая сдавать крепко занятые позиции, меня угораздило попасть в больницу с аппендицитом. Случилось это в пятницу днем, к вечеру меня прооперировали и на все выходные оставили «под наблюдением». Домой я не стремился — родители уехали к родственникам в Тверь, так что меня никто не ждал, к тому же чувствовал я себя откровенно хреново, поэтому сопротивления больничному режиму оказывать не стал. Таких, как я «счастливчиков», которых угораздило свалиться под выходные, оказалось немного, больница выглядела белой пустыней, в которой был слышен каждый звук. Оживление было лишь в правом крыле, где расположилось родильное отделение, да внизу, где была районная поликлиника, зачем-то прицепленная к зданию больницы. Здесь же, на втором этаже, где мне предстояло провести ближайшие несколько дней, людей было мало, и в палате, рассчитанной на восемь человек, помимо меня обитал всего один пациент. Мы познакомились на следующий день после моего прибытия. В пятницу вечером, после операции, я был не в состоянии ни шевелиться, ни разговаривать, ни даже осматривать палату. В субботу же, когда действие наркоза окончательно отпустило, я проснулся утром, перед самым обходом, резко сел в кровати, что стоило мне довольно ощутимой боли в правом боку, где находился свежий шов, и оглядел палату. Шесть пустующих коек, не застеленных постельным бельем, выглядели удручающе. Со стен осыпалась штукатурка, стекла в некоторых плафонах были выбиты, деревянное окно было оклеено скотчем, из-под которого клочьями торчала вата, вверху скотч был кем-то ободран, с целью открывания форточки. У двери был умывальник с потрескавшейся от времени раковиной, из крана капала вода. Над ним висело замыленное зеркало, и пластиковая полочка для мыла. Рядом с ним на одну из пустых коек было брошено вафельное полотенце того желто-белого цвета, который принимают большинство казенных вещей в подобных местах. Закончив осматривать интерьер, я, наконец, заметил человека сидящего на койке у окна. Он сидел ко мне спиной, что-то сосредоточенно рассматривая на подоконнике. Я лег обратно на кровать. В данный конкретный момент мне не было до соседа никакого дела, хотелось есть, но я знал, что до самого обеда этой мечты мне не осуществить. Я лежал, глядя на потолок с осыпающейся штукатуркой, которая навевала тоску, особенно, в сочетание с капавшей из крана водой. Сосед не отрывался от своего занятия, периодически чертыхался, и, наконец, мне все же стало интересно, чем он занят. Врача, который зашел бы навестить нас в обход, все никак не было, поэтому я поднялся с кровати и попытался разглядеть, чем занят мой молчаливый «сокамерник». В первую же секунду меня постигло разочарование — на подоконнике стояло разобранное старое радио, и сосед собирал его заново. Вероятно, чувство «взгляда в спину» все же существует, поскольку через несколько мгновений моего наблюдения, сосед обернулся и встретился со мной взглядом.