1
Уж сколько раз зарекалась давать что-нибудь из дома! Вещи, продукты, или деньги занимать, так нет! Оно не в смысле, что жалко, нет. Просто осадочек остается, словно тебя провели или обобрали. Не знаю, какое тут слово лучше подобрать. Вроде, как от тебя оторвали что-то, и ты осталась ущербная. Не знаю, как объяснить. А может, это и есть жадность. Или же просто предчувствие, что не вернут.
Вот недавно тоже было — тридцатое декабря, звонок в дверь. Верочка с нашей площадки, из тридцать первой квартиры, звонит нервно как-то. Я эти звонки в дверь терпеть не могу. Сто раз говорила своему: убери ты эту брякалку, а не то сама ее выворочу!
Ну вот, открываю дверь, а тут явление — Вера стоит. Рукой поддерживает елку косматую, неувязанную веревкой, сумка под ногами полная, неподъемная, значит, затарилась на Новый год. Берет у нее съехал набок, а лицо — уф… слов нет, чтобы описать.
— Рита, сумку возьми, а я елку домой занесу, — и она расплакалась — по-детски, навзрыд.
— Вер, что случилось, что с лицом у тебя?
— Ааа, — плачет, — чтоб я еще раз на эту нулевку села, ааа… Черт бы ее побрал! Лучше б такси взяла. Стала я из автобуса выходить, и, дура, блин, сначала елкой вперед. Думала о снег опереться, а потом уж и самой выбираться… Сумка еще эта стопудовая…
— И что?
— И то! Там гололед! Елка поехала, а я прямо всей тушей на нее! И сумкой меня по ногам долбануло! Представляешь, рожей хрясь в ствол! Во, как нос раздуло, харя вся покорябана. И теперь любуйся: у людей Новый год, а я как алкашка последняя.
Так грубо она еще никогда не разговаривала. И вот, высказавшись, снова заревела, будто недоеная корова. Где-то то через минутку Вере полегчало, и она, набрав воздуху в грудь, сказала:
— Ты это, сумку затащи. Там я для начинки все купила. сейчас отдышусь и к тебе, орешки печь будем.
Затянув тяжеловесную Веркину сумку к себе и закрыв дверь, я дала выход эмоциям. Конечно же, жалко было соседку, но ее красный распухший нос, ссадины и царапины на любу и щеках, красный, нелепый, сдвинутый набекрень берет придавали Верке сходство с раздавленным под елкой мухомором. Прямо истерика приключилась со мной в тот момент. Если бы несчастная это видела, то вряд ли бы еще когда-нибудь зашла ко мне поболтать. Да лучше бы и видела, лучше б не заходила. Но все на свете происходит по независящему от нас сценарию.
2
Примерно через час мы уже пекли орешки у меня на кухне, то есть я их пекла, а «пострадавшая» заполняла их нашей фирменной начинкой. Настроение у нее совсем упало, Верка раскисла и нудно жаловалась на вечное свое невезение.
— Хотела Гену пригласить, вместе Новый год встретить, считай, уже пригласила, теперь даже не знаю, что делать. представляешь, он приходит, а я с такой чеканкой на морде, и нос — помидор.
Я, конечно, начала ее успокаивать, но как тут успокоишь? Мужик не так поймет, потом ищи-свищи другого. Это тебе не шестнадцать лет. Верке уже тридцать один год, а в маленькую районную библиотеку, где она работает, солидные молодые и не совсем молодые люди особо не заглядывают.
Потом она немного успокоилась и повела разговор о нулевом автобусе, том самом, из которого она так вальяжно вывалилась, испортив всю свою красоту. Автобус этот, номер ноль, был пущен год назад. Он должен был разгрузить основные маршруты. Кому на работу, кому на занятия, а вот некоторым с утра не сидится, шляются по торговым центрам и рынкам, столпотворение создают. И вот местные власти ввели на линию дополнительный автобус под номером «ноль». Он ходил по маршруту в виде овала, и останавливался у крупных магазинов — все, что нужно для шопоголиков. В нем и народу поменьше, и ехать быстрее. Но что-то не задалось с этой «нулевкой», как ее сразу окрестили. Вот эту тему Верка и завела.
— Нулевка и есть нулевка — полный ноль. Села в нее нормальным человеком, а вылезла, словно дартс, что у твоего Петьки в комнате висит.
— Нет, Вер, у тебя, как у Шарапова рожа, — ляпнула я с дури.
— Очень смешно… У примата горе, а она…
И мы расхохотались, как две дуры. Потом стали вспоминать разные случаи с этим треклятым автобусом. То, что многие, входя или выходя из него, падали, ломая руки и ноги, то теряли кошельки и сумки, а то и еще многие садились в него, думая, что это другой маршрут, то есть, к примеру, ноль на нем четко видно, а им показалась другая цифра. Не автобус, а городская легенда.
Так, за разговорами, плавно, мы перешли к суевериям и новогодним и крещенским гаданиям.
— Рит, а Рит, я давно хочу кое-что у тебя попросить…
— Говори.
— У тебя такая хорошая библиотека… Я там кое-что интересное видела… — она, зная мою прижимистость, не рисковала спросить напрямую. — Знаю, ты не любишь давать свои книги другим читать…
— Ну?
— Там у тебя два тома Папюса, — выговорила она, наконец.
— Ну, во-первых, книги не мои, а свекрови.
— Рит, ну она же уехала со своим бойфрендом, ей не до книг. Дай почитать, ну хочешь, расписку тебе напишу, что верну их в целости и сохранности? А?
— Да чушь это все, мракобесие.
— А вдруг там заговор какой, старинный? Вот приворожу Генку. Прикинь, он приходит с вот таким букетом, зовет меня в ЗАГС, и даже в упор не видит все эти мои елочные татуировки?
— Да ну тебя, скажешь тоже.
— Смотри, ведь свекровь-то твоя вон какого жениха себе на старости лет нашла, это ж только, блин, подумать — в Австралию ее увез! Точняк, Папюс помог! — она осеклась, взглянув через коридор в зал — вдруг Петька про маменьку любимую услышит? — Рит, дай, ну пожалуйста.
Заполучив два томика Папюса издания 1912 года, являющиеся практической черной и белой магией, и получив миллион наставлений и выдав новые обещания вернуть их в целости и сохранности, она, счастливая и в придачу нагруженная большой чашкой ароматных свежеиспеченных орешков, удалилась восвояси.
3
Сидя на тахте и поджав под себя ноги, Вера погрузилась в таинственный, завораживающий и одновременно пугающий мир магии. Первый том ее, как дилетанта, не заинтересовал. Это стало первой ее ошибкой. Ведь там все так ясно и четко прописано. Это были нужные инструкции и наставления по проведению магических ритуалов. Без этих азов непосвященному лезть в дебри потустороннего — наипервейшая опасность.
Но первый том девушку откровенно разочаровал. А вот второй…
За окном потемнело. В комнате горел ночник. Чтение потекло в другое русло. А ведь завтра 31-е. Она вспомнила про елку, что сиротливо стояла на полутемном балконе. Взглянула на нее и вздрогнула. Ей показалось, что там кто-то стоит. Сердце екнуло.
В этот момент зазвонил телефон, и от неожиданности девушка вздрогнула еще раз.
Звонила Рита.
— Вера, ты знаешь, я забыла тебе сказать важную вещь. Когда будешь читать, ты это… не клади книгу под подушку. Не забудь. Елку-то нарядила?
— Нет, завтра, успею еще.
— А чем занимаешься? Салатами?
— Я чи-та-ю, — нарочито терпеливо по слогам, словно ей надоедают, ответила Вера.
— Да брось ты! Нашла, что читать под Новый год! Включи телек лучше. Ладно, спокойной ночи!
— Ага, — с раздражением Вера положила трубку. «Елку наряжу утром, потом пару-тройку салатов к обеду» — в ее голове быстро возник план подготовки к празднику. Но сама себя она поймала на мысли, что думает об этом механически, потому что так надо. Праздник есть праздник.
Где-то в глубине души зрел совершенно другой план, ведь второй том Папюса уже полностью овладел ею. С легким, каким-то суеверным страхом она мельком глянула в окно, за которым стояла злополучная ель. Назло своей глупой боязни развернулась к окну спиной, улеглась лицом к глухой стене и продолжила чтение.
Новый том почти сплошняком состоял из заговоров. Они были разными по своим целям, некоторые откровенно нелепые и нереальные для исполнения. Но чтение все больше затягивало ее в страшный и безвозвратный омут, гнало дальше и дальше, заманивая в свой зазеркальный, таинственный мир. Хотя Вера брала книги, собственно, чтобы найти заговоры на любовь, она с полнейшим равнодушием пробежала их глазами. А чем дальше она читала, тем больше в ее голове вертелось слово «нулевка». Как назойливая муха, оно мелькало пред глазами, хотя написано в книге не было.
И правда, да что этот несчастный автобус ей дался! Пора уже спать, час ночи. Завтра — готовка, елка. Жаль, правда, что Геннадий отменяется. ну, значит, так и надо. Она перевернула еще одну страницу. Так, заговор на то, чтобы узнать правду, то есть, как в реальности обстоит то или иное дело.
Вера прочитала его вслух, зевнула, погасила ночник и засунула книгу под подушку.
4
Вера открыла глаза — глухая ночь. Тьма в комнате и за окном. За окном!?
Но ведь стоп — она же легла головой к окну! Как же так вышло!? Захотелось вскрикнуть, но голоса не получилось. Встать или повернуться у нее тоже не вышло. Комнатный мрак сгустился. И неведомая, мягкая, но неумолимая сила стала плавно поворачивать девушку набок, ставя ее как ладонь «ребром». Тахта под ней стала вспучиваться бугром, и вера повисла на ней в неестественной позе, как на коромысле.
Страха не было. Внезапное безмятежное спокойствие нашло не нее. Сон наяву начинал свое странное представление. Тело по-прежнему не слушалось, мозг оцепенел.
Из самого темного угла, у окна, отделилось нечто еще более темное — из тьмы формировалось и медленно ползло к тахте. Вера, не в силах ни крикнуть, ни отвести глаз, да почему-то и не особо желая прервать облепивший ее кошмар, всматривалась в черный сгусток. Наконец, ей удалось различить в нем сильно сгорбленный женский силуэт. Длинные, старинные одежды, распущенные волосы. Она медленно распрямлялась, потягивалась, искала, ловила руками что-то невидимое. Может, Веру?
Жуткий утробный сон издала черная колдунья.
— Только первые триста лет будут тяжелы, потом станет легче, — охала и стонала ведьма. И все ловила руками воздух, как невидящая. наконец, она выставила долгую руку резко перед собой и, указав на девушку, тем же страшным голосом спросила: — Что хочешь знать?
Вера, как итальянская мраморная статуя, в нелепой позе висела над тахтой, и ее широко раскрытые глаза остекленели.
— Нулевой автобус, — еле слышно прошептала девушка, и снова онемела.
Что-то стукнуло в глубине комнаты. Яркая вспышка на миг осветила комнату, почти не разгоняя, как ни удивительно, плотную темень.
Вот Вера в салоне автобуса. Сумерки. Она — единственная пассажирка. За окном — огни города, яркие вывески. Это — нулевой автобус. Он идет по своему обычному маршруту, ну и что здесь необыкновенного? Ну, разве что она одна, и автобус не останавливается на остановках? Летучий голландец. Какой бредовый сон… За окном — все те же городские огни, мелькание рекламы. И что? В чем здесь смысл, тайна?
— Всего шесть, три слева и три справа! — скрипящий голос напугал и разбудил девушку.
Она лежала, как и заснула с вечера — головой к окну. В комнате светло, судя по всему — позднее утро.
Дурной сон.
Она потянулась, сунула под подушку руку и вытянула книгу. Под ложечкой заныло. Она положила книгу на пол. Потом встала, открыла балкон и внесла в дом ель. Запахло свежим морозцем, а елка больше не пугала. Это все дурная книга. «Сегодня верну ее обратно!», — решила Вера.
5
Наряжать елку Вера всегда начинала с шаров. Три больших повесила на светлую сторону, что выходила к окну, и три таких же — на «теневую». Потом взялась за купленные накануне новые игрушки. Вынула из коробки стеклянную шишку, замешкалась на секунду. Шишка упала и звучно разбилась о пол.
Так и правильно ведь, что разбилась, она же лишняя! Ведь три слева, три справа. Да, да, да…
Забыв про елку, девушка, быстро одевшись, выскочила на морозную улицу. Спустя десять минут она уже ехала в таком ненавистном ей нулевом автобусе. Народу в нем было полно, но Вере повезло. Подвыпивший с утра или не отрезвевший с вечера «джентльмен» уступил ей место. Тридцать первое декабря — самый суетный день в году — и в ставшем тесным салоне суета, и суета особенная, не угрюмо-злобная, как в обычный будний день. Все по-особому радостно взвинчены, шум, смешки, женщины с красивым макияжем — но все это нервировало Веру.
Вот во сне был пустой вечерний салон, без этой толкучки, глупых смешков и повсеместных поздравлений, пустой болтовни по мобильникам. Ее все раздражало.
Сидя у окна, Вера пыталась понять, расшифровать послание черной старухи. Но стекла почти целиком покрывало колючее снежное серебро. Два часа ушло у нее на дорогу туда и обратно. Но ни одной мысли не промелькнуло в ее голове, ни одной подсказки не увидела она, совершая это бесцельное путешествие.
Вера медленно добрела до дома. Пообедала оставшимся с вечера, нарядила, наконец, елку, приготовила праздничные салаты. Хотела позвонить Геннадию, но передумала. Как-то совершенно безразличен стал он ей со вчерашнего вечера, то есть со времени, когда она начала читать. Настроения не было. Давила душу проблема, словно это было дело жизни и смерти. А всего-то, если по правде — это загадка нулевого автобуса. Вера маялась, понимая, что это все — абсурд. В голове все перепуталось. Стоп. Вот, она сама, по своей глупости испортила лицо. И поэтому не может увидеться с парнем. Ревела из-за этого даже. Это и есть первая и главная причина. Но вот сегодня ей плевать на этого Гену. Она хочет во что бы то ни стало разгадать тайну маршрута номер ноль. А есть ли тайна?
Тайны нет, есть дура, которая не может, как нормальный человек, выйти из автобуса. Тогда возникает вопрос: при чем тут автобус? Полный бред! Если спокойно рассудить, то ни Гена, ни тем более автобус нафиг не нужны.
Новый год, праздник и больше ни-че-го!
От тягучих и противоречивых рассуждений, из ее жгучего бреда на Веру снизошло, наконец, спокойствие. Телевизор, шаманское — пусть в гордом одиночестве, ароматные орешки, поздравления родственников, знакомых по телефону — это ли не праздничное настроение? В голове чисто и светло. С Новым годом!
Но ведь есть еще один герой. Папюс. Он скромно ждет своего часа, лежа на полу в своей неизменно черной обложке с изображением неведомого пантакля в центре. Словно джинн в бутылке, спертые одной обложкой, имеющие колоссальную силу заговоры, объединившись, породили такую грозную темную мощь, что устоять перед ней было невозможно.
Выключив телевизор, Вера присела на диван, робко взяла в руки книгу и сразу же открыла на вчерашнем заговоре. Как вчера, снова прочитала вслух заговор черной колдуньи. Потом быстро оделась и потушила в доме свет. Она ушла в ночь, расцвеченную вспышками фейерверков и оживленную веселыми голосам многих людей, кричавших о свершившемся, о новом, о счастливом.
И все повторилось, как в том сне. Последний автобус. И она — единственный пассажир. Стекла в окнах прозрачны и чисты. Вера сидит у окна и смотрит на ярко освещенный, праздничный город с яркими фасадами и добрыми словами пожеланий на огромных экранах. Людей на улицах немного, но все в разы больше, чем обычной ночью. Доносится снаружи музыка, громкий говор, смех празднующих компаний. А автобус словно сам спит, едет медленно, тихо. Снаружи — иллюминация, светящаяся как-то по-особому, вывески магазинов, кинотеатров. Все это завораживает Веру. Вот красиво смотрится в ночи супермаркет «Ариэль». Девушка достает из кармана листок бумаги, ручку, и, подсвечивая фонариком телефона, делает аккуратную, словно принтером выведенную, запись печатными буквами.
Автобус все еде и едет, ни разу не остановившись. Вера знает, что этот рейс — только для нее одной. В передней части салона царил полумрак — водителя не было видно. Да и зачем он вообще нужен. Ей нужны только вывески за окном.
«Ника», — еще одно слово занесла она в свой список, проехав красивый, вековой давности дом с эркерами и башенкой, целых два этажа которого занимал магазин женской одежды. Затем появилось слово «Амазонка», венчающее низкую стеклянную коробку, где находился модный женский фитнесс-центр. Автобус въехал на темный двор, притормозил. Водитель не появлялся, и никто с места девушку не выгонял. Даже двери и те не открылись, как следовало бы. Она заметила, что мотор автобуса, обычно громко и неровно ревевший, сегодня лишь тихо урчал, как сытый, довольный жизнью кот. Постояв чуть-чуть на конечной, «нулевой» пустился в обратный путь.
Зачарованная сидела Вера у окна, и только изредка вела свои таинственные, ей самой неясные записи: длинная, как река, играющая неоновой рябью, вывеска турагентства «Таврия», какая-то «Анфиса», безразмерный, толстый, приземистый ящик аквапарка «Саламандра».
Домой она пришла в третьем часу, довольная и умиротворенная. В подъезде было до странности тихо и пусто. Это в новогоднюю-то ночь! Не слышно ни музыки, ни праздничной суеты, ни телевизоров. Она тихо открыла дверь и, не включая света, присела на пуф, чему-то улыбаясь в темноту. В руке она держала маленький лист бумаги, и думала, что половина дела уже сделана. Остается только довести его до конца.
6
Дальше было еще интересней. Первого числа, где-то часов в одиннадцать утра, я выглянула в окно. Вот те на! Вера направлялась от остановки к дому. Я, честно говоря, ничего не поняла. Куда она могла ходить в праздник с таким лицом? Через несколько минут раздался звонок в дверь. На пороге стояла Верка.
— Ты откуда, мать?
Без церемоний соседка сбросила сапоги и уселась на диванчик в передней.
— Дай чаю с лимоном, — выпалила она. — сейчас все тебе расскажу.
Долго пришлось ждать окончания Веркиного чаепития. Она жадно хлебала чай, потом занялась лимоном, а я, страшно невыспавшаяся, и еще страшнее — любопытная и недоумевающая, с нетерпением смотрела на нее и ждала рассказа.
— На, спасибо тебе Рит, — прощебетала Вера, отдавая чашку.
— А что опять случилось-то?
Но она, таинственно улыбаясь и держа паузу, медленно вытягивала из кармана бумажку. Положив ее рядом с собой и бережно разгладив листок, она торжественным шепотом произнесла:
— Вот она, разгадка, здесь!
— Какая разгадка, Вер? — ошарашенно спросила я.
— Здесь разгадка автобуса номер ноль!
Повисла долгая пауза. Негодованию моему нужен был выход.
— Вера, а Вера, а тебя на днях точно об елку стукнуло, может, обо что покрепче? Ты вообще пришла сейчас откуда, не из дома ведь? Запаха вроде бы не слышно… Ты че несешь? Пойди домой, хорошенько рассмотрит елку свою, может, там кукушка живет? И это она тебя в автобусе клюнула?
— Кукушки на елках не живут, — не сразу ответила Вера.
— Живут — не живут, не знаю, но чую, будешь ты теперь весь год «ку-ку», — и я повертела пальцем у виска. — Слушай, правда, Вер — иди домой. Не мешай нам досыпать. Я думала, ты что путное скажешь, может, про Гену, или поздравишь хоть. Ужас какой-то!
На удивление, Вера ничуть не обиделась, наоборот, она улыбнулась, попросила меня присесть и взвешенно, спокойно подумать.
— Вот ты посмотри. Если сесть на нулевку и проехать полностью по ее маршруту, то есть описать.. эллипс, то что мы увидим?
— Вера, мы увидим, что по тебе дурдом плачет.
— Нет, Рита, все проще, — невозмутимо продолжала та. — Мы заметим по обе стороны маршрута шесть больших общественных зданий. Три по одну, три по другую сторону. Теперь смотри названия на вывесках: «Ариэль», «Ника», «Амазонка», «Троя», «Анфиса», «Саламандра». Ну, теперь ты понимаешь, Рит?
— Теперь понимаю. Иди проспись. вроде раньше за тобой такого не водилось.
Но Верку было не так просто опустить, и она продолжала:
— Вот смотри — если взять первые буквы каждого названия, то получится какое слово?
Я, подавив смешок, ответила:
— Дурдом «Ромашка» получится.
Вера оскорбилась.
— Ты же не прочитала! Гляди сюда. Вот! Составляй первые буквы. Ну?
Говорила это она почти просительно, и я, сделав вид, что оказываю огромнейшее одолжение, прочитала:
— Анатас. Ну вот, опять никакого слова не получается.
— Но оно, как видишь, есть.
Я прищурилась и хмыкнула.
— Армянское, что ли? Или по-литовски…
Вера вся скривилась:
— А ты прочти наоборот, задом наперед. Что получится?
— И что получится? — презрительно фыркнула я.
— Получится «сатана», Рита! Ты только подумай. И по этому замкнутому маршруту ходит «нулевка». Вот тебе и разные происшествия, случаи нелепые, всякая гадость, представляешь?
— Нелепый только один, это когда тебя об ель долбануло. Оттуда все и идет, точно тебе говорю. Тебе теперь нужно по другому маршруту прокатиться, давай после праздников в поликлинику сходи. Покажешь там эту бумажку со своими комментариями, конечно.
— Рит, ты что, не веришь? Я ведь не просто так это, я ведь Папюса читала, заговоры там, на раскрытие неизвестного. Я и прочитала. Она рассказала мне все во сне.
— Ух, еще и «она» есть?
— Ну да. Черная ведьма! — эффектно закончив свою речь, Вера умолкла.
— Да это же целая клиника, Вера! Смотри: и Папюс, и ведьмы, и ты с расквашенным носом. Вера, по тебе дурка плачет. Ты знаешь, а мне и спать расхотелось. С тобою весело. Короче — ты, я смотрю, слабонервная. Книги мне быстренько верни, а то, чего доброго, отчебучишь еще какую-нибудь ахинею. Ты и в самом деле каталась на автобусе просто так?
Что-то нездоровое происходило с соседкой.
— Может, валерьянки тебе дать? Ты, поди, и книгу под подушку клала?
— Клала. Я забыла про твои слова… А что, это так важно?
— Ну, знаешь, я, если честно, в эту ересь не верю. Это меня свекровь строго-настрого про подушку предупредила. Хрен его знает…
— Слушай, Рита, ты знаешь, где я сегодня была?
— Кто ж тя знает, после Папюса-то!
— Оо, где я только не была. Я, как только сообразила про этот заколдованный маршрут, подумала — ведь можно все исправить! Ведь люди не специально же дали такие названия магазинам, нет. Это только совпадение. Вот так и слово сложилось, потом уже само это мест негативом обросло. И автобусу номер «ноль» присвоили, что тоже само по себе есть пустота, значит — невезение.
Я слушала бредово-логичные Веркины выводы и где-то в глубине подсознания соглашалась. Но… Люди добрые, невозможно же говорить о таких вещах первого января!
— Я была во всех этих шести заведениях, и пыталась им объяснить все, о чем тебе рассказала…
— Да ты что, Вера!
— Не перебивай. Я предложила им: хотя бы один из этих магазинов и фитнесов должен изменить свое название. Тогда дурная сила этого кольца изменится к лучшему.
— И ты с такой физиономией лазила по администрациям? Тебя никуда не свезли?
— Хотели. В одном месте сказали, чтоб я пришла после праздников и принесла свое рацпредложение в письменном виде. А потом поулыбались, и билет подарили. Лотерейный. В другом меня под руки вывели. Два охранника, через черный ход, сказали, что мне крупно повезло — еще никого там такой чести не удостаивали. Еще где-то собрались вызвать скорую, с психиатром, а еще в этом.. забыла, посоветовали обратиться в автопарк, чтобы автобусу номер сменили. Я вот как-то сама до этого не дошла, — задумчив заключила Вера.
— Нет, милая. Ты теперь точно дошла.
— Куда?
— Дальше некуда. Честно, поверить в суеверия, ну, во сны там, вещие, куда ни шло. Но ходить с этакой чепухой по магазинам… Стоп, Вера, все, хватит. Я смотрела на соседку и не знала, что предпринять. У нее явно поехала крыша.
— Неважно. Пусть они там думают обо мне, что хотят. Я оставила им свои контакты. Надумают — позвонят. Я думаю, они не дураки.
Веря снова несла околесицу. Я размышляла: позвонить в скорую или нет. А может, лучше ее родне? Нет, сперва забрать злосчастного Папюса. Кто ее знает, отчего у нее эта шизофазия, но лучше унести от греха подальше.
Соседка, словно читая мои мысли, сказала:
— А книги я занесу.
— Да уж, сделай одолжение.
Она резко поднялась:
— Рит, дверь не закрывай, я сейчас.
Через пару минут она принесла мне два злополучных тома. Ну, хоть что-то исправлено.
Когда я закрыла за Веркой дверь, мне стало спокойнее. Надо же, чего только не бывает на свете!
Книги мои стоят теперь на своем месте. Не люблю давать их чужим людям. А Верка как сама из ума вышла, так сама в него пусть и входит. Мне дела нет. Тем более, что Новый год…
7
И вот еще напоследок. Тринадцатого января, вечер уже был, звонят мне в дверь. Открываю — Верка стоит. Веселая такая, похорошела, болячки поотваливались, нос в норму пришел. Красивая, дорогими духами от нее разит.
— Рит, видела, новое здание строили? Ну, что в центре кольца, по которому нулевка ходит?
— Ну. И что там открыли?
— А вот смотри.
В ее руке была визитка. Адрес, телефон, проезд такими-то автобусами. Все, как положено. Супермаркет «Атанас».
— И чего ты так светишься? Визитка и визитка.
— А ты помнишь первое января? Когда я этим свой телефон оставляла? Так вот — они меня помнят и приглашают на открытие новой точки, как почетного первого покупателя. Большой торговый центр там сделали, и там же — главный офис этих магазинщиков, это же целая сеть! Но это не все…
— Да не тяни, Вера!
— Геннадий-то мой совсем непростой парень оказался. Он работник этой сети. А теперь его повысили, и он — директор этого нового супермаркета!
— Обалдеть! Поздравляю!
— Я сама обалдела. Вчера пришел — и приглашение, и визитку принес. Наговорились обо всем…
— И о том самом, что ты мне здесь несла?
— Ну да. Он с понятием парень. Ладно, Ритуль, извини, некогда.
— Вот видишь, как бывает. Хотела сперва Папюсов заговор на любовь почитать, так ведь и вышло! Повезло-то как! Ну, давай, пока. И привет Гене!
* * *
Я закрыла дверь. Подошла к книжному шкафу. Книги у меня разные. Прижалась спиной к полкам — устала я очень. Это только первых триста лет трудно, потом будет проще. А то просят все «почитать» — дай, дай! — а сами книги под подушки суют. Может, лет через сто поумней клиентура будет, а пока буду посылать их к внуку моему, Анатасу.