Темно. Душно. Ужасно хочется воды. Откуда-то слышатся множество голосов. Слова ни понять не разобрать. Совсем. В голове такая путаница, как если вздремнуть посреди дня и проснуться уже под вечер, когда не можешь с уверенностью сказать себе какой нынче час. Мне пришлось напрячь все извилины чтобы вспомнить. Я был в школе. В том месте, которое я всей душой, если она у меня есть, ненавижу. Не стану скрывать — друзей у меня немного, а если точнее, то их нет и вовсе. Есть конечно пара знакомых, которые от меня не шарахаются, в то время как все остальные меня буквально за человека не считают. Быть может в этом есть часть и моей вины, ведь я замкнутый в себе и нелюдимый одиночка, отстающий от сверстников в физическом развитии и неспособный постоять за свою честь. Большой и неуклюжий.
Когда мои глаза привыкли к темноте, я уже вспомнил как сюда попал. После уроков меня подловила тройка моих извечных мучителей-одноклассников возле кладовых на втором этаже — школа у нас имеет три этажа, на первом и втором есть крыло вместе с кладовыми комнатами и уборной. Ублюдки решили пошутить на этот раз, заперев меня в одной из таких крошечных комнат. В ней я и потерял сознание, толи от духоты в тесном пространстве, толи от паники, вместе со страхом и ненавистью.
Задев рукой прислоненную к стене швабру и чуть не опрокинув стоящее по правую сторону ведро, я дотянулся до ручки и осторожным движением открыл дверь. Мой портфель всё ещё висел на мне, и я заметил это только тогда, когда встал в полный рост и ощутил всю тяжесть переполняющих его книг и остальных принадлежностей. Голоса. Судя по всему, уборщицы и персонал не заглядывали в это подобие чулана, раз не обнаружили меня. Голоса? Вдруг мне стало дурно. Тошнота подкатила к горлу. Я стоял уже в коридоре второго этажа своей ненавистной школы, где сквозь окна мягко падал болезненно-бледный свет луны, и слышал множество голосов, которые распевали хором неведомую, тягучую мелодию. Они доносились сверху, с третьего этажа. Моё сердце застучало так сильно, что на миг показалось, оно перекрывает остальные звуки. И я сделал то, о чём в дальнейшем буду горько сожалеть. Я поднялся наверх.
Тихо, словно подкрадывающийся к добыче гепард, пусть это сравнение в данной ситуации и малоуместно, я зашагал через полумрак по лестнице. Считая каждую из двенадцати ступенек, я достиг цели и застыл на месте как каменное изваяние. Широкий зал-коридор освещал мерцающий свет из кабинета русского языка. Он словно танцевал в такт тем, кто находился внутри. Дверь распахнута и оттуда тянутся нарисованные мелом линии, непонятные узоры и символы — мой обзор не позволял разобрать отчетливо. Не знаю, почему я это сделал, но мне всё же удалось заглянуть внутрь.
В классе находились несколько учителей, директриса, и в том числе повариха, плюс две неизвестные мне женщины, чьи головы закрывали огромные маски, словно скрепленные из коры дерева. Абсолютно голые, они пели свою заунывную мелодию и кружились в хороводе вокруг старой на вид керосиновой лампы, которую держали женщины в масках. Окна занавешены толстыми красными простынями, на полу большой символ полукруга, расставленный маленькими подсвечниками. Я не знаю, сколько секунд смотрел, но запомнил я эту картину на всю жизнь. И да, я хорошо помню «лицо» того покрытого черной тканью горбатого существа, смотрящее на меня своими водянистыми глазами, над которым женщины в масках держали лампу. Я понял в каком я дерьме только тогда, когда услышал истошный, нечеловеческий крик вырвавшийся из широко раскрытого рта моей классной руководительницы. Крик в один миг подхватили все остальные. И я побежал. За мной, тряся обвислыми грудями и жировыми складками, ринулась учительница физики, за ней ещё два-три тела.
За этот крошечный промежуток времени я прочуствовал всю гамму эмоций которых в такой ситуации можно испытать. Дыхание на пределе, пот течёт в глаза, дикий страх рвёт своими холодными когтями мои внутренности. Я отчетливо понимаю, что можно выбраться только через окно второго этажа, так как главная дверь и все черные ходы в любом случае закрыты, как и окна на первом, которые не открываются совсем. Также с ужасом понимаю, что безумные бестии преследуют меня изрыгая жуткие проклятия. Мне стало плевать сломаю ли я себе что-нибудь, в тот момент меня словно заменил другой человек. Отчаянно подёргав ручку, я резко распахнул окно и вывалился наружу.
И вот я на земле, колено горит в адской агонии, дыхание перебито, к тому же зацепился чем-то острым когда падал. Но я нашёл в себе силы побежать. Бежать как никогда в жизни, не оборачиваясь, до тех пор, пока их вопли не стихли за шумом редких машин. Дрожа и вытирая слёзы, я добрался домой, то и дело оглядываясь вокруг и шарахаясь от каждого постороннего звука. Где-то вдалеке воет собака, предрекая кому-то несчастье, где-то из такси играет шансон.
Попав наконец в квартиру, мне предстояло новое испытание. Я долго отчитывался перед родителями, за то что шлялся где-то аж до трёх часов ночи и не отвечал на звонки. Они у меня строгие. Я им не рассказал в ту ночь всей правды, иначе сделал бы хуже себе. К тому же они отдельно обругали меня за то что я порвал свой портфель, откуда до дома добралось только пара тетрадей и книга. Мой дневник, по всей видимости, остался лежать под окном школы, откуда я шагнул спасая свою жизнь.