«Все так же играет шарманка
В Париже она чужестранка.».
Басков неплохо долбил все еще сонные барабанные перепонки Славы Фомичева. Голубое свечение телевизора истошно слепило глаза, словно лампа в сериалах про ментов, которые он так сильно любил. «Так, стоп, а телевизор кто включил?» — раздался в голове резонный вопрос, а после этого что-то разорвалось рядом с окном, оглушительным хлопком и яркой вспышкой возвестив о начале нового года.
Голубой огонек телевизора сиял снаружи и внутри квартиры, но всем было плевать на до смерти напуганного не сильно молодого человека. Фейерверки рассыпались в небе на множество сияющих осколков, вокруг сновали слегка пьяные взрослые, а радостная и довольная ребятня скандировала что-то нечленораздельное на каждый из хлопков.
Фомичев попытался встать, но сильное потрясение все еще держало его в каком-то детском оцепенении. «Кто, мать твою, включил телевизор?». Слава жил один вот уже три года к ряду, встречать новый год он старался в алкогольном забытье, чтобы не слышать ни остоебенившего «Голубого огонька», ни воплей толпы, ни взрывов.
Тоня ушла от него как раз тридцать первого числа, три года назад и сорокалетний мужик, так и не смирившись с утратой, поставил крест на этом празднике, очертив его всеми самыми отвратительными эпитетами. Поэтому он жутко налегал на спиртное, начиная с самого утра тридцать первого и держал себя в «тонусе» до самого вечера, чтобы забыться пропастью сна, а с утра, выйдя на улицу за опохмелом, он мог видеть, как картонная разорванная плоть валялась повсюду, а снег приобрел пеструю расцветку копоти и гари.
В этот раз его план почему-то был обречен на провал. Блядский Басков выл как в последний раз, дьявольская какофония лже-баритона не скупилась на мятые ноты и октавы, чем терзала слух еще больше, словно рыбы разом научились говорить и пытались сквозь непроглядную толщу океана докричаться до суши. В добавок к этому за окном взрывали, как в последний раз.
«Все так же рыдааает шарманкаааа…» — звук внезапно исказился и стал уж совсем утробным. Фомичев утер пот на лице и бросился к телевизору. Наспех выдрав вилку из розетки, он впал в настоящий ступор. Басков, словно ебучий дюраселл заряжал телевизор своей проклятой энергией и не хотел пропадать в черное марево экрана.
«В Парыжэээ ана чужэстранкаааооо…». Чудовищные образы заполняли изображение, восковые, набившие оскомину морды звезд ушедших эпох, плавились словно в огне преисподней, обнажались кости лица, а в бокалах пузырилась кровь, игриво булькая на манер шампанского. За всем этим голубым кошмаром, Слава не заметил, как в углу его комнаты, куда он по привычке складывал вещи, что-то вырастало из тьмы.
* * *
Тоня, все еще почему-то Фомичёва, словно маленькая девчушка скакала между празднующими на улице и беззаботно радовалась тому, что может пить сколь угодно шампанского и флиртовать с соседом Мишей, который оказывал ей вполне весомые знаки внимания. Вместе с детворой она кричала что-то на манер коротких поздравлений, желала всем счастья и кружилась в вихре алкогольных эмоций, вперемешку с детским энтузиазмом.
На улице разверзся настоящий хаос, кругом гремело и хлопало, кто-то кричал. Возведи тут укреплений и нарой окопов в снегу и дай залп, никто и не поймет, что началась война, а те, кто начали войну не поймут где враги и застрелят друг друга. Мешанина взрывов и криков потухла где-то ближе к трем часам ночи.
Все вокруг было усыпано мишурой хлопушек и шкурками от петард, где-то виднелись такие же пластиковые стаканчики, как у Тони в руке, в сугробы, словно в назидание всем представителям шампанского были воткнуты бутыли их опустошенных собратьев, поле боя было покинуто в какой-то спешке, оставив весь этот мусор на плечи старого дворника Потапа.
Миша, как истинный джентльмен подхватил под талию свою новую знакомую и недвусмысленно предлагая продолжить празднование у себя, они, шатаясь в обнимку, проследовали к двери подъезда. За всеми этими искрами в глазах и разливающейся теплотой в районе живота, Тоня не заметила, как тьма обрела причудливую форму и на манер черной кошки, скользнула за ними в подъезд.
* * *
Фомичев не страдал алкогольным делирием и не ловил «белку», но та хрень, что росла и обретала форму до чертиков пугала его рассудок. Он щипал себя за ляжку через трусы, было больно, чертовски, но он отказывался просыпаться. Последняя надежда на то, что это сон спало в тот момент, когда телевизор с издевающимся хлопком погас, затягивая в край обезумевшего Баскова в точку небытия.
— Здорово, Славк! Как дела? – тень обладала скользким фальшивым баритоном.
— Ты еще кто такой? – Слава пытался найти хоть какое-то средство самообороны и лишь бутылка услужливо подалась в руку.
— Как кто? Коля я, Викторыч. Чего не узнал? Только что с телевизора для тебя пел! – рассмеялся псевдо-Басков.
Слава присел обратно на диван, скорее от бессилия, чем от ужаса, который черной дырой скреб его нутро. «Какой Басков? Что за хрень? Почему я?». В пустоте черепной коробки играли в пинг-понг друг с другом эти вопросы и никак не могли собраться в какие-то мало–мальские ответы. Он поставил бутылку на пол, абсолютно потеряв надежду на то, что ночь для него закончится в положительном ключе.
— Как такое возможно? – без всякой надежды слова вырвались из Славиной груди перед тем, как он вырубился окончательно.
* * *
— Миша, какая у тебя классная кошка! – с кухни раздался веселый, все еще пьяный голосок Тони. Миша в это время был в гостиной и остался там, чрезвычайно напуганный откровением его знакомой.
— Тонь, у меня нет кошки, у меня аллергия с детства на все возможные шерсти животных.
— А это тогда кто? – Тоня торжественно внесла в гостиную огромную кошку, похожую, скорее на помёт пантеры, нежели на обычную домашнюю любимицу. Утробно замурчав, кошка прыгнула на диван и вежливо поздоровалась со своими новыми знакомыми.
— Тоня, Миша, приятно познакомится! Мряв! – рокочущий голос хищницы раздавался так явно и по – доброму, что с ней хотелось болтать дальше, во всяком случае так считала Тоня, Миша же принял горизонтальное положение тела с тех самых пор, когда кошачий голос назвал его имя.
— Ты еще что за хрень? – Тоня значительно протрезвела с момента, когда Миша выпал в осадок, чуть не собрав все ручки со шкафа своей головой.
— Я — хрень? Пуррр... Прошу без оскорблений, милочка, а то вместо твоего бывшего, ты в котел полетишь. Ну-с, мряв, улавливаешь связь? Помнишь, что желала три года назад? – зеленые кошачьи глаза вдруг словно засверлили Тоню насквозь и она ощутила внутри какой-то укол.
— Дак, я ведь, не со зла это. Я ведь, от обиды… — Тоня расплакалась.
— Ну, ну… Пррр… От обиды, ха! А к хозяйке моей кто ходил? Кто двери околачивал? Я ведь все слышала, мряф! – кошка слегка подалась вперед и чуть-чуть обнажила белые, и чудовищно острые зубы.
* * *
Тоня действительно три года назад ходила к местной ведьме. Жаловалась, просила, умоляла и падала в ноги тряся не сильно толстой пачкой купюр перед самим горбатым носом старой квашни. «Обиженная женщина страшнее любого зверя» — говорил кто-то, когда-то, и от части это было правдой. Тоня не сама ушла от Фомичева – это он её выгнал. Лишив халявного жилья, вкусной еды и комфорта. Хотя, чего греха таить, Тоня сама виновата.
Новый и молодой сотрудник, так не вовремя попавший к ней в подчинение и подумать не мог, что столь презентабельная дама обратит на него довольно пристальное и отнюдь не деловое внимание. Их свидания происходили у черта на куличиках, на съемных, посуточно, квартирах, или прямо в автомобиле её мужа. Жаль Тоня не заметила горящей, словно око Саурона лампочки регистратора, который, вот незадача, снимал в обе стороны, каждый божий день.
Именно тогда, тридцатого числа вечером, Тоня и страстный молодой любовник жаждущий легкого продвижения по службе не стеснял себя ни в своих действиях, ни в словах. Уютно расположившись на задних сидениях отличного кроссовера, где было полно места, они смело перешли к действиям, жаль, что вредные высокие технологии зафиксировали все, от начала до конца.
Фомичев, на следующий же день, попался под какого-то лихача, управлявшего древним мерседесом, и собирая доказательную базу в ГИБДД, случайно наткнулся на двадцатиминутный ролик с полным погружением своей второй половинки. ДТП сразу же отошло на десятый план, первым делом хотелось рвать на себе рубашку, рычать и бить себя в грудь, а потом бить лица.
До последнего, к счастью не дошло, алкоголь действовал на него транквилизирующим образом и когда Слава все же порвал на себе рубашку, Тоня испуганно засовывала последние свои пожитки во второй чемодан и натужно рыдая покидала насиженное гнездо. Ни на следующий день, ни через неделю – Слава не перезвонил, гад такой, не просил её вернуться, не бегал и не искал её у мамы, и не выпрашивал прощения, за временное помутнение рассудка и обидные слова.
Поэтому наткнувшись в какой-то стрёмной газетенке на объявление о «привороте и прочих полезных штуках», она стала истошно звонить по указанному в объявлении номеру. «Он еще у меня пожалеет, сам приползет!». Но Слава не приполз ни на следующий день, ни через год, ни даже через два, а теперь, Тоня наматывала сопли на кулак и продолжала общение с фамильяром старой ведьмы.
* * *
— Слава, ну ты чего? – проклятый блондин так и не ушел в свою черноту, а нежно похлопывая Фомичева по щекам, пытался вернуть того на русло сознания, что так резко покинуло его.
— Блядь! Ты еще здесь! Что тебе надо то, Коля? Ты как из Простоквашино вылез – «Вашу маму и там, и тут показывают!». – язвительно подметил Слава.
— Хахаха. Черт возьми, теперь я понял, почему старая за тебя так впряглась. Я сам то по себе не злой, извини, что вашего певца скопировал, не знал, какой образ подобрать, телик включил и там он, я и подумал, тебе будет приятно.
— Охуеть как приятно, Коля! – саркастически рассмеялся Слава.
— Ну ладно, не сердись, что ты, все-таки я по делу пришел. – блондин убрал челку назад и вперился глазами в Славу. – Смотри значит, такое дело, карга старая, почти уж на последнем издыхании и велела все-таки душу Тоньки забрать, ну помнишь, ту фифу, о которой ты три года как убиваешься?
Слава помнил, еще бы он не помнил. Таких женщин трудно забыть и вытравить не то что из головы, но и из сердца. Роковая брюнетка, с приятными кудряшками на манер восьмидесятых годов, высокая и упругая грудь, почти осиная талия и длинные стройные ноги будоражили его сознание до сих пор. При всем этом, когда они жили вместе, он по достоинству оценил её кулинарные и не кулинарные навыки, за что был щедр, словно это было на всю жизнь. Жаль, что не все такое же долговечное, как Славины деньги.
— Да, Антонина забрала с собой многое, хотя, это же я её выгнал, а вместе с ней выгнал все – то, что она привнесла. – Слава открыто грустил и горевал, не обращая внимания на призванного из тьмы засланца.
— Та будет же тебе Славк, будет. Не переживай, новую сыщешь. Твоя задача сейчас правильно отвечать на вопросы, готов?
— Это че «кто хочет стать миллионером?» — удивился Фомичев.
— Ну, типа, но ставка – твоя жизнь! Играешь? – лже Басков ехидно улыбнулся, и Слава про себя отметил, какие же острые зубы у сукиного сына.
Идет! – выпалил Слава. Они забили по рукам, и игра началась.
* * *
— Котя, добрая, ну отпусти ты меня, я же деньги отдала, лишь бы его загубить, почему ты ко мне то пришла? – в слезах интересовалась Тоня.
— Пррр… Мяф… Знаешь, у нас есть для тебя игра, как и для твоего бывшего муженька. Обещанного три года ждут, вот вы и дождались, а точнее – ты. Если выиграешь, останешься в живых, если нет, я лично твое горлышко прогрызу! Мрррр… — фамильяр замурчал так крепко, что вибрации доставали уже до пола и Тоня чувствовала это.
— Я согласна! – выпалила Тоня.
— Еще бы! Вы все соглашаетесь! Пррр… — фамильяр прыгнула на компьютерный стол находящийся посреди комнаты и уставившись на Тоню выпалила свое первое требование.
— Предлагаю тебе съесть таракана! Мррр! Это для разминки! – кошка хищно скалилась и надсмехалась над своей добычей.
— Не буду я есть таракана, еще чего! – остервенело бросила Тоня и мгновенно её тело пронзила тысяча игл. Она, взревев от боли, словно находясь при смерти от огня, принялась кататься по полу, тем самым рассмешив фамильяра в обличие кошки.
— Ну, ну. Мрр… — она облизнула лапу. – Никто не в праве уходить от правил или отказываться! Идешь против течения – будь готова к тому, что вода будет омывать твои кости. Мяу! – требовательно возразила кошка.
Тоня, мучаясь от боли перекатывалась с бока на бок, ожидая, что все это растворится в дымке какого-то безумного сна, а потом, она проснется рядом с Мишей, который вот уже час лежал без сознания рядом с ней, на этом вычурном домашнем ковре. Тоне виделось многое. Словно копья ее пронзало изнутри острой болью, она не могла ни пошевелиться, ни встать, ни вздохнуть, но в голове где-то на рубеже реальности, мурлыкающий голос возвращал её в реальность.
— Мяу! Ты готова? – зверь был непреклонен. Боль заметно рассеялась и была лишь на задворках сознания. Если бы Тоня снова выразила свой протест, фамильяр растерзала бы её на мелкие кусочки, от чего, возможно, Мише пришлось либо сменить место жительства, либо сознаться в непредумышленном убийстве на почве принятия спиртного.
— Готова. – слово было произнесено, и тот час перед ней возник жирный, размером с большой палец руки – таракан. Он хитро щерился и шевелил усами, готовый тут же пуститься наутек, но, Тоня была быстрее. В мгновение ока она схватила таракана рукой, закрыла ладонь и поднесла её ко рту. Что – то неумолимо хрустнуло, затем, чавкающие звуки направили раздробленный хитин и желчь таракана прямиком в пищевод. «Кушаем быстрее, зубками жуем!» — кажется так ей говорили в детском саду.
— Мрффф!!! Прекрасно! Лучше и быть не может! – пропела черная кошка восседая на столе. – Тоня, ты такая лапочка, не дать, не взять! Вот твоё новое испытание.
Тоня изрядно напряглась, на зубах все еще был чертов привкус помойки и какого-то не свежего хрючева, прямиком из той же мусорки. Она откашлялась и все-таки согласилась на следующий раунд.
* * *
Тем временем в квартире у Фомичева, была открыта десятая бутылка пива. Слава усмехался прямо в наглую физиономию народного артиста, и думал о том, что ничего легче, чем выпить пять литров пива за полчаса, ему не придётся. Однако, второй раунд был еще более щадящим. Басков подвинул к нему не весть откуда взявшийся микрофон и озвучил второй вопрос-испытание для Славы.
— Вот, знаешь, хит у меня есть. Про шарманку, споешь – считай, закрыл второе окно. – лже Басковы улыбнулся, фальшиво, надменно, но за этим всем скрывалось какое-то безумие и надвигающийся кошмар.
— Да легко! – Слава взял гитару, затем на ней же взял нехитрые три аккорда и запел.
«Вернулась шарманка, о чем-то вздыхая,
Вернулась шарманка, ночами рыдая,
Страдает шарманка, стирая улыбки,
Рыдает шарманка c душой первой скрипки!».
Призрак Баскова демонстративно прослезился и лишь махал рукой, чтобы Слава продолжал, а тот, не теряя мотива, а наоборот пытался взять новые верха в исполнении посредственной песни народного певца. Когда гитара, казалось, устала, Слава бросил её от себя словно распаляющуюся кочергу куда-то вдаль комнаты.
— Примите мои поздравления, маэстро! Вы прекрасно справились с этой нелегкой задачей! – скандировал призрак Николая.
Про себя Фомичев Слава думал лишь одну, известную ему мысль, съедавшую его мозг, а что если бы пришлось петь какое-нибудь современное дерьмо? Слава, наверное, не смог и слова достать из того, что слышал по радио и телику за последние два года. Невнятная речь, наложенная на биты и все это сверху посыпано автотюном. Новые музыкальные течения пугали его, как хорошо, что Басков все еще актуален среди людей его возраста или не актуален?
* * *
Тоню слегка вырвало, ковёр был ни в чем не виноват, но к сожалению, попал под раздачу. «Как хорошо, что он спит.» — Тоня думала невпопад, вспоминая то о хрусте хитина на своих зубах, то о том, что ей предстояло сделать дальше. Все мышцы её тела напряглись, когда фамильяр выдал очередное задание.
— Мряф! Ты хорошо справилась с насекомым, а как насчет реального мяса? – эти глаза прожигали её насквозь доставляя изрядную долю дискомфорта, словно Тоня не должна была выиграть в эту игру, а проиграть, прямо здесь и сейчас. – Следующее испытание! Прр… На кухне я там видела большой нож, а еще я так не кстати проголодалась. Твой друг мне отлично подойдет. Мур!
— В каком смысле подойдет, он что для тебя, костюм что – ли? – Тоня напряглась.
— Ах! Какие же вы все – таки с муженьком шутнички, диву даешься. Прр… Ты какую часть больше любишь, голень, бёдрышко или весь окорок целиком? – фамильяр задавал реально чудовищные вопросы, которые тут же перенеслись на все еще бессознательное тело Миши.
Тоня еще сильнее напряглась, её мышцы вытянулись струнами, которые до нельзя растягивал какой-то умалишенный, но очень сильный и смелый гитарист. Её буквально выгибало назад, а затем возвращалась память о дикой агонии, которой она предалась, когда отказалась есть таракана. Похоже, выбора у неё совсем не было, особенно, когда заводишь знакомство и дело с темными силами.
— Тонечка, ты где? – в воздухе комнаты появилось напряжение, что неприятно щекотало слух.
— Голень, пусть будет голень. – Тоня сама была недовольна своим решением, но очень хотела жить.
— Мрр! Прррелестно! – черная кошка вытянулась и втянула носом воздух, словно ощущала то, что будет происходить дальше.
Тоня нашла на кухне действительно крутой охотничий нож, которым Миша, похоже, резал и крошил все, что только можно. Приятная деревянная ручка села в руку как влитая, а тяжесть клинка приятно потягивала мышцы предплечья. До конца не осознавая то, что ей придется сейчас сделать, Тоня снова вернулась в гостиную, где Миша пытался продрать глаза, которые из-за аллергии налились слезами и покрасневшими капиллярами.
Она не дала ему и шанса на спасение. Клинок резко вошел в грудь, от чего Миша даже не успев крикнуть завалился на бок и стал надсадно хрипеть. Кровь разливалась по бедному ковру, который за какой-то час пережил на себе нехилые надругательства и стал своеобразным последним пристанищем своего уже бывшего хозяина. Тоня, как заправский мясник, задрала штанину на левой ноге Миши и принялась рубить прямо по коленному суставу.
Все отвратительно чавкало и хрустело. Теплые кровавые капли орошали её лицо, попадали в волосы и окрашивали голубую кофточку в бордовый оттенок. В её глазах был и страх, и боль, и ненависть. Она остервенело продолжала рубить несчастный сустав и когда с последним взмахом ножа голень отделилась от сустава, она заплакала.
Фамильяр принялась жадно пожирать человеческое мясо. Её зубы сверкали в отсветах лампы, клыки окрасились кровью и больше напоминали какой-то адский зёв. Тоня решилась практически мгновенно. Она все еще держала нож в руке, зареванная и отчаянная она взмахнула им в последний раз и опустила на черное пушистое тельце.
Нож прошел насквозь, ударившись о несчастный ковер, который тоже начал истекать только одному ему известной жидкостью. Тоня успела увидеть, как с диким ревом фамильяр ведьмы бросился ей в лицо, нож ни причинил ей вреда, но поставил жирную точку на судьбе Антонины. Капли крови окрасили потолок комнаты в причудливые кляксы.
* * *
В комнате Славы доппельгангер Баскова вдруг встал по стойке смирно, словно к чему-то прислушиваясь. Так же напрягся и Слава, голова наливалась алкоголем, духотой и ужасом от своего ночного гостя и выпитого пива.
— Ты чего? Киркорова учуял? – Фомичёв ляпнул это просто так, он не знал, что могло вдруг вывести его гостя из строя. Через минуту Басков повернул к нему голову и учтиво улыбнулся, словно извиняясь.
— Славк! Я тебя поздравляю, третьего задания не будет, а так хотелось, так хотелось. – пропел народный голос России.
— В каком это смысле? – Слава помотал головой из стороны в сторону и зрение начало давать сбой. Фигура перед ним расплывалась на что-то черное и вязкое, утекая куда-то между батареей и трубой отопления. Вопросы, которые взорвались в голове у Славы, оглушили его и он, под давлением уже сдающей позиции психики, упал со стула ничком и сильно ударился об паркет лицом.
Фомичёв очнулся от сильного удара в дверь. Лицо неприятно саднило, пустые бутылки встали перед глазами словно волна моря, на котором Федя не был уже три года, просто не мог позволить себе наслаждаться в одиночестве этим ощущением покоя и умиротворения. В дверь продолжили стучать.
— Иду, иду! – охрипшим голосом бросил Слава.
Открыв дверь, он увидел Тоню. Она стояла перед ним одетая словно на торжественный приём или как минимум на похороны цыганского барона. Черный соболиный полушубок подчеркивал важность носившей его особы, строгая юбка – карандаш черного оттенка подчеркивала бедра, голени, налитые силой, вырывались из колготок, а полуботинки на каблуках подчеркивали и без того славную картину. Глаза, словно подведенные настоящим углем показывали решимость хозяйки и подчеркивали строгость, хрусталики отдавали волшебным блеском, как блики на снегу. Губы, выкрашенные в алый цвет, словно вампир только что хлебнул свежей крови.
Все это было ему так знакомо три года назад, что, казалось он уже никогда не увидит подобного. Набравшись смелости и строгости, но не без надежды выпалил.
— Чего надо? Матери с соседкой изменила?
— Слава, ну будет тебе. Прости меня, пожалуйста, я ж без тебя три года жила, как в тумане. Давай в новый год начнем все сначала, а? – ласково пропела Тоня.
— Чтоб ты опять новое видео на регистратор снимала? Ну уж нет. Хватит. – Слава насупился словно обиженный ребенок.
— Слава, да я больше никогда в жизни. – она зашла в квартиру и воздух наполнился ароматом духов. Слава вдохнул полной грудью этот аромат, который он никогда не забывал и вдруг не захотел отпускать. Он крепко её обнял, а затем страстно поцеловал в алые губы, больше не сдерживаясь, а затем расплакался как ребенок.
А где – то там, в одинокой квартире в одном из спальных районов города, раненный ковер уже пропитался кровью своего хозяина и какой-то старухи, лицом которой были страшные увечья от когтей яростного зверя, а на горле была чудовищная рана, то ли от грубой пилы, то ли от смертельно острых маленьких клыков.