Планировка у квартиры была в высшей мере ублюдочной, этим-то Макс и решил воспользоваться. От входной двери тянулся узкий коридор, который заканчивался большим зеркалом и сворачивал влево, к комнатам, а посреди этого коридора находился санузел — мало того, что совмещённый и до ванны приходилось протискиваться между унитазом, стиральной машинкой и огромным уродливым монстром, по ошибке названным раковиной, так ещё и получить дверью этого санузла по лицу, когда ты заходишь в квартиру, а кто-нибудь выходит из ванной, — проще простого, но цена за съём, особенно на двоих, была очень даже приемлемой, так что Макс не жаловался и переезжать не планировал.
Прошлый сосед Макса, невзрачный парнишка, чьего имени я уже и не помню, бросил университет, не окончив первого курса, и вернулся в родной город. Стать новым сожителем, точнее, сожительницей, не повезло Лизе. Лиза была неземной, по-другому и не скажешь, такую видишь среди утренней давки в метро и не веришь, что она часть всей этой унылой серости. Это не совсем красота, от Лизы будто исходил тёплый свет, к которому тянешься даже против воли, а её голос был похож на тёплое молоко с мёдом перед сном, он был мягким, как пуховое одеяло в зимнюю ночь, хотя, если честно, до того дня мы с ней едва ли три раза обменялись взаимными приветствиями, но даже так я знал, что Лиза — сплошное тепло.
Она приехала учиться сюда из какой-то далёкой глубинки и была очень рада, что найти сожителя удалось так быстро, — это я знал со слов самого Макса. Он, в общем-то, мог бы и приударить за одинокой девушкой или хотя бы попытаться наладить с ней дружеские отношения, но Макс был… как бы это правильно сказать-то?.. В общем, долбоёбом он был, тем самым, что может размалеваться под клоуна и выпрыгнуть на вас с пластиковой бензопилой из-за кустов, напугать до полусмерти и до смерти быть довольным провёрнутой шутейкой. За такие шутейки Макс нередко отхватывал, однажды даже заработал перелом пары рёбер, но это его не останавливало.
— На самом деле она странная, — говорил Макс, крутя в руках резиновую маску. Маска изображала страшную рожу грязно-зелёного цвета и на вид была довольно омерзительной, от неожиданности можно сразу и не разобрать, что перед тобой всего-навсего придурок в маске, а не бешеный вурдалак — или что там подразумевалось.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, пытаясь усесться на краешек ванной и не понимая, почему я не мог подождать в комнате или на кухне — вдвоём тут тесновато, да и становиться в некотором роде соучастником Макса желания у меня не было. — У тебя есть нашатырь?
— Зачем это?
— Вдруг она в обморок грохнется, — я пожал плечами. — Ну, как твой прошлый сосед. Мало ли.
— Она странная, — повторил Макс. — Каждый раз, когда приходит, минут по двадцать в зеркало таращится. Именно таращится, а не поправляет макияж, просто стоит на месте и смотрит. А недавно — слышу, дверь хлопнула, ну, я вышел поздороваться, а никого нет, — Макс помолчал. — Потом пошёл на кухню за чаем, возвращаюсь, а она стоит перед зеркалом, я от неожиданности чуть кружку не выронил.
— Может она в ванную заходила? — я наконец залез на стиральную машинку, получилось вполне сносно, разве что в лицо лезло развешанное сушиться шмотьё. — Ты опять забыл кусок мяса в раковине что ли? Тут чем-то воняет.
Макс принюхался.
— Ничего я не забывал. Глаза разуй, у тебя толчок перед носом. Не знаю, что тут за система канализации и есть ли она вообще, но иногда несёт так, что в подъезд зайти невозможно.
— Замечательно, — я почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Было душно, и пахло вовсе не канализацией, но спорить не хотелось — хотелось послать Макса к чёрту, забрать конспекты, за которыми я к нему и зашёл, и поскорее выйти на свежий воздух. — Так что там с нашатырём?
— Тихо ты, — отмахнулся Макс, услышав щелчок замка. Он натянул маску на голову и, подождав с минуту, выскочил в коридор с диким ором.
Я подумал, что мне не очень повезло — как сегодня, так и вообще. Не повезло с другом-дебилом и не повезло зайти к этому дебилу именно сегодня.
Ещё я почему-то подумал, что мне не повезло оказаться не в то время и не в том месте, но не успел понять почему, просто в груди разрослось непонятное чувство тревоги, оно попыталось вырваться наружу, ткнулось чем-то холодным в нёбо — наверное, в тот момент я наконец догадался, чем именно пахло в квартире, но эта догадка пока не оформилась в связную мысль, а только обосновалась противным страхом внутри. Мне захотелось схватить Макса за футболку, затянуть обратно в ванную и посидеть здесь ещё часа два — да хоть до утра, но я не успел.
Макс коротко взвизгнул (я даже не подозревал, что он способен издавать подобные звуки) и начал пятиться назад, стягивая маску — получилось у него попытки с четвёртой.
— Что там такое? — спросил я, соскакивая со стиралки. За Максом ничего не было видно, мне пришлось встать на цыпочки, чтобы выглянуть из-за его плеча. Тревога внутри окрепла, отдаваясь звоном в ушах, может, это была и вовсе не тревога, а дурное предчувствие, проклюнувшееся слишком поздно, — всё произошло слишком быстро, быстрее, чем я смог толком что-либо осознать. Я надеялся, что это просто беспокойство о Лизе, вдруг она действительно упала в обморок, ударилась головой об угол тумбочки и теперь истекает кровью — вполне неплохой вариант по сравнению с тем, что я увидел.
Лиза, как и говорил Макс, стояла перед зеркалом, почти вплотную, и она обернулась, одной только шеей, провернула голову как девочка из грёбанного «Экзорциста», и теперь смотрела на нас широко распахнутыми глазами. Теперь вокруг неё не было никакого мягкого света, от неё исходила только угроза, густая и тягучая, липнущая к коже и не дающая пошевелиться — совсем как парализующий яд.
— Что за херня? — прошептал Макс. Прозвучало очень ничтожно и жалко. — Лиза?
Лиза наклонила голову набок и скривилась в оскале, от её тёплой улыбки не осталось и следа, вместо ровных зубов торчали кривые клыки, и запах её дыхания, гнилой и стухший, — этот запах я чувствовал даже стоя за Максом. А потом Лиза… она… оно упало на четвереньки — коленные суставы громко хрустнули, ладони шлёпнулись об пол. Я почему-то вспомнил, как Маринка, моя старшая сестра, в детстве так же забавлялась с куклами, ну, теми, у которых руки-ноги во все стороны гнутся, а потом бросала их валяться в неестественных позах где попало, и когда я натыкался на них, например, ночью по пути в туалет, мне становилось до жути неуютно и неприятно, будто куклы укоризненно смотрели на меня своими нарисованными глазками и тянули ко мне свои кривые пластиковые ручки.
И теперь Лиза стояла, так же изогнувшись, он пригибалась к полу, вперив в нас злой, враждебный взгляд, в котором читалось только желание разорвать на куски, а я вспоминал переломанные кукольные конечности и не мог шевельнуть хотя бы пальцем.
Лиза зарычала и, чуть пошатываясь, двинулась в нашу сторону, её пальцы, тонкие, с аккуратно накрашенными ногтями, скользили по линолеуму, поскрипывая и сгибаясь, будто лапки огромных пауков.
— Да с хрена ли ты стоишь?! — наконец крикнул Макс, дёрнув меня за руку. Он с силой пнул дверь, и та стукнула Лизу, заставив её завалиться на бок — это выглядело как глупая сцена из фильма, глупая и смешная, но это было по-настоящему, Лиза была настоящей, она рычала, пытаясь подняться, и по её подбородку стекала слюна, капая на пол и вывернутые ладони.
Пришёл в себя я уже после того, как мы оказались в комнате, в Лизиной комнате, переполненной самыми разными вещами, словно каждый жилец съезжал отсюда, ничего с собой не забрав, — тут и там стояла какая-то неуместная мебель, на выцветших обоях картины теснились вперемешку с плакатами из журналов, а на полках громоздились книги, шкатулки и просто всякий мусор, что-то выглядело совсем новым, а что-то было покрыто толстым слоем пыли. Дверь закрывалась на хлипкую щеколду, не способную выдержать простой сквозняк, не говоря уже о взбесившемся монстре.
— Макс, руку, — наконец сказал я, слыша глухое рычание и скрежет ногтей — будто кошка царапалась. — Руку пусти, — Макс до сих пор цеплялся за моё запястье, больно сжимая.
— Ага, — Макс разжал пальцы. — Комод, — он кивнул на здоровенный комод у стены. — Помоги пододвинуть.
Лиза — это существо начало бросаться на дверь, и щеколда задёргалась, грозясь слететь, да и, признаться честно, я сомневался, что комод, пусть и большой, пусть огромный и тяжёлый — мы едва смогли сдвинуть его с места, а на полу остались царапины от чугунных ножек — нет, комод бы тоже не выдержал. То жуткое существо лениво бросалось на дверь, глухо выло и снова бросалось, и с каждым разом, казалось, становилось только сильнее, но в перерывах между ударами я забывал, что за дверью притаилось настоящее чудовище, я не хотел верить в это — и Макс, думаю, тоже. Он, весь бледный, тупо смотрел на комод, на позвякивающие на нём статуэтки-побрякушки — спустя три или четыре удара одна из них упала на пол и разлетелась осколками, — мелко дрожал и в целом выглядел так, будто вот-вот тронется умом.
— Что это такое? — наконец заговорил Макс. Я не знал, что ответить, — я надеялся, что всё это окажется неправдой, что из-за двери раздастся человеческий голос и Лиза спросит, почему мы так странно себя ведём, но Лиза только скребла ногтями по полу и досадливо подвывала.
— Понятия не имею, — ответил я, опускаясь на подвернувшийся под руку стул, ноги подкашивались, и я снова почувствовал что-то давно забытое и детское — когда вечерами мне казалось, что из-под кровати выпрыгнут жуткие монстры или не менее жуткие куклы сестры, я плотно закутывался в одеяло, накрывался им с головой, даже если становилось невозможно дышать, и старался как можно скорее заснуть. Сейчас мне хотелось того же самого, хотелось заснуть и открыть глаза в другом — безопасном — месте.
Но было кое-что ещё, что никак не давало мне покоя, перебивая даже страх перед непонятной тварью в коридоре, — был запах, тот самый запах гнилого мяса, который я учуял ещё в туалете и ошибочно принял за неудачную попытку Макса приготовить хоть что-нибудь. В комнате Лизы этот запах становился гуще, забивался в нос и не давал дышать.
— Теперь чувствуешь?
— Да, — Макс указал на дверь в углу. — Это оттуда несёт.
— А что там?
— Кладовка… вроде. Может быть, там ещё парочка таких сидит. Как Лиза.
Его слова не добавили мне смелости, но я всё-таки заставил себя встать со стула и подойти к, предположительно, кладовке. И открыть дверь.
— Ебануться, — выдохнул Макс. — Это что, земля? — он пихнул меня в сторону, зашёл внутрь и опустился на колени, водя ладонями по полу, словно не поверив своим глазам. — Это земля, и знаешь… такого здесь точно не было. Здесь была гора коробок со всяким хламом, а не грёбанная пещера.
Я так и не рискнул зайти туда. Эта пещера, похожая на огромный погреб, не внушала доверия, но внушала мысль о параллельных мирах — в такой шагнёшь и обратно уже не вернёшься.
— Макс, вернись, а, — я слышал, что мой собственный голос звучит жалобно и умоляюще, но совладать с ним не мог, вероятно, я и сам был на грани сумасшествия. — Там, прямо за тобой, — у меня не вышло произнести это вслух, но Макс встал, обернулся и, увидев кучку мяса, полусгнившую, кишащую белыми червями массу из чего-то тёмного и отвратительного, согнулся в приступе тошноты. Отчётливо видневшаяся кисть руки отметала все сомнения — раньше это что-то было живым человеком.
Спустя пару минут Макс захлопнул дверь и начал нервно ходить туда-сюда по комнате, это раздражало, но не настолько, чтобы отвлечься от бившего в затылок страха — прошло не больше пятнадцати минут с тех пор, как мы сдвинули комод к двери, но Лиза… Я подумал, что ещё через пятнадцать минут она проберётся в комнату.
И тогда…
Тогда…
— Тогда нам конец, — тихо сказал Макс. И добавил: — Ты говоришь вслух.
Потом он сказал:
— Бред какой-то. Я просто не могу поверить. В коридоре беснуется перекрученная девка, вместо кладовки — пещера с мясным рынком, а мы, возможно, наслаждаемся последними минутами нашей жизни. И попробуй отгадать, что самое ужасное в этой ситуации?
— Что? — от его тирады мне стало легче, к мыслям вернулась чёткость и ясность, и я чётко и ясно понял, что мы — покойники. Мы действительно загнаны в ловушку злобной тварью, складирующей куски человечины про запас. Мне стало легче, но не спокойнее, страх по-прежнему давил на затылок, будто мне на шею уселась холодная и склизкая лягушка, которая подпрыгивала с каждым ударом Лизы.
— Я ужасно хочу ссать, вот что! — выпалил Макс и досадливо пнул всё тот же комод. Мне стало смешно, и я рассмеялся, как-то нервно и неуверенно.
— Ссы в окно, — наконец ответил я. — Или можешь попробовать дойти до туалета.
— Окно, — повторил Макс, и глаза его загорелись, будто он нашёл решение всех проблем — впрочем, все проблемы сводились к одной, к той, которая подозрительно затихла в коридоре, чего-то выжидая.
— Мы на восьмом этаже, — напомнил я, прислушиваясь. Лиза и правда угомонилась, может быть, тоже прислушивалась, может быть, устала. Мне казалось, что прошли как минимум целые сутки с тех пор, как глупая шутка Макса обернулась чем-то жутким, безвыходным и безнадёжным, но ярко-жёлтые настенные часы показывали, что на деле прошло едва ли прошло чуть более двадцати минут.
— Да, но ведь можно же… — Макс запнулся, ломанным движением запустил руку в волосы. — Можно же позвать кого-нибудь на помощь.
— Бесполезно. Стоит сюда кому-нибудь заявиться, как она тут же снова станет нормальной, а нас примут за… — я не договорил, за дверью раздался высокий свист, он пробился сквозь дверь и впился в барабанные перепонки — как пчела ужалила. Этот свист смутно напомнил мне давным-давно прочитанный рассказ о злобном чудовище, которое приманивало похожим свистом своих жертв, но вспомнить что-либо ещё (хотя бы то, как это чудовище было побеждено) я не успел; Макс вдруг сорвался с места и навалился на комод, в его глазах плескалось помешательство.
— Какого хрена ты делаешь?!
— Ты что, не слышишь? — Макс остановился и посмотрел на меня. — Это мама. Слышишь?
Но я ничего не слышал, весь мир вокруг заглох, ни воя Лизы, ни шума с улицы — ничего, и только спустя несколько минут напряжённой тишины я смог различить слова, доносящиеся словно сквозь плотный слой ваты, они то затихали, то становились чуть громче, и голос, напевавший их, был таким знакомым, и слова — незатейливая колыбельная с простеньким мотивом — тоже были знакомыми. Это и правда был голос мамы Макса, он был её и не её одновременно, в точности повторял нежные интонации — я помнил их до сих пор, хоть и слышал их в последний раз больше пятнадцати лет назад, — но вместе с тем таил в себе что-то зловещее, затаившееся в напряжённом ожидании.
— Это невозможно, — с трудом сказал я. Голос убаюкивал, звал к себе, и сопротивляться ему было тяжело. — Мама умерла.
— Но это же она, — Макс выглядел потерянным, совсем не похожим на себя.
Спятившим.
— Это всё ещё Лиза, помнишь? Перекрученная девка, которая хочет нами поужинать, ну же, Макс! — я принялся трясти его за плечи, и он, вроде как, начал приходить в себя, но Лизе, видимо, надоело ждать, она с яростным воем снова стукнулась в дверь, отчего послышался громкий треск ломаемого дерева, в образовавшемся проломе мелькнули руки, и вскоре Лиза забралась на комод, вваливаясь в комнату. Теперь она даже отдалённо не напоминала ту милую девушку, какой была совсем недавно, она вообще больше не походила на человека, скорее на огромного и голодного паука. Лиза шлёпнулась на пол с тем самым мерзким звуком, который раздаётся, когда со стола падает кусок мяса, её глаза, ввалившиеся и потемневшие, потеряли последние крупицы осмысленности, а кожа приобрела зеленоватый оттенок разлагающейся плоти.
Макс схватил первое, что попалось под руку — этим первым оказалась безвкусная статуэтка коня, встающего на дыбы. Конь был большим и на вид увесистым — долгое время я видел его на подоконнике в подъезде, наверное, кто-то из соседей поленился дотащить уродца до помойки, а потом он пропал. Оказывается, пропал сюда, но кто и зачем его приволок — Лиза или тот студент — я не знал.
Я зажмурился за секунду до того, как Макс опустил статуэтку на всё ещё вывернутую голову Лизы. Я слышал, как хрустят кости, как этот хруст сменяется чавкающим звуком, как что-то хлюпает, будто талый снег под подошвами ботинок, как хрипит Лиза и как Макс, в конце концов, с грохотом отбрасывает коня в сторону.
Мне не хотелось открывать глаза — я боялся увидеть жуткого монстра, до сих пор живого и готового атаковать, но ещё больше я боялся его не увидеть, — и когда я наконец заставил себя это сделать…
На полу лежала изуродованная Лиза, кончики её пальцев едва подрагивали, а от её лица осталось лишь неразборчивое месиво, но даже так было видно — это Лиза, та самая неземная Лиза, человек, а вовсе не отвратительное чудовище.
И я не сомневался, что за дверью в углу комнаты не обнаружится ничего, кроме всякого хлама, распиханного по коробкам и чуть заметно пропитавшегося запахом гниющего мяса.