Ненавижу кошек. Точнее, даже не так – ненавижу кошачьи вопли. Все эти горестные, призывные, яростные и прочие… прочие. Особенно тяжко приходится весной, когда без кошачьих воплей не обходится ни один двор даже в большом городе. Что уж говорить о деревенских? Впрочем, именно весной я стараюсь всеми возможными способами избегать загородных поездок, посиделок и гулянок. Вообще стараюсь пореже высовывать нос из дому. А уж после захода солнца меня на свежий воздух не выгонит даже пожар в собственной квартире. Лучше уж смерть в огне, чем… чем…
Но, пожалуй, стоит начать с начала, чтобы объяснить внезапное происхождение у меня подобной забавной фобии. Да уж. Сколько неприятных мгновений мне доставили внезапные «мяу» обычных городских мурок, заставляющие вздрагивать и начинать судорожно оглядываться. Так что забавной эта фобия стала лишь для окружающих. А я… я все еще стараюсь забыть все то, что видел лишь однажды, и, искренне надеюсь, что не увижу вновь.
Да, произошло это тоже весной. Именно тогда, едва сошел снег, как товарищ пригласил меня к себе на дачу. Причина была крайне банальной – отдохнуть от города с его ритмом и количеством людей. Тогда я думал, что это как раз то, что нужно, чтобы избавиться от напряжения, которое рано или поздно, но овладевало любым жителем крупного города с его бешеным ритмом и постоянной суетой.
Программа была обширной, но к вечеру первого дня мы успели выполнишь лишь ее часть, нажарив шашлыков и уделив изрядное время им и, чего греха таить, изрядной дозе горячительного.
Весной темнеет уже не так рано, как зимой, но сумерки едва спустились, когда из леса донеслось первое «мяу-мяу» с отчетливой вопросительной интонацией.
— Чей-то у вас кошки разорались? – осведомился я у товарища. – Март ведь, вроде, давно прошел.
— А это не кошки, – отмахнулся тот, вновь прикладываясь к стакану. – То ли ворона залетная, то ли еще какая птица. Каждую весну начинается.
— Что начинается?
— Да это «мяу-мяу». Каждый год весной. А кошек тут нет. Ни одной. Ни у кого. Пытались завести, шоб, значит, мышей гонять. Да не задерживаются те. То ли сбегают, то ли какая зараза их валит, но не задерживаются. Да и мышей ни у кого нет. Отродясь не было. Оттакая мистика.
— Мяу-мяу? – снова раздалось со стороны леса, но уже ближе. Что-то в этом «мяу» было странным. В самом деле, словно повторяет кто, сам не понимая тех звуков, которые произносит. У кошек это звучит как-то более осмысленно, что ли.
Посидев еще немного у затухающих углей, краем уха прислушиваясь к кружащим вокруг участка «мяу», мы решили, что норма развлечений на сегодняшний день выполнена, а остальное вполне можно перенести и на завтра.
Посреди ночи я проснулся все от тех же «мяу-мяу» и ощущения, что последний стакан явно бы лишним. Потратив некоторое время на мучительный выбор – дойти до уборной сейчас или попытаться заснуть обратно, принял решение о посещении уголка задумчивости. Там уже и проснулся окончательно, невольно прислушиваясь к неутомимому мяуканию снаружи. Да, под такой концерт заснуть вряд ли получится.
Сонно матерясь, я нашел свои сапоги и вооружился старым и испробованным девайсом, призванным выключать настойчиво мяучащую под дверью сигнализацию.
В таком виде, вооруженный тапком, я выполз на улицу, поежившись от весеннего, но все равно холодного воздуха, мигом пробравшегося под домашнюю одежду.
— Ну и где же ты, животное? – покрутил я головой, прислушиваясь.
— Мяу-мяу? – осведомилась темнота слева, со стороны фруктовых деревьев. Все еще голых после зимы.
— Ща я тебе устрою «мяу-мяу», — торжественно пообещал я в темноту.
— Мяу-мяу? – ответила темнота и замолчала, дожидаясь возмездия.
Придерживая одной рукой сползающие штаны, а другой сжимая тапок, я только сейчас подумал, что неплохо было бы взять еще что-то, помимо праведного гнева. Пришлось вернуться за телефоном, так как где здесь у товарища фонари я понятия не имел.
— Мяу-мяу? – поприветствовала меня темнота, едва я вышел на порог во второй раз.
— Сколько можно орать и не давать спать честным людям? – поинтересовался я у нее в очередной раз и, подсвечивая себе телефоном, направился в сторону фруктовых деревьев.
Какое-то время было тихо. Я успел добраться до прямой линии деревьев, высаженных у забора. Если верить другу, то тут была пара вишен, несколько груш, слива… и еще что-то, плодоносящее. Обследовал подножие каждого дерева, проверил ту часть забора на предмет подкопов. Кошки и следа не было. Неужто удрала? Зря я только сюда топал.
— Будешь знать, — погрозил невидимой кошке тапком и собрался возвращаться обратно, когда мои мысли прервало…
— Мяу-мяу? – откуда-то сверху. На дереве, что ли, сидит? Слезть не может?
— Да что ж ты будешь делать? – подняв голову, я ничего не увидел и только после этого догадался поднять руку с фонариком на телефоне.
— Мяу-мяу? – осведомились с расстояния в метр, а я подвис, рассматривая вопрошающего, не в силах поверить в то, что вижу.
— Здравствуй, белочка, — попытавшись вспомнить, выпили ли мы достаточно для таких глюков, я никак не мог вспомнить точно количество. Но вот последствие было более чем реальным. Оно пырилось на меня с ветки дерева и весело подмигивало светящимися желтыми глазами.
— Мяу-мяу? – повторило существо и по-совиному повернуло голову на сто восемьдесят градусов.
Не знаю, водятся ли в наших широтах чупакабры. Но если бы я описывал чупакабру, наверняка у нее было бы много общих черт. Башка у существа была… кошачьей. Наверное даже рысиной, с пушистыми щеками, треугольными ушами и трогательными кисточками на ушах. Были ли кошачьими глаза – трудно сказать, они светились желтым, и я не сразу понял, что это не отблески от фонарика, как бывает у кошек. Даже когда рука с фонариком безвольно повисла, глаза продолжали светиться. Я все еще стоял столбом, пытаясь хотя бы понять увиденное. Помимо кошачьей башки у этого создания были конечности с цепкими то ли человечьими, то ли обезьяньими пальцами. Правда, ни у одной обезьяны, которых я видел, не было в лапах такого количества суставов. Тело было небольшим, лысым, покрытым коричневой кожей, шерсть была только на башке и на «ладонях». Серая, белая, какая-то светлая, одним словом. Был ли хвост – я не знаю, заставить себя снова поднять руку с фонариком я не смог.
Больше всего смущала именно эта кошачья голова, словно оторванная у большой кошки и пересаженная на лысое тело, размером с тело пятилетнего ребенка. Но ведь башка то – кошки. А чем питаются кошки? Мясом? «Парень, да ты полностью из мяса», — подал голос глас разума.
— Мяу-мяу? – как-то торжествующе раздалось с ветки, и послышался шорох. Скорее инстинктивным движением, чем осмысленным, я вскинул руку, прикрываясь. Когти этого создания полоснули по руке, хоть и целили в лицо. Только боль и вывела меня из ступора. Боль и новое «мяу-мяу», раздавшееся с другой стороны, со стороны леса. Только это, новое «мяу» звучало другим голосом, более хриплым. Взрослым? Это – детеныш?
Правда, об этом я думал уже на бегу, стремясь скрыться за дверью домика.
Не знаю, каким чудом мне удалось сбежать. Может, оно решило, что такая добыча для него крупновата. Может, дожидалась более взрослого сородича. А может, оно просто решило со мной поиграть. Не знаю.
Знаю, что с гостеприимной дачи я убрался сразу, как смог растолкать товарища и привести его в более-менее вменяемое состояние. После того, как рассвело. Потому что до самого рассвета я сидел у двери, подпирая ее спиной, слушал осторожное «шкряб-шкряб» и «мяу-мяу» под дверью, и думал о том, а достаточно ли крепкие у друга окна на втором этаже, и кто именно догадался на первом этаже оборудовать все окна решетками?
Разбиться на дороге казалось не такой страшной перспективой, как встретиться с этим созданием еще раз.
На память о той ночи мне остались шрамы на руке, отпечаток небольшой лапы на экране втоптанного в грязь телефона, после того, как тварь выбила его из моей руки, так похожей на человеческую руку. И забавная фобия, заставляющая вздрагивать на каждое «мяу-мяу», дарующая бесконечные бессонные весенние ночи, когда я сижу, курю у окна, забранного крепкой решеткой, стараясь не думать о том, что за очередным «мяу-мяу» скрывается не обычная дворовая мурка, а нечто… большее.